Суперпредатель
Глава 1
ВСТРЕЧА
В экстремальных условиях нет ничего глупее, чем привлекать к себе внимание шумом. Разумеется, когда уже видишь врага, а враг видит тебя, то иногда имеет смысл немного поорать. Может, слабонервный идиот испугается?
Но шатуны слепо следовали заветам одного из своих безвременно ушедших главарей и, как только предоставлялась возможность, вопили.
Добер, надежно укрывшись среди камней, вслушивался в улюлюканье шатунов и прикидывал, чем же они могут заниматься под такой аккомпанемент. На драку похоже не было — слишком часто прослушивалась азартная нотка. Добер пришел к выводу, что шатуны кого-то травят.
Он осторожно высунулся. Травля — занятие увлекательное, и они наверняка забыли об осторожности.
Шестеро существ, одетые в живописное тряпье, окружали небольшой бункер, кидаясь в него гранатами без запалов.
Добер беззвучно выругался. Он шел сюда двое суток, надеясь, что в этом пустынном уголке сможет отдохнуть хотя бы недельку, И вот теперь, когда он, живой и невредимый, был у цели, эти безмозглые твари загнали кого-то в бункер и теперь не уйдут, пока не прикончат свою жертву.
Строение было врыто в стенку неглубокого оврага, а передняя его часть и верх замаскированы ветками. Шатуны, скорее всего, не имели патронов или не хотели их тратить, надеясь достать свою жертву и так. Из бункера не доносилось ответных выстрелов, криков или других звуков. Спрятавшийся там хранил молчание.
Добер подумал, что жертва шатунов вполне могла умереть от полученных ран, а шестеро идиотов все не осмеливались подойти поближе.
Он имел возможность разогнать шатунов в считанные минуты, но эти существа, не отличающиеся тактом и умом, обязательно вернутся. А стрелять им в спины Добер не хотел. Оставалось одно — легкая провокация.
Он перекинул из-за спины автомат, проверил кинжалы в рукаве и за голенищем сапога, вздохнул и вышел из-за камней.
Шатуны, увлеченные своим занятием, не заметили его сразу. Добер поддел пару камней, те со стуком откатились в сторону. Шатуны развернулись к нему. Добер шел, не фокусируя свое внимание на их мордах. Собственно, и смотреть-то было не на что — грязные тряпки с прорезями для глаз. К тому же Добера больше интересовали их руки.
Шатуны прятаться не торопились, они видели, что незнакомец один. Тот, кто был ближе всех к Доберу, выхватил из-за пояса длинный нож и кинулся к нему навстречу. Одиночка даже не стал стрелять. Он увернулся от лезвия и сбил шатуна прикладом автомата.
Другой не нашел ничего лучше, чем бросить гранату без запала. Добер пригнулся и, выхватив из-за голенища нож, метнул. Шатун взмахнул руками и упал.
У остальных четверых, видимо, зародилось подозрение, что незнакомец представляет опасность. Двое схватились за пистолеты. Им очень не повезло — они стояли рядом, и Добер скосил их короткой очередью.
Двое оставшихся наконец-то догадались упасть на землю. Один из них начал совершать обходной маневр, пытаясь зайти Доберу в тыл. Тот позволил ему это сделать, отвлекшись на минуту, чтобы пристрелить другого. Когда же за его спиной раздалось угрожающее шуршание, он метнул второй кинжал. Короткий всхлип — и тишина.
Добер огляделся. Путь к бункеру был расчищен. Он потратил некоторое время, чтобы вернуть себе оба кинжала и забрать у шатуна, которому уже ничего не было нужно, нунчаки превосходной работы. Затем он направился к строению. Там все было тихо.
Добер, уподобившись шатунам, прикинул, что неведомое существо может обладать и хитростью и расчетливостью, поэтому приближался к бункеру с осторожностью. Подойдя к полуоткрытой двери, он, на случай, если незнакомец настроен миролюбиво, тихо произнес:
— Эй, приятель! Может, договоримся?
— Может, — сразу же раздался глуховатый голос, который никак не мог принадлежать взрослому существу.
Добер, отступив на шаг, перехватил поудобнее нунчаки и, увидев, как с крыши строения спускается маленькое существо, понял, почему до сих пор было так тихо. Спасаясь от шатунов, оно попросту не успело забежать внутрь. Видимо, оно подбежало к бункеру с задней стороны, прыгнуло на крышу со стенки оврага да тут и осталось. Пряталось оно, на взгляд Добера, очень неумело. Но шатуны его не заметили и кидали свои гранаты в дверь, а не на крышу.
Добер внимательно рассмотрел незнакомца. Тот был очень невысокий — едва достал бы Доберу до груди, хотя сам он не считал себя гигантом. Одет был бестолково, но с умыслом — никаких болтающихся тряпок, за которые так легко Ухватиться во время драки. Грива грязных волос перетянута шнуром, физиономия чумазая и исцарапанная, но вполне человеческая — никаких намеков на мутацию. Ярко блестят светлые настороженные глаза.
— Ты кто? — поинтересовался Добер.
— Я — одиночка, — последовал ответ.
— Хм, я тоже.
Это уже кое-что. С ним можно разговаривать, не боясь, что вместо ответа тебе всадят пулю в лоб. По бескрайним степям, лесам,
джунглям и горам бродили бесчисленные группировки, нужно было хорошо знать, как с кем себя вести, чтобы не влипнуть в неприятность. Были шатуны — безмозглые, наглые, но трусоватые. Выли ветрогоны — абсолютно безвредные и жалостливые. Были степняки — хитрые, коварные, любители засад и ловушек. Были киднепперы, не интересующиеся никем, кроме детей. Были мюрдеры — бессмысленно жестокие, чрезвычайно опасные. Были отшельники — мирные, но не терпящие посторонних. И были еще одиночки, опасные для врагов, миролюбивые с друзьями.
— Приятель, — сказал Добер, — мне нужен этот бункер.
Маленькое существо пожало плечами:
— Мне тоже хотелось бы отдохнуть здесь, но, если ты любишь быть один, я могу и уйти.
Добер еще раз окинул взглядом незнакомца:
— Сколько тебе лет?
— А тебе какое дело?
— Я подумал о том, что это были не шатуны. Это были киднепперы. Так сколько тебе лет?
— Четырнадцать. Почти.
Добер вздохнул и повесил нунчаки на плечо:
— А что ты здесь делаешь?
— С тобой разговариваю, вместо того чтобы лечь и спать.
— Сейчас ляжешь. Если… не будешь мне мешать.
— Помешаешь тебе, как же! — пробурчал незнакомец. — Вон какой большой, с тобой и захочешь — не справишься!
Добер усмехнулся и первым шагнул в темноту бункера, как бы подставляя спину под удар и проверяя мирные намерения незнакомца. Никаких покушений не последовало. Он слышал позади себя легкие шаги и тихое неразборчивое ворчание.
К тому моменту, когда они подготовили место для ночлега, Добер уже понял, что нападения не последует, исключая, правда, время сна. Обнаружив среди разного хлама маленькую переносную печку, он обрадовался. Разводить костер в бункере было бы неосмотрительно из-за опасности себя обнаружить. Он укрепил и запер дверь, проверил, нет ли других выходов, и вернулся к печке. Она уже работала — оказывается, подросток-одиночка в технике кое-что смыслил.
Добер снял с себя оружие и куртку из толстой кожи, уселся и устало вытянул ноги.
— Ну, — спросил он, — и как у нас обстоят дела с едой?
— Консервы. — Незнакомец пнул ногой ящик. — Здесь, похоже, был склад.
— Я не об этом. Разумеется, здесь был склад, иначе бы я сюда не шел. У тебя что-нибудь есть?
— Нет.
— И как же ты обходишься?
— Пожрать — не проблема.
— Да? А мне казалось иначе. Светлые глаза обратились в его сторону.
— А как тебя зовут?
— Добер. Полностью — Доберман. Официально — Доберман-Пинчер.
— Собака?
— Собака. — Он не обиделся. — Ну, ребеночек, а как тебя звать?
— Медянка.
— Что-о? — Добер выразил безмерное удивление. — Постой, ты мальчик или девочка?
— О, дошло! Девочка, а кто же еще? Мужчина с шумом выпустил из себя воздух и откинулся на груду тряпья:
— Вот только девочки мне не хватало!
— А кто сказал, что меня тебе должно не хватать? Я посплю и пойду, если ты к утру не переквалифицируешься в киднеппера.
Добер ничего не ответил. Он раздумывал. Разной шушеры вокруг болталось достаточно, но женщины встречались крайне редко. А девочка, тем более девочка-одиночка — это вообще не укладывалось в его голове.
— Слушай, ты сумасшедшая или самоубийца? — спросил он. — Что ты здесь делаешь?
— Гуляю.
— Больше негде?
Она засмеялась, показав полоску верхних зубов с двумя клыками по бокам, которые были чуть длиннее остальных.
— Ты хорошо подумал? Где еще можно гулять?
— Ну, не знаю. В городах, там, наверное, спокойнее. В Гарусе или в Атике.
— А я туда и иду.
— В Гарус?
— Нет, в Атику.
Пока Добер раздумывал над ее словами, девочка успела вскрыть одну из банок с консервами и вытряхнуть содержимое в котелок, который водрузила на печку, и вскоре по бункеру распространился вкусный запах разогретого мяса.
— В Атику, — повторил Добер. — А ты знаешь, что выбрала крайне неудачный путь?
— Чего?
— Ты пойдешь по прямой и на половине дороги выйдешь к Долине Покоя. Обойти ее тебе вряд ли удастся — она расположена как раз поперек.
— Слушай, приятель, ты будешь есть или говорить?
Они разложили мясо по пластиковым тарелкам и принялись за еду. Добер никак не мог заставить себя смотреть в тарелку, а не на собеседницу. Девочка поморщилась:
— Чего пялишься? Ты мне аппетит портишь.
— Ладно! Я девчонок твоего возраста не видел уже лет двадцать.
— А сколько тебе?
— Наверное, двадцать девять.
— У-у! — протянула она весьма разочарованным тоном. — А я думала, больше. Впрочем, будь ты еще грязнее, вполне сошел бы за столетнего!
— На себя посмотри.
— А мне так удобнее. С пацана спросу меньше.
— Хитрая!
— Столкнешься пару раз с мюрдерами да еще пару — с киднепперами, станешь и хитрой и сильной, а самое главное — быстрой.
После трапезы, когда приятное тепло растеклось по всем уголкам тела, оба впали в дремотное состояние. Добер полез за сигаретами.
Зажигая спичку, он вгляделся ей в лицо. Увы, под слоем грязи он толком ничего не смог рассмотреть.
Добер чувствовал, как неумолимо закрываются глаза. Он сказал самому себе: «Проснусь через полчаса, посмотрю, что она будет делать». Он знал, что проснется. Внутренний будильник никогда его не подводил, так же как интуиция, слух, зрение и быстрая реакция.
Через полчаса сон отступил, и Добер слегка приоткрыл глаза. Медянка мирно спала, свернувшись калачиком и зажав в кулачке длинный острый штырь. «Порежется», — подумал он и начал осторожно вытягивать оружие из детской руки. Ее пальцы тут же напряглись.
— Спи, — успокоил ее Добер, увидев, как меж ресниц сверкнули глаза. — А железку брось, еще в пузо себе воткнешь. Она сейчас тебе не нужна.
— Зато тебе уже ничего не пригодится, если еще раз до меня дотронешься, — прошипела девочка.
Добер вернулся на свое место. Интуиция подсказывала ему, что Медянка не представляет опасности. Он закрыл глаза и заснул.
Его разбудил дразнящий запах кофе. Еще не открыв глаза, он вспомнил все, что произошло накануне, и резко сел: девочка за ночь никуда не исчезла.
Медянка задумчиво наблюдала за закипающим кофе.
— Доброе утро, — сказал Добер. Она перевела на него светлые глаза:
— Действительно, утро доброе. Ты сладко проспал всю ночь и упустил возможность превратиться в киднеппера.
— А ты — в мюрдера.
Она сняла котелок с печки:
— А зачем мне тебя убивать ночью? Если бы кто-нибудь заявился, вдвоем отбиваться было бы легче!
— Сообразительная! — Добер встал и потянулся.
— И что ты собираешься сегодня делать? — спросила Медянка.
— Ничего. Отдыхать.
— А, ну дело хорошее. А я пойду.
— Куда?
— У тебя с чем плохо, со слухом или с памятью? В Атику я иду, еще вчера сказала.
— Может, ты передумала? Может, тебе расхотелось пересекать Долину Покоя?
Добер сел и взял стаканчик с кофе. Медянка аккуратно выкладывала на горячей поверхности печки сухарики.
— В Долине ты потеряешь голову.
— Ты наслушался болтовни про Долину. Одному померещится, а начнет рассказывать — так еще и приврет.
— Я там был, девочка, — ответил Добер.
— Тем более. Насколько я понимаю, твоя голова при тебе. Так с чего ты решил, что я глупее тебя и обязательно подставлюсь?
Добер постучал пальцем по виску:
— Идиотка.
— Сам идиот!
Он отпил кофе и предложил:
— Иди не прямо в Атику, а сначала в Суот. Это тоже крюк, но зато дорога от Суота в Атику довольно безопасна.
— А ты иди знаешь куда?
Добер смотрел на девочку и понимал, что та следует всеобщему закону: никого, кроме верных и старых друзей, не слушай. Незнакомый человек может наговорить много чего, и ни одно слово не будет правдой. Добер понимал, что для Медянки он не друг, хотя и говорил правду.
— Подумай, — сказал он, — какой резон мне тебя пугать и уговаривать не ходить через Долину?
— Не знаю. — Медянка пожала плечами.
— Ну вот.
— Что «вот»? Откуда мне знать, что ты не врешь? Может, по дороге в Суот меня будут ждать твои приятели?
— Да? А как, по-твоему, я буду их предупреждать?
— Почем я знаю? — досадливо поморщилась девочка. — Может, у тебя есть рация!
— Разве я похож на парня, у которого столько денег, чтобы купить рацию?
— Отстань! Я знаю только одно: я иду в Атику той дорогой, которую наметила. И я не понимаю, почему тебя так это волнует.
— А я тебе объясню. Через Долину Покоя новичок не пройдет, тем более ты! Ты просто не знаешь, куда идешь.
Девочка покачала головой и стала собираться в путь. Добер сидел и наблюдал за ее сборами. Она была упряма, как любой пацан ее возраста. Чем больше его отговаривают, тем тверже он стоит на своем.
— Так ты идешь? — на всякий случай еще раз спросил Добер.
— Иду.
— Тогда я пойду с тобой!
Она замерла и перевела на него полные подозрения глаза.
— Ты спятил? Ты же собирался здесь отдыхать?
— Я прекрасно выспался. Здесь я расслаблюсь, а это может повлечь за собой нежелательные последствия. Проведу тебя через Долину, раз уж тебе так хочется.
— У меня нет денег, чтобы оплачивать услуги проводника.
— А я не проводник. Мне нужно в Атику. Руки Медянки сжались в кулачки, и девочка, наступая на Добера, злобно прошипела:
— Послушай, приятель, мне знакомы эти шутки. Если ты надеешься меня продать, то имей в виду, что живот тебе распороть я успею в любом случае. Какого черта ты увязался за мной? Я тебя не звала и не позволю, чтобы мне указывали, как поступать!
Добер прямо в ее светлые глаза, пылающие ненавистью, сказал:
— Ты хоть сама и маленькая, но дура большая. Мне просто тебя жалко. Я не так часто кого-нибудь жалею, поэтому и прогуляюсь с тобой немного. Как только мы пересечем Долину, то сразу же распрощаемся.
Она отступила, смерив Добера подозрительным взглядом, и проворчала:
— Да уж, с таким амбалом мне будет спокойнее. Но имей в виду — я тоже стрелять умею.
— Прекрасное качество, — усмехнулся Добер.
Через пять минут сборы были окончены, печка погашена. Добер первым вышел из бункера, вдохнул утренний воздух, осмотрелся, прислушался и с помощью компаса определил направление движения. Медянка стояла рядом тихо, словно тень.
Когда Добер зашагал по камням, она пошла на три шага сзади, все так же молча, видимо смирившись с появлением нежеланного попутчика. День был хороший, на горизонте не теснились тучи — предвестники ливней или смерчей. Тишину нарушали звуки только природного происхождения: постукивали камни, сдвинутые с места ногами путников, попискивали в кустах мелкие пташки.
Добер молчал, предпочитая не сбивать дыхание, чтобы не потерять хороший темп. Медянка тоже молчала.
Через два часа пути он начал удивляться, как это маленькое существо, которое гораздо слабее его, до сих пор не пожаловалось и не попросило идти помедленнее. Она не отставала, не делала лишних движений и не создавала шума. Добер с тоской подумал о том, сколько должны были исходить эти маленькие ноги, чтобы девочка могла без устали следовать за тренированным мужчиной.
В этот день им вообще никто не встретился, что Добер счел добрым знаком. Только однажды, уже под вечер, они увидели вдалеке, на уступе, жилище отшельника.
Первое, что сказала Медянка, когда они, уже в полной темноте, остановились на ночлег, было:
— Хорошо ходишь.
— А ты хорошо молчишь, — отозвался Добер.
— А зачем при таком темпе сбивать дыхание? — удивленно поинтересовалась девочка. — Без тебя я бы шла медленнее.
— А ты отказывалась! — напомнил мужчина.
— Между прочим, я и сейчас не знаю твоих истинных намерений. Я ни разу не встречала таких, которые, едва познакомившись, набиваются в провожатые.
— А я не видал одиночек, которые лезут в опасные места, даже не представляя, что там их может ждать.
— Я уверена, что ничего особенного в Долине нет, — твердо заявила девочка. — Все чересчур расписывают тамошние ужасы, а раз много этого самого «чересчур», — значит, вранье!
— А мне ты поверишь? — спросил Добер. — Хотя зачем я буду трепать языком, ты все увидишь сама!
— Я думаю, что в Долине, как и везде, гибнут от собственной неосторожности, — заявила Медянка.
— Ну, в какой-то мере ты права. Спи. Завтра нам придется идти быстрее, чтобы к ночи достигнуть границы Долины. На следующий день к вечеру мы должны выйти из Долины. В сумерках я не рискну там оставаться.
Медянка кивнула и, накрывшись легким одеялом, которое носила за спиной, улеглась спать. Добер сидел около маленького костра и раздумывал о том, с чем им придется столкнуться через день. Когда он взглянул на девочку, то обнаружил, что она крепко спит, уже не сжимая в руке свой штырь. Ему сделалось одновременно и тоскливо и приятно. Такой маленький ребенок в этих диких местах — и доверился первому встречному после двух дней знакомства. Добер представил себе, что с ней было бы, окажись на его месте кто-то другой, но поскорее отогнал от себя жуткие картины. Думать о том, что «было бы, если бы», он считал вреднейшим занятием.
Он посидел еще немного и, не заметив ничего подозрительного, тоже улегся спать.
На следующее утро он проснулся с мыслью о том, что надо бы разузнать побольше об этой бесстрашной крошке. Хотя и предчувствовал, что сделать это будет непросто — Медянка и так подозревала его, а Добер не хотел усиливать ее подозрительность.
Когда они завтракали сухарями и кофе, он кинул пробный шар:
— У тебя настолько срочные дела в Атике, что ты боишься потерять неделю на обход Долины?
Девочка, хрустя сухарем, ответила:
— Нет, не очень срочные. Просто не люблю терять время.
— А потерять голову тебе хочется? — не удержался Добер.
— Да что ты меня все время пугаешь? — возмутилась она. — Ты сам-то в этой Долине сколько раз был?
— Четыре.
— Ну вот!
— И откуда ты идешь?
— С Черных болот.
— Ну и место! — вздохнул Добер. — Получше не нашлось?
— Не, там у меня приятель. А ты был на Черных болотах?
— Приходилось года два назад. Ну и вонища там!
— Зато туда мюрдеры не ходят. Там поселок, прямо в центре болот, на острове.
— А что твой приятель с тобой не пошел?
— Ему ногу прострелили. Весной шатуны на поселок позарились. А в Атике живет дядька моего приятеля, вот я и иду ему сказать, чтобы подкинул нам палаток да патронов.
Добер кивнул. Он очень слабо представлял себе, как можно жить посредине Черных болот, где полно огромных насекомых и отвратительный запах. Но что такое насекомые по сравнению со страхом, вызываемым набегами мюрдеров?
— И твои родители живут там, на острове? Медянка внимательно разглядывала шнурки на своих высоких грубых ботинках. Шнуркам оставалось жить очень недолго.
— Не, — проговорила она, ощупывая наиболее потертые места, — их нет, я их и не помню.
— А родственники?
— Какие, к черту, родственники, если я не знаю, кто были мои родители?
— Так ты одна?
— А я, между прочим, сразу сказала тебе, что я — одиночка. И прекрати меня допрашивать!
— Я не допрашиваю. Просто интересно, зачем ты шатаешься по степям, вместо того чтобы спокойно жить в своем болоте.
— Сам и живи в болоте! Уж лучше десять мюрдеров, чем одна тварь, после которой остаются волдыри!
— Тьфу! — Он непроизвольно огляделся. — Нашла чего вспомнить!
Медянка усмехнулась:
— А теперь ты мне скажи: у тебя что, дел нету? Почему ты решил потерять столько времени?
Добер вздохнул — вот она, расплата. За удовлетворение любопытства приходится расплачиваться той же монетой.
— Дел у меня сейчас нет, — ответил он. — Я ведь хотел недельку отдохнуть. Тем более что в Атике у меня есть знакомые.
— Ах, все-таки в Атике! Знакомые! Все-таки есть! А ты сказал, что за Долиной мы распрощаемся?
— Сказал. И попрощаемся. Я пойду другой дорогой, если тебе покажется, что я собираюсь тебя продать.
Она ограничилась тем, что сжала губы. Обмен информацией был закончен, они поднялись и продолжили путь.
Скалы становились все выше. Добер знал, что это верный признак того, что приближается Долина Покоя. Он все убыстрял темп, чтобы к вечеру достигнуть известного ему убежища на границе Долины. Там можно было спать абсолютно спокойно — с внешней стороны вряд ли бы нашлись желающие побеспокоить их. Те же, что жили внутри, никогда эту границу не пересекали.
За два дня пути Добер уже привык слышать позади себя легкие шаги и даже поймал себя на том, что несколько снизил бдительность. От Медянки он не ждал никаких неприятных сюрпризов, а посторонних она, по его разумению, не могла не заметить.
Ближе к вечеру он понял, что девочка устала. Она стала шумно дышать, и Добер понял, что она не столько вынослива, сколь упряма.
— Еще немного, — бросил он на ходу, оглядываясь через плечо, — потерпи.
— Терплю, — просто ответила Медянка, и он понял, что долго она не выдержит.
Но Добер уже видел впереди расщелину в скалах, в которой раньше ночевал перед рывком через Долину.
В узком пространстве расщелины Медянка свалилась как подкошенная на груду сухих веток. Мужчина развел костерок и приготовил ужин.
— Мои запасы подходят к концу, — сказал он, завязывая свой рюкзак. — Ничего, на той стороне должна быть стоянка ветрогонов, они нас немного подкормят, а дальше что-нибудь придумаем.
Медянка безучастно смотрела куда-то в пространство.
— Спи, — посоветовал Добер, — утром поешь. Она тут же закрыла глаза. Ему сухари не лезли в горло, почему-то расхотелось есть, когда рядом спит измученный и голодный ребенок. Он отложил трапезу до утра, хотя знал, что потом в ожидании сюрпризов Долины не сможет ничего съесть.
Утром отдохнувшая Медянка, не разделявшая его тревог, поела с большим аппетитом. Глядя на нее, Добер тоже пожевал сухарей. Затем он тщательно проверил свое снаряжение, подтянул все ремни и отрегулировал лямки рюкзака, чтобы удобнее было нести. Медянка тоже привела себя в боевую готовность и поудобнее переложила в рукаве заточенный штырь.
Добер, поднимаясь, бросил:
— Не потребуется.
Она ничего не ответила, оставшись при своем мнении.
— Пошли? — спросил он.
Покинув расщелину, они миновали узкий коридор между двумя отвесными скалами и вышли на большую прогалину, усыпанную мелким белым песком. Добер притормозил. Медянка, широко распахнув ресницы, смотрела на сооружение посредине прогалины. Там была насыпана груда камней, среди которых торчал шест с прикрепленным к нему щитом. На щите был нарисован черный крест и написано: «Долина Покоя». Внизу шест опутывала колючая проволока, на которую были насыпаны кости. С камней слепо пялились на путников несколько черепов.
— Впечатляет? — поинтересовался Добер.
— Не очень, — покачала головой девочка.
— Тогда иди сюда.
Медянка подошла, и мужчина привязал ее к себе куском пластиковой веревки, которую пропустил под кожаный пояс девочки.
— Что за шутки? — нахмурилась та.
— Чтобы не убежала. В Долине нельзя бегать, иначе собьешься с дороги. Теперь запомни: никаких резких движений. Если я остановился — тоже стой, что бы ни увидела! И не вздумай хвататься за свой штырь — никакого проку не будет, только себе навредишь.
Он затянул узел покрепче и медленно пошел вперед. Медянка двигалась сзади, отстав на длину веревки.
Миновав щит с надписью, Добер насторожился и прислушался.
Откуда-то сбоку, из-за скал, раздался жуткий вой, начавшийся с низких тонов и постепенно переходивший на более высокие. Мужчина оглянулся на девочку. У той побелело лицо, но других признаков волнения и испуга не было.
— Нас встречают и предупреждают, — сказал Добер.
— Кто это? — прошептала Медянка, озираясь.
— Не знаю. Я его ни разу не видел, только вой слышал.
— И этого хватает.
Добер пошел вперед. Вой все усиливался, казалось — невидимое существо подкрадывается к ним. Теперь звук был похож на визг, но через пару минут оборвался так же внезапно, как и возник.
Путники достигли скал. Это были уже скалы Долины, и Добер подтянул Медянку поближе к себе. Возле одной из вершин мелькнуло что-то белое. Мужчина остановился и обхватил подопечную за плечи. Они стояли и ждали. А от скалы прямо на них летело нечто белесое, с отвратительной мордой. Кожистые крылья оканчивались загнутыми когтями.
Девочка ойкнула и вздрогнула. Добер крепче сжал ее плечи.
Белесое существо беззвучно неслось прямо на них. В последний миг, когда уже казалось, что его когти вонзятся в головы непрошеных гостей, существо резко свернуло в сторону и исчезло за скалами.
Добер перевел дух:
— Пошли.
— А если оно вернется? — прошептала Медянка, глядя в ту сторону, где пропала белесая тень.
— Нет, оно не возвращается.
Пройдя несколько шагов, они увидели свежий труп с разбитым черепом, лежавший у подножия скалы.
Добер указал на него девочке:
— Так бывает с теми, кто пытается бежать. Медянка посмотрела на труп:
— Похоже, он ударился о камень.
— Возможно, — согласился мужчина.
Они пошли вперед. Вокруг громоздились камни, чуть дальше, по сторонам, нависали скалы. Стояла неестественная, ватная тишина. Добер поминутно осматривал вершины скал. Он машинально продолжал держать Медянку за плечи. Она и не пыталась освободиться… Под ногами хрустнули кости. Девочка еле слышно вздохнула. Добер теперь почти не смотрел под ноги. Его взгляд шарил по краям скал.
Тот, кого он искал, сидел на гребне скалы, мимо которой проходил их путь. Медянка, случайно подняв глаза, тоже увидела большое мохнатое существо, пасть которого не закрывалась из-за огромных желтых клыков. Существо мерно покачивало длинной лапой и наблюдало за людьми, замершими внизу.
— Стреляй, — проговорила девочка осевшим голосом.
— Те, кто стреляли, — ответил Добер, не спуская глаз с мохнатого существа, — валяются там, среди камней.
Волосатая лапа продолжала покачиваться. Мужчина глотнул и сделал шаг вперед, затем второй. Девочка автоматически передвигалась вслед за ним. Существо на карнизе заурчало, подобрало лапу и прыгнуло вниз. Медянка вцепилась в руку своего спутника, но существо уже сидело на камнях с другой стороны на расстоянии десяти метров.
Добер, несмотря на опасную близость желтых клыков, сделал еще шаг вперед. Существо фыркнуло и поскребло лапами камень, на котором сидело. Теперь оно было. совсем близко. Добер подхватил девочку, так как ноги ее совсем не слушались, и медленно пошел вперед, не выпуская существо из поля зрения.
Медянка что-то бормотала, но он не вслушивался. Пройдя несколько шагов, он обернулся. Камень был пуст — мохнатое существо вернулось на свой карниз и более путниками не интересовалось, глядя в противоположную сторону.
— Идти можешь? — шепнул Добер.
— Могу, — тоже шепотом отозвалась девочка. Поставив ее на ноги, мужчина сообразил, что не почувствовал ее веса — девочка была почти невесома. Медянка оглянулась на чудовище и, откидывая со лба волосы, выбившиеся из-под грязного жгута, спросила:
— Они что, никогда не нападают первыми?
— Да. Если не хвататься за оружие и не пытаться бежать.
Девочка, тяжело дыша, на мгновение прикрыла глаза:
— Тут нужны хорошие нервы. Хорошо, что ты пошел со мной.
— То-то! — удовлетворенно проговорил Добер. — Теперь ты веришь в то, что рассказывают про Долину?
— Верю. Но если они не нападают…
— А ты бы поверила, что они не нападут? — насмешливо спросил он.
— Нет, — сразу же ответила она. — А как ты это узнал?
— По опыту.
Впереди был узкий проход среди камней. Пройдя еще вперед, Добер остановился.
— Так, — сказал он, — теперь придется лезть по камням.
— Там еще какая-нибудь тварь? — спросила Медянка.
— Я покажу.
С девочкой, привязанной за веревку, лезть было крайне неудобно, но Добер знал, что острые грани камней гораздо безопаснее ровной поверхности, которую они обходили. Медянка, карабкаясь за ним, посмотрела вниз.
— Но там никого нет, — наконец не выдержала она.
— Нет? — обернулся Добер. — Ну смотри.
Подняв увесистый булыжник, он бросил его вниз. Камень, едва коснувшись ровной поверхности, тут же начал тонуть, как будто под ним находилась трясина. Яма ширилась на глазах, всасывая другие мелкие камушки. На мгновение в ее глубине показалось подобие щупальца. Примерно минуту ничего не происходило, затем поверхность начала выравниваться.
Медянка свистнула:
— Веселенькое место. Я бы точно вляпалась.
— Я же сказал, что новичок здесь не пройдет, — пожал плечами Добер.
Когда опасный участок остался позади, они вернулись на прогалину.
— Слушай, — сказала девочка, — но когда ты шел сюда в первый раз, ты тоже ничего не знал!
— В первый раз я шел с двумя приятелями. До сих пор я вспоминаю их с благодарностью, потому что остался жив.
Дальше они пошли быстрее. Скалы постепенно мельчали, зато в воздухе появилась легкая дымка — предвестница тумана, который окутывал центр Долины. Но пока видимость еще оставалась нормальной.
Добер заметил очередную примету — три полуистлевших трупа, лежавшие друг на друге, образовывая зловонную кучу. Он замедлил шаги.
Медянка прошептала:
— А это еще что?
Впереди, в слабой голубоватой дымке, виднелась темная масса, издалека похожая на камни. Масса пошевелилась и стала медленно подниматься, увеличиваясь в размерах.
Добер приказал:
— Замри!
Девочка послушно остановилась. Послышалось грозное рычание, от которого со скал посыпались камни.
— Бежим! — выдохнула Медянка.
— Замри, я сказал!
К ним приближалось огромное существо на пяти тумбоподобных ногах, с выгнутой спиной и с огромной головой на короткой шее. Не было никакого намека на кожу — чудище состояло из уродливых костей, связанных между собой вязкой и липучей массой. Круглые белые глаза смотрели в пространство, однако двигалось чудище прямо на замерших путников.
Добер, не шевелясь, смотрел на это существо и машинально считал, сколько шагов оно сделало. В прошлый раз шагов было десять, но от волнения он мог и ошибиться.
— Пять, шесть, семь…
Чудовище задержалось, повело головой в разные стороны и снова издало рычание. Опять двинулось вперед. Восемь шагов… девять, десять.
Оно продолжало идти, а Добер начал покрываться холодным потом.
— Одиннадцать… двенадцать…
Мерзкая тварь была совсем близко, Добер чувствовал на лице его мощное дыхание. Он думал только о том, на сколько он мог ошибиться, и прикидывал, что они сделали не так.
— Тринадцать…
Медянку била крупная дрожь, которая передалась и ее спутнику. Он ясно видел белые глаза без зрачков.
— Четырнадцать…
Чудовище наконец остановилось буквально в пяти метрах от них. Добер чувствовал, как от напряжения гудят мышцы. Усилием воли он удержал руку, которая сама потянулась к автомату. Было слишком поздно, он не успел бы даже перекинуть оружие на грудь. Уродливое создание еще раз рыкнуло и, неожиданно развернувшись на месте, так же медленно пошло в сторону.
Добер слизнул с губы каплю холодного пота, выждал, пока тварь не скрылась из виду, и встряхнул девочку:
— Все в порядке. Пошли.
Медянка смотрела на него округлившимися глазами.
— Оно действительно ушло? — хрипло спросила она.
— Ушло.
— А ты испугался?
— Я решил, что ошибся или мы сделали что-то не так. В прошлый раз оно прошло только десять шагов.
— Ты еще и считал? — изумилась девочка.
— Считал. — Он повел плечами, стряхивая оцепенение, и хлопнул подопечную по плечу: — Ну, пошли? Сейчас скалы кончатся, и начнется трясина. В ней живут мерзкие твари. Из трясины они не вылезают, но если упадешь — сожрут в две минуты. Иди прямо за мной.
Они двинулись в путь. Под ногами зачавкало. Туман сгущался на глазах. Добер смотрел на тропинку, проложенную теми, чьи железные нервы позволили им преодолеть все предыдущие напасти. Медянка осторожно шагала сзади.
Он думал о том, что девочка неожиданно оказалась хорошим спутником — не болтала, не пыталась сделать ничего самостоятельно.
Прошло около трех часов, как они пересекли границу Долины. Кругом царили туманные сумерки, созданные интенсивными испарениями. На болоте постоянно раздавались звуки: чавканье, бульканье, тяжелые вздохи. Без происшествий не обошлось, правда, не слишком серьезных — один раз поскользнулась девочка, но Добер успел подхватить ее.
Медянка в знак благодарности кивнула. Ее лицо окаменело, и мужчина подумал, что нервы ее очень напряжены и она боится сказать хоть слово, чтобы не сорваться и не натворить глупостей.
В другой раз он сам оступился, и его потянуло вниз. Добер перенес тяжесть тела на другую ногу, и в этот момент крепкая маленькая рука ухватила его за рукав куртки. Добер восстановил равновесие и кивнул девочке точно так же, как и она несколько минут назад.
Наконец чавканье под ногами прекратилось, и они вышли на твердую почву. Туман чуть рассеялся, появились кусты.
Дойдя до одного из них, Добер сказал:
— Садись. Здесь можно отдохнуть. Девочка опустилась на землю, огляделась и спросила:
— И это — все?
Он, усевшись и с наслаждением вытянув ноги, ответил:
— Нет. Это — середина Долины. Островок твердой суши, дальше снова болото и скалы. А за скалами — граница.
— Мы успеем? — поинтересовалась Медянка.
— Успеем, надеюсь.
— А что там? — Она указала рукой направо, где смутно проступали очертания каких-то предметов.
Добер пожал плечами:
— Не знаю, я туда ходил только раз. Какие-то стены, ничего интересного.
— Там никто не вылезает и не прыгает?
— Вроде нет.
— Сейчас отдохну, а потом схожу посмотреть, что там, — неожиданно заявила Медянка.
— Ребенок! — сердито ответил Добер. — Там нет ничего интересного, а время потеряем. Сиди лучше.
Но она уже поднималась:
— Урежу время отдыха. Там точно ничего нет? Ты можешь остаться, только отвяжи меня.
Но Добер, сам не понимая почему, тоже встал.
— Да отвяжи! — потребовала Медянка. — Я же не сбегу!
— Конечно, не сбежишь. Некуда, — согласился мужчина. — Но я схожу с тобой. Мало ли, что там может появиться.
То, что скрывалось в тумане, при близком рассмотрении оказалось строением с толстыми каменными стенами непонятного назначения, которые образовывали окружности, разорванные в нескольких местах. Внутри одной стены находилась другая, меньшего диаметра. За ней — следующая.
Миновав несколько окружностей, Добер с Медянкой вышли в самый центр. Здесь высился темный купол, по поверхности которого от вершины книзу разбегались ровные неглубокие борозды. Девочка обошла купол, ее спутник вынужден был следовать за ней.
— Что это за ерунда? — недоуменно произнесла Медянка.
— Понятия не имею, сюда я никогда не доходил.
— Фу, чушь! Я надеялась, что здесь будет что-нибудь пожрать или…
Она явно не знала, что именно «или», поэтому замолчала и нерешительно дотронулась пальцем до поверхности купола. Добер предупреждающе цокнул языком, но ничего не произошло.
Медянка посмотрела на свой палец, потом — на провожатого:
— Он теплый!
Добер тоже приложил ладонь к куполу, немного подержал и сказал:
— Мало того что теплый, так он и продолжает нагреваться.
— Нагревается, — подтвердила девочка.
— Вот что, — сказал мужчина, оттаскивая ее от странного купола. — Я не люблю самонагревающиеся предметы — они иногда взрываются. Так что пойдем отсюда.
Девочка, не возражая, двинулась за ним. Через проломы в стенах они покинули сооружение, пересекли центральную часть Долины и снова ступили на вязкую почву. Вокруг опять чавкало, висел туман. Казалось, что время здесь тянется бесконечно, а конца болоту не видно.
Потом появились скалы. Медянка схватила Добера за руку:
— Опять появятся чудища?
— Нет. Когда выходишь, никого не видно, — успокоил он девочку.
— Даже так? — Она подняла брови. — А если мы выйдем и опять вернемся?
— Они появятся. Я, когда выходил из Долины с той стороны, тоже никого не видел.
— Ничего себе! — протянула Медянка. Добер пошел быстрее, хотя и понимал, что девочка устала. Но ему не терпелось поскорее покинуть это место и оставить позади его странных и жутких обитателей.
Тумана уже не было, зато стало темнеть. Достав карманный фонарик, Добер освещал путь. Медянка все чаще спотыкалась, и каждый раз он слышал неразборчивые ругательства. Лексикон у девочки был обширный, некоторые выражения он слышал впервые, хотя сам виртуозно ругался на пяти слэнгах.
Но вот под ногами заскрипел песок, и в луче фонарика появился предупреждающий щит, повернутый к ним тыльной стороной. Через некоторое время они расположились на отдых.
Медянка сунула в рот сухарь и едва успела его съесть, как ее сморил крепкий сон.
Добер подумал о том, что обещал расстаться с ней на следующий день. Однако, почувствовав, что эта мысль почему-то приносит с собой слишком много горечи, поспешно прогнал ее. Не следовало расстраиваться из-за неотвратимого.
Но утром распрощаться им не пришлось.
— Я доведу тебя до ветрогонов, — сказал Добер, когда они завтракали. — Так мне будет спокойнее.
— А далеко до них?
— Часа полтора.
— По прямой?
— По прямой.
— Ветер оттуда. Принюхайся.
Добер поднялся и, выйдя из-за камней, где они ночевали, втянул в ноздри воздух. Медянка, видимо, обладала более острым чутьем, так как только через минуту он уловил слабый запах гари. Подобный запах был предвестником беды, и, вспомнив, как заботливые ветрогоны отхаживали его после второго перехода через Долину, он заторопился.
Девочка поняла его без слов — она тоже знала, что такой запах не может идти от обычного костра. Они шли быстро, даже слишком, временами переходя на легкий бег. Добер понимал, что Медянка так долго не выдержит, но долго бежать и не требовалось. Запах гари все усиливался, в нем улавливалась тошнотворная вонь горелого мяса. Это было совсем плохо, и, взбираясь на пригорок, за которым располагался поселок ветрогонов, Добер уже знал, что он увидит.
Пепелище еще дымилось. Но самым жутким было то, что среди дымков возвышались кресты, на которых висели истерзанные и обугленные тела.
Добер, видевший подобные картины много раз, перевел взгляд на девочку. Медянка смотрела на кресты, слегка выпятив нижнюю губу и прищурив глаза, — ей тоже приходилось видеть подобное.
— Мы можем им помочь? — глухо спросила девочка.
— Не думаю. Они висят уже больше суток — они мертвы.
— Какая тварь их повесила?
Вопрос явно был риторическим, но Добер, зная, кто это мог сделать, помимо воли ответил:
— Банда Черного Джека.
— Ты его знаешь?
— Встречались.
— Что мы будем делать?
— Ничего. Пойдем в Атику. Только вместе — Черный Джек не успел уйти далеко.
Короткая остановка не могла дать хорошего отдыха, но Добер повел девочку прочь от пепелища. Его закаленные нервы вполне перенесли бы небольшой отдых вблизи страшного места, но он, впервые за много лет, сейчас думал не о себе. Девочке совершенно ни к чему задерживаться у этого пепелища.
Остановились они, только когда разоренный поселок остался далеко позади. Медянка устроилась поудобнее и тотчас заснула, хотя до вечера было еще далеко. Добер, сидя около маленького костерка, думал о том, что за ночь она хорошо выспится и на следующий день они успеют выйти из опасного района, где бродит банда мюрдеров.
Выйти им не удалось. Мюрдеры появились из-за скал сразу после того, как спутники, уловив запах чужаков, настороженно переглянулись. Добер знал их повадки, помнил, что мюрдеры всегда бросаются толпой и, даже если первые упадут мертвыми, остальные задавят чужака массой. Он успел подстрелить четверых, но мюрдеры неожиданно бросились врассыпную, и Добер услышал хриплые ругательства Медянки.
Едва на них напали, девочка отпрыгнула в сторону, и у Добера мелькнула мысль о том, что она вполне успеет убежать. Но убегать она не собиралась. Выхватив из-под куртки короткоствольный автомат, Медянка поливала мюрдеров свинцом и руганью.
Но враги были везде, и число их все увеличивалось. Добер успел еще двоим проломить головы до того, как его сзади ударили по затылку. Он провалился во тьму…
…Вместе с первыми проблесками сознания, вместе с дикой болью, пронизывающей все тело, к Доберу пришла мысль о том, что нет ничего хуже, чем оказаться живым в руках банды Черного Джека. Мюрдеры, как известно, не бросают свои жертвы на поле боя, не убедившись, что те мертвы. Придя в себя, Добер понял, что он у мюрдеров и висит на кресте.
В затылке ощущалась острая боль, тело настоятельно требовало избавления от мучений. Но грудь, руки и ноги были крепко притянуты к кресту веревками.
Добер приоткрыл один глаз, другой открыть не смог. Он увидел верхушки кустов, а ниже — небольшую полянку. Он искал взглядом и боялся увидеть второй крест или что-нибудь похуже. Но он видел лишь мюрдеров, сидевших вокруг его креста, и самого Черного Джека, который рассказывал ухмыляющимся бандитам что-то забавное.
Добер успокоился: Медянке либо удалось ускользнуть, что было мало вероятно, либо ее убили, что больше походило на правду. В любом случае девочке не Грозила перспектива быть заживо сожженной.
Добер пошевелил руками — веревка оказалась проволокой. Никаких надежд, что ему удастся освободиться, не осталось. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что ситуация абсолютно безвыходная. Даже если бы ему удалось освободиться от пут, бежать невозможно.
Он посмотрел вверх на чистое, безоблачное небо. Страха он не испытывал, только досаду, что не заметил засаду раньше. Тогда была бы возможность умереть сразу, получив пулю в лоб, а не быть сожженным на кресте. Теперь оставалось надеяться, что, когда огонь разгорится, он просто потеряет сознание. Услаждать слух мюрдеров криками и стонами он не собирался, но и молчать, пребывая в сознании, был бы не в силах.
Черный Джек продолжал свой рассказ. Некоторые ему подхихикивали, остальные неподвижно сидели с дурацкими ухмылками, застывшими на рожах. Ждать окончания рассказа Доберу помогала невыносимая боль в голове, выключавшая на короткие промежутки времени его сознание. И каждый раз он надеялся, что это — конец. Но через пару минут он вновь видел мюрдеров и слышал раскатистый голос их главаря.
Видимо, банда устала от его болтовни, потому что все меньше мюрдеров продолжало издавать хихикающие звуки. Они молча сидели в полной неподвижности с перекошенными мордами.
Но вот Черный Джек замолчал и подал знак. Тот, кто сидел ближе всех к нему, зажег факел, отдал его главарю и вернулся на место. Добер сжал зубы. Бандит высоко поднял факел и сделал два шага к кресту.
И тут Добер, к своему ужасу, увидел, как из ближайших кустов на поляну метнулась маленькая фигурка и сделала какое-то непонятное движение. Он успел подумать, что девочка сошла с ума, прежде чем осознал, что никто из бандитов не сделал ни единого движения, а Черный Джек свалился вперед, продолжая сжимать в вытянутой руке горящий факел.
Факел упал прямо на ветки, и те загорелись. Добер с высоты креста видел, как Медянка, не обращая внимания на мюрдеров, пробежала между ними и ногами разбросала занявшиеся огнем ветки.
Мюрдеры продолжали сидеть — они были мертвы. Добер даже не пытался понять, как это произошло. Понимал он только одно — сожжения не будет. Он почувствовал, как крест завибрировал — Медянка пыталась его раскачать. Но мюрдеры не были столь глупы, чтобы ставить посередине костра деревяшку. Добер висел на толстой стальной трубе, основательно врытой в землю. Для толпы бандитов, предвкушавших удовольствие, не составило труда вкопать трубу в землю, но маленькой девочке было сложно снять Добера с креста. Он потерял ее из виду, она что-то делала, а он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть.
Теперь, когда смерть отступила, он перестал себя сдерживать, и боль терзала его избитое тело с удвоенной силой. Перетянутые руки немели, затылок раздирало на части. Добер не знал, сколько прошло времени до того, как крест начал клониться назад. Движение было медленным, и мужчина, отвлекая себя от боли, мысленно перебирал все способы, с помощью которых девочка могла повалить тяжелый крест.
Только когда он опустился настолько, что смог увидеть основание креста, Добер понял, что сделала Медянка. Она прокопала глубокую траншею, и крест под собственной тяжестью начал наклоняться назад. Нижний конец трубы вылез из почвы, выворотив груду комков. Мужчина увидел сосредоточенное лицо склонившейся над ним Медянки. Девочка придерживала поперечную перекладину, чтобы удар не оказался для него слишком ощутимым.
Она распутала проволоку и оттащила Добера в сторону. Затем, достав фляжку, она приложила ее горлышко к его губам, одновременно приподняв ей голову. Он сделал несколько жадных глотков и почувствовал себя чуть получше.
Теперь уже можно было спросить у Медянки, как ей удалось удрать от мюрдеров. Но он почему-то спросил о другом:
— Почему ты не ушла?
Медянка осторожно бинтовала ему голову:
— А почему я должна была уйти? Ты не сделал мне ничего плохого.
— Ты спряталась?
— Нет, я оступилась и провалилась в яму. Там я ударилась и потеряла сознание. В отключке лежат очень тихо, — девочка усмехнулась, — и они меня не нашли.
— Почему ты не ушла потом?
— Ты провел меня через Долину, хотя тоже мог уйти. — Она массировала кисти его рук, чтобы восстановилось кровообращение.
— А что ты с ними сделала?
— Убила.
— Это я понял. А как? Я ничего не слышал.
Она прервала свое занятие и извлекла из-под одежды небольшую трубку.
— Это мне подарил один умник. Первое средство против часовых, действует совершенно бесшумно. Стреляет иглами, яд парализует мгновенно… А, черт, иглы! Подожди, я сейчас.
Спрятав трубку, Медянка вскочила и направилась к мертвецам, все так же сидевшим вокруг теперь уже поваленного креста. Добер, наблюдая, как девочка вытаскивает из каждого иголки в палец длиной и складывает в коробочку, прикинул, что ее оружие очень удобно, но сам он прежде о нем не слыхал.
Медянка вернулась, благодарно поглаживая коробочку, и принялась снова приводить в порядок своего спутника.
— Слушай, — сказал он, — а у этого умника нет второй такой трубки?
— Не знаю, — хмуро ответила Медянка, — я его больше не видела.
Только после того, как она вторично дала ему воды, Добер задал вопрос, сам отлично осознавая, насколько глупо он прозвучал:
— И ты не испугалась Черного Джека?
Она подняла брови:
— Я испугалась, что не успею уложить всех его тварей прежде, чем он зажжет костер.
Добер подумал, что у нее вообще нет нервов.
Покончив с его ранами, Медянка поднялась на ноги и осмотрелась. Приближалась ночь, воздух начал свежеть, и Добера стала бить крупная дрожь. Медянка укутала его двумя куртками, развела костер и, размочив сухари в воде, приготовила пищу в том единственном виде, в котором он мог ее проглотить. Она собралась кормить своего спутника с ложки, но он решительно воспротивился. Руки у него кое-как действовали. Хоть мюрдеры и поработали над ним усердно, но Добер все-таки мог донести ложку до рта.
После еды ему стало совсем хорошо, если не считать боли во всем теле, и Добера охватила сонливость.
— Спи-спи! — почти приказала девочка, усаживаясь поудобнее около костра.
— А ты?
— Я перебьюсь. Не впервой.
Он хотел возразить, но уснул.
Разбудила его та же боль. Судя по рассеянному свету, было раннее утро. Медянка сидела положив руки на колени, а голову на руки и смотрела в огонь.
— Не спала? — спросил Добер.
Девочка перевела на него тусклый взгляд:
— Нет. Как себя чувствуешь?
— Ничего.
Она дала ему воды. Потягиваясь, взяла свой автомат и сказала:
— Я скоро.
Под ее ногами захрустели ветки, и все стихло. Добер лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, пытаясь пошевелить руками и ногами и прикидывая, на какой срок мюрдеры вывели его из строя. Разумеется, они не предполагали, что ему удастся выжить. Это было практически невозможно при столкновении с бандой Черного Джека. Он с горечью понимал, что два-три дня не сможет самостоятельно передвигаться, а в последующую неделю любая встреча даже с каким-нибудь шатуном может стать для него последней. Утешала его мысль о том, что сами мюрдеры — одна из самых жестоких банд — навсегда выведены из строя ребенком с помощью хитроумного оружия.
Добер задремал, но вскоре проснулся, почувствовав легкую вибрацию почвы. Кто-то приближался. Он, превозмогая боль, потянулся было за кинжалом, когда из-за листвы раздался знакомый хрипловатый голос:
— Не дергайся. Это я.
Медянка подошла, жадно глотнула из фляжки, затем озабоченно потрясла ее возле уха.
— Зачем вернулась? Я бы отлежался, — проговорил Добер.
Она взглянула на него сверху вниз:
— Ты даже дотянуться до ножа не можешь.
— У тебя дела.
— А у тебя башка разбита.
Только сейчас Добер обратил внимание на то, что девочка принесла. Это был большой кусок пластикового брезента — очень прочного материала.
— Зачем это?
— Затем. Сейчас поедем.
— Ты спятила. Ведь тебе не сдвинуть меня — с места.
Девочка не ответила, аккуратно расстилая материал рядом с ним.
Затем, не слушая возражений Добера, который искренне считал, что возиться с ним ей не следует, перетащила его на пластик и пошла к мертвецам — проверить, нет ли у них чего-нибудь, что сможет пригодиться живым. Вернулась она с мешком патронов, гранат и с двумя фляжками какой-то жидкости.
— Поедешь по камням, — сообщила она, протягивая фляжку Доберу. — Так что пей, поможет.
Понюхав, Добер понял, что во фляжке спирт, слегка разведенный водой. Он глотнул, язык и горло обожгло, на глаза навернулись слезы.
Медянка взялась за угол пластика и попробовала тянуть. Гладкий материал медленно скользнул вперед вместе с Добером. Камни прочертили по израненной спине и вызвали новую вспышку боли.
— Ну как? — поинтересовалась Медянка.
— Если ты действительно в состоянии меня тащить, то у меня все в порядке, — отозвался он, превозмогая боль.
— Тогда поехали.
Ветки кустов над головой Добера поползли назад. Он сжал зубы. Скользить избитой спиной по камням — это было равносильно поджариванию на кресте, с той лишь разницей, что терпел он сейчас не ради достойной смерти, а ради жизни. Жизни, которую ему сохранила девочка — почти ребенок. Теперь он всеми силами старался показать, что поездка на брезенте является для него сущим удовольствием.
Через час пути Добер услышал, что девочка ругается. Груз был явно ей не по силам.
— Медянка! — позвал Добер. — Мне неудобно. Девочка остановилась, нагнулась над ним, и он увидел капельки пота на ее лбу. Она переложила его поудобнее и только собралась снова взяться за угол пластика, как Добер сказал:
— Погоди, отдышись.
— Лежи молча и не указывай, — огрызнулась Медянка, — иначе мы до вечера не доберемся.
— Куда? — Он хотел хоть как-нибудь задержать ее.
— Я нашла сухой бункер. Здесь, не очень далеко.
— Так куда торопиться?
— Туда.
И она потащила его дальше. Добер не переставал удивляться ее чудовищному упорству. Ей было очень тяжело, им никто не угрожал, но девочка поставила себе цель и стремилась к ней, подхлестывая себя изощренными ругательствами.
Ровная местность кончилась, начались скалы. Теперь под спину Доберу попадались не мелкие камни, а большие, с острыми краями. Пластик предохранял его от порезов, но удары следовали один за другим бесконечной чередой. От боли и медленного движения Добер начал впадать в странное состояние на грани между явью и забытьем. Он уже ничего не говорил, даже хлебнуть спирта у него не было сил. Открытые глаза его смотрели вверх, но он даже не заметил, как стало темнеть.
Медянка все чаще падала. Добер это чувствовал, но ничем не мог ей помочь. Она не остановилась бы, даже если бы он признался, что не в силах выносить это движение. Да и признаться в своей слабости ребенку, который на пределе сил тащил его, Добер не мог.
Он пришел в себя, когда осознал, что лежит неподвижно. Сверху нависала надежная крыша бункера, сбоку в жестяной коробке горел костер. Медянка лежала рядом, и только по ее тяжелому дыханию можно было догадаться, что она жива.
Ее упорство было поистине потрясающим. Поразмыслив, Добер решил, что это не просто упорство, а железная сила воли и поразительная выносливость.
С большим трудом он сумел перевернуться на бок, чтобы дать отдых измученной спине, и заснул, ощущая приятное тепло огня и сознавая, что он жив и Медянка тоже.
Костерок постепенно угас, но никто этого не заметил — в бункере и так было тепло.
Три дня Добер отлеживался. Медянка ухаживала за ним, кормила — все с тем же невероятным упрямством. Добер уже знал, что ей бесполезно указывать. Она все знала, все умела и всегда поступала так, как считала нужным. Когда он начал вставать и решительно объявил, что через два дня можно будет идти в Атику, девочка лишь качнула головой:
— Тебя унесет ветром, так что лежи. К тому же мне кажется, ты не любишь быть слабым.
— Ты тоже.
— Мне-то приходится, а ты не любишь. Разницу ощущаешь? — Девочка помолчала, искоса глядя на него, а потом неожиданно спросила: — А как тебя зовут по-настоящему?
— Жан, — ответил Добер и только после этого сообразил, что произошло.
Интересоваться настоящим именем, которое только носитель и знал, было не нужно и даже опасно. Например, любой из шатунов принял бы подобный вопрос за чудовищное оскорбление.
— А тебя?
— А меня… — девочка вздохнула, — Моника.
— Мо-оника, — протянул Добер. — Странное имя.
— Нормальное.
Он начал делать гимнастику, чтобы вернуть упругость мышцам, а девочка занялась приготовлением еды. Добер вдруг понял, что у них обоих неумолимо, по мере приближения продолжения путешествия, портится настроение. Близилось расставание. Двое одиночек могли какое-то время быть вместе, если того требовали обстоятельства. И он, понимая, что здравый смысл и соображения безопасности требуют расстаться, начал невольно оттягивать тот момент, когда надо будет трогаться в путь. Медянка же вообще перестала с ним разговаривать.
Еще через день она скомандовала:
— Отдых затянулся. Пора идти.
Добер стал собираться, спорить было бесполезно. Она бы просто посмеялась, скажи он ей, что хотел бы еще немного пожить с ней в этом спокойном месте. Они собрались, затушили огонь и покинули гостеприимный бункер.
До Атики было недалеко, и Добер, не до конца восстановивший силы, торопиться просто не мог. Но вот кончились скалы, и показался лежащий в низине город.
В центре его громоздились развалины какого-то огромного сооружения. Говорили, что прежде это был завод, но никто не помнил, когда он работал. Вокруг теснились лачуги и бараки, собранные из досок, пластиковых щитов и прочего материала, натасканного из развалин.
— Тебе куда? — спросил Добер, не отрывая глаз от обломанной трубы, высившейся прямо посредине города.
— На южную окраину, — коротко ответила Медянка.
— Пошли, я провожу. Возражать она почему-то не стала.
Через час они добрались до первых окраинных построек, и через некоторое время девочка легонько стукнула в дверь длинного барака, стены которого были собраны из тяжелых стальных блоков.
К ним вышел огромный мужчина, заросший бородой почти до глаз.
— Кто это с тобой? — подозрительно спросил он Медянку, рассматривая незнакомца.
— Это Добер. Он провел меня через Долину Покоя.
— Угум, — кивнул мужчина, гася огоньки подозрительности в глазах.
— Я пойду, Медянка, — произнес Добер, касаясь рукой плеча девочки. Она повернулась. Рот ее был сжат в узкую полоску, брови хмурились.
— Иди. С тобой было надежно.
— С тобой тоже.
Добер заметил изумление на лице бородача. Они прощались как старые хорошие друзья.
— Иди, — сказала Медянка еще раз, — тебя ждут.
Добер кивнул и, еще раз взглянув на нее, круто повернулся на каблуках и зашагал прочь.
Он услышал, как за его спиной хлопнула дверь.
Вышагивая по узкой грязной улочке, Добер впервые в жизни представлял себе, «что было бы, если бы». «Если бы он спросил, когда она пойдет назад…» «Если бы она ответила…» «Если бы было возможно пойти с ней на Черные болота…» Он ускорил шаги. Все три «если бы» были совершенно глупы и не нужны. Закон одиночества — главный для одиночек. Никогда не следовало ни с кем связывать себя — вдвоем легче подставиться.
Добер шел и чувствовал, как больно ему снова возвращаться к одиночеству. Тем более Медянка, скорее всего, не захотела бы, чтобы он шел с ней к болотам. И потом, она не любила, когда ей напоминали о том, что она — еще ребенок. А в этой жестокой жизни ребенка все-таки следует охранять.
Охранять! Добер вспомнил, как она спасла его. Медянку охранять вовсе не требовалось, но именно этого ему хотелось больше всего.
Размышляя таким образом, он дошел до окраины Атики. Особых дел здесь у него не было, и Добер старался подальше отогнать сильное искушение вернуться. Ноги, еще не восстановившие былую выносливость, слегка гудели, но он не останавливался.
Атика осталась за спиной. Добер прошагал еще немного и тут почувствовал, как уплотнился воздух. Это было плохим предзнаменованием. Он посмотрел на небо. Серый оттенок облаков на глазах превращался в грязно-черный. Впереди на горизонте ничего опасного не наблюдалось. Но сзади, прямо за постройками Атики, вздымались три жирные колонны смерчей. Небо за ними было непроглядно черным.
Некоторое время Добер наблюдал за смерчами — не изменят ли они направление движения и не обойдут ли город стороной. Но серые колонны двигались прямо на Атику. Он машинально подтянул ремень автомата, чтобы оружие не било по спине, которой и так досталось совсем недавно, и бросился назад.
Впервые в жизни он пренебрег предупреждением инстинкта самосохранения. Он бежал навстречу страшной опасности и думал только о тех толстых плитах, из которых сделан дом, где осталась Медянка. Яростные порывы ветра били ему в лицо. Добер не снижал темпа, забыв о боли в натруженных ногах.
Он видел, как смерчи врезались в город и подняли в воздух какие-то обломки и тучи пыли. Слышался гул и грохот рушившихся зданий. Сквозь эту какофонию прорезался дикий визг. Добер сжал зубы и побежал быстрее. Однако, когда он вбежал в Атику, где столкнулся с толпой перепуганных жителей, смерчи бушевали уже в центре города. Один из смерчей двигался прямо в его сторону. Воздух сделался совсем плотным, и ветер бросал в лицо Добера тысячи острых песчинок.
Вокруг царила паника, но он, не обращая ни на что внимания, расталкивая людей, упорно продвигался в самый центр бури. Но скоро бежать стало бессмысленно. Оглядевшись, Добер увидел две толстые плиты. Наклоненные друг к другу, они соприкасались верхними краями, а нижними были врыты в землю. Не раздумывая далее, мужчина заполз под плиты и сжался, желая только одного — чтобы смерч пронесся побыстрее.
Гул все нарастал, ураган набирал силу. Стало совсем темно. Что-то тяжелое ударило по плитам, сверху посыпались мелкие камушки, но укрытие выдержало.
Наконец смерч прошел дальше. Напор ветра ослаб, вокруг вновь посветлело. Выждав еще немного, Добер осторожно выглянул из-под плит. От двух ближайших домов остались одни развалины.
Мужчина вылез из укрытия и увидел, как все три смерча стремительно удаляются на восток. Часть города осталась неповрежденной. Он продолжил свой бег, но среди развалин бежать было невозможно — пришлось перейти на быструю ходьбу.
Когда он добрался до дома Медянки, то увидел, что его худшие предположения подтвердились. Плиты стен упали внутрь, и одного взгляда хватило, чтобы понять: помочь оставшимся в доме невозможно. Добер медленно подошел поближе. Из-под одной плиты торчала скрюченная кисть руки и вытекала алая струйка крови. Рука была мужской. Тот бородач, видимо, не успел выскочить из дома, который и стал его могилой.
Добер внимательно осмотрел все вокруг. Крови больше не было видно, в щели между двумя платами что-то белело. Он засунул в щель руку и вытащил маленькую коробочку, к которой специальными скобами была прикреплена длинная трубка. В коробочке лежало несколько темных иголок. Это было странное оружие Медянки, с помощью которого она спасла ему жизнь.
Добер посмотрел в щель, больше ничего не увидел, поднять же плиты не представлялось ему возможным. Если девочка не выронила свое оружие, когда покидала дом, то осталась под плитами, и ничто в мире не сможет ей помочь.
Спрыгнув с плиты, Добер засунул коробочку и трубку в свой рюкзак. Ему было тошно, но где-то в глубине души теплилась надежда, что девочка успела убежать. В любом случае искать ее под развалинами не имело никакого смысла.
Он развернулся и медленно пошел прочь. Ему было больно, как никогда ранее.
