69

Фундинул уже и не помнил, в каком по счету свинарнике они прятались. Новые сапоги были безнадежно испорчены свиным дерьмом, мундир запачкан куриным пометом, а в бороду набилась солома, зато и он, и Углук были живы, и с ними был сержант Ляминен, единственный оставшийся от группы из семи лазутчиков.

Поначалу всему отряду удалось пролететь верхом две трети пути до городских ворот, где-то просто отмахиваясь, а где-то сшибая посты вердийцев, однако в гарнизоне подняли тревогу, и за очередным поворотом отряд встретили полторы сотни алебардистов.

О том чтобы одолеть их с ходу, не могло быть и речи, тем более что на перехват лазутчиков спешило все больше сил. Пришлось рассеиваться по улицам и бросать лошадей.

Перепуганные животные еще какое-то время метались по улицам, создавая панику и помогая лазутчикам затеряться среди узких улочек и построек.

— А вот в Капекслаа свиней не держат, — глубокомысленно заметил Ляминен, разглаживая свои гвардейские усы.

— А чего так? — тут же откликнулся Углук. Тема свиней был ему интересна.

— Грязные, говорят. Оно конечно, грязи от них много, зато вот заперли мы город, а в нем и скотина, и грядки на террасках, свинским же дерьмом удобренные, на грядках репа и морковка растет. Измором такой город взять трудно. Хотя, конечно, пахнет свинья крепко.

Фундинул с изумлением посмотрел на сержанта Ляминена. Четверть часа назад шестерых его товарищей изрубили выскочившие из-за поворота егеря — не меньше тридцати всадников. Углук посшибал штук восемь, Фундинул сдернул еще троих, но потом подоспели пехотинцы и стало жарко. С трудом удалось уйти в расщелину между домами, но лишь троим — Углуку, Фундинулу и Ляминену, старому и опытному рубаке.

— Ты почему так земляков не любишь, Ляминен? — спросил Фундинул.

— Да ну их… — отмахнулся тот и пучком соломы начал полировать отвоеванный офицерский меч.

— А все-таки?

— Три года назад отслужил положенные девять лет, пенсию мне назначили, и поехал я в деревню свою, Кисекалла называется, в пяти милях от границы королевства…

— И чего?

— Приехал честь по чести, мундир в мешок спрятал, чтобы глаза не мозолил, а они собрались толпой, оглобли повытаскивали и давай меня охаживать…

Ляминен вздохнул.

— Едва не убили. Хорошо я в озеро упал, они думали утоп, а я полежал на дне, всплыл да и пешком в Харнлон вернулся. В ноги полковнику упал, назад попросился, солдат я хороший, он меня обратно взял. Потом с сотней ребят через неделю разведкой пришли и сожгли Кисекаллу.

— И не жалко было?

— А меня они пожалели? Ведь половина деревни Ляминены, родственники мои. Я им из жалованья по полтора рилли отсылал, кому дом подправить, кому на свадьбу, и ничего — не отказывались, а тут бить стали и кричать «предатель»! — Сержант вздохнул. — Двуличные люди.

— Не переживай, среди гномов тоже всякие попадаются, — по-своему истолковал слова Ляминена Фундинул. — Вон в Ливене один у меня все время заказы перехватывает.

— И у орков тоже всякое случается, — заметил Углук, прислушиваясь к тому, что происходит на улице. — Я однажды с земляком подрался, мы вместе в западных землях наемничали. Из-за пустяка подрались, рилли не поделили. Он меня дагой в брюхо, а я его мечом. Потом два месяца на телеге отлеживался, едва за земляком не ушел. И что вы думаете? После победы над князем Ульриком наш хозяин отпустил нас до осени, и я вернулся к себе домой, а отец моего земляка, значит, спрашивает: ну и как там Гугис? А я говорю — никак, убил я его. Ну и рассказал, как дело было. И что вы думаете: отец Гугиса меня понял? Совсем нет. Через час пришли к моему дому двое братьев Гугиса и говорят, выходи, мы тебя убивать будем. Ну и вышел я, зарубил их… — Орк вздохнул.

— Пришлось раньше времени на службу возвращаться, потому что у нас в деревне этих Гугисов, как у вас Ляминенов. Идут и идут…

— М-да, — закивал Ляминен, ободренный тем фактом, что не только у него в жизни такие трудности.

— Ну что, тихо вроде? — сказал Углук и, перешагнув через свинью, выглянул в крохотное оконце.

В перебежках от курятника к курятнику он выпил несколько десятков сырых яиц и теперь чувствовал себя хорошо.

— Тихо, — согласился Фундинул, пристраивая за спиной топор.

— Тогда пошли, нам до ворот еще ярдов двести.

Отворив вторую дверцу, через которую хозяева выносили из свинарника навоз, остатки группы покинули гостеприимный свинарник.

Впереди был еще один двор, а за ним улица, которую следовало как-то перейти.

Хрипло залаяла спрятанная в сенях собака — хозяева убирали их подальше от нервных егерей, которые осматривали подворья.

С улицы стали доноситься голоса и стук копыт, приближался очередной патруль. Ожидая, пока он проедет, Углук, Фундинул и Ляминен спрятались за забором.

— Чем это воняет? — спросил шепотом Фундинул.

— Нормально воняет, — пожал плечами Углук. — Наверно, свинку где-то палят.

— Это ночью-то?

— А чем тебе ночь плоха, чтобы покушать? К примеру, у меня ночью даже аппетит лучше…

— Нет, это не свинка, — покачал головой Ляминен, приподнимаясь. — Это ветерок с моря дует.

Зловонный дым почувствовали и конные егеря, они обменялись несколькими фразами, и Ляминен сразу присел.

— О чем говорят? — спросил Фундинул.

— Говорят, что рембуржцы их травят, лошадиные кости жгут.

— А мясо куда девают? — недоуменно спросил Углук.

— Да враки это, — отмахнулся Ляминен и стал наблюдать за патрульными через щель в заборе. Свет от факелов заиграл на его скулах, в глазах блеснул огонь. — Видимо, генерал выбрал для штурма северную сторону. Оно и правильно, костры разгорятся, они их сырыми шкурами прикроют, и такой дым пойдет, что на улицах ничего видно не будет, а уж на самой стене…

Сержант злорадно усмехнулся.

— Так это нам на руку, они же всех лишних с улиц на стену созовут, — заметил Углук.

— То-то и оно, — согласился Ляминен, продолжая ухмыляться. — Пошли, а то скоро следующий патруль появится — больно они частят сегодня…