50

Войско начало подниматься еще до восхода.

Едва посветлел восточный краешек неба, сержанты стали бесцеремонно расталкивать солдат и шипеть им на ухо:

— Вставай уже, лежебока, так и хлеб свой проспишь!

От такой угрозы сонные гвардейцы сейчас же вскакивали, ведь проспать завтрак в гвардии считалось великим позором, хотя сегодня он состоял лишь из куска хлеба с кусочком колотого сахара да кружки холодной воды. В условиях тайного передвижения слышать о кулеше приходилось все реже.

Зашевелились лошади, помимо неполной мерки овса им полагался кусок подсоленной хлебной корки, которую от своего пайка обязательно приберегали благодарные наездники.

Когда солнце показалось из-за горизонта, пятитысячный корпус генерала Фрая уже двигался по наезженной дороге. Несмотря на то что ночью было сыро и роса выступала с полуночи, под копытами тысяч лошадей и колесами повозок дорога быстро высыхала. Позади растянувшейся на полторы мили колонны поднимался отчетливо видимый пыльный хвост, сносимый ветром на юго-запад.

Через час пути дюны стали ниже, потом и вовсе исчезли и им на смену пришла безбрежная тундра, поросшая низкой травой, длинными дорожками грибов-первовешек да изредка встречавшимся кустарником, цеплявшимся за мокрые ямы и небольшие пригорки.

— Неприветливая местность! — заметил де Шермон и широко зевнул, прикрываясь перчаткой. — Никак не могу проснуться, пока не подадут завтрак.

— Пожуйте кислых ягод.

— Ягод?

— Да. — Каспар протянул горсть ярко-красных плодов, что принесли ему два сержанта-чекмеса. При Каспаре они съели по полгорсти, чтобы доказать, что ягода не ядовита.

«Возьмите, ваше превосходительство, ягода свежая, только что с кочек. Ее для бодрости принимают и для укрепления живота. Вода в здешних местах черная, гнилая, берите, обязательно пригодится».

Каспару ягода понравилась, она действительно давала прилив сил.

Де Шермон помялся, затем забросил пару ягодок в рот, поморщился, но попросил еще — северная ягода и ему пришлась по вкусу.

Через два часа после начала движения войско миновало несколько пустых хуторов, покинутых жителями совсем недавно — навоз в стойлах еще парил, а в печах были угли…

— Теперь жди контрфорса! — сказал Углук, демонстрируя свой опыт и осведомленность.

— Не будет контрфорса, — возразил де Шермон, который уже усвоил, что, если орка сразу не одернуть, он будет разглагольствовать до самого обеда.

— А отчего же не будет, ваше сиятельство? — не сдавался старый наемник. — Пока войско на марше, ему и трех сотен кавалерии хватит, чтобы спутаться.

— Возможно, сержант, но вердийцы без надлежащей расстановки в драку не лезут. Они подумать любят.

— Дураки, стало быть?

— Нет, я же сказал — подумать любят.

— У тебя все, кто не жрет с утра до вечера, — дураки, — ввернул гном.

— И вовсе нет, железка ты кузнечная, вот его светлость не жрет с утра до вечера, но я уважаю его за смысл во вкусе. Вчера вылизывал его супницу, так чудо до чего хороша похлебка — я и не знал, что господа так в этом понимают!

— Вы вылизывали мою супницу, сержант?! — ужаснулся де Шермон.

— Да, ваше сиятельство, перед тем как ваш слуга собирался ее помыть. Так вылизал, что даже воду можно было сэкономить, но слуга у вас глупый, таки взялся ее мыть.

Де Шермон машинально приложил руку к груди, там, где обычно чувствуется тошнота, но жесткая перчатка лишь царапнула по кирасе — граф забыл, что он в доспехах.

— Граф, но ведь супницу после помыли… — негромко произнес Каспар.

— Я… я не могу с этим смириться… — вздохнул де Шермон. — А знаете, сержант, я могу оставлять вам в супнице немного похлебки и повар будет отдавать ее вам. Вы же за это не станете больше лизать мою посуду, договорились?

— Как не договориться, ваше сиятельство! Это ж неслыханная доброта с вашей стороны, хоть вы и граф, сожри меня огры!

От возбуждения Углук так размахался руками, что заехал Хуберту по плечу.

— Извини, дружок.

— Вообше-то он гвардейский лейтенант, — строго заметил находившийся рядом майор-барон Лайдас, который не собирался делать скидки пусть даже личным друзьям генерала.

— Прошу прошения, господин майор-барон! Прошу прошения, господин лейтенант! — тут же поправился Углук. — Виноват.