ГЛАВА 10
Владивосток, май 2012 года
Я проснулся от аппетитных запахов. Кофе и яичница. На них и пошел. Маша орудовала в кухне, уже накрыла на стол. Неизвестно откуда взятый фартук, надетый прямо на нижнее белье, выглядел так эротично, что я тут же обнял девушку.
И тут же, конечно, зазвонил телефон.
— Спасибо за отчет, чадо, — пробасил отец Константин. — Надо встретиться. Через полчаса, где обычно.
Моим желаниям явно не суждено было сбыться. Я вздохнул и пошел собираться. Вскоре позвонил Чонг, бодрый и полный сил:
— Какие планы?
Видно, рана его уже больше не беспокоила, так же как и мое осуждение.
Вчера я его не убил, хотя очень хотелось. Маша уговорила сначала обсудить происшедшее. Оказалось, я нечаянно разбудил ее, когда собирался, и любопытная девчонка решила, что я иду охотиться на упырей. Правильно решила, в принципе. Ну а поскольку я ее всегда отказывался брать с собой, Маша действовала втихую, просто пошла следом, на свет фонарика.
Вообще-то она ненавидела проклятых, но Чонг ей, видите ли, был симпатичен — он почему-то всем бабам симпатичен, и что они в нем находят, интересно? Девушка повисла на моей руке, умоляя разобраться. Хотя в чем было разбираться?
Оказалось, все же есть в чем. Чонг никого не убивал. Просто слегка воздействовал на сознание наркоманов, хотя этого особо и не требовалось. Отпивал их кровь, потом усыплял, чтобы ничего не помнили. Ну а если и вспомнят — кто поверит обдолбышам?
— Я всегда так делаю. И всегда только наркоманов использую, — обиженно говорил упырь. — Что в этом плохого?
Признаться, я немного растерялся. Никогда не встречал такой формы вампиризма.
— Но ты пьешь у людей кровь!
— Да какой там пью! — махнул рукой китаец. — Так, отхлебываю. И потом, какие это люди? Это ж наркоманы.
— Так ты сам кто? — вмешалась Маша. — Раз тебе нужна только их кровь? Иван, вампиры могут быть наркозависимыми?
Я задумался. Такой вопрос никогда не приходил мне в голову. Вроде бы для упырей вещества, содержащиеся в крови людей, безопасны. Хотя если учитывать, что кровь передает проклятому душевную силу, которая и является источником бессмертной жизни…
Чонг подтвердил мои догадки:
— В их крови особая энергия.
— Энергия безумия, — кивнул я. — Поэтому ты такой крышелет.
— Мой способ держаться на поверхности, — пожал плечами азиат. — Ты же знаешь: если у киан-ши нет ничего, за что можно уцепиться в бессмертной жизни, никакого смысла, он теряет разум.
— Странное хобби — клоунада, — хмыкнул я.
— Какое есть, — надулся Чонг. — А вообще, вы мне благодарны должны быть. Я санитар общества! Посмотри на них. Вон тот, видишь, облевался? Это люди, по-твоему? Даже если они издохнут, вам же дышать легче будет! В общем, пойду я! А ты… хочешь — стреляй.
Произнеся этот монолог, китаец закатал рукава плаща (кстати, взамен обгорелой одежды на нем уже была новая), взъерошил волосы, выставил челюсть, обошел нас и вразвалочку двинулся прочь из проулка, напевая: «И если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день»…
— Как трогательно, — проворчал я. — Впору написать на стене «Цой жив!».
Стрелять, конечно, не стал. Во-первых, остыл и вспомнил, что за Чонга мне достанется. Во-вторых, нельзя было не признать: в его словах есть определенный смысл. Если я кого-то и ненавижу почти так же, как упырей, — это наркоманы, алкоголики и прочие маргиналы. Если б они все жрали друг друга, я б только порадовался.
Сегодня, слыша в трубке веселый голос Чонга, я уже почти пожалел о том, что не пристрелил его. Еще крови попортит немало, это точно…
— Иди за стол! — возмутилась Маша. — Зря я, что ли, старалась?
За завтраком выяснилось, что девушка успела постараться не только на кухне.
— Разыскала координаты тех троих, которые сошли с ума, — сказала она, допивая кофе. — Вышла на их родственников, попросила о беседе. Согласился только муж тетки, которая устроила резню в стриптиз-клубе.
— Не резню, а грызню, — автоматически поправил я. — Маш, спасибо, ты супер! Собраться быстро сможешь? Тогда поехали.
Нет, положительно, эта девушка — сокровище! Через десять минут она была готова к поездке.
— Как дела, любовнички? — приветствовал нас Чонг, усаживаясь в машину и запахивая новенький кожаный плащ. — Накувыркались вчера?
Я покосился на него: откуда такие сведения?
— Проклятая неизвестность, — мерзко захихикал китаец. — Чем вы еще заниматься могли? Да и ауры у вас… чувствуется сексуальная энергетика, в общем.
Я молча повернул ключ в замке зажигания. Никогда еще не видел такого озабоченного упыря… Впрочем, он шут, а таким многое спускается с рук.
В кафе «Malina» меня уже ждал отец Константин. Я не рискнул оставлять Машу в одной машине с Чонгом, взял ее с собой. Батюшка ничего особенного не сказал, только подтвердил курс Церкви на совместное расследование с киан-ши. Однако подробно расспросил меня о беседах с мастером Чжаном — мир миром, а информацию проверил.
— Один вопрос, — сказал я. — Что вы знаете о зверобогах?
Священник затуманился:
— Это вопрос для теолога, чадо. Для историка религии. А мои познания в оной теме слишком скромны. — Он поднялся. — Пора мне, чадо. Давай-ка я тебя благословлю на свершения да поеду уже.
Он помахал перстами сначала над моей головой, потом над Машиной:
— На всякий случай… — подхватил шлем и вышел.
Вскоре на улице взревел мотоцикл. Отец Константин уехал. Мы с Машей переглянулись:
— Тебе не кажется, что они темнят с этими зверобогами?
— Кажется, — честно ответил я. — Причем упыриный начальник тоже что-то скрывает.
— Тем больше причин с этим разобраться, — задумчиво проговорила девушка.
Мы отправились в квартиру Юлии Антоновой, любительницы вампирского стриптиза. Жила она в одном из домов-новостроек, в пентхаусе.
Вернее, теперь в роскошной хате обитал только ее муж, который с самого утра был навеселе. А скорее всего, с вечера не просыхал. Он открыл дверь, на нас повеяло смесью запахов спиртного, табачного, и не только, дыма, несвежих закусок и духов. Похоже, пока Юлия Викторовна лежала в скорбном доме, ее супруг неплохо проводил время. Тощенькое тело безутешного мужа было прикрыто лишь шелковым халатом и засосами, физиономия заросла двухдневной щетиной, редкие волосы торчали всклокоченными пучками.
Пентхаус, а воняет, как в бомжатнике, подумалось мне. Маша улыбнулась как ни в чем не бывало:
— Здравствуйте, вы Игорь Антонов? Я вчера договаривалась о встрече, помните?
Антонов несколько секунд бессмысленно пялился на нас, потом расплылся в улыбке:
— Конечно, помню! Как можно забыть такую красавицу? Проходите, проходите! Можете звать меня просто Игорек!
Чонг хмыкнул. Игорьку было никак не меньше пятидесяти — этакий потасканный плейбой. Он провел нас в большую комнату, вычурный дизайн которой несколько портили заваленный объедками стол и белый диван, покрытый недвусмысленными пятнами. Пол был усыпан пустыми бутылками и подвявшими цветами вперемежку с окурками.
— Оргия? — деловито спросил Чонг. — Вот видишь, Ванюська, как продвинутые люди развлекаются? А ты мне не разрешаешь.
— Извините, не прибрано. Мы вчера… оттянулись немного. — Игорь рухнул на диван. — Присаживайтесь.
Маша огляделась, отыскала кресло, опустилась в него. То же сделали мы с Чонгом. Китаец развалился в кресле, заметил:
— А здесь уютненько. Девочек только не хватает.
— Девочек хватает, — захихикал Игорек, сально поглядывая на Машу. — Были бы денежки.
Похотливое выражение его морды мне категорически не понравилось. Маша же ничего, рубила фишку. Очаровательно улыбнулась, демонстративно закинула ногу на ногу:
— Игорек, я уже говорила, мы представляем детективное бюро. Нас наняли родственники Юлии Викторовны — выяснить, что с ней произошло.
— А что произошло? — вытаращился мужик. — Чокнулась она. Сдурела. Крышей поехала. Как еще сказать?
— А как вы думаете, по какой причине?
— Да по какой, — фыркнул Игорек. — Добухалась до белочки. Вы знаете, откуда я Юльку вытащил, когда у нее это началось?
Маша сделала заинтересованное лицо:
— Откуда?
Молодец, подумалось мне. «Клиент» поплыл, разговорился, она не мешает, не показывает свою осведомленность. Грамотно.
— Из борделя! — взвизгнул Игорек. — Представляете? Бордель с мальчишками!
— Неужели? — Маша изобразила изумление. — Какой ужас!
— Да уж. Ей как сороковник стукнул, она помешалась на молодости. Без конца пластические операции, косметологи, подтяжки-утяжки… и молодые пацаны. Столько бабла на них ухнула! Молодое тело очень уж ценила.
— Вы, наверное, очень страдали?
Игорек осклабился:
— Да не очень. Нужна она мне… лярва старая. Мы с ней давно уж и не спали даже.
— А почему не развелись? — ввернул я.
— Ну ты даешь, мужик! — Антонов хлопнул себя по тощей ляжке. — Она ж всему хозяйка! Бабки у нее! А меня она, сука, в черном теле держала…
Интересно, почему дама-то его не вышвырнула, такой балласт? Жалела, скорее всего. Типа, общее прошлое, возможно, дети… Теперь у нее уж не спросишь, увы.
— Ничего, теперь мое время настало! — разливался Игорек. — Сейчас признаю ее невменяемой, получу опекунство — и гуляй, рванина! Кстати, Машенька, телефончик не оставите? Может, визиточку, а? Сходим куда-нибудь, развеемся. Кабак, клуб — на ваш выбор. Или прокатимся куда-нибудь в теплые края?
Мне все больше хотелось дать ему в морду. До чего ж гнусная тварь. Маша продолжала мило улыбаться:
— Возможно, чуть позже. Сначала ответьте еще на пару вопросов и сделайте мне маленькое одолжение.
— Все что угодно! Такой девушке… — завозился в кресле Игорек.
— Скажите, пожалуйста, ваша жена в последнее время не пропадала? Может быть, ее похищали? Или она исчезала надолго?
— Да кому она нужна! — воскликнул любящий супруг. — Я, может, и рад был бы, да вот нет. Кроме пластических клиник и стриптиз-клубов, никуда она не ездила.
Маша собралась задать еще вопрос, но тут в комнату, щебеча и пересмеиваясь, вошли две хорошенькие китаянки-близняшки в костюмчиках «мечта педофила» — короткие клетчатые юбчонки, бантики и все такое.
— О, куколки! — обрадовался Игорек. — Ну-ка, приберите тут немножко да принесите что-нибудь. Давайте выпьем за знакомство, Машенька? Ну и вы тоже… — последнее относилось к нам с Чонгом.
Девицы не обратили на нас с Машей никакого внимания, а вот присутствие Чонга их немного смутило. Тем более что китаец с осуждением покачивал головой. Не знаю уж, что ему не понравилось — вроде упыри, как дети дьявола, должны приветствовать всяческие проявления греховности.
Тем не менее девушки быстро унесли грязные тарелки, поменяли стаканы, водрузили на стол бутылку «Джек Дэниелс» и уселись по обе стороны от Игорька. Тот щедрыми порциями разлил виски, подтолкнул ко всем стаканы:
— За знакомство.
— Так вот, просьба, — продолжила Маша. — Мы хотели бы увидеться с Юлией Викторовной, а еще побеседовать с сотрудниками в ее фирме.
— Да пожалуйста! — воскликнул Игорек. — Валяйте! Вот, я вам даже визиточку заведения дам, где она содержится. Только не забудь, малышка, за это ты мне обещала встречу. А насчет Юльки — вы быстро поймете, что она сама спилась, вот и стала зеленых чертей видеть…
Он опустошил свой стакан залпом, словно водку пил, выдохнул, оглядел присутствующих, остановился взглядом на Чонге. На лице Игорька по очереди отразилась целая гамма чувств: недоверие, страх, ужас…
Наконец мужик громко заорал:
— Чур! Чур меня!.. — и попытался вскочить, да ноги не послушались.
— Что с вами? — удивилась Маша.
Я тоже не мог понять причин такого внезапного сумасшествия. Неужели от опохмела так быстро белая горячка случилась?
— Вы что, не видите? — Игорек тыкал пальцем в Чонга: — Изыди!
Упырь выпрямился в кресле, сложил руки на груди и одарил Антонова горделивой улыбкой. В тот же момент китаянки поднялись с дивана, призывно покачивая бедрами, направились к Чонгу и встали по обе стороны кресла, словно пажи у трона.
— Сатана… — потрясенно прошептал Игорек.
Чонг милостиво кивнул, подал каждой девчонке руку. Те благоговейно облобызали упыриные длани, потом уселись на подлокотники, всем видом демонстрируя киан-ши преданность и обожание. Антонов стек на пол, пополз на четвереньках к Чонгу:
— Ваше величество… то есть ваша светлость, тьфу, ваша темность… помилуйте…
— Вижу-вижу, ты лоялен к темному властелину, — инфернальным басом произнес упырь. — Это хорошо. И квартирный вопрос тебя не испортил… чего ему тебя портить, вон хата какая.
— Не губите, — завывал Игорек.
— Ладно уж, — согласился Чонг. — Сейчас вопрос задам, только отвечай правдиво, иначе проснешься в геенне огненной. Заказывал жену?
— Никак нет, ваша милость, — рыдал мужик. — Мечтал только, но боялся. Она сама…
— Что знаешь про ее сумасшествие?
— Ничего не знаю! — истерил Игорек. — Как на духу… ой… то есть как маме родной… отец вы наш… а почему вы зеленый-то?
Бедняга совсем запутался.
— Потому что черт, — Чонг встал. — Тьфу ты, пакость какая. Ладно, пошел я отсюда. Он правду говорит, гарантирую. Через часок оклемается. А вы, шалавы, следуйте за мной.
Он зашагал к двери, за ним послушно потрусили китаянки.
— Зачем они тебе? — спросил я, когда все разместились в «паджерике».
— К мастеру Чжану завезем, ему миловидные девки в неофиты требовались. Для последующего обращения.
— И что, других не нашлось?
— Надо же обязательно грешных, чтоб соблазн был для перерождения. А в Китае сейчас неплохо налажена работа с молодежью. Пойди еще найди хорошеньких, молоденьких, и чтоб искушенные — все как идиотки работают, учатся, выполняют заветы партии. А эти подойдут, грешные по самое не могу.
— Так, стоп. Ты охренел вообще? Мне, чистильщику, сообщаешь, что намерен обратить девок в упырей?
— Ну ты подумай только! Чего им ловить в человеческом виде? Всяким Игорькам за копейки минет делать? А мы их к делу пристроим, торговые точки дадим, там, глядишь, денежку заработают и ресторанчик откроют или клубешник, опять же…
— Иван, а может, правда?.. — спросила Маша, с сочувствием глядя на проституток. — Ну что им, бедным, делать…
— Это называется соблазн! — твердо ответил я. — Искушение от лукавого. Ему не надо поддаваться.
Вышел из машины, открыл заднюю дверцу, выволок китаянок:
— Идите отсюда и больше на, глаза не попадайтесь!
Девчонки постояли, похлопали глазами и вошли обратно в подъезд. Видимо, решили вернуться к Игорьку.
Я вывел машину со двора.
— Отказ от проституции — соблазн, а две шлюхи в детских юбочках — это, значит, не соблазн, — пробормотал Чонг. — Это, видимо, благодать божья…
— Ладно, уймись, софист несчастный. — Честно говоря, меня самого смущала эта логическая нестыковка. — Ты лучше вот что скажи: Игорька загипнотизировал?
— Типа того, — небрежно бросил Чонг. — Магнетизм киан-ши.
— Так, может, нам и следствие незачем проводить? Давай ты всех замагнетизируешь и инфу узнаешь.
— Ванюська, — обиделся китаец. — Тебе же лучше других должно быть известно: далеко не каждый поддается вампирскому магнетизму. Чем сильнее человек, тем меньше он подвержен внушению. Вот, например, Александру Катынину я обработать не смог, как ни старался. А уж показать какую-нибудь картинку можно только самым слабым.
— Как сегодня Игорьку? — спросила Маша.
Чонг довольно ухмыльнулся:
— Я ему предстал в образе зеленого черта. А тех мартышек в бантиках просто зомбировал, чтоб подыграли. Так что, Ванюська, чем могу, тем помогаю расследованию.
Юлия Антонова содержалась в обычной городской психиатричке — старое здание, никакого особого комфорта, серость, уныние и бугаи-санитары. Сразу становилось видно, как ею дорожит супруг. Зато в бюджетной клинике проще объявить недееспособной…
Договориться о встрече с больной оказалось легко — сотня баксов в карман санитару — и нас провели в палату.
— Осторожнее, она буйная. Может быть опасной, — буркнул парень и вышел.
Мог бы и не предупреждать. Интересно, какую опасность могла представлять хрупкая женщина в смирительной рубашке? Она сидела в углу, исподлобья смотрела на нас. Очень красивая и очень молодая, ее не портили даже слипшиеся волосы, синяки на лице и безумное выражение глаз.
— Сколько ей? — присвистнул Чонг. — Муж говорил, вроде хорошо за сорок. А выглядит на двадцать пять от силы.
Маша тоже с интересом присматривалась к женщине.
— Ну Игорь же рассказывал. Пластика, косметологи…
Мне было жаль ее. Несмотря на грязные истории, которые рассказывал ее супруг. Красивые женщины в беде всегда вызывают сочувствие. Я присел на корточки в шаге от Юлии:
— Вы меня слышите? Расскажите, что с вами случилось? Мы можем помочь.
Я долго уговаривал, прежде чем Юлия посмотрела мне прямо в глаза и шепнула всего три слова:
— Во имя зверобога…
Потом она замолчала, никакие уговоры на нее не действовали.
— Чонг, может, сумеешь загипнотизировать?
Азиат отрицательно покачал головой:
— Сильная женщина плюс состояние измененного сознания — нереально. Это тебе не наркоман убогий.
Из психушки мы отправились в фирму Антоновой. Там провели остаток дня, опрашивая сотрудников. В итоге сложилась картинка, поражавшая своей вторичностью. Юлия Викторовна никуда не исчезала, вела себя как обычно, зато среди ее приближенных случился внезапный мор. В течение последних трех месяцев погибли от несчастных случаев ее водитель, охранник, две подруги и три молоденьких менеджера, про которых в фирме сплетничали, что они любовники Антоновой. Только вот никакого экстрасенса Романа Романова никто не припомнил.
Вечером, когда мы уже возвращались домой, Чонг, как всегда, связался через планшетник с мастером Чжаном. Выслушав краткий отчет, глава киан-ши сказал:
— Как и обещал, я устроил обследование Дениса Катынина. Судя по информации из клиники, где он лечился последние два года, у Катынина действительно был рак легких в последней стадии. Но обследование показало, что сейчас Катынин болен только психически. Физически же он абсолютно здоров. Опухоль и метастазы исчезли.
Из истории рода Батори
Вена, дворец Хофбург, сентябрь 1609 года от Рождества Христова
— Ваше величество, я буду говорить от имени и по поручению Церкви. — Кардинал Франсуа Форгач остановился, подбирая слова. — Мы просим у вас защиты, ваше величество. Не для себя, но для ваших подданных, для тех, кто не может донести до вас покорную просьбу о милости. Мы просим за народ, ваше величество. За невинных крестьянских девушек, коих, по слухам, уже сотни погибли в замке Чахтице.
Матиас нахмурился. Это была уже не первая просьба со стороны святых отцов по поводу графини Эржебеты Надашди, урожденной Батори. До короля тоже доходили слухи о зверствах, творимых в Чахтице. Но он сомневался, стоит ли обращать на них внимание. Вдруг это не сплетни? Мог начаться грандиозный скандал, а ведь Матиас только наладил отношения с венгерскими евангелистами.
По этой причине он и назначил аудиенцию в малом кабинете, без свидетелей. Сейчас, глядя на аскетическое, изрезанное морщинами лицо Форгача, король взвешивал все возможные выгоды и убытки.
Ссориться с евангелистами ему не с руки. Но ведь и с Церковью отношения портить не годится. Святые отцы забирают в Европе все больше власти, теперь даже монархи должны их опасаться.
Франсуа Форгач — опасный человек, интриган до мозга костей. Поручить ему расследование дела Эржебеты Надашди-Батори — значит обречь графиню на гибель, виновна она или нет. А если невиновна? Евангелисты будут недовольны.
С другой стороны, эта история могла бы помочь приструнить евангелистов и показать народу, какими чудовищами они бывают. Нельзя же бесконечно с ними заигрывать. И еще одно: графиня сказочно богата, а войны с Османами опустошают имперскую казну…
— Что ж, — сказал он наконец. — Пожалуй, надо с этим разобраться.
Маленькие глазки Форгача блеснули торжеством.
— Но графиня Надашди — лицо светское, — продолжил король, — а значит, и расследование должен вести светский человек. — Заметив, как вскинулся кардинал, собираясь возразить, Матиас поднял руку в знак того, что еще не договорил. — Она венгерская аристократка, значит, это дело палатина Венгрии.
Франсуа Форгач поклонился, выражая покорность. Тем не менее мягко заметил:
— Ваше величество, Дьёрдь Турзо — безусловно, человек благородной души. Но ведь он был другом покойного Ференца Надашди. И потом, все знают, что герцог Турзо питает… пагубную страсть к графине. Церковь даже подозревает, что Турзо находится под воздействием колдовских чар Эржебеты Надашди.
— Это уже слишком, дорогой Франсуа, — рассмеялся Матиас. — Вы верно заметили: герцог Турзо — благородный человек. Женатый на молодой красавице, напомню. К тому же он безоговорочно предан короне, и ничто не помешает ему выполнить повеление короля. Итак, передайте палатину, я поручаю ему расследование дела графини Надашди-Батори.
— Когда ждать приказа? — спросил Форгач. — Я сразу отвезу…
— Передайте на словах, — небрежно уронил король и встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Пусть будет тайное расследование. В любом случае, чем бы оно ни закончилось, Габсбурги останутся ни при чем. Потом Матиас поговорит с палатином с глазу на глаз и решит, что делать дальше. Да уж, ну и хлопотное наследство досталось ему от братца Рудольфа.
Довольный собою, король позвонил с колокольчик.
— Пусть подадут завтрак сюда.
У него еще много дел. Надо написать несколько писем, прочесть проекты законов…
Матиас был мудрым правителем. Он всесторонне обдумал историю графини Надашди, учел все мелочи. И только о погибших в Чахтице девушках ни разу не вспомнил.
Замок Биче, октябрь 1609 года от Рождества Христова
Вторые сутки на замковой кухне жарились мясо и рыба, варились самые изысканные соусы, пеклись пироги. Вокруг них суетились тридцать лучших поваров империи, выписанных из Вены за огромные деньги.
Вторые сутки слуги сбивались с ног, начищая дорогую мебель, расстилая в комнатах роскошные ковры, драпируя стены редкими тканями.
В большой танцевальной зале настраивали инструменты выписанные из Милана музыканты. Там же готовился сыграть и цыганский оркестр.
Палатин Венгрии герцог Турзо выдавал замуж единственную дочь Юдиту. Долго Дьёрдь подыскивал достойного жениха для своей красавицы, отвергал претендента за претендентом. Наконец остановился на Андраше Якучике, графе Урсатич и Прескач из Верхней Венгрии.
Юдита была самой видной невестой Венгрии — красива, вся в покойную мать, богата — об этом позаботился отец, знатна, умна… Так пусть вся Европа видит, как гуляют на свадьбе такой девушки! Пусть все знают, как богат палатин Венгрии.
Десять тысяч флоринов потратил Дьёрдь на подготовку к свадьбе. Еще столько же собирался раздать после празднества нанятым поварам, солдатам, лакеям и музыкантам. А уж о том, сколько приданого было дано за Юдитой, ходили легенды.
Несколько месяцев шла подготовка к торжеству. И вот этот день наконец настал.
Четыреста гайдуков в форме цветов Турзо стояли вдоль всей дороги, вытянулись во фрунт, встречая именитых гостей. Приглашенные съезжались со всей империи и из-за ее пределов. Моравия и Богемия, Польша и Трансильвания — отовсюду ехали именитые особы, чтобы присутствовать на грандиозном событии.
Королевские посланцы и принцы, епископы и прелаты, сановники и парламентарии — сотни гостей, тысячи слуг…
Прибыл и нежеланный гость — кардинал Франсуа Форгач, ненавидевший евангелистов. Дьёрдь знал, что этот человек мечтает о месте палатина и старается сделать все, чтобы отправить Турзо в опалу. Тонкий интриган, Форгач только и делал, что совершал подлости, предавал, распускал клевету, оправдывая это интересами Церкви. Однако он был вхож к королю Матиасу, и с этим приходилось считаться.
Наконец началась долгожданная церемония.
Платье невесты стоило две тысячи флоринов — сшито было из тончайшего кружева, украшено сотней крошечных розеток, в каждой из которых поблескивал бриллиант. Жених не сводил с Юдиты восхищенных глаз, он давно был влюблен в девушку — сегодня сбывалась его заветная мечта.
Одежда молодой жены Турзо, красавицы Эржебеты Чобор, тоже сияла драгоценными камнями. Дьёрдь ни в чем не отказывал юной очаровательной супруге, которая была лишь тремя годами старше его дочери.
После венчания гостей пригласили в большую обеденную залу. Всю ее занимали столы, ломившиеся от угощений и крепких венгерских вин. В центре сидели молодые, по обе стороны от них — родители, дальше уже гости, в зависимости от знатности, богатства, дружбы с хозяином.
Дьёрдь усадил кардинала Форгача рядом с собою — привык держать врагов на виду. К тому же кардинал шепнул, что имеет поручение от короля.
Когда прозвучали первые здравицы в честь молодых, выпитое вино ударило в головы, а зала наполнилась звоном бокалов, чавканьем, смехом и песнями, Франсуа Форгач произнес:
— Король передал: вы должны провести следствие по делу графини Эржебеты Надашди, урожденной Батори. Его величество желает знать, что происходит в принадлежащих ей замках и насколько в этом виновата графиня Надашди-Батори.
Дьёрдь спокойно выслушал, поднял кубок:
— Здоровье молодых!
— Здоровье молодых! — поддержал Форгач.
Он тоже взял кубок, но лишь сделал вид, что отхлебнул: придерживался аскетического образа жизни, считая, что только лишения приближают человека к Богу. Оглянулся и негодующе поджал тонкие губы. Душа его протестовала против чревоугодия, которому предавались вокруг все эти венгерские еретики.
Дьёрдь жевал сочное мясо, отламывал от краюхи хлеба большие куски, макал в соус, отправлял в рот. Но не чувствовал вкуса. Глотал крепкое вино, жадно, так что алые струйки стекали по бороде. Но не пьянел.
Он давно ждал этого момента. Знал, что когда-нибудь ему придется исполнить долг верховного судьи. Кто ж еще покарает преступления графини, как не палатин Венгрии?
Но как же страшно ему было сейчас, как горько… и горечь эту не смывало терпкое вино.
Конечно, Эржебета была среди приглашенных. Ради старого друга графиня нарушила добровольное отшельничество, приехала в Биче. Сейчас она сидела почти напротив Турзо, чуть левее. Дьёрдь наклонился вперед, взглянул на нее. Ровная спина, гордая посадка прекрасной головы, бледное нежное лицо с гладкой кожей. Поймав его взгляд, Эржебета чуть заметно улыбнулась.
И конечно, как и везде, где она появлялась, за ее спиною шептались: ведьма, колдовство, женщина не может в ее возрасте оставаться такой юной…
Это странно, думал герцог. Он в пятьдесят два — развалина, она в сорок девять — все так же молода и красива. Как будто и не было этих тридцати четырех лет. Она выглядит ровесницей своей старшей дочери Анны. Быть может, и вправду колдовство?..
— Я понимаю, герцог, — говорил между тем Форгач, и голос его звучал вкрадчиво. — Вы чтите память друга. Но ведь вы благородный человек. Решайтесь. Честь…
— Довольно. — Дьёрдь повернулся к кардиналу, уставил на него тяжелый взгляд покрасневших от вина глаз. — Иначе я подумаю, ваше высокопреосвященство, что вы сомневаетесь в моей чести и благородстве.
— О, герцог, — морщинистое лицо Форгача расплылось в сладкой улыбке. — Я и не намеревался…
— Где приказ его величества об аресте графини?
— Приказа не будет. Его величество желает, чтобы следствие было тайным. Только вам самому, палатину Венгрии, предстоит решить, следует ли арестовать графиню Надашди, найти доказательства. А уж потом… Степень ее вины и наказание определит суд.
В голосе кардинала звучала едва заметная нотка угрозы. Дьёрдь прекрасно понимал, что значили его слова. Если король будет недоволен, Форгач сделает все возможное, чтобы обратить монарший гнев против палатина Турзо. Дьёрдь не держался за чины и титулы, но замена его Форгачем означала бы новый виток преследования евангелистов, новую войну в Венгрии. Этого он не мог допустить.
— Здесь жалобы. — Кардинал положил перед Турзо несколько свитков. — Письма от отца Иштвана Мадьяри. Письма от зятьев Надашди, магнатов Зриньи и Хоммонаи.
Зятья против тещи? Дьёрдь удивился. Эржебета всегда была добра к Николаусу и Георгу…
— Простите, ваше высокопреосвященство. Но вы уверены, что письма зятьев — не подделка?
— Господин Хоммонаи и господин Зриньи писали эти жалобы в моем присутствии, — усмехнулся Форгач. — Я могу засвидетельствовать подлинность их подписей перед любым судом, включая небесный.
Гости наелись, напились, в танцевальной зале на первом этаже заиграла музыка. Дамы и кавалеры устремились туда. В замке воцарилась веселая неразбериха, какая бывает в разгар большого праздника.
Дьёрдь встал. Что ж, он долго прикрывал Эржебету, защищал, сколько мог и от кого мог. Сейчас он сделает еще одну попытку. Последнюю.
Графиня была в одной из гостевых комнат, сидела в кресле, задумчиво смотрела в зеркало. С тех пор как похоронила мужа, она больше ни разу не танцевала и не снимала траура.
— Ты все равно хороша, — с усталой улыбкой сказал ей Дьёрдь, словно продолжая прерванный когда-то разговор.
Эржебета вернула улыбку:
— Спасибо. Но ведь ты не за этим пришел?
— Я пришел, чтобы в последний раз предложить тебе свою любовь и защиту. Ты в опасности, Эржебета…
— Стыдись, Дьёрдь. При молодой жене…
Турзо остановился перед нею, глядел обреченно. Больше не было у него сил.
— Ты же знаешь, палатин должен быть образцом во всем. И в семейной добродетели тоже. Мне пришлось жениться по приказу императора. На ее месте могла быть ты. Но ты отказалась, и я взял ее. Только потому что ее зовут так же, как тебя. Чтоб хоть имя твое в постели называть…
Эржебета поднялась, встала напротив. Смотрела на Турзо. Ее друг Дьёрдь. Вечный друг. Герцог, палатин. Умный, хитрый, сильный. Благородный. Смешной, беззащитный… Ее друг, но не ее мужчина.
Если б раньше, если б вернуть… Могла бы? Нет, и тогда прожила бы так же. Ни денечка бы не поменяла. Он не ее мужчина.
— Так что? — повторил Турзо. — В последний раз…
Чужая женщина. Его вечный недуг. Почему так? Ведь сильный же. Всего в жизни добился. А ее — нет. Так почему не отказался? Всю жизнь чего-то ждал, терпел… Как же так вышло?
Может, и не нужна уже? Может, и нет. Но привык любить. Красивая. Желанная. Не его женщина.
Два человека смотрели друг другу в глаза. Усталые люди. Прожившие жизнь, побитые ею. Обессиленные. Чужие. Такие близкие.
Эржебета подняла руку, коснулась щеки Турзо.
— Прости, Дьёрдь. Поздно все. Мы старые уже…
Он прижал ее ладонь к губам. Всего на одно мгновение продлил прощальную ласку. Потом медленно пошел к двери. На пороге остановился, не оборачиваясь, глухо проговорил:
— Тебе лучше написать завещание, Эржебета.
Этим вечером Дьёрдь обходил пиршественные залы, улыбался гостям, с кем-то шутил, кого-то хлопал по плечу, говорил дамам комплименты. Но единственным чувством, которое он испытывал, была бесконечная усталость.
Убедившись, что свадьба продолжается и все гости довольны, Турзо удалился в свой кабинет, приказал секретарю, который умудрялся всегда быть под рукой:
— Разыщи и приведи ко мне Николауса Зриньи с Георгом Хоммонаи.
