11

Ломая кусты с молодой листвой и сбивая с елок хвою, вдоль дороги двигались разъезды, то погружаясь в лес и спугивая зверей, то выбираясь на обочины в поисках следов людей. За ними по самой дороге двигался авангард короля Филиппа — кавалерийская сотня в зеленых мундирах. Мардиганцы взбивали копытами песок, звенела упряжь, обшитые тканью доспехи выглядели неброско, но были кованы из салмейской стали, секрет которой был привезен когда-то из дистанцерии Маркуса.

Неожиданно на дорогу перед авангардом выскочили всадники из разъезда и с оружием наголо помчались навстречу не ко времени появившимся путешественникам.

Впрочем, все тут же разъяснилось, это были свои — двое оставшихся от сотни лазутчиков.

Гвардейский сержант из авангарда подоспел следом и осадил мардиганца возле дрожащего ганнцина — легкой лошадки лазутчиков и прочих курьеров.

— Что с ними? — спросил он разъездных.

— Один уже помер, ваша милость. — Кавалерист указал на обвисшее в седле окровавленное тело лазутчика. — Второй — жив.

— Жив я, жив, доставьте меня к королю, — потребовал второй лазутчик, зажимая рану на плече.

— Может, забинтовать руку-то? — предложил сержант, видя, что лазутчик близок к обмороку.

— Ничего, сдюжу, сначала — к королю!

Однако предплечье ему все же перевязали, пропитав бинт перегонным вином и дав отпить пару глотков. С непривычки лазутчик закашлялся, но сержант засмеялся и хлопнул его по спине тяжелой рукой:

— Зато теперь точно не окочуришься!

Для сопровождения раненого сержант отрядил из авангарда троих гвардейцев, и они понеслись навстречу армии короля, придерживая лазутчика, чтобы тот по слабости не сверзся с лошади и не убился.

Через полторы мили они выехали к небольшой речке, через которую как раз переправлялась армия.

Филипп и его друг детства граф де Шермон наблюдали за тем, как пехотинцы помогают лошадям вытаскивать на берег возы, в то время как кавалеристы перетягивали намокшие подпруги.

Король спешил скорее пройти до границы, чтобы не дать герцогу Ангулемскому времени на подготовку. О том, что Ангулемский уже знает о его намерении, Филиппу было известно, однако известно ему было и то, что армия герцога долго находилась без движения и маневров.

Теперь следовало перехватить «холодную» армию Ангулемского как можно раньше, это гарантировало не только победу, но и минимальные потери. За время долгой борьбы за трон Филиппу Бесстрашному пришлось пережить с десяток больших и малых сражений, поэтому в свои неполные двадцать лет он располагал немалым опытом.

— Как думаешь, мы успеем пересечь границу? — спросил он де Шермона.

— Полагаю, это не главное, ваше величество. Нам важно прийти со свежими силами, а если и задержимся — не велика беда, Ангулемскому это уже все равно не поможет.

— А вы, генерал Бьорн, тоже так думаете? — спросило Филипп.

— Пока мы идем хорошо, ваше величество, скоро и без надрыва. Если кони уставать начнут или пехота станет носом клевать — дадим им отдохнуть.

— Да что же они не смотрят! — воскликнул король, указывая на соскользнувшее с тележной оси колесо. Воз завалился набок, в воду полетела поклажа, а возница с перепуга принялся хлестать лошадь.

Выручили пехотинцы, они достали колесо, вытолкали охромевшую телегу, и переправа возобновилась.

— А вот и королева! — воскликнул генерал Бьорн, завидев карету с королевскими гербами. Он скинул шлем и принялся салютовать мечом, его примеру последовали находившиеся рядом офицеры.

Филипп вздохнул. Ему не нравилось, что его мать, несмотря на возраст, остается не только предметом почитания подданных, но и подчеркнутого внимания и обожания всех мужчин-придворных.

Король не хотел, чтобы королева-мать отправлялась с ним в поход, но она настояла — Анна Астурийская умела говорить убедительно. И вот она здесь в дорожной карете с тремя фрейлинами, а еще с двенадцатью служанками, четырьмя пажами, тремя лакеями и шестью возами «с самым необходимым».

— Королева! Королева! — пронеслось по рядам промокших пехотинцев, и они стали торопливо сметать с себя грязь и тину — ну как ее величество выглянет из окна, а они в таком непотребном виде. Нехорошо.

Наемники-рейтары, хоть и не являлись подданными Рембургов, отсалютовали мечами карете Анны Астурийской, а их сотник ухитрился поднять на дыбы уставшую лошадь, лишь бы как-то выделиться.

Филипп покосился на де Шермона, тот не сводил взгляда с занавески, надеясь увидеть королеву, если она выглянет поприветствовать сына.

— Ну уж ты-то, мой друг… — осуждающе произнес Филипп.

— Что, ваше величество?

Пойманный врасплох, де Шермон принялся разбирать лошади гриву.

— Ей уже пятьдесят лет, — еще тише добавил. Филипп. — Я могу понять генерала Бьорна, у него никого нет и он в возрасте, но ведь ты молод, красив, у тебя прекрасное положение при дворе — ты лучший друг короля, де Шермон! Любая женщина упадет тебе в объятия.

— Мне не нужна любая… Ну то есть иногда они начинают надоедать. Вы же знаете, как прилипчивы эти графинечки с северо-востока, ваше величество.

— Да уж знаю, — улыбнулся Филипп.

На северо-востоке королевства земельные владения дворянства были небольшими, и дочки тамошних хозяев пускались на любые ухищрения, лишь бы попасть во дворец и найти себе богатого и влиятельного содержателя.

— Ваше величество, смотрите — гвардейцы из авангарда! — указал на всадников один из майор-баронов.

Гвардейцы спускались к реке, поддерживая лазутчика, которого от скачки сильно растрясло.

— Что такое, кто это? — строго спросил Филипп, выезжая навстречу.

— На дороге подобрали, ваше величество! — прокричал гвардеец, вытирая перчаткой пот. Несмотря на начало весны, погода стояла летняя.

— Как подобрали? Ты кто?

Второй гвардеец открыл флягу и щедро полил голову раненого водой. Тот встряхнулся, словно собака, обдавая брызгами и короля, и де Шермона, но никто не стал обижаться, видно было, что дело нешуточное.

— Ваше величество! Не смогли мы пробиться — один я вырвался, остальных ангулемские порубили.

— Так ты лазутчик? — начал понимать король. Уходившая на задание сотня состояла сплошь из добровольцев, отличных стрелков и крепких рубак, на которых он опирался в войне за трон, а этот — последний, был бледен и едва держался в седле, его рукав был окровавлен.

— Лазутчик, ваше величество, из сотни Рудгера.

— Почему не получилось — расскажи!

— Поначалу все было хорошо, мы и просеку в балке вырубили, чтобы пролететь как по тракту… Так и пролетели мимо заслонов… Шатер издалека было видно, и десяток гвардейцев, что пытались нас задержать, мы легко смяли. Потом за нас полусотня «зацепилась», да так терзать стали, что Рудгер крикнул, чтобы все, кто мог, к шатру скакали. Вот и прорвались десятка четыре… я-то еще раньше упал, но все видел. Наши из арбалетов ударили, но герцога гвардейцы пешие закрыли и эти, в шляпах…

— Гизгальдцы, — подсказал генерал Бьорн.

— Так точно! Многие ранеными попадали, но устояли и удар наших трех дюжин приняли. Как в стену, ваше величество… гвардейцы с пиками — в каре, не подступиться. Тут уже и конные в тыл ударили, и дело кончено было… Я подхватился да на попавшуюся лошадь прыгнул, со мной еще один ушел, по той же балке проскочили, но он на дорогу уже мертвый выехал.

— Генерал, распорядитесь, чтобы его в обоз отправили, к костоправам.

— Разумеется, ваше величество.

Король выбрался из седла и оставил лошадь конюшенному, де Шермон последовал его примеру.

— Жаль сотню, — признался Филипп. — Люди были — один к одному, проворные.

— Гвардейцы Ангулемского оказались проворнее.

— То-то и оно. — Король вздохнул, поправил ножны с тяжелым боевым мечом. — А вот с графом Паристо вышло и с братьями фон Кордерами.

— Не всегда такое удается, — успокаивающим тоном произнес де Шермон и покосился на карету королевы.

Она остановилась шагах в пятидесяти, и подбежавший к окну лакей выслушивал какие-то распоряжения королевы.

— Мы разобьем его в открытом бою, ваше величество, у нас превосходство в силе.

— В этом я не сомневаюсь. Мои мысли уже далеко, за границами герцогства.

— Придет время, доберемся и далее, — согласился де Шермон. — Может, и к дистанцерии руки протянем.

— Меня больше влечет юг, — признался Филипп. — А столицу я думаю перенести в Ливен.

— Вы ведь грозились сжечь его, ваше величество, — усмехнулся де Шермон.

— Сжечь — это пустое. Ливен крупный и богатый город, хорошая опора для броска на юг… Хотя, будь у меня два Ливена, один бы я точно сжег.

Король резко обернулся и заметил, что де Шермон смотрит в сторону кареты королевы.

— Это невозможно, де Шермон! Ты поставил целью всерьез рассердить меня?

— Нет, ваше величество, вы же знаете, как я ценю ваше расположение, — с улыбкой ответил королевский приятель и низко поклонился.

— Ах мерзавец, — покачал головой тот и направился к лошадям. Армии следовало продолжать движение.