2 июня, суббота, день. Бельгия, Антверпен
Огромный складской терминал, метров так двести в длину и не меньше ста в ширину, с въездами для больших грузовиков. Грузовиков сейчас в нем нет, зато есть великое множество контейнеров — тех самых, которыми так богат любой морской порт в этом мире. Стоят рядами, прижавшись друг к другу боками, внутри обосновались торговцы. Много торговцев, неожиданно много, и людей между торговыми рядами тоже хватает.
Рынок хоть и большой, но совсем не шумный — это не Восток, тут все культурно. Смотрят люди товар, если что-то надо — спрашивают у продавца. Никто не торгуется, цена везде написана, как в магазине.
Торгуют всем. А нам, как выяснилось, всего и надо. У меня вот пена для бритья закончилась. Можно мылом, но нет помазка, а ладонью толком не намылишься — уже проблемка получается. У Дрики дела женские, тоже важно. Все важно, даже одежда нужна нормальная, а то у меня исключительно «тактическая», что тоже не всегда удобно.
Здесь были деньги — те самые жетоны, которые мы заметили раньше. Был «Новый Антверпенский банк», да-да, не надо смеяться, который принимал всякого рода ценности от людей и менял их на эти самые жетоны по установленному курсу, тоже никакого торга. Прорезалась былая сметка старой Антверпенской биржи, старейшей в мире? А почему бы и нет.
— Смотри, оружием торгуют, — сказал Дрика, толкнув меня под локоть.
Я обернулся, глянул, куда она указывала. Точно, сразу несколько стоящих бок о бок контейнеров торговали вполне конкретным товаром, в нынешние времена самым востребованным из всех прочих.
— Поглядим?
— А нам разве что-то нужно? — удивилась Дрика.
В чем-то права, наверное: у нас одних патронов почти три центнера, и стволов тоже хватает, и гранаты ящиками. Но кое-что все же требуется, если вспомнить.
— Нужно, — ответил я. — К снайперке патронов почти нет. Их и так было мало, и почти все в Нью-Йорке по «братьям из гетто» расстрелял. Да и вообще…
— Что «вообще»?
— Там посмотрим.
Выбор, к удивлению моему немалому, оказался богатым. Потом уже вспомнилось, что Бельгия хоть страна и маленькая, но производитель оружия очень большой, чуть ли не половину мира снабжала. В продаже было почти все, что можно пожелать, хоть выбор был куда меньше, чем в среднем аризонском магазине в былые времена. К удивлению моему, у торговцев хватало старых винтовок FAL, которые, как я думал, уже давно должны были быть распроданы в страны «третьего мира». Было много пистолетов «Браунинг Хай Пауэр» — уважаемая модель, хоть и старая, а еще я увидел несколько новых «браунингов», модели «Про-Найн», которые мне приходилось видеть в Америке, но стрелять или держать в руке не довелось.
Продавец — высокий худой мужик с растрепанной бородой — заметил мой интерес и протянул мне пистолет, сказав:
— Хотите посмотреть?
— Да, спасибо, — кивнул я.
Удобно. Самое первое впечатление — очень удобно, почти как М1911. Пластиковая рукоятка в ладонь села плотно, затыльник рамки улегся на руку сверху. Покрутил, прицелился в стену — точно нормально.
— Есть сменная задняя часть рукоятки, — сказал продавец. — Можно под руку подогнать.
— Да вроде и так ничего, — ответил я. — Магазины к нему?..
— Два в комплекте, и есть запасные, — ответил тот, выкладывая на прилавок несколько черных коробочек со стилизованной оленьей головой — эмблемой «Браунинга».
— А что по надежности? — спросил я.
— Нареканий не было вроде бы, — пожал тот плечами. — Бывают проблемы на первой сотне выстрелов, потом все нормализуется.
— А кобура под него?
— С этим сложнее, — поморщился он. — Модель новая, ничего под него не выпустили еще. Блэкхоковская «Серпа» от «Хеклер Пи 2000» подходит, кстати, только болтик регулировочный чуть-чуть распустить надо.
— А есть?
— Не было — не предлагал бы, — ответил тот спокойно, снимая с крючка прозрачную пластиковую коробку.
Открыв ее, продавец вытащил черную пластиковую кобуру с рычажком-стопором, покрутил винт крестообразной отверткой, протянул мне:
— Попробуйте.
Действительно, «браунинг» вошел туда как влитой, щелкнув запором. Все, теперь никак не вывалится, пока указательным пальцем не прижмешь плоский рычажок. С другой стороны, а зачем он мне? Сорок пятого у нас запас еще большой, а так я потрачу, как я понимаю, ресурс куда более ценный — патрон автоматный.
— Триста восьмой калибр матчевый есть? — спросил я, с сожалением отложив «браунинг» обратно.
— Есть, — ответил продавец. — Не много, но пару сотен наберу. Могу просто поменять на пять пятьдесят шесть.
— И курс?
— Обычный, три к одному, если военный стандарт.
— Кстати, откуда такое богатство?
— Я был местным дистрибьютором нескольких марок, еще с тех пор осталось, — ответил он. — А военным оружием уже потом разжился. Людей осталось мало, а оружия оказалось много.
Я задумчиво посмотрел на несколько FNC, выстроенных в рядок. Есть соблазн такой винтовкой разжиться, внутри ведь это, по сути, «калашников», как и мой утраченный все в той же Уичите Sig. Причем все армейское, с полноценным «фулл-авто», разве что стандарт под все наши прицелы-фонари-ручки не подходит, тогда хоть выбрасывай добро… Нет, не вижу смысла. До России мне и наличного оружия хватит, а там все равно надо будет искать под другой стандарт. Лишнее это все.
Стоп, а вот это уже интересно… Мой взгляд упал на несколько стальных труб сантиметра по четыре толщиной, крашенных в черный матовый цвет и с какой-то маркировкой белой краской. Они явно напоминали глушители, и, судя по величине, не пистолетные.
— Глушители? — уточнил я на всякий случай.
— Они самые, — кивнул продавец. — «Брюггер унд Томет». Очень хорошо покупают.
— А у вас что, «сабсоники» в продаже есть? — немного удивился я.
Дозвуковой автоматный патрон должен быть сейчас ресурсом ценным — сомневаюсь, что кто-то его на продажу потащит.
— Нет, — ответил тот, — «сабсоников» нет. Но им и так можно пользоваться, звук все равно намного тише получается. — Он показал на мой М4, добавил: — Резьба подходящая, стандарт один и тот же, так что не пожалеете.
Перехватив мой непонимающий взгляд, сказал:
— Звуковой удар от такой пули негромкий, как воздушка хлопнула, а сам звук выстрела снижается на тридцать децибел.
— Ресурс какой? — уточнил я.
— Пожизненный, — сказал он. — Он полностью стальной, нечему портиться. Кстати, пристрелять только надо заново оружие: он скорость пули снижает немного, так что точка попадания смещается вниз. Хотя вблизи непринципиально, разница маленькая.
Хм, это мне точно пригодится. Просто наверняка, с гарантией. Шум от выстрела в замертвяченных местах в настоящую проблему превратился. Если его снизить хотя бы чуть-чуть — было бы очень здорово.
— Автоматика срабатывает?
— Разумеется, — ответил тот. — Даже у FNC срабатывает, а в М4 сопротивление меньше.
— Хорошо, вот это мне отложите. — Схватив с прилавка, я протянул продавцу сразу четыре глушителя. — И двести патронов «триста восемь». И вот это… — Я постучал пальцем по серой коробочке, в которой лежал гибрид пистолетного подствольного фонаря и лазерного целеуказателя. Потом добавил еще пару ЛЦУ для автоматов, с проводками и креплениями, получив одобрительный кивок продавца. — Мне надо сходить за… — Я запнулся, затруднившись с формулировкой.
Сказать «за патронами» — звучит странно, «за деньгами» — так это не деньги.
— За платежным средством, — послышался сзади чей-то веселый голос, говоривший по-английски с сильным акцентом. — Извини, что вмешался, подсказал просто.
Я обернулся и увидел чернявого молодого парня с чуть горбатым носом, с трехдневной щетиной. Одет он был вроде чеченского боевика — кожаная куртка, камуфляжные штаны, берцы, разгрузка. На груди, стволом вниз, висел непривычного вида автомат. Я сначала чуть было за «галил» его не принял, лишь потом сообразил, что это какой-то совсем другой клон «калашникова». И у него, кстати, была планка под всякие приблуды, как раз наверху ствольной коробки, — это я сразу отметил. А вот магазин закруглен несильно, явно под натовский патрон машинка.
— Спасибо, — усмехнулся я в ответ. — Действительно проблема с термином.
— Издалека? — спросил он, взяв с прилавка обтянутый резиной бинокль.
— Из Амстердама, — вдруг ответила молчавшая Дрика.
— Надо же! — вроде как удивился парень. — Я тоже оттуда. Теперь уже нет, мы в Кааге сидим, там вода и безопасно, но раньше в Амстердаме жил.
Дрике явно хотелось поговорить — давали о себе знать нервы, а вот мне совершенно не хотелось давать ей разбалтываться. Больно уж собеседник на чеченца похож — общим своим стилем, я имею в виду, не лицом. Как-то вот так, ассоциации возникают. И жил он «раньше» в Амстердаме недолго, как мне кажется, судя по акценту. Не местный у него акцент.
Я обратил внимание на то, что он не один. Еще двое мужчин — один совсем молодой, другой постарше, лет сорока, одетые также, как и он, кожа и коммерческий камуфляж, — прогуливались у прилавков. Все темноволосые, крепкие… вообще балканский типаж, может, даже и сербы, чего это я так напрягся. Ладно, все равно не до них сейчас.
Слово «Амстердам» оказалось для Дрики триггером: она начала выспрашивать парня о том, что делалось в городе, но ничего неожиданного мы не услышали. Эпидемия началась в Амстердаме быстро, сразу во многих местах, через два дня город превратился в ад. Узкие улицы центра превратились в ловушки для тех, кто пытался убежать. Лишь день на пятый в городе появились спасательные группы военных, забиравшие людей из домов прямо через окна, и те, кто смог просидеть в своих квартирах до их появления, спасся.
Все это время одна часть выживших уходила к порту, другая — как раз к огромному аэропорту Схипхол, где поначалу пытались создать что-то вроде пункта приема беженцев. Получилось это плохо — никого не проверяли, туда проходили укушенные, скопилось много мигрантов, которые обычно склонны к анархии, а у военных не нашлось командира «с железной рукой», которой следовало навести порядок. Правда, теперь там поселилось много других людей, которых привлекло огромное здание аэропорта, ограждение и запас горючего.
Но, в общем, как-то людям удалось организоваться и спасаться, на них работал голландский ландшафт. Не меньше чем треть страны расположена на самых настоящих островах, а каналы пересекают почти весь север во всех направлениях. Причем большие каналы, судоходные, настоящие реки, явившиеся непреодолимым препятствием для бродячих мертвецов. Остатки военных, вооружившиеся гражданские и даже люди из других стран, решившие, что надо жить ближе к морю, которое сможет кормить, занимали такие изолированные территории и постепенно уже очищали их от зомби. А вот внутренние европейские земли, лежащие южнее, были почти полностью зачищены мертвецами от людей, последние из них как раз и ушли к морю.
— На юге вообще нечего делать, можно сутки ехать и ни одного живого человека не встретить, — сказал собеседник. — Все погибли или ушли. Мы там бываем иногда по своим делам, даже привозим оттуда людей, но их совсем мало.
Потом парня с загадочным «калашом» позвали его спутники, и он попрощался с нами, заодно оделив полезным советом — показал, где можно взять в прокат велосипеды, к огромной нашей радости. И обошлось недорого, и удобство великое.
В первую минуту, взгромоздившись на черный, архаичного вида велосипед с проволочной корзинкой на багажнике и еще одной впереди, я даже испугался, что не смогу поехать — так давно я делал это в последний раз. Но ничего, как оказалось, навык не утрачивается, и через пару минут мы уже катили к своей машине с ветерком.
Жизнь в порту кипела. Сновали люди туда-сюда, ездили машины, по Шельде двигались катера, лодки, все были при деле. Где-то что-то строили, что-то перестраивали, были даже полицейские патрули в самой настоящей полицейской форме, приглядывающие за порядком. Часто попадались импровизированные бары и рестораны, пахло жареной рыбой, причем так пахло, что слюнки текли, хотя, казалось бы, за долгое морское путешествие рыба могла бы и надоесть. Новая жизнь как-то налаживалась, что и неудивительно: народ в этих краях всегда был крепко работящим.
Сэм, как оказалось, не перетрудился в наше отсутствие. Нашли мы его развалившимся в раскладном кресле и попивающим холодное пиво. Кот валялся у его ног, вытянувшись на нагретом солнцем бетоне, вроде как тоже блаженствовал.
— Что-нибудь узнали? — спросил Сэм после того, как мы слезли с велосипедов.
— Не очень много, если честно, — ответил я, открывая заднюю дверь кабины и вытаскивая из-под сиденья пластиковые упаковки патронов.
— Может быть, завтра будет что-то, Информцентр взял заявку на поиск мамы, — добавила Дрика.
— Даже так? — удивился Сэм. — Они здесь как-то организовались?
Дрика вкратце рассказала ему о том, что нам удалось узнать. Сэм выслушал и заключил:
— То есть всей информации у них все равно нет, и даже если они о твоей маме ничего не знают, то это ничего не значит, так?
— Да, наверное! — поддержала эту мысль девушка.
— А теперь вы куда?
— На рынок, — ответил уже я. — Нужны патроны для М-25.
— Патроны нужны, да, сэр, — кивнул Сэм. — Но думаю, что вы без меня там справитесь? Я бы пока здесь посидел.
— Здесь есть бары, — намекнул я ему.
— А это пиво как раз оттуда, — сказал он, приподняв бутылку. — Не думаешь ведь ты, что у меня совсем нюх не работает?
Послышались шаги неподалеку. Я обернулся и встретился взглядом с тем парнем, с каким только что общались на рынке. Его спутники тоже шли вместе с ним. Увидев, что я его заметил, парень показал большой палец и сказал:
— Отличная машина! Если мы загоримся, то непременно вас позовем.
Его взгляд скользнул по забитой патронными упаковками сумке, и я затолкнул ее под сиденье, захлопнув дверь. Затем ответил:
— Из машины удалили все лишнее, так что она умеет только возить и не умеет гасить пожары.
— А жаль! — засмеялся тот, и мужчины с необычными автоматами прошли дальше.
