ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
— И?! — раздраженно спросил господин Шальган, — Что же дальше?
Мугид развел руками:
— Завтра, все завтра. Сегодня, к сожалению, слишком поздно. Вам пора кушать и отдыхать, господа.
— Минуточку. — Это встал со своего места Данкэн. — Минуточку, господин повествователь. Мне кажется, пора кое-что прояснить.
Все повернули головы в его сторону, а я с отстраненным интересом подумал: ну-ка, ну-ка, неужели он наконец решил сыграть в открытую?
Понятно, когда на тебе — ответственность за жизни многих десятков людей, поневоле начинаешь проще относиться к проблемам такого рода.
— Я хотел бы раз и навсегда выяснить, что вы делаете для того, чтобы мы могли отсюда выбраться, — резко и холодно заявил журналист. — Будьте так добры ответить на сей раз без увиливаний.
Мугид вздохнул и посмотрел на Данкэна, как смотрит отец на ребенка, требующего немедленно и правдиво рассказать, откуда берутся дети.
— Разумеется, без увиливаний, — заверил он. — Делаю все возможное. Но к моему огорчению, связаться с конторой спасателей я не могу — сломался передатчик.
Генерал возмущенно фыркнул, господин Валхирр привстал, собираясь протестовать. Мугид покачал головой:
— Дайте же мне договорить, уважаемые! Да, я не могу связаться со спасателями. Но я сделал это позавчера и уверен — они в самом скором времени должны прибыть. Так что причин для беспокойства…
Он продолжал говорить, но я уже не слушал. Я видел: повествователь лжет. Но — зачем?!
И вдруг я понял: ловушка! Нужно уходить. Немедленно. Это затишье — перед грозой, и молнии этой грозы — я был уверен — уже нацелены в меня. Стоило вспомнить о тех, кто был здесь до меня…
Бежать. Но — как? Что-то ворочалось на задворках сознания, что-то такое, позабытое мною впопыхах, а теперь очень важное и нужное. Что? Что?!
Мысли не желали подчиняться, сворачивая в одном направлении: поесть. Оно и понятно, ведь сегодня днем я вместо того, чтобы пообедать…
— Повторяю! — властно и убедительно произнес повествователь. — Причин для беспокойства нет. Никаких. Абсолютно.
Он взглянул на журналиста, и Данкэн, сохраняя на лице каменную бесстрастность потерпевшего поражение, отступил.
— Если вопросов на сегодня больше не осталось, извольте — прошу всех ужинать. Мы вышли из комнатки.
— Что с тобой? — Это, разумеется, была… Здесь я запнулся — никак не мог вспомнить, как же зовут девушку. Проклятие!
— Ничего, Тэсса. Все в порядке. — Ну вот, вспом…
О демоны!!! Опять!
Я схватился за голову и закусил губу, чтобы не закричать. Мне стало невыносимо страшно и захотелось оказаться как можно дальше от этой гостиницы, от этих людей, от этой войны, от необходимости принимать решение, обрекая тем самым на смерть своих солдат, подальше от всего… от всего…
— Что с тобой? — повторила она. — Кажется, тебе стоит лечь и как следует отдохнуть.
— Д-да, — запинаясь, выговорил я. — Конечно, ты права. Но сначала я все-таки схожу поем.
Остальные, к счастью, торопились в Большой зал и поэтому не были свидетелями нашего диалога. В противном случае, думаю, мне вполне могла грозить смирительная рубашка (если таковая имелась в медарсенале «Последней башни»).
За столом я старался вести себя как можно нейтральнее, почти не говорил и смотрел преимущественно в собственную тарелку. Никто, кажется, так ничего и не заподозрил.
Но это уже не имело значения. Я знал, что болен, и знал, что не могу довериться здесь ни единому человеку. Потому что в этом случае они меня наверняка поместили бы в гостиничный лазарет, а мой багаж подвергся бы осмотру. Даже Карна (а тем паче — Данкэн) не стали бы укрывать меня, если б заподозрили во мне душевнобольного. Следовательно, я должен был действовать в одиночку, и действовать быстро (проявляя свойственную большинству психов находчивость и осторожность).
Но нужно успокоиться. И поразмыслить над тем, что же мне делать. Понятно — бежать! Но как?
Закончив ужинать, я отправился к себе с твердым намерением не засыпать прежде, чем что-нибудь придумаю.
И вот тут-то обнаружил на столе оставленный еще утром сверток.
Ах да! книга «академика». Ну что же, поглядим.
Я развернул и оторопело уставился на уже знакомый мне заплесневелый фолиант.
Ха! И еще три раза — ха! Похоже, до слуг ту кучу мусора, что я нашвырял, когда выбирался… — интересно откуда? — в общем, ту кучу мусора до слуг обследовал еще кое-кто. И мне кажется, я знаю — кто.
Но если честно, я был полностью на стороне господина Чрагэна. Уже одно то, что он стал причиной беспокойства нашего невозмутимого повествователя, делало «академика» в моих пристрастных глазах героем.
Потом я сообразил, что недавно переведенный листок — отсюда же, из этой книжки, — увязал с этим беспокойство о пропаже со стороны Мугида и заинтересовался. Что же особенное в нем, в этом фолианте?
Раскрыл и стал переводить.
… Позднее, ближе к рассвету, я наконец понял, что же такое важное позабыл. Закрыл книгу, блокнот с переводом и уснул спокойным сном… сумасшедшего, который отыскал черный ход из своего персонального дурдома. Конечно, мне не хватало еще ключа, но я был уверен, что отыщу подобную малость. Обязательно отыщу.
