Глава 11. ОШЕЙНИК И КОЛОКОЛЬЧИКИ
Камчак внимательно разглядывал Африз.
— Почему это рабыня, — риторически спросил он, — нарядилась в платье свободной женщины?
— Пожалуйста, нет, тачак, пожалуйста, — в глазах прекрасной тарианки стояли слезы.
И в следующий момент благородная, очаровательная Африз из Тарии осталась у столба в чем мать родила перед глазами своего господина.
Она закинула голову и застонала. Запястья её все ещё были скованы удерживающими кольцами. Как и предполагал Камчак, она погнушалась надеть наряд рабыни под бело-золотое платье.
Кассарская девушка, прикованная напротив неё к столбу, теперь была освобождена судьей, она подошла к столбу, к которому все ещё была прикована Африз.
— Славно сделано, Камчак, спасибо.
Камчак только пожал плечами.
Тогда девушка мстительно подняла пальцем подбородок очаровательной Африз.
— Рабыня, — прошипела кассарка, — рабыня…
Затем она отвернулась и пошла к своим.
Камчак громко рассмеялся.
— Накажи её, — потребовала Африз.
Внезапно Камчак выдал Африз пощечину. Ее качнуло в сторону, и из угла рта показалась струйка крови. Девушка поглядела на Камчака со страхом. Может быть, её ударили в первый раз за всю жизнь.
Камчак стукнул её не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы проучить.
— Ты должна понять, что тебя может наказать любой свободный воин народов фургонов, — сказал он.
— Вижу, — произнес кто-то за спиной, — ты знаешь, как обращаться с рабами.
Я обернулся и увидел, что в нескольких футах от нас рабы, стоявшие на окровавленном песке, держали на плечах открытый и роскошно убранный паланкин Сафрара из касты торговцев.
Африз вспыхнула с головы до ног — все её тело залила краска стыда.
Круглое красное лицо Сафрара лучилось радостью, хоть я и думал, что день похищения Африз будет трагичным для него. Узкие алые губы торговца широко раздвинулись, в гримасе удовольствие показались золотые зубы. Африз дернулась в наручниках, пытаясь напрасно прикрыться — теперь зрелище её наготы во всем богатстве было доступно даже для рабов, несущих паланкин. Для всех рабов Африз была теперь не больше, чем они сами: разве что её тело будет использовано не для того, чтобы переносить паланкин, носить грузы или копаться в земле, а станет служить несколько иным целям, впрочем, более легким и, без сомнения, более приятным, чем тело рабов-мужчин.
— Сафрар! — закричала Африз.
Сафрар взял с бархатной подушечки, лежащей рядом с ним в паланкине, маленький монокль, обрамленный стеклянными лепестками, прикрепленный к серебряному стебельку с серебряными листьями. Через это приспособление он внимательно посмотрел на девушку.
— Африз! — вскричал он, словно ужасаясь, но сохраняя улыбку на лице.
— Сафрар, — плакала она, — освободи меня.
— Какое несчастье, — причитал Сафрар.
На солнце весело сверкали его золотые зубы.
— Африз получила сюрприз, — скаламбурил Камчак.
— Я богатейшая женщина в Тарии! — выкрикнула Африз Камчаку. — Назови твою цену.
Камчак посмотрел на меня.
— Думаешь, пяти золотых будет достаточно, не слишком много? — спросил он.
Я был изумлен.
Африз едва не задохнулась от обиды в цепях у столба.
— Слин! — зарыдала она, но затем обернулась и потребовала у Сафрара:
— Купи меня! Если необходимо, используй все мои ресурсы, все! Освободи меня!
— Но, Африз! — Сафрар изобразил изумление. — Я забочусь о твоих деньгах и обменивать всю твою собственность на одну рабыню будет самым немудрым и абсурдным решением с моей стороны, даже непростительным.
Африз смотрела на него, отказываясь понимать, что он говорит.
— Это правда, точнее, была правда, что ты была богатейшей женщиной во всей Тарии, — продолжил Сафрар. — Но твои богатства находятся не в твоих руках, а в моих, во всяком случае пока ты не достигла своего совершеннолетия, что случилось бы всего через несколько дней.
— Я не хочу оставаться рабыней даже на день! — плакала, кричала девушка.
— Я понимаю так, — сказал Сафрар, приподымая золотые капельки бровей над глазами, — что ты хотела бы по достижении своего совершеннолетия передать все свои богатства тачакам, чтобы освободиться?
— Конечно, — плакала она.
— Какое счастье, — констатировал Сафрар, — что такая передача запрещена законом.
— Я не понимаю? — пробормотала Африз.
Камчак сжал мое плечо и потер свой нос.
— Без сомнения, ты знаешь, — сказал Сафрар, — что раб не может иметь собственности, так же как каийла, тарларион или слин?
— Я богатейшая женщина Тарии! — вскричала она.
Сафрар чуть-чуть склонился вперед. Его круглая физиономия лоснилась; он надул губы, улыбнулся, затем склонил голову и очень быстро сказал:
— Ты рабыня, — а затем самодовольно заржал.
Африз откинула голову и завизжала.
— У тебя даже нет имени, — прошипел маленький торговец.
Это была правда. Камчак, без сомнения, продолжал бы называть её Африз, но это было бы уже имя, данное им, а не её собственное. Раб или рабыня, не будучи полноправным разумным существом в глазах германского закона, не может выбирать имена по собственному усмотрению Таким образом, с точки зрения горианского закона, как это ни неприятно говорить, рабы — это животные, полностью и безоговорочно принадлежащие своим господам и вынужденные делать то, что господа захотят.
— Думаю, я назову её Африз, — сказал Камчак.
— Освободи меня, Сафрар, — заискивающе тихо попросила девушка, — освободи меня.
Сафрар рассмеялся.
— Слин, — завизжала она. — Вонючий слин!
— Будь осторожна, — предостерег Сафрар, — теперь ты говоришь с богатейшим человеком в Тарии Африз плакала и рвалась в наручниках.
— Ты понимаешь, разумеется, — продолжал Сафрар, — что когда ты стала рабыней, все твои богатства, гардероб и драгоценности, вложения и счета целиком и полностью становятся моими.
Африз безудержно рыдала у столба.
— Я прошу тебя, благородный Сафрар, — всхлипывая, повторяла она, — прошу тебя, прошу тебя освободить меня, пожалуйста, пожалуйста!
Сафрар улыбнулся ей и затем повернулся к Камчаку.
— Что, тачак, просишь ты за нее? Какую цену ты назначал?
— Я снизил, — сказал Камчак, — до одного медяка.
Сафрар улыбнулся.
— Цена слишком высока, — сказал он. Африз завизжала. Сафрар снова поднял крохотное стекло, через которое он же рассматривал девушку, и изучив её более внимательно. Затем он пожал плечами и жестом приказал рабам разворачивать паланкин.
— Сафрар! — ещё раз вскричала девушка.
— Я не разговариваю с рабами, — отрезал торговец в паланкине и медленно поплыл в сторону стен надменной Тарии.
Онемевшая Африз смотрела торговцу вслед; её глаза покраснели, на щеках остались грязные дорожки от слез.
— Не имеет значения, — утешающе сказал Камчак девушке. — Даже если бы Сафрар и был стоящим человеком, он бы не освободил тебя сейчас.
Она повернула свое прекрасное лицо к нему.
— Нет, — сказал Камчак, наматывая на руку её волосы и слегка встряхивая голову, — я не продал бы тебя за все золото Тарии.
— Но почему? — прошептала она.
— Я вспоминаю, — сказал Камчак, — ночь два года назад, когда ты принимала мой дар и обозвала меня слином.
Девушка, побледнев, кивнула.
— В ту самую ночь, — сказал Камчак, — я решил сделать тебя своей рабыней.
Она уронила голову.
— Именно по этой причине, — сказал Камчак, — я не продам тебя за все золото Тарии.
Она снова подняла на него красные глаза.
— В эту самую ночь, маленькая Африз, я решил, что хочу тебя и буду иметь тебя как рабыню.
Смех Камчака из тачаков был громок. Без сомнения, он долго ждал, чтобы так рассмеяться, долго ждал, чтобы увидеть своего милого врага поверженным перед собой, связанного и униженного. Камчак взял ключ с крюка над головой Африз и открыл наручники, затем он повел сломленную, несопротивляющуюся тарианскую девушку к своей каийле.
Здесь, у лап животного он заставил её преклонить колени.
— Твое имя Африз, — сказал он, давая ей имя.
— Мое имя Африз, — сказала она, принимая это имя.
— Подчиняйся, — приказал Камчак.
Дрожащая Африз опустила голову и протянула сведенные вместе руки. Камчак быстро и плотно связал их.
— Я буду привязана к седлу? — робко спросила она.
— Нет, — ответил Камчак, — спешки нет.
— Я не понимаю, — сказала девушка.
А Камчак уже накинул ей петлю на шею и привязал свободный конец к луке седла.
— Ты побежишь рядышком, — проинформировал он её.
Она недоверчиво посмотрела на него.
Элизабет была не связана и уже встала рядом с каийлой. Камчака, держась за правое стремя. Затем Камчак со своими двумя женщинами и я оставили Равнину Тысячи Столбов и направились к воинам тачаков.
Позади были ещё слышны звуки схваток и крики людей.
Двумя часами позже мы достигли лагеря тачаков и медленно поехали между фургонов, котлов, играющих детей; рабыни бежали рядом с нами. Свободные женщины, отрываясь от тарелок и котлов, скептическим взором смотрели на новую тарианскую женщину, привезенную в лагерь.
— Она была у первого столба, — похвастался Камчак хихикающим девушкам, обступившим его.
— А у какого были вы? — Он внезапно поднял каийлу на дыбы в их сторону, и они рассыпались, визжа и смеясь, как стая птиц, и так же, как стая птиц, снова сошлись вместе.
Камчак широко улыбнулся.
— Первый столб! — крикнул он встречному воину, тыкая пальцем в уставшую, тяжело дышащую Африз. Воин одобрительно прищелкнул языком. — Правда! — взревел Камчак, хлопая ладонью по седлу.
Конечно, некоторые сомнения в том, что измотанная девка, привязанная к каийле Камчака, могла получить первый столб, возникнуть могли. Она спотыкалась и хватала воздух ртом, её тело блестело от пота, а ноги были черны от травы и грязи, волосы были спутаны, ступни кровоточили, а бедра и икры были оцарапаны до красных искорок крови там, где соприкоснулись с колючками. Когда Камчак добрался до своего фургона, бедная девушка обессиленно упала на траву, дрожа от усталости после бега. Я предположил, что Африз прежде вряд ли приходилось делать что-нибудь тяжелее, чем входить или выходить из ароматизированного бассейна. Элизабет Кардуэл, с другой стороны, и я был рад это видеть, пробежала хорошо и теперь дышала не слишком глубоко, почти не выказывая усталости. Безусловно, за время своего пребывания среди кочевников она привыкла к таким упражнениям. Я начинал восхищаться ею. Жизнь на открытом воздухе и физический труд, по-видимому, сделали для неё доброе дело. Она была полна сил и здоровья.
Не многие девушки из офисов Нью-Йорка смогли бы пробежать у седла тачакского воина.
Камчак соскочил с каийлы.
— Добро пожаловать, — радушно вскричал он, поднимая Африз с земли. — Девка, есть работа!
Ременная петля все ещё была на её шее, а запястья — связаны. Глаза девушки уже почти ничего не выражали.
— Нужно вычистить босков, — приказал ей хозяин, — отполировать их рога и копыта, нужно задать им корм и собрать навоз, фургон нужно подмести и смазать колеса, ещё нужно принести воды из родника в четырех пасангах отсюда и приготовить мясо на ужин. Быстро! Быстро! Ленивая девчонка!
Затем он запрокинул голову и рассмеялся на тачакский лад, шлепая ладонями по бедрам.
Элизабет помогла снять петлю с шеи девушки и развязала ей запястья.
— Пойдем! — сказала она мягко. — Я покажу тебе.
Африз встала, её покачивало, она все ещё не верила происходящему. Она посмотрела на Элизабет, казалось увидев её в первый раз.
— Твой акцент, — медленно сказала Африз. — Ты не из наших краев.
— Ты видишь, что она носит шкуру ларла и что у неё нет ошейника, у неё нет кольца в носу и клейма, — сказал Камчак и добавил: — А у тебя будут.
Африз, задрожав, упала снова на колени.
— Отчего, ты думаешь, маленькая Африз, — спросил Камчак, — варварка, будучи рабыней, не одета в кейджер? Почему у неё нет кольца, клейма и ошейника?
— Почему? — испуганно спросила Африз.
— Потому что она по положению в фургоне выше, чем ты.
Я раньше удивлялся, почему Камчак не обошелся с Элизабет Кардуэл, как обходились с другими рабынями тачаков.
— Поэтому, — сказал Камчак, — среди прочих твоих обязанностей, моя дорогая, будет обязанность выполнять для этой варварки то, что выполняет рабыня-служанка.
Это обожгло Африз из Тарии, как огонь, — она внезапно выпрямилась и вскрикнула:
— Не я, не Африз из Тарии.
— Ты, — сказал Камчак.
— Служить рабыней варварке?
— Да, — сказал Камчак.
— Никогда! — вскричала девушка.
— Да! — зарычал Камчак, закидывая голову, и громко крикнул: — Африз из Тарии в моем фургоне будет служанкой варварки!
Девушка крепко сжала кулаки.
— Я позабочусь, — добавил Камчак, — чтоб слух об этом достиг Тарии. Затем он согнулся и принялся лупить себя кулаками по коленям — он был удовлетворен.
— Пожалуйста, — сказала Элизабет новой рабыне, — пойдем.
Она попыталась взять Африз за руку. Африз гневно отдернула руку, не желая чувствовать её прикосновение, но затем, высоко подняв голову, она сделала шаг, следуя за Элизабет.
— Если она не будет хорошо работать, — весело сказал Камчак, — побей её.
Африз повернулась лицом к нему, сжимая кулаки.
— Ты поймешь, моя маленькая Африз, — сказал он, — кто здесь господин.
— Разве тачак слишком беден, — покорно спросила Африз, — чтобы одеть ничтожную рабыню?
— В моем фургоне много алмазных бус, которые ты можешь надевать, если хочешь, но ничего другого, пока не угодишь мне.
Она молча развернулась и последовала за Элизабет.
После этого мы с Камчаком оставили фургон и пошли слоняться по лагерю, остановившись в одном из фургонов рабов, чтобы взять кувшин паги, который мы вскоре и прикончили.
Оказалось, что в этот год народ фургонов успешно провел игры Войны Любви — эти новости мы узнали, распивая пагу в кругу воинов. Почти все тарианские девушки были уведены от столбов, к которым они были прикованы, в качестве рабынь. В некоторые годы, правда, успех склонялся и на другую сторону — это придавало интерес соревнованию. Мы также узнали, что девушка Херена из первого фургона была выиграна тарианским офицером, представлявшим дом Сафрара-торговца, которому воин и продал её.
— Херена станет новой его танцовщицей, а духи и шелк Африз пойдут этой тачакской девке, — отметил Камчак.
Казалось странным думать о ней, самой своенравной и надменной в лагере, гордо сидевшей на спине каийлы, как о надушенной, одетой в шелка рабыне тарианцев. «Она привыкнет к укусам бича и стали, эта девка», — бормотал Камчак между глотками паги. Я считал, что это не слишком приятная новость, но в то же время предполагал, что среди тачаков найдется хотя бы ещё один человек, который согласится с Камчаком, — юноша Гарольд. Его, не успевшего выиграть свой шрам храбрости, девушка настолько достала, что он будет рад от того, что Херена со всей её насмешливостью и дерзостью теперь уведена в оковах и колокольчиках в дом Сафрара и спрятана за высокими, толстыми стенами тарианского сада наслаждений.
Вскоре мы с Камчаком, уже довольно пьяные, опять обнаружили себя возле фургона рабов.
Мы решили побиться об заклад на ещё один кувшин паги.
— Как насчет полета птиц? — спросил Камчак.
— Согласен, — сказал я, — но я выберу первым.
— Очень хорошо.
Я знал, что сейчас весна и в этом полушарии большая часть птиц перелетает на юг.
— Юг, — сказал я.
— Север, — сказал Камчак.
Мы подождали примерно минуту и увидели несколько птиц, речных чаек, летящих на север.
— Эти чайки с Воска, — сказал Камчак. — Весной, когда на Воске ломается лед, они летят на север.
Я вытащил несколько монет из кошелька и заплатил.
— Первыми летят на юг луговые коршуны, — объяснил мне хитрый тачак. — Они уже тю-тю. А лесные харлеты и рогатые джаймы не тронутся с места, пока не наступит поздняя весна. В это время летят чайки с Воска.
Распевая тачакские песни, мы с трудом нашли свой фургон.
Элизабет грела на огне мясо, хотя оно было почти пережаренным.
— Мясо пережарено, — сказал Камчак.
— Вы в стельку пьяны, — проворчала в ответ Африз.
Я посмотрел на девушек. Обе они сейчас были прекрасны особенно.
— Нет, — поправил я её. — Мы божественно набрались.
Камчак пристально рассматривал девушек, наклонившись вперед и при этом заметно покачиваясь.
— Что-то не так? — спросила Элизабет.
Я заметил, что на её лице был большой синяк, что волосы были немножко повыдерганы, а на щеке слева красовались пять длинных царапин.
— Нет, — сказал я.
Африз находилась в худшем состоянии. Она потеряла, по-видимому, больше чем один клок волос. На её левой руке запеклась кровь, похоже от укуса, и синяк располагался под правым глазом.
— Мясо пережарено, — проворчал Камчак.
Хозяин не интересуется стычками между рабами — это ниже его достоинства. Хотя, разумеется, он не одобрил бы, если бы его девушка была покалечена или ослепла.
— Боски стреножены? — спросил Камчак.
— Да, — хмуро ответила Элизабет.
Камчак посмотрел на Африз.
— Воды принесли? — спросил он.
Африз вскинула голову, в её глазах стояли слезы.
Она бросила злой взгляд на Элизабет.
— Да, — сказала она, — принесли.
— Хорошо, — сказал Камчак, а затем ткнул пальцем в мясо.
— Оно пережарено.
— Вы задержались на несколько часов, — промолвила Элизабет.
— Уже поздно, — поддержала её Африз.
— Оно пережарено, — сказал Камчак.
— Я поджарю свежее мясо, — сказала Элизабет, вставая.
Африз только фыркнула.
Когда мясо было готово, Камчак наелся и выпил ещё кувшин молока боска, я сделал то же самое, хотя молоко для меня не очень-то хорошо сочеталось этой ночью с пагой.
Камчак, как делал это часто, уселся на какой-то штуке, напоминавшей обработанный камень. Это был прямоугольный предмет с закругленными углами. Когда я первый раз увидел эту штуку, лежащую в куче всякой всячины в углу фургона, в том числе шкатулок с драгоценностями и маленьким тяжелым сундуком, наполненным золотыми монетами, то подумал, что это просто камень. Но как-то раз, роясь в своих вещах, Камчак швырнул странный предмет мне, чтобы я посмотрел. Я был удивлен, что эта штука отскакивает от ковра, взял её в руки и удивился её легкости. Вещица имела структуру, похожую на кожу, и зернистую поверхность. Она напоминала пемзу или пенопласт, и я вспомнил, что видел подобное в некоторых покинутых частях пещер Царствующих Жрецов глубоко под Сардаром.
— Что ты думаешь об этом? — спросил Камчак.
— Интересная штуковина, — сказал я.
— И я думаю, что интересная.
— Он протянул руки, и я швырнул ему предмет обратно.
— Мне её оставили два путешественника.
Я тогда промолчал и не высказал своих предположений…
Когда Камчак доел свежеподжаренное мясо и допил молоко, он встряхнул головой и потер нос.
— Тенчики и Дины больше нет, — сказал он Элизабет. — Ты можешь снова спать здесь в фургоне.
Элизабет посмотрела на него с благодарностью.
На земле спать было, конечно, жестковато.
— Спасибо, — сказала она.
— Я думала, что он твой хозяин, — сказала Африз, кивнув на меня.
— Нет, Камчак.
Я теперь понял, почему в фургонах частенько случались ссоры, если в нем находилась более чем одна девушка. Впрочем, Тенчика и Дина не очень много ругались. Может быть, это было потому, что сердце Тенчики находилось в фургоне кассара Альбрехта?
— А кто были Тенчика и Дина? — спросила Африз.
— Рабыни, тарианские девки, — сказал Камчак.
— Их продали, — проинформировала Африз Элизабет.
— Может, и меня продадут?.. — тихо вздохнула тарианка.
— Может быть, за тебя дадут высокую цену, — сказала Элизабет.
— Ну безусловно большую, чем за тебя, — ответила Африз.
— Не тебе решать, маленькая Африз, — сказал Камчак, — так что можешь не строить планов… Вдруг я передам тебя в публичный фургон рабов?
— С надеждой жду этого дня, — сказала она.
— С другой стороны, — сказал Камчак, — я могу накормить тобой каийлу.
Тарианская девушка вздрогнула и опустила голову.
— Я не думаю, что ты для чего-нибудь годна, — сказал Камчак, — кроме как для каийлы.
Африз гневно посмотрела на нее. Элизабет рассмеялась и захлопала в ладоши.
— А ты, — сказал Камчак, тыкая пальцем в Элизабет, — глупая маленькая варварка. Ты даже не умеешь танцевать.
Сконфуженная Элизабет тут же потупила взгляд.
То, что Камчак сказал, было правдой.
Голос Африз был тих и спокоен.
— Я тоже не могу, — сказала она.
— Что? — вскинулся Камчак.
— Я никогда не училась, — пояснила Африз.
— Каийлий корм! — заорал Камчак.
— Мне жаль, — сказала Африз немного раздраженно. — Я никогда не собиралась становиться рабыней.
— Все равно придется научиться! — закричал Камчак.
— У меня ничего не получится.
— Это будет стоить денег, — проворчал Камчак, — но ты научишься. Я заставлю тебя научиться.
Африз фыркнула и отвернулась.
Элизабет посмотрела на меня, затем повернулась к Камчаку и, к моему удивлению, спросила:
— А меня тоже можно научить?
— Зачем?
Элизабет вспыхнула.
— Она всего-навсего варварка, — сказала Африз, — она-то никогда не научится.
— Маленькая варварка не хочет оставаться второй девушкой в фургоне?! — рассмеялся Камчак и грубо встряхнул Элизабет: — Вы будете биться за место! Великолепно!
— Она может быть первой девушкой, если захочет! — фыркнула Африз. — А я убегу при первой возможности и вернусь в Тарию.
— Учти, что существуют сторожевые слины, — напомнил ей Камчак. Африз побледнела. — Если попытаешься сбежать ночью, они почувствуют тебя и разорвут мою маленькую милую рабыню на кусочки.
— Это правда, — согласился я.
— Все равно я спасусь.
— Но не этой ночью! — заорал Камчак уже добродушно.
— Нет, — едко сказала Африз, — не ночью.
Она осмотрелась, недовольно изучая внутренности фургона. Ее взгляд на секунду остановился на седле каийлы, которое было частью выкупа, полученного Камчаком за Тенчику. В седельных ножнах было семь кайв.
Африз опять обратилась к Камчаку.
— Эта рабыня, — сказала она, указывая на Элизабет, — не дала мне ничего поесть.
— Камчак должен есть первым, рабыня, — парировала Элизабет.
— Что ж, — сказала Африз, — он поел.
Камчак взял в руки кусок мяса, оставшийся от поджаренного Элизабет.
— Ешь, — сказал он Африз. — Но не касайся руками.
Африз улыбнулась.
— Конечно, — сказала гордая Африз из Тарии и, встав на колени, вытянула шею, чтобы откусить мясо, которое держал в руке её господин.
Смех Камчака быстро оборвался — она запустила свои острые белые зубы в его руку, с дикой злобой укусив тачака.
— И-ий! — взвыл он, подскакивая и засовывая кровоточащие пальцы в рот.
Мы с Элизабет не успели опомниться, как Африз вскочила на ноги и метнулась к тому борту фургона, у которого лежало седло с каинами. Она выхватила один нож и, зажав его в руке, с решимостью повернулась ко всем присутствующим.
Камчак же как ни в чем не бывало плюхнулся на место, посасывая ранку.
Я тоже опустился на пол. Элизабет последовала нашему примеру.
Африз стояла, сжимая нож.
— Слин, — кричала девушка, — у меня нож!
Камчак не обращал на неё ни малейшего внимания и созерцал свою руку. Вид его был удовлетворенный — он обнаружил, что рана несерьезна. Он поднял кусок мяса, который выронил, и бросил его Элизабет.
Та принялась смачно вгрызаться в него. Камчак указал на остатки подгоревшего мяса, давая ей понять, что она может доесть и это.
— У меня нож! — нервно выкрикнула Африз.
Камчак ковырял ногтем в зубах.
— Принеси вина, — обратился он к Элизабет.
Та поднялась с набитым ртом и, не прекращая жевать, достала небольшой бурдючок вина и чашу, которую не замедлила наполнить. Камчак осушил чашу и лишь тогда взглянул на Африз.
— За то, что ты сделала, — спокойно произнес он, — обыкновенно зовут кого-нибудь из касты палачей.
— Сначала я убью себя! — вскричала Африз, приставляя кайву к своей груди.
Камчак пожал плечами.
Девушка не убила себя.
— Нет, — вскричала она, — я убью тебя!
— Уже лучше, — кивая, сказал Камчак, — гораздо лучше.
— У меня нож! — вопила она.
— Это всем известно, — сказал Камчак. После чего встал, тяжело подошел к борту фургона и снял со стены бич для рабов.
— Слин! — Африз занесла нож, изготовившись броситься вперед и вонзить его в сердце Камчака, но бич хлестнул и в четыре оборота захлестнул руку девушки, вскричавшей от боли. Камчак чуть отступил в сторону и легким движением нарушил её равновесие.
Затем при помощи того же самого бича он грубо протащил её по полу к своим ногам. Тут он остановился, наступил на её запястье и вынул нож из раскрывшейся ладони. Он засунул его себе за пояс.
— Убей меня! — плакала девушка. — Я не буду твоей рабыней!
Но Камчак поднял её и швырнул туда, где она стояла только что вооруженная.
Ошеломленная Африз, сжав правую руку с четырьмя синими следами от бича, поднялась и испуганно посмотрела на хозяина. Камчак вытащил из-за пояса кайву и метнул её так, что она вонзилась в один из поддерживающих крышу фургона шестов, на два дюйма войдя в дерево совсем рядом с шеей девушки.
— Возьми кайву, — сказал Камчак.
Девушка не шевельнулась.
— Возьми, — приказал Камчак.
Она сделала это.
— Теперь, — приказал он, — положи на место.
Она, дрожа, повиновалась.
— Еще раз возьми и положи на место.
Девушка выполнила это.
— Теперь подойди сюда и ешь, — сказал Камчак.
Африз повиновалась. Преклонив колени, она осторожно выгнула шею и приняла мясо из его рук.
— Завтра, — произнес Камчак, — разрешу тебе, после того как я поем, кормиться самой.
Внезапно и, может быть, опрометчиво, Элизабет сказала:
— Ты жесток.
Камчак удивленно посмотрел на нее.
— Я добр, — сказал он. — Я позволил ей остаться в живых.
— Думаю, что этой ночью ты выиграл, — сказал я. — Но предупреждаю тебя, девушка из Тарии опять подумает о кайве и сердце тачакского воина.
— Конечно, — промолвил Камчак, кормя Африз, — она великолепна…
Девушка изумленно посмотрела на него.
— …для тарианской рабыни, — добавил он и сунул ей в рот ещё кусок мяса. — Завтра, прелестная Африз, я ещё дам тебе чего-нибудь надеть…
Она благодарно взглянула на него.
— …колокольчики и ошейник… — сказал он.
В её глазах появились слезы.
— Могу ли я доверять тебе? — спросил Камчак.
— Нет, — ответила она.
— …ошейник и колокольчики, — повторил он. — Но я украшу их алмазными нитями, чтобы все, кто увидит тебя, знали, что твой хозяин может запросто предоставить тебе то, без чего ты вынуждена ходить.
— Я ненавижу тебя, — сказала она.
— Великолепно, — произнес Камчак, — великолепно!
Когда девушка закончила есть, Элизабет принесла ей чашу воды, налив её из кожаного меха у двери.
Африз выпила воду и протянула сложенные руки Камчаку. Того это озадачило.
— Ты, разумеется, закуешь меня в наручники и посадишь на ночь на цепь?
— Да пока ещё рано… — заметил Камчак.
В глазах Африз на мгновение вспыхнул страх, но потом она, овладев собой, решилась:
— Ты сделал меня рабыней, но я все ещё Африз из Тарии. Ты, тачак, можешь убить Африз, если это обрадует тебя, но знай, что она ни-ког-да не послужит твоим наслаждениям. Ни-ког-да!
— Что ж, — сказал Камчак, — сегодня я довольно пьян.
— Ни-ког-да! — повторила Африз из Тарии.
— Я замечаю, — сказал Камчак, — что ты никогда не зовешь меня господином…
— Я ни одного мужчину не зову господином, — ответила девушка.
— Я очень устал, — зевая, проронил Камчак, — сегодня у меня был трудный день.
Африз задрожала от гнева, все ещё держа запястья скрещенными.
— Я могу сбежать, — сказала она.
— Может, после, — сказал, не слушая её, Камчак, — я дам тебе алый шелк для одеяния и шкуры ларла…
— Как тебе будет угодно, — сказала она.
Камчак похлопал её по плечу.
— Сегодня, — сказал он, — я не буду сажать тебя на цепь или сковывать наручниками.
Африз была совершенно сбита с толку. Я заметил, как её быстрый взгляд опять метнулся в сторону седла с кайвами.
— Камчак пожалеет, — произнесла девушка.
— Помнишь, — спросил Камчак, — пир у Сафрара?
— Конечно, — настороженно сказала она.
— Помнишь, как тебе принесли духи? Ты что-то сказала про дерьмо боска… Как благородно ты поступила, пытаясь спасти зал от этого самого неприятного и отвратительного запаха…
Африз молчала.
— А ты не припомнишь, — спросил Камчак, — что я тебе тогда сказал?
— Нет! — вскричала девушка, вскочила на ноги, но Камчак метнулся к ней, скрутил её и перебросил через плечо.
Она извивалась и дрыгалась, пинаясь и колотя руками и ногами по его спине.
— Слин! — кричала она — Мерзкий слин! Слин! Слин!
Я спустился вслед за ними по ступенькам фургона. От теплого весеннего воздуха меня снова развезло, чувствуя неприятную отрыжку от паги, морщась, я с трудом раскрыл здоровенный навозный мешок, обычно лежащий у левого заднего колеса фургона.
— Господин! — визжала Африз.
— Ты не зовешь мужчин господами, — напомнил Камчак и засунул прелестную Африз из Тарии головой вперед в мешок, несмотря на то что она орала, брыкалась и пиналась.
— Господин! — кричала она — Господин! Господин!
Я был полусонным от паги, но все равно помню, как бугрился и шевелился мешок, когда она возилась внутри. Затем Камчак завязал отверстие в кожаном мешке и устало поднялся.
— Я очень устал, — сказал он. — Сегодня был какой-то тяжелый и опустошительный день.
Я поднялся за ним в фургон, где мы и завалились спать.
