ИСТОРИИ РАЗНЫХ МИРОВ
ДОЖДЬ
— Сара Тисдейл. Ваше любимое, если не ошибаюсь…
Будет ласковый дождь, будет запах земли,
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор,
И никто, и никто не вспомянет войну:
Пережито-забыто, ворошить ни к чему.
И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с Земли человеческий род.
И весна… и Весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.
(Сара Тисдейл «Сонет № 40»)
Р.Брэдбери «Марсианские хроники. Будет ласковый дождь»
Далеко на западе, там, где шумел океан, небо наливалось темно-лиловым. На самой границе горизонта росла тоненькая полоска грозовых туч. Дождь. Здесь, в пустошах, его не видели уже очень давно. Грозовой фронт еще ни разу не добирался до этих мест, хотя до океана было не больше восьмидесяти миль.
По иссохшей земле медленно шел человек. Из-под его саперных ботинок, подбитых тонкими металлическими пластинами, сизыми облачками поднималась пыль. Это был высокий сутулый старик с нелепо длинными руками и ногами, с осунувшимся, пепельно-серым лицом. Дубленая всеми ветрами кожа обтягивала его скулы, неровно подстриженная борода неопрятными клочьями торчала во все стороны, из-под дырявой соломенной шляпы виднелись седые волосы, собранные в хвост. Обкусанные, потрескавшиеся от полуденного зноя и недостатка влаги губы. Грязный, истершийся на коленях и локтях серо-голубой комбинезон. Пустой вещмешок, с одной оборванной лямкой.
Бродяга — один из тех, кого называют перекати-полем пустошей. Такие ребята странствовали по всему континенту. А точнее, по его жалким, пригодным для жизни останкам. За спиной старика висело старое однозарядное охотничье ружье — даже нищие не осмеливались перемещаться без оружия, пускай и самого паршивого.
Человек привычным жестом потер запястье правой руки, которое украшал золотой браслет в виде змейки. И, преодолевая усталость, продолжил путь.
Земля, по которой он шел, на мили вокруг была мертва. Она растрескалась от солнечного жара, и лишь чудом можно объяснить, что кое-где уцелели чахлые полузасохшие деревца и серая трава. Растения отчаянно вцепились в почву, стараясь выжать из нее хоть немного влаги.
Слева от путника, с запада на восток, тянулись железнодорожные рельсы с занесенными песком шпалами. Памятник довоенного мира. Кусочек недостижимой и прекрасной жизни, когда дожди шли часто, а мертвой земли, изъеденной радиацией, не было и в помине.
В полдень силы оставили старика. Он споткнулся. Упал. С трудом перевернулся на спину. Темно-лиловая, кое-где иссиня-черная полоса разрослась по всей линии горизонта, набухла, как переполненный бурдюк. Гроза и дождь. Обидно, что они не приходят на эту сухую землю. Тучи, будто заговоренные, останавливаются на границе и проливают драгоценную влагу в океан.
Дождь. В груди бродяги защемило от тоски. Боль, которая, казалось, навсегда спряталась глубоко под сердцем, поднималась наружу. Она расцвела тускло-серым цветком и, достигнув своего апогея, разбудила то, чего старик очень сильно боялся. Сквозь сухие ветры времени, дующие над мертвыми пустошами и развалинами облученных городов, сияющих призрачным светом, немилосердно просыпалась память.
Дождь… Сколько лет он не видел этого чуда?..
Маленький поселок к востоку от Нового Утеса. Он, десятилетний мальчишка, вместе с ватагой таких же полуголодных немытых детей.
На старом аэродроме ребята играли в «Крыс и охотников». Между ржавых остовов военных самолетов, так и не успевших подняться в небо, когда началась Последняя война, сбросившая человечество в выгребную яму безумия. Именно тогда он впервые увидел дождь. Быстрее…
— …Дэйл!
Крик Келли заставил его выскочить из ямы с оплывшими от времени краями. Топая босыми ногами по раскаленной от полуденного жара земле, он поспешил за девчонкой. Та неслась впереди, и ее грязный балахон развевался на горячем ветру. Справа и слева ржавые скелеты бомбардировщиков грозно нависали над бегущими по пыльной тропинке.
Он все время видел спину Келли. Девочка была проворна и, чтобы не отставать, приходилось очень стараться. Тропинка резко вильнула, уводя детей к далеким, осыпающимся от времени, останкам ангаров. Келли ворвалась в высокую сухую траву, разгоняя громко стрекочущих кузнечиков. Насекомые испуганно брызнули в стороны.
Легкие болели, глаза заливал едкий пот, но Дейл все бежал и бежал. Так уж случилось, что им сегодня предстояло быть «крысами», а Джеймсу и компании повезло стать «охотниками».
Подруга резко остановилась и упала на землю, подмяв траву. Дэйл шлепнулся рядом.
— Ч-ш-ш, — прошипела Келли, прикладывая грязный палец к губам. Ее карие глаза настороженно сверкнули. — Они рядом.
Мальчишка прислушался.
— Ищите их, ребята. Они где-то здесь, — голос прозвучал, казалось, над самыми головами.
— Слушай, Джеймс. Давай уйдем отсюда. Если взрослые нас здесь увидят, то устроят трепку, — вякнул Мэтью.
— Заткнись, Мэт. Делай, что я тебе сказал!
Раздалось недовольное бурчание. Откуда-то спереди послышалось мерзкое хихиканье толстого Сопли.
— Сопля с ними! Этого только не хватало, — почти не разжимая губ, прошептала Келли.
У Сопли с девчушкой были свои счеты, она однажды засунула толстяку за шиворот дохлую крысу. Естественно, воняло от тухлятины на целую милю, и мальчишка визжал от ужаса и отвращения, пытаясь вытащить ее из-под грязной майки. Теперь он жаждал крови, и, попадись Келли в его потные, вечно грязные руки, ей пришлось бы худо.
— Вон они! — внезапно крикнул Мэт. — Я их нашел!
Дети испуганными зверьками выскочили из укрытия и устремились прочь. Казалось, еще совсем чуть-чуть, и они вырвутся из окружения, но на пути выросла туша Сопли, и ребятам пришлось отскочить к старенькому «Фантому». Троица «охотников» с наглыми улыбками на грязных физиономиях медленно приближалась. Дэйл вжался в борт самолета, но тут же с шипением отскочил, солнце нагрело металл, и плечо обожгла боль.
— Ну что, попались? — произнес Джеймс, растягивая слова. — Думали, от нас так просто уйти? Вы проиграли.
— Ну и ладно, — Дэйл как можно небрежнее пожал плечами. — Идем, Келли.
— Не так быстро, — ухмыльнулся Сопля. — Ты можешь идти, а вот твоя подружка останется здесь. За мной должок.
Дэйл молча отступил назад. Оставить Келли одну, значит расписаться в собственном бессилии. А он на такое никогда не пойдет.
— А-а-а, — заржал Мэт, выглядывая из-за спины Джеймса и морща прыщавый нос в радостном возбуждении. — Жених и невеста!
— Ну что, лысая, поговорим? — спросил подошедший к беглецам Сопля и протянул к Келли толстую руку.
— Я не лысая, — зло оскалилась Келли.
— Конечно, нет, — улыбка подошедшего к девочке толстяка была ужасной. — Но скоро будешь.
Дэйл, было, рванулся к Келли на помощь, но она и сама не растерялась и ловко пнула Соплю между ног.
— Ой! — тоненько пискнул тот, схватившись обеими руками за место, куда бить уж никак не полагается.
Лицо Сопли стало бордовым, глаза закатились, он, не отнимая рук, шлепнулся на колени, а затем растянулся на пыльной земле, тихонько завывая тоненьким писклявым голосом.
Джеймс от удивления замер на месте, и Дэйл, решив воспользоваться секундным замешательством, бросился на растерявшегося противника. Не успел. Перед лицом его мелькнул кулак, а затем в носу тысячью иголок взорвалась боль. На глаза навернулись слезы.
— Ну что?! Получил?!
Чья-то безжалостная рука схватила за волосы и потянула вверх. Он раскрыл глаза, мир снова обретал краски. Перекошенное, злое лицо Джеймса, бледный Мэт, стонущий Сопля. Келли, что-то кричит и размахивает палкой, зажатой в руке…
С безоблачного неба на лоб Дэйла упала тяжелая капля, следующая угодила Джеймсу по облупленному солнцем носу, взорвалась тысячью мелких сияющих камешков-брызг. За первыми каплями упали другие. Враг от удивления разжал руку, и боль отступила.
Тяжелые дождевые слезы сотнями падали с бездонно-голубого неба, на котором не было ни облачка. Барабанили по лицам живительной влагой, питали высохшую землю, даря жизнь и восторг, долбили по плечам, по голове, намочили волосы, стекали по лицу.
— Дождь. Кажется, это называется дождем, — произнесла девочка.
Впервые за десять лет короткой жизни дети видели, что вода приходит не из колодца, а с неба.
Не обращая внимания на текущую из носа кровь, Дэйл подставил лицо под брызги. Засмеялась Келли, засмеялся Джеймс, засмеялся подошедший к ним Мэт, даже Сопля перевернулся на спину и хохотал.
Дождь. Обыкновенная вода с неба. Маленькое чудо для вечно засушливых пустошей, где поселки возникают только возле колодцев. Оно смыло враждебность, разбило войну и распри детей на тысячу мелких осколков, которые уже никогда нельзя будет собрать вместе. Пятеро чумазых ребят посреди мертвого мира радиоактивной пыли. Дождь навсегда помирил их. Наверное, это был самый прекрасный…
…день померк. Темные тучи надвинулись, заслонив солнце. Поднялся яростный и свежий ветер. Он бросал горсти песка в глаза старику. Трепал седые волосы, завывал в ушах. Тучи, словно испуганное стадо, надвигались угрюмой стеной. Алмазные гирлянды молний, сливающиеся в зарницы, то и дело сверкали по всему горизонту, освещая потемневшую, а оттого еще более мрачную пустошь. Ветер, словно сошедший с ума цепной пес, гнал беременные дождем тучи. Скоро, очень скоро, за грохотанием грома и сверканием молний тугие струи устремятся к замершей в нетерпеливом ожидании земле.
Еще раз сверкнуло, и до старика долетело отдаленное рокотание грома. Ветер неожиданно стих. Он больше не завывал яростно, не пытался засорить глаза и был точно таким, как в далекие годы, когда весь мир искрился надеждой. Когда жизнь в деревне, наконец, наладилась, исчез голод, появились деньги и, казалось, ничто и никто на этом свете не способен разрушить счастье. Ему исполнилось тридцать, и жена с еще не родившимся ребенком ждали его возвращения. Ветер…
…гулял в каньоне меж низких красных скал, что безмолвными карликами глядели в черное свинцовое небо. Мертвые пустоши расстилались на сотни квадратных миль и переходили в радиоактивную пустыню, где не могло выжить ни одно существо. Почва там ночами испускала призрачный свет, и в мертвых развалинах городов бродили души погибших в гекатомбе катастрофы людей.
Вот по таким пустошам и двигалась сейчас пара медленно идущих волов, тащивших тяжело нагруженный фургон. Старая развалина с истлевшим брезентом на крыше и растрескавшимися досками бортов, принадлежащая общине деревеньки, тоскливо скрипела рассохшимися колесами. На козлах фургона, постоянно косясь на низко висящие тучи, сидели два человека.
Один — худощавый, с непокрытой головой и растрепанными черными волосами — сжимал в руках автоматическую винтовку. Второй — большой и толстый, с обвисшими щеками и маленькими глазами — держал в руках вожжи.
— Кажется, будет дождь, а Сопля? — спросил худощавый.
— Ага. Сколько лет прошло, как мы в первый раз увидели его? Пятнадцать?
— Двадцать, — негромко произнес Дэйл. — Мне как раз исполнилось десять.
— Помню-помню, мне тогда твоя разлюбезная женушка хорошо вдарила коленкой, — беззлобно произнес толстяк и чмокнул губами, подгоняя волов.
— Хорошая у тебя память, — протянул Дэйл и усмехнулся. Он тоже помнил тот день. — Но, согласись, заслуженно?
— Ага! — Сопля кивнул. — Мы тогда придурками были…
Очередной порыв ветра взметнул волосы на голове Дэйла, и тот даже пригнулся от неожиданности, оглядываясь на догоняющие низкие тучи.
— А ветерок-то крепчает, как бы в бурю не попасть.
— Старики говорили, что давным-давно, еще до войны, в этих местах про бури вообще ничего не слыхали, земля всегда была зеленой, а дожди шли круглый год.
— Брехня, — протянул Дэйл, встревожено крутя головой. — Сказки. Кто это видел?
— Да мы с тобой и видели! — горячо заспорил Сопля. — Тот дождь никто из нас не забудет.
Дэйл сморщился, как будто проглотил мерзкое насекомое.
— Я уже начинаю сомневаться — видели мы его или просто пригрезилось. Не знаю, как выживают звери и трава в пустошах… Неужели тоже роют колодцы?
— А дьявол их разберет. — Сопля вытащил флягу с водой и сделал большой глоток. — Надо сниматься с места и всей деревней передвигаться на север. Говорят, там местность не так пострадала от войны.
— Переезжать деревней?! — Дэйл презрительно фыркнул, показывая, как он относится к этой затее. — Скажи это нашим старейшинам. Разве их расшевелишь?
— Зона, — резко выдохнул Сопля.
Оба погонщика натянули на лицо самодельные респираторы. Сопля вытащил из-за спины длинный гибкий кнут, щелкнул им в воздухе, а потом по спинам волов.
— Быстрее, коровьи дети!
Животные замычали и ускорили ход. Все та же унылая красная земля, все те же молчаливые скалы, все тот же яростный ветер. Вот только трава здесь была гораздо выше, чем в других местах. По счастью, опасная зона протянулась всего лишь на пару сотен метров. Эдакий символический язык, который смерть выложила на дорогу, пытаясь захватить зазевавшегося путника. Через двести метров счетчик Гейгера в фургоне перестал безумно щелкать.
— Фу… — Сопля исходил едким потом. — Каждый раз, когда здесь проезжаю, оторопь берет.
— Не тебя одного, — вяло произнес спутник, отстегивая респиратор и бросая его за спину. — Теперь можем с чистой совестью полгода никуда не ездить. Свою норму лучей мы сегодня получили.
— Надо сваливать из этих мест, и если проклятых старых хрычей не колышет отсутствие воды и здоровой почвы, то, может, хоть люди из города заставят их пошевелиться.
— Какие люди? — удивленно вскинулся Дэйл.
— Чаще надо дома бывать, а не гонять коров почем зря. Что бы ты делал, если бы я за тобой не приехал? — Сопля задал риторический вопрос. — Были тут одни. Ты тогда перегонял караван в Осколок, а я как раз уезжал из деревушки. Пришло человек двадцать. Головорезы. Все откормленные, при оружии. И не то, что наши дробовики. Сразу видать — городские. Одеты, хоть щас на свадьбу, мать их так.
— А дальше?
— Дальше они сказали, что прибыли из местечка на севере. Ближний свет как будто! До ближайшего крупного поселения четыреста миль на северо-запад! И что с этого месяца деревня должна платить…
— За что?
— За охрану, — Сопля раздраженно хмыкнул. — Какую на хрен охрану?! От кого?! Здесь же никого не было, нет, и не будет! Старики отказались.
— А они? — у Дэйла в груди поселилась необъяснимая тревога.
— Сказали, чтоб мы подумали, и ушли.
— Давно это было?
— Да с месяц, наверное.
— Ладно. Мне на всех плевать. Как приеду, беру Келли и сваливаю из этой дыры. — Дэйл перегнулся с козел и сплюнул на красную пыльную землю. Яростный порыв ветра, сдул его плевок, и тот попал прямо под колеса фургона.
— Ты прав. — Сопля вздохнул. — Вот только нас там не больно-то и ждут…
— Нас нигде не ждут. Но сидеть просто так на мертвой земле, это не по мне. Хватит! И так тридцать лет провел в этой дыре.
Небо на короткий миг вспыхнуло, и извилистая молния ударила в соседнюю скалу. А затем, настигая свою товарку, за спинами людей загрохотал гром.
— Ого! — Сопля даже привстал от неожиданности. — Ты видел?! Ба-Бах!
— Скоро такое начнется… лишь бы ноги унести…
— Унесем. — Возница щелкнул вожжами, погоняя медленно бредущих животных. — Вон, справа аэродром показался, до деревни недалеко.
Действительно, поле желтой травы врезалось в кладбище военных самолетов. За прошедшие двадцать лет, останки машин превратились в груды металла, лишь в некоторых можно было узнать резкие профили военной техники.
Скалы остались за спиной. Перед мужчинами лежала равнинная пустошь, что тянулась отсюда через всю страну, вплоть до океана. Сухой ветер завывал в ржавых грудах железа, порой срываясь на визг взбесившейся флейты. Он гнал готовую вот-вот разразиться бурю. Сопля без остановки щелкал кнутом.
— Смотри! — Дэйл резко вытянул руку в сторону низкого холма, за которым и находилась деревня. — Дым!
— Действительно… — Сопля сощурился. — Неужели кто дом поджег с перепоя?
Дэйл не ответил, только прикрикнул на волов. Над холмом поднимался густой темный дым.
Деревенька встретила их тишиной. Ни людей, пытающихся потушить пожар, ни собак. Дома уже догорали, но никто, ни один человек, не боролся с огнем.
— Где все? — Сопля от удивления натянул вожжи, и волы послушно остановились.
Дэйл снял винтовку с предохранителя.
— Будь настороже.
Сопля понимающе кивнул и достал пистолет.
— Хорошо. Давай найдем наших…
Они нашли их в центре деревни, возле старой, покосившейся от времени церкви. Восемьдесят душ. Восемьдесят человек, которых Дэйл и Сопля знали с детства. Маленькая община, затерявшаяся среди пустошей мертвой страны.
Люди лежали на площади. Мужчины, женщины, старики, дети. Дэйл зажмурился. Они будут сниться ему всю оставшуюся жизнь.
Соплю вывернуло наизнанку.
Среди мертвых жителей попадались тела неизвестных. Деревня пыталась обороняться, и несколько врагов тоже остались на площади. Сытые, откормленные головорезы в хорошей одежде.
— Келли? — выкрикнул Дэйл, ища и боясь найти среди тел знакомую фигурку с соломенными волосами.
— Дэйл, не кричи. — Сопля вытирал тыльной стороной ладони рот и произнес то, во что сам уже не верил. — Может, она спаслась.
— Келли?! Где ты?! — Дэйл шатающейся походкой ходил между трупов, ружье волочилось по земле. — Келли!
Вот старый Джонсон, хозяин местной пекарни, уставился погасшими глазами в клубящееся небесное море туч. Вот Джеймс. Пули разорвали ему грудь. Рядом вся его семья.
Лица. Друзья. Те, с кем он прожил тридцать лет.
Она лежала возле входа в церковь. Поблекшие соломенные волосы трепал ветер. Под левой ключицей темнело маленькое красное пятнышко засохшей крови.
— Нет, — прошептал Дэйл медленно, как во сне, опускаясь на колени. — Нет…
Сопля молчал за спиной. Дэйл качал головой, не веря в то, что предстало глазам. Боясь сойти с ума, он долго стоял коленопреклоненным, но потом его прорвало. Ярость и боль вырвались оглушительным криком, потоком ненависти, готовой раздавить любого, вставшего на пути.
— Н-е-ет!!! — завыл он. — Почему я?! Почему она?! Почему?!!
Окружающий мир дрожал, словно у лица провели призрачной рукой. По щекам текли слезы. Человек кричал, богохульствовал, грозил небесам кулаком. А те отвечали безразличным и отдаленным громом.
Потом он плакал молча и зло. Стиснув зубы. Небо еще раз сердито заворчало на богохульника, а затем, сжалившись, разразилось слезами. Первые капли упали на обагренную засохшей кровью землю. А затем неистовые водопады воды рухнули на мертвую деревеньку.
Капли дождя в один миг потушили пожар.
Дэйл так и просидел, вымокнув до нитки, но не произнес больше ни одного слова. В его груди тлел, нежно оберегаемый, огонек ненависти, готовый вспыхнуть всепожирающим пламенем, как только будет найден виновник страшной резни.
Когда дождь стих, и на мокрую землю взглянуло солнце, друзья занесли тела жителей в старую церковь. Мертвых убийц хоронить не стали. Койоты тоже должны есть.
Солнце очень быстро высушило и землю, и деревянные стены церковки. Через несколько часов уже казалось, что дождя не было. И когда Сопля, все также безмолвно, кинул горящий факел, дерево весело вспыхнуло. Дэйл смотрел на пляшущий огонь, пожирающий его прежнюю жизнь и любовь.
Они одновременно повернулись спиной к полыхающей церкви и направились к волам, ждущим на окраине деревеньки.
— У нее на руке не было браслета, — глухо произнес Дэйл.
— Какого браслета?
— Золотой змейки, я подарил его на свадьбу. Купил в Осколке. Давно. Еще с первого перегона каравана. А он снял его! Посмел снять браслет, после того как убил ее! Я найду его. Клянусь богом, найду!
— Но как? Это же невоз… — Сопля осекся.
— По браслету и найдем. Я жизнь положу, но обойду все города и отыщу ублюдка!
Сопля молчал.
— Ты со мной Джон? — спросил Дэйл, впервые в жизни назвав друга настоящим именем.
Тот кивнул.
Маленький фургон, запряженный волами, двигался по бескрайней и великой пустоши, увозя людей к мести, а за их спиной поднимался густой дым. Все мосты сожжены, осталась ненависть, заменившая…
…жизнь замерла. Не было слышно ни пищащих в траве крыс, ни стрекочущих насекомых. Все живое затихло в ожидании. Даже редкая трава, казалось, наклонилась к земле, предчувствуя ненастье. Низкая туча огрызнулась молнией, а затем громыхнул злой удар. Туча злилась на ветер, но тот, усмехаясь, толкнул ее еще сильнее, и вновь сверкнула молния.
Старик, лежащий на земле, зажмурился — такой ослепительной и неожиданной была эта вспышка. А затем небо раскололось. Наверное, так звучали тысячи зарядов, что разорвались на планете две сотни лет назад, поглотив человечество. Так древние и теперь всеми забытые боги в гневе раскалывали небеса боевыми топорами.
От звучного удара прямо над головой у бродяги на миг заложило уши. Ужас всколыхнулся в сердце, ужас воспоминаний обо всех годах мести. Ужас от содеянного. Жизнь пройдена и, увы, назад ничего вернуть. Месть свершилась, навсегда врезавшись в его память точно так же, как резец мастера-столяра взрезает дерево, оставляя после себя глубокий рисунок. Тогда небеса грохотали еще сильнее, требуя отмщения. В очередной раз…
..сверкнуло, и Винсент Сартели отшатнулся от окна, через которое наблюдал за подступающей грозой.
— Мать твою! Вот это да! — выругался он, глядя, как люди на улицах Нью-Хоуп испуганно разбегаются по домам. — Ничего себе! Неужели на наш грешный городок вновь снизойдет дождь? Пресвятая дева Мария!
На улице грохнуло так, что задребезжали стекла, и Сартели пригнулся.
— Тьфу, черт! Всего лишь гром! — Винсент, чего греха таить, подумал, будто кто-то ретивый решил побаловаться с динамитом. — Эх, как стихия разбушевалась!
Он сел в глубокое кресло и раскурил сигару. Затем блаженно откинулся, выпустил изо рта несколько сизых колечек дыма. За прошедшие пятнадцать лет Винсент так и не привык чувствовать себя боссом. Он управлял семьей Сартели крепкой и безжалостной рукой, но все же иногда, вот в такие минуты, когда оставался один, не мог поверить в свою удачу. Пятнадцать лет назад ему просто повезло, и после смерти отца — бывшего мистера Сартели — рулетка фортуны указала на Винсента. Тому удалось стать главой семьи, пусть для этого пришлось отправить старших братьев на кладбище. Самый младший, он превратился в одного из самых важных, значительных и опасных людей этой части Обжитых земель. Именно под его каблуком находилась большая часть бизнеса, о котором порядочные граждане говорили только шепотом. Младшему сыну, начинавшему с разбоя на большой дороге, удалось то, что не получилось у других. Благодаря его жестокости и хитрости остальные «семьи» Нью-Хоупа были либо уничтожены, либо полностью обескровлены и не могли сопротивляться. А если вдруг поднимали голову и пытались вновь показать зубы — Винсент вызывал Плакальщика, и все неприятности враз оказывались зарыты где-то далеко-далеко в пустошах.
Вновь вспышка молнии и грохот грома. Стекло покрылось первыми каплями дождя, забарабанившего по крышам домов и неоновой вывеске единственного казино в штате.
Раздался вежливый стук в дверь.
— Войди, — отозвался Винсент и потушил сигару прямо о полированный стол. Он вполне мог себе это позволить.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Плакальщик. Ему едва исполнилось сорок пять, он был худощав и совсем не выглядел опасным, однако никто в городе не решался связываться с ним.
— А-а-а! Мой мальчик! — радостно провозгласил Сартели, хотя он был младше Плакальщика на несколько лет. — Входи, входи. Присаживайся.
Гость молча сел в кресло, закинул ногу на ногу и посмотрел в окно. Дождь лил, иногда перемежаясь вспышками молний и грохотом грома.
— В твоих краях дожди большая редкость, не так ли? — проследив за взглядом гостя, произнес Винсент.
Плакальщик привстал и взял из коробки на столе сигару. Дорогую, оставшуюся еще с довоенных запасов. Винсент Сартели ни от кого не терпел фамильярностей, но этому человеку было разрешено то, что никогда не позволялось другим.
— Вы правы, босс.
— У меня для тебя задание. Кнайты вновь решили вернуться в город. А он слишком маленький. Мне станет тесно. Ну, ты понимаешь. Сделай все, что считаешь нужным.
Гость кивнул и как бы невзначай спросил:
— А откуда вам известно, что у нас дожди идут редко?
— А-а-а, — протянул Винсент и улыбнулся, погружаясь в воспоминания. — Было дело. Давно. Я еще не был мистером Сартели. Приходилось заниматься ерундой, выбивать деньги из окрестных городков и деревень. Однажды нас забросило далеко на юго-восток. За Осколок. Нарвались на одну уж очень упрямую деревеньку. Названия не помню. Ну, пришли раз, пришли другой. А они — ни в какую. Не заплатим, говорят. Не от кого нас тут охранять. В бутылку полезли! Один из жителей, молодой да глупый, сорвался. Моего парня шлепнул. Ну, тут и пошла потеха.
Эти слова подтвердил очередной раскат грома.
— Всех там положили. Никто не ушел. Вот время было золотое! Не то, что сейчас. Ну да ладно! — Винсент тряхнул головой. — Дела давно минувших дней, мы о них еще с тобой поговорим за бокалом довоенного виски. А пока меня больше беспокоят ребята Кнайтов. Ступай.
Он отвернулся к окну на какую-то секунду…
Гибкая струна оплела шею Сартели, глубоко врезаясь в кожу. Тот инстинктивно схватился за нее обоими руками, но тщетно.
— Не дергайся, — произнес Плакальщик, немного ослабляя удавку. — Сиди тихо.
— С ума сошел?! — прохрипел Сартели, тщетно пытаясь вырваться.
— Ты ошибся, Винсент. Не вся деревня. Нас осталось двое, и мы пошли по твоему следу. Джон умер через год, а я продолжил поиски. Пятнадцать лет! Долгих пятнадцать лет мне потребовалось, чтобы найти тебя! Я убивал, я стал почти таким же, как ты! Я уничтожал охотников и бандитов, надеясь, что вот этот, падающий с пулей в голове, и есть человек, убивший мою жену. Я обошел все пустоши, все города, в поисках тех, кто уничтожил мою деревню. Пять лет назад судьба мне улыбнулась, в баре я наткнулся на Мазилу. Ты ведь помнишь Мазилу? Он был с тобой в тот день, пятнадцать лет назад. Но я поторопился и убил его раньше, чем узнал, кто был главарем банды. Я знал, что он работает на семью Сартели, и мне удалось войти в ваш клан. Пять лет я ждал. Подозревал тебя.
— Ты не сделаешь этого, Плакальщик, — прошептал Винсент. — За дверью мои люди…
— Какая мне разница? Я сделаю то, ради чего жил последние годы. А дальше… все равно. Но, пожалуй, если ты скажешь, где браслет Келли, я оставлю тебе жизнь.
— Какой браслет? — от страха в горле Винсента пересохло.
— Он был на моей жене. Чудесный золотой браслет в виде змейки. Верни его.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Тогда просто умри. — Дэйл с силой стянул удавку на шее Сартели.
Хрипы умирающего заглушил гром…
— Ну что, идем валить Кнайтов? — отделившись от стены, спросил Плакальщика один из боевиков Сартели.
— Отдохни пока с ребятами, Джузеппе, — тот плотно затворил дверь кабинета. — Боссу нужно подумать.
— А ты куда?
— Пойду прогуляюсь.
— Дождь. Намокнешь.
— Люблю дождь. Он очищает.
Первая….
…тяжелая капля, не удержавшись в животе тучи, сорвалась с черного неба и упала вниз. Ударилась о железнодорожный рельс и разбилась, как разбиваются дорогие хрустальные фужеры, на тысячу мелких осколков. За первой упала вторая. Третья. Небесная вода барабанила по высохшей и жадно потянувшейся к дождю, сухой земле. Человек все также лежал, подставив лицо под тугие, обжигающие холодом струи. Он смеялся беззвучно. Не раскрывая губ. Смеялся и вдыхал запах дождя. Смеялся и ждал…
…гибкий семицветный мост радуги. Тот раскинулся между холмов, рассекая небо на две половинки. Гроза отбушевала, оставив после себя разноцветную дугу и мокрую землю с большими лужами, отражающими чистое небо.
Человек, идущий по размокшей дороге, перепрыгнул через большую лужу, чуть было не поскользнулся, но, раскинув руки, сумел сохранить равновесие. Он выругался, посмотрев на испачканные рыжей грязью саперные ботинки. Затем махнул рукой, собрал растрепавшиеся седые волосы в хвост и крепко перетянул их тесемкой. В свои шестьдесят с небольшим, путник еще сохранил потрясающую подвижность и гибкость, больше присущую молодому, чем старику. А тяжелый вещмешок и мощный карабин нисколько не стесняли его движений.
Старик вдыхал запах свежей намокшей земли. Вновь выглянувшее солнце припекало, и одежда, промокшая во время дождя, постепенно сохла. Лежащего на обочине дороги он увидел, когда повернул за очередной холм. Путник остановился, привычно дернув плечом скинул карабин, снял с предохранителя и подошел ближе, настороженно посматривая по сторонам. Незнакомец пошевелился и приподнялся на локте.
— Я не опасен, — произнес он, стараясь показать пустые руки. — Ружье потерял, когда падал с этого проклятущего холма.
Старик проследил за взглядом лежащего.
— И как тебя угораздило? — Он не спешил убирать оружие.
— Дождь, — лицо человека было бледным. — Хотел спуститься, поскользнулся… и сломал ногу. Вот, теперь дожидаюсь смерти…
— Перелом открытый? — старик забросил карабин на плечо.
— Нет. Меня Ивом звать.
— Дэйл, — буркнул старик, аккуратно ощупывая сломанную ногу. — Не дергайся. Где бы мне найти лубок?
— Вон сухое дерево, может оно подойдет? — Ив вновь откинулся на спину.
— Я быстро, жди.
Дэйл снял вещмешок, карабин и стал взбираться на холм, с которого так неудачно свалился Ив. Возле самой вершины торчало тоненькое высохшее деревце. Он сломал его и спустился вниз, по пути подобрав старенькое ружье.
— Если хочешь, говори, — деловито сказал Дэйл, разламывая ствол деревца на две равные половинки.
— Что говорить? — не понял тот, внимательно наблюдая за действиями неожиданного спасителя.
— Что хочешь. Расскажи о себе.
— О себе? Хм… У меня небольшая ферма в деревушке Долина солнца, в пяти милях отсюда, — начал рассказ фермер, следя за тем, как Дэйл отстегивает ремень от его ружья.
— Ты говори, говори.
— Живу там лет двадцать. У нас тихо и спокойно. Ни бандюги, ни твари пустошей нас не беспокоят. Ф-ф-ф! — зашипел Ив, когда Дэйл начал ремнем от ружья закреплять на его ноге палки.
— Давай, давай.
— У меня жена, двое ребятишек. Долго шлялся по свету, прежде чем осесть. Пора стало подумать о будущем. Я люблю семью и… жизнь. Много чего творил в ней, но все в прошлом. И я рад тому, что всего лишь обычный фермер, хоть иногда и приходится сводить концы с концами.
— Сейчас будет немного больно, — произнес старик, и Ив потерял сознание.
Очнувшись, фермер увидел маячащую перед глазами красную дорогу. Бродяга нес его, взвалив себе на спину.
— Ты не мог бы меня опустить? — после секундного колебания попросил Ив.
— Ты сам напросился, — пропыхтел Дэйл.
Соскользнув со спины, Ив вскрикнул. Левую ногу пронзила боль, в глазах потемнело. Старик, покачав головой, достал из нагрудного кармана металлическую фляжку. Протянул ему. Фермер благодарно кивнул, глотнул и закашлялся.
— Чистый спирт, — усмехнулся странник. — Ну и тяжел же ты, приятель!
— А где твой вещмешок и карабин?
— Там же, где и твой, — хмыкнул Дэйл и тоже сделал большой глоток из фляги. — В том самом месте, где ты сломал ногу.
— Но как ты теперь.? — недоумевающе начал, было, Ив.
— Слушай, не береди душу! — взорвался старик. — Ружье, вещмешок, да еще ты в придачу! Все вместе я бы не утащил! Возраст, как видишь, уже не тот. Пришлось выбирать.
— И давно я так путешествую?
— На моем хребте? Пару миль, не больше.
— Пару миль?! Ты тащил меня две мили?!
— Да.
— Не стоило этого делать, — виновато сказал Ив. Он чувствовал себя беспомощным ребенком.
— А как ты собирался ковылять? На одной ноге? Тебе так прыгать неделю… Ладно. Скоро доберемся до твоей деревушки.
— Вижу, — Ив кивнул. — Это поле раньше было военным аэродромом.
— Знаю.
— Ты бывал здесь?
— Очень давно. В прошлой жизни, — неохотно ответил Дэйл. — Ну что? Дальше?
— Если ты отдохнул, — вздохнул Ив.
— Я надеюсь сегодня ночевать в постели.
— Конечно!
Сердце щемило. Бродяга сидел на крыльце и смотрел на звезды. Семья фермера давно уснула, а вот он заснуть не мог. Больше тридцати лет Дэйл не был в родной деревне. Конечно, за эти годы все изменилось. Дома восстановили, на месте сгоревшей церкви отстроили новую…
За спиной послышался стук костылей.
— Не спится? — спросил Ив.
— Да… мысли.
— Бывает…
Дэйл промолчал, и на какое-то время повисла тишина. Наконец, хозяин дома не выдержал:
— Чудесная ночь, а?
— Да…
— Какие у тебя планы?
— Двигаться дальше, — пожал плечами Дэйл. — За жизнь я так и не дошел до океана.
— Рискованный маршрут… Не хочешь остаться в у нас? Ты уже не молод.
— Я не боюсь беспомощности и смерти. Но за предложение спасибо… Действительно, спасибо.
— Когда уходишь?
— Сейчас.
— Сейчас?! Ночью?!
— Пойду обратно, заберу вещмешок и карабин. Нечего им пылиться на дороге.
— А потом? После океана?
— Дальше? — Дэйл смотрел на мерцающие звезды. — Может, во Фриско, может, еще куда-нибудь. Дорога выведет, думаю. Один человек сказал, что дорога заканчивается только тогда, когда ты сам этого хочешь.
Опять возникло неловкое молчание.
— Вот, забери, — Ив протянул Дэйлу пистолет. — Оружие пригодится. Бери, бери. — Повторил он, видя, что собеседник глянул на оружие с сомнением.
Старик взвесил на ладони тяжелый «кольт». Вздохнул, пытаясь подобрать слова для прощания. Не получилось.
— Ну… я пойду.
— Погоди, — Ив вдруг крепко схватил его за руку. — Ты мне жизнь спас. Нет, молчи! Сам знаешь, что это так. Рано или поздно меня бы обязательно какой зверь сожрал. Или умер бы от жажды. Так что я… обязан. Вот, возьми, это самая дорогая вещь для меня. О ней до сих пор никто не знал.
В протянутой к Дэйлу руке Ива что-то блеснуло.
— Откуда это у тебя? — похолодевшими губами спросил старик, вертя в руках безделушку изумительной работы — тонкий золотой браслет в виде змейки с изумрудными глазами, кусающей свой хвост.
Фермер долго молчал, и когда старик уже не ожидал ответа, сказал:
— Это мой позор. Кошмар, что преследует меня по ночам. Страшная ошибка молодости. Давно… Лет тридцать назад, я, молодой парнишка, попал в плохую компанию. Связался с головорезами. Думал, если у меня в руках пушка, то весь мир упадет к ногам. Тебе знакомо такое ощущение?
Дэйл молчал, сжимая в одной руке браслет, в другой пистолет. На своего собеседника он старался не смотреть.
— Свела меня кривая дорожка с сынком мафиози из Нью-Хоупа, есть такой город далеко на северо-западе. Шайка как раз направлялась трясти местных. Винсент меня ради шутки взял. Сказал, что если пройду испытание, войду в семью. Я, дурак, и обрадовался. Пришли. Началась пальба. Я не стрелял, испугался сильно, а потом нажал на курок. Нажал, никуда не целясь. И попал. В женщину попал. Сам того не желая.
Дэйл молчал.
— Я до сих пор помню ее лицо и соломенные волосы. Помню… Она умерла, а я, идиот, подошел к ней и снял вот этот браслет. Гордился. Трофей добыл. Осознание того, что совершил, пришло после. Убил человека. Ни в чем не повинного. До сегодняшнего дня я не могу найти себе оправдания. Хотя ушел из банды Винсента. Потом лет десять шлялся по всем Обжитым землям. Таскал браслет, как напоминание. Почему ты молчишь? Осуждаешь?
— Я слушаю.
— Слушай. Я никому не рассказывал об этом и, наверное, больше не расскажу. Ты знаешь, что убийцу тянет на место преступления? Я вернулся назад, в ту деревню. В эту деревню. Другие люди, другие дома. Ничто не напоминало о трагедии прошлого. Я остался здесь. Наверное, судьба, — горько произнес Ив. — Женился. Появились дети, дочку назвал в честь той незнакомки. Соломкой. Пытался искупить свой грех.
— Не получилось?
— Нет. Ночами все равно приходили сны. Вот на этом самом крыльце я молил бога, чтобы он или наказал меня, или простил. А сегодня, сломав ногу, понял, что пришла справедливая расплата за прошлое. Но потом появился ты, и я получил надежду, что Господь простил меня, послав тебя спасти никчемную жизнь. Значит, шанс быть прощенным есть даже у убийц… Возьми этот браслет себе. Поверь, он — самое ценное, что у меня есть в этом мире.
— Это щедрый подарок, — Дэйл надел украшение на руку и крепко сжал пистолет. — Ты не знаешь, будет ли дождь, Ив?
— Не думаю. У нас два раза в день такого чуда не бывает.
— Жаль. Я прошел с ним через всю жизнь, но, видно, придется уходить без него.
Они еще немного посидели, вслушиваясь в звуки летней ночи.
— Мне пора, — Дэйл встал и убрал пистолет за пояс. — Дорога ждет.
— Ты не осуждаешь меня? — тихо спросил Ив.
— Я сам много убивал. Бог тебе судья. Прощай.
— Если решишь вернуться, знай, в этом доме тебе всегда будут рады.
Старик кивнул и, не оборачиваясь, пошел прочь. На горизонте коралловой нитью просыпалось…
…утро. Оно преобразило вечно тоскливую и мертвую пустошь, за ночь превратив ее в цветущий сад — рай, который погибнет через несколько дней и возродится вновь только с очередным дождем.
От буйства красок рябило в глазах. Синие, желтые, фиолетовые, лиловые цветы сплошным ковром покрывали землю. Ветер колыхал одеяло ослепительно красных маков, скрывших под собой железнодорожные рельсы. Радужные бабочки кружились в хороводе. Деловито гудели невесть откуда взявшиеся пчелы. Надувая пузыри в лужах, выводили песни семейства проснувшихся лягушек. Им вторили пустошные крысы, оглашая окрестности радостным пронзительным писком. В небе промелькнула маленькая пестрая птичка, и веселая трель разноцветными коленцами упала на ожившую землю.
Вопреки всем законам, жизнь возродилась. На несколько коротких дней мир ожил волшебной сказкой весны.
Но старик этого уже не видел. Он умер, когда ушел дождь.
