Часть I
Партер
1
Боец на экране сделал неуловимое движение, и его противник, мощный мулат с рельефной мускулатурой, вдруг будто вспух. В следующее мгновение из его горла хлынул фонтан крови, и он рухнул на ринг. Его противник медленно выпрямился и начал слизывать кровь с пальцев. Камера тут же, будто застеснявшись, отъехала назад. Сидевший перед экраном человек еле заметно кивнул, и по этому жесту второй, сидевший рядом, но несколько дальше от экрана, послушно выбросил вперед руку с пультом. Экран померк. Человек с пультом наклонился к уху сидевшего перед экраном и негромко произнес:
— Этот продержался дольше других. Сорок секунд.
Его собеседник как бы в раздумье спросил:
— Он всегда убивает?
— Да. Они пытались заставить его оставить соперника в живых. Ставили условия, по которым за живого он мог получить целое состояние. Но мне кажется, он не может себя контролировать. Когда они попытались его «поучить», он просто убил шестерых и ушел. Не спеша.
— Ну что ж, судя по всему, он настоящий. Я пока имею по НИМ недостаточно информации, но мне казалось, что показные бои, тем более за деньги, противоречат их законам. Интересно, почему он это делает?
— Не знаю…
— Постарайся выяснить. — Первый задумался. — Если они действительно не могут контролировать боевые рефлексы во время схватки, значит, в отношении коммерческих боев они нам не помеха. Путь на арену им заказан.
Его собеседник улыбнулся, обнажив мелкие острые зубы, похожие на акульи:
— Во всяком случае, у нас есть этот, — Он кивнул на экран, потом льстиво улыбнулся: — Никогда не думал, что вам удастся провернуть дело с еженедельным показом боев на первом канале.
— Это все «национальная идея». — Первый криво усмехнулся. — С тех пор как президент накрутил хвосты нашим идеологам, на телевидение можно пропихнуть любую туфту. Лишь бы она имела исторические корни и работала на эту самую национальную идею. Хотя, конечно, и в этом случае потребовалось изрядно потрясти кошельком.
Оба негромко рассмеялись. «Акула» поднялся и, подойдя к видеодвойке, собрался вынуть кассету, но его остановила негромкая просьба:
— Прокрути-ка еще раз последний бой.
«Акула» отступил на шаг, чтобы хозяину было лучше видно, и нажал на кнопку. Они молча просмотрели все сорок секунд последней схватки. Хозяин некоторое время о чем-то размышлял, потом произнес:
— Ты был не прав. Это не мулат продержался сорок секунд, просто ЕМУ уже надоело.
«Акула» еще раз перемотал пленку и, когда изображение на экране исчезло, нахмурился.
— Ты что?
«Акула» тяжело вздохнул:
— Я подумал, что было бы со мной, если бы вы меня тогда не остановили?
Они помолчали несколько минут. «Акула» негромко выругался.
— Неужели не существует способа с этим справиться?
Хозяин холодно улыбнулся:
— Способ есть.
«Акула» живо обернулся к нему, всем своим видом выражая живейшее внимание.
— Не торопись, я его не знаю. — Хозяин умолк, но «акула» не шевелился, ожидая продолжения. — Но если бы его не было, то что заставило их столько веков быть изгоями в мире, который они могли бы подчинить себе? — Он задумчиво прищурил глаза и продолжил еще более тихо, будто разговаривая сам с собой: — Способ есть, и я все ближе к тому, чтобы найти его. Этот изгой поможет нам. Но не только и не столько своими мышцами или умением убивать, он откроет нам их сущность, научит, как нам оседлать их силу, а если нет…
«Акула» понимающе скривил губы в подобии улыбки:
— Мы убьем их всех.
Хозяин улыбнулся той улыбкой, какой улыбается взрослый, глядя на невинные шалости малыша:
— Нет, мы поступим по-другому, и на этот случай у нас есть большое преимущество перед нашими партнерами.
«Акула» удивленно посмотрел на хозяина. И это неподдельное удивление выглядело столь забавно на его хищном лице, что хозяин не выдержал и расхохотался:
— Ладно, Андрей, пошли. Невежливо заставлять ждать наших деловых партнеров. Они считают себя важными шишками, поэтому могут обидеться, если мы заставим их ждать СЛИШКОМ долго.
«Акула» рассмеялся, вытащил кассету, запер ее в сейф и догнал хозяина у самого лифта. Они поднялись на последний этаж и вышли в обширный холл с небольшим фонтаном и зарослями декоративных растений, среди которых в продуманном беспорядке были расставлены миниатюрные диванчики. В холле находилось несколько человек. В данную минуту большинство отдавало дань великолепным коктейлям, которые бесшумно разносили на подносах три симпатичные девчушки. Хозяин на несколько мгновений задержался на пороге. Его офис-менеджер, как обычно, был выше всяких похвал. Девушки были симпатичны, но их одежда и манера держаться не вызывали ни малейшего всплеска интимных желаний. Музыка из скрытых динамиков, журчание фонтанов, легкие, с минимумом алкоголя, коктейли, игра теней от небольших разноцветных светильников — все это создавало спокойную, доброжелательную и доверительную атмосферу. Хозяин мысленно улыбнулся. Каждое стадо требует своего пастбища. Завтра, когда «собеседниками» будут «новые хозяева жизни», цветы исчезнут, фонтан превратится в бассейн, а напитки, сейчас разносимые в коктейльных стаканах, будут стоять по бордюрам и постаментам, крича яркими этикетками, и разносить их будут дамы с ногами от зубов, с «воздушными шарами», гордо реющими над открытым пупком, и с похотливой улыбочкой. Но сегодняшние гости были из другой категории. Хозяин шагнул вперед:
— Добрый день, прошу меня извинить. — Он склонил голову в легком поклоне. — Я надеюсь, что не очень рассердил вас своим небольшим опозданием.
Гости вежливо рассмеялись. Хозяин окинул каждого мимолетным, но внимательным взглядом и приглашающе повел рукой в сторону двустворчатой двери в дальнем конце холла:
— Прошу.
— Вы опять хотите нас удивить. — Дородный мужчина в дорогом темно-синем костюме небрежно отставил руку с бокалом в сторону. Возле него мгновенно оказалась девушка с подносом, и, когда мужчина разжал пальцы, бокал лишь тихонько звякнул. Это был картинный жест, и все это поняли. Мужчина, обратив на себя внимание, энергично поднялся и направился к хозяину: — Я знаю, вы любите эффектные жесты.
— Ну что вы, господин Закрайский, — хозяин весело улыбнулся, — куда уж мне до вас.
Закрайский по-хозяйски ухватил его за локоток:
— Не прибедняйтесь, Константин Алексеевич, не прибедняйтесь. С вашим воображением и вашей мошной грех размениваться на обычную болтовню. — Он смачно рыгнул почти в нос хозяину и величественно двинулся к указанной двери.
Остальные гости поднимались со своих мест и пристраивались в кильватер. Хозяин пожимал руки, стараясь не реагировать на отблески злорадства, вспыхивающие в глазах гостей, и перебрасывался с проходящими вежливыми фразами. Закрайский был прекрасным актером. Публичное унижение было венцом подготовки к разговору, и сейчас у присутствующих не было никаких шансов выторговать у хозяина больше, чем позволит он сам. Но ей-же-ей, когда-нибудь Закрайский поплатится за то удовольствие, с которым он это проделал.
За дверями оказался высокий подиум, укрытый сверху высокой пирамидой из темно-синего, почти непрозрачного в сумраке зала стекла. Когда гости столпились вокруг подиума, хозяин нажал кнопку, и все замерли. Пирамида осветилась внутри, и на подиуме возник… сказочный дворец. Он чем-то напоминал деревянные терема и в то же время был современен. Воздушный стеклянный купол, башенки, крытые переходы. Первым, как обычно, опомнился Закрайский:
— Значит, это и есть ваш сюрприз? — Он полупрезрительно выпятил губу. — Ну что ж, надо признаться, этот игрушечный домик представлен вполне впечатляюще.
— Помолчите, Закрайский! — Крупный мужчина со слегка угадывающимся брюшком направился к хозяину. Перед ним мгновенно возникло свободное пространство. Помощник президента по делам культуры и спорта, Игорь Александрович Епишев, в свое время отказался от должности руководителя аппарата, но его влияние от подобного шага только усилилось. — Это, конечно, великолепный макет, но хотелось бы знать, что это такое?
— Припомните, господа, — голос хозяина был тих и даже печален, — полтора года назад, когда решался вопрос о еженедельных трансляциях боев Собора, восстановленного благодаря усилиям Порфирия Исаковича, — он уважительно кивнул в сторону мужчины с густой русой бородой, — я обещал, — он сделал паузу, подчеркивая весомость того, что сейчас произнесет, — что Собор станет самым популярным видом единоборств в мире. До этого, конечно, еще далеко, но, господин Яворский не даст соврать, — Яворский, продюсер первого канала, услышав свою фамилию, слегка кивнул, он был не из тех, кого можно застать врасплох, — наши программы уже закупили Финляндия, Израиль, Германия, Франция, Италия, идут переговоры с Би-би-си и двумя столпами телекоммуникаций из США. Мексиканцы и бразильцы согласились провести довольно выгодный обмен на свои сериалы. Сегодня можно сказать, что, как говорят в американском шоу-бизнесе, мы попали в струю. Мир устал от Востока, от мелькания азиатских глаз и скул на киноэкранах. Мы первые предложили замену этому, и мы выиграли, — его голос стал громче и торжественней, — сегодня я представляю вам Национальный центр боевых искусств.
Гости какое-то время молчали. Большинство представляло, сколько стоит подобное здание. Все знали, что их радушный хозяин очень богатый человек. Но настолько… Через несколько мгновений Епишев придвинулся вплотную к хозяину и с чувством произнес:
— Это грандиозно, Константин Алексеевич, я гарантирую этому проекту самую горячую поддержку президента.
Хозяин с благодарностью кивнул и поднял руки, требуя внимания:
— Прошу прощения, но это еще не все. — Он дожидался, пока утихнет возбужденный говор. — Этот центр будет открыт ровно через полтора года, и на его коврах пройдет первый, и полноценный, с участием национальных команд не менее ста стран, чемпионат мира по боевому единоборству «Собор Перуна»!
Глаза Епишева сверкнули, а Яворский первый хлопнул в ладоши. Через мгновение все разразились аплодисментами. Каждый лихорадочно прикидывал, как можно использовать идею хозяина дома. Епишев первым ухватил свой кусок. В свете пунктика президента о национальной идее он, беря эту идею под покровительство, получал такой культурно-спортивный проект, переплюнуть который ни один из близких «к телу» уже не сможет. На все время реализации этого проекта он становился непотопляемым при любых перетрясках в высших эшелонах власти. Яворский, Закрайский — все видели блестящие перспективы, но аплодисменты хозяину раздались не только из-за этого. Когда гости после небольшого обсуждения и традиционного фуршета покидали зал, Закрайский, уже играя роль «скептика проникшегося», ткнул Яворского локтем в бок:
— Константин Алексеевич-то каков, миллиончиков двести, а то и триста «зелененьких»… нате вам, с барского плеча…
Яворский брезгливо отстранился, а шедший рядом с ним рыхловатый, вальяжный мужчина в дорогих швейцарских очках хмыкнул:
— Да-а… о-орел… блестяще, но он вернет их себе с лихвой. Сегодня он получил карт-бланш даже на кражу со взломом. До тех пор, пока он не закончит проект, а вероятнее всего и много дольше, все фискальные органы будут сидеть на коротком поводке. — Мужчина приподнял одну бровь. — Черт возьми, какая блестящая голова. Сегодня он оторвал у меня кусок стоимостью почти три миллиарда долларов.
— Это как это? — опешил Закрайский.
— Завтра состоится залоговый аукцион по компании «Севморнефтегаз». В свете сегодняшней бурной реакции Епишева я уже не сомневаюсь в его результате. Что ж, мне повезло, что я уже знаю об этом. Посмотрим, кто завтра все-таки попадет под этот паровоз.
Наконец все гости удалились. «Акула» повернулся и восторженно посмотрел на хозяина. Они сидели в маленькой мониторной и прекрасно слышали все разговоры, переключая селективные микрофоны с одной группки на другую.
— Я понял, что вы имели в виду, когда говорили, что у нас большое преимущество перед нашими партнерами.
Хозяин тихо рассмеялся:
— И что же?
«Акула» улыбнулся в ответ и довольно произнес:
— Естественно, ваш проект.
— Нет, ты не прав. — Хозяин поднялся и, не обращая внимания на удивленный вид собеседника, подошел к двери. Взявшись за ручку, он остановился и произнес сухим, спокойным голосом: — Наше главное преимущество в том, что мы знаем, что настоящий Собор существует. Поэтому у нас есть шанс вовремя убраться с дороги, когда им не понравится то, что мы делаем.
2
Иван поднатужился и с хеканьем поднял бревно на вытянутые руки. Толстый золотистый ствол повело.
— Держать, песий сын, — рявкнул Иван. Конрад, пыхтя, выровнялся. Пот заливал глаза, мышцы трещали. Дед Изя торопливо шуровал ломом.
— Опускай!
Бревно с легким звоном опустилось в приготовленный выруб. Иван с трудом разогнул пальцы и на дрожащих ногах опустился на колоду. Рядом, шумно дыша, рухнул Конрад. Дед Изя неодобрительно смотрел на них:
— Ну что, охальники, чуть не приложило? Иван расслабленно махнул дрожащей рукой:
— Ох, дед, твоя правда.
Дед Изя, неодобрительно покачивая головой, ушел в сторожку. Они еще посидели, отдыхая, потом Конрад ткнул Ивана кулаком в бок и поднялся:
— Пошли, скоро отроки вечерять придут, а у нас еще ужин не согрет.
— Вот иди и грей, — проворчал Иван, но все-таки встал и побрел к длинному дощатому столу.
Отойдя шагов на сорок от стены, он оглянулся и, прикрыв глаза ладонью от низкого вечернего солнца, посмотрел на сруб. Тот высверкивал свежезачищенными стволами, сияя под солнечными лучами как золотой. Знатная получится дружинная изба.
Иван полез на полку за мисками. Старая сторожка деда Изи уже была мала для толпы обучаемых. Иван хмыкнул. Три года прошло, а уж, почитай, сотня отроков наберется. Вернее, отроков меньше. Пятеро первых — уже воины. Он расставил миски, разлил отвар по кружкам и нарезал хлеб. Кончив накрывать на стол, он сел на лавку и вытянул ноги. Закончился их последний день. Завтра на рассвете они с Конрадом отправятся в обратный путь. Иван улыбнулся, представив, как удивились бы пограничники и таможня, если бы им случилось столкнуться с Конрадом. Респектабельный, молодой биолог… без документов… посреди России… собирается босиком топать в родной Кёльн…
Гулко ухнул филин. Из-за знакомой разлапистой ели беззвучно начали появляться отроки. Конрад, поглядев на их уставшие, но сосредоточенные лица, принялся наваливать в миски наваристую гречневую кашку.
Вечером они сидели вместе с Сычом и молчали, глядя на темнеющий восток. В обычной пелене туч, всегда тянущейся над Сычом, сегодня были изрядные прогалины, поэтому солнце постаралось воспользоваться моментом и поработать над их боками, выкрасив их напоследок в золотисто-красные тона. Вдруг Сыч кивнул какой-то своей мысли и резко поднялся. Конрада и Ивана будто подкинуло. Через мгновение они уже, пригибаясь, проскочили под еловой веткой и оказались в полосе тумана, за которой начиналась дорога к святилищу. Все трое шли молча. Кто знает, что заставило Сыча в ночь перед уходом опять провести их к святилищу. Иван наезжал к деду Изе денька на два-три почти каждый месяц, Конрад тоже заглядывал частенько. Но с того момента, как они ушли после посвящения, ни один из них ни разу не был в святилище. Иван как-то пытался пройти лесным ходом, даже успел увидеть туман впереди, но тропа упрямо сворачивала в сторону, и опять вокруг был обычный лес. Не всякому, даже из посвященных, дано приблизиться к святилищу. Это место волхвов и старейшин. Наконец впереди возникли бревенчатые ворота. Они подошли, и ворота распахнулись. Идол Перуна сумрачно взирал на вошедших. Трое ступили к подножию идола, окруженному кольцом кострищ. Конрад хмуро окинул взглядом кострища. Он так и не смог понять, почему дубовый идол выдерживает жар кольца костров. Сыч шагнул в круг кострищ. Конрад и Иван замерли, не переходя кольцо выжженной земли.
— Воины…
Сыч посмотрел на них долгим взглядом, и каждый ощутил ожидание схватки, боль, кровь и стену ненависти и страха, готовую обрушиться на них. Сыч внимательно наблюдал за воинами, примечая, как еле заметно раздулись ноздри, губы сжались в нитку, напряглись мышцы. Оба мгновенно привели себя в боевое состояние. Но тот, кто не обладал способностями Сыча, вряд ли увидел бы, как это произошло. Сыч удовлетворенно произнес: — Вижу, готовы.
— Кто, мудрейший? — сумрачно спросил Иван.
— Попробуй ответить сам, — чуть улыбнулся Сыч. Иван кивнул. Он догадался сразу. Конрад поймал взгляд Сыча, но тот спокойно покачал головой.
— Ты уйдешь, брат Медведь. Твой срок придет позже, чем брата Волка. Впрочем, кто знает, что вам скажут сегодня боги? — С этими словами он вышел из круга и двинулся к воротам. Его сгорбленная фигура мелькнула в прогалине между двух исполинских елей, и ворота медленно захлопнулись.
Они улеглись голова к голове у самого основания идола. Звезды над святилищем, как обычно, сияли особенным, неярким светом, а луна, поднимающаяся над верхушками огромных деревьев, была, кажется, раза в два больше, чем всегда. Это была отличная ночь для разговора с богами. Воины молчали, в такое время слова мешают. Каждый думал о своем. Мысли Ивана вернулись к тому моменту, когда полтора года назад не столько похудевший, сколько как бы высохший Сашка возник на пороге его квартиры.
— Здравствуй, Волк. — Он шевельнул плечом, и сидевший на жестком кожаном наплечнике, пришитом к потертому пиджаку, сокол, раскинув крылья, влетел внутрь его нового, еще пахнущего свежим деревом дома и уселся на выступе короткой балки под самым потолком, которую Иван приготовил как раз для соколов своих будущих гостей.
Иван обнял Сашку:
— Рад видеть тебя, брат Сокол.
Оба постояли несколько мгновений, разглядывая друг друга, и прошли в холл. Пока Сашка рассматривал его новый дом, Иван сбегал на кухню и приволок сервировочный столик с запотевшей бутылочкой и несколькими тарелками: с нарезанным тонкими ломтиками копченым мясом, фруктами и кусочками свежего мяса для сокола. Тот, учуяв мясо, издал гортанный клекот, но до зова старшего остался на своем месте. Они опрокинули по рюмочке за встречу и помолчали, думая каждый о своем.
— Спасибо за семью, — заговорил Сашка, ставя свою рюмку на стол. — Ольга просто ошалела от такой заботы.
Иван промолчал. Оба понимали ненужность каких-либо слов. Сашка блаженно откинулся в мягком огромном кресле и улыбнулся:
— А ты неплохо устроился, прямо Рокфеллер.
— Усиленно поддерживаю имидж богатого бездельника, — посмеиваясь, ответил Иван.
— Все столовыми занимаешься?
— Не только.
— Слушай, — Сашка оживился, — тут, говорят, в Москве какой-то обалденный ресторан открылся, с белыми медведями, случайно не твое заведение?
— Мое. — Иван рассмеялся. — А что, до сих пор болтают?
— О! — Сашка махнул рукой. — Ольга мне все уши прожужжала. Все рвется сходить.
— Уговорил, — сказал Иван, и оба расхохотались. Некоторая неловкость, незримо присутствующая с момента встречи, растаяла без следа.
— Расскажи хоть, что за заведение.
— О, это моя старая мечта. Мне всегда хотелось устроить что-то грандиозное, ты помнишь. Сашка хитро сощурился:
— Не знаю, не знаю, раньше ты предпочитал столовки.
Они снова расхохотались.
— Уел, признаю, — вновь заговорил Иван. — Но сам подумай — каждый, наверно, имеет свою голубую мечту. Или, на худой конец, желает создать что-то грандиозное. А тут, после того как благополучно разрешились мои затруднения, я укатил в гости к брату Соколу. Он как раз купил небольшое ранчо в Калифорнии, неподалеку от Лос-Анджелеса. Бизнес наладился, неприятностей не предвиделось, так что я проболтался у него несколько недель. Дело уже шло к отъезду. И вот Фил вдруг уехал по своим делам на восточное побережье, и я от нечего делать начал рыться в его библиотеке. И наткнулся на потрясающий журнал. Он назывался «Нейшнл джиогрэфик». Всю ночь, пока Фила не было дома, я провалялся, размышляя над появившейся идеей, а через два дня был уже в редакции. Ребята раздумывали почти три месяца, но потом мы ударили по рукам. Ты же знаешь, — расплылся в улыбке Иван, — если я что вобью в свою тупую голову, мне трудно отказать.
— Ну я бы использовал более сильное слово, — заметил Сашка.
— Так вот, Москва — это первая ласточка. На очереди Нью-Йорк, затем Токио, Париж, Рим… Всего будет двенадцать ресторанов «Нейшнл джиогрэфик». Идея проста. Огромные голографии, живые животные и птицы в специальных помещениях со стеклянными стенами или за мелкой сеткой, а некоторые прямо на ветках деревьев. Настоящие растения и минимум искусственного. Но главное: площадь и планировка всех ресторанов совпадает до квадратного метра. Раз в месяц все рестораны по очереди закрываются, интерьер пакуется и самолетом отправляется в следующую столицу. Каждый месяц «Нейшнл джиогрэфик» принимает посетителей в другом мире.
— Блеск, — согласился Сашка, — а цены?
— А это сколько потянешь. — И, отвечая на непонимающий взгляд Сашки, пояснил: — Там три зала: классик, люкс и эксклюзив.
— Вижу — это твое любимое детище, блеск в глазах, подробности, в общем, чувствуется большое воодушевление…
Оба снова расхохотались.
— Ну а как ты, Сашок? — негромко спросил Иван.
— Черт его знает, меня до сих пор оторопь берет. — Он улыбнулся, вспоминая. — Представь, охраняемый ЛЗУ, караул — семь человек и вдруг, из-под только что рухнувшей сосны вылезает какой-то мужик неопределенного возраста и заявляет тебе в лоб, что пришел за тобой. — Сашка помолчал. — Меня чуть кондрашка не хватила, когда он поволок меня прямо мимо часового и стоящего рядом помначкара с собакой. Сержант Заволуйко. Редкостной сволочью считался. Но самый финиш был, когда они даже ухом не повели, только собака заскулила. Первый месяц я все порывался домой, даже пробовал сбежать, но дорогу не нашел, Сыч позаботился… Потом втянулся. Знаешь, мы с Сычом трижды еще на зону возвращались. — Он вновь на мгновение умолк, а потом продолжил: — Вот вроде сам уже кое-что умею, а все еще мурашки по коже. Я ж, с тех пор как Сыч меня забрал, на зоне всего месяц был в общей сложности, но… никаких проблем, как будто так и нужно. Да и за неделю пешком от Валдая до Перми…
— Велика сила волхва, — согласился Иван.
И снова они помолчали. Иван разглядывал Сашку. Никто не остается прежним, пройдя посвящение. Для постороннего взгляда Сашка словно бы и не изменился, но для знающих его — очень сильно. Исчезла какая-то детскость, правильность домашнего мальчика, которая улавливалась в нем, несмотря на возраст. Сейчас он чем-то напоминал кубачинский кинжал в крепких кожаных ножнах.
— Чем думаешь заниматься, Сашок?
— Меня восстановили.
— И что?
— Ты прав. — Сашка вздохнул. — Я уйду.
— И куда?
— Скоро новые отроки придут в святилище. Сыч предложил мне помогать ему в обучении.
Иван понимающе кивнул. Он не ошибся, когда просил Сыча позаботиться о Сашке.
— Я рад за тебя.
Они проговорили до утра. А утром Сашка ушел по первой росе. В эту весну ему предстояло стать воином.
С этими приятными воспоминаниями Иван уснул.
Пробуждение было резким. Волк вынырнул из сна со вздыбленным загривком. Внутри клокотала животная ярость. Конрад, опустившись на четвереньки и глухо рыча, осматривал лес поверх ограды. Светало. Напряжение медленно отпускало.
— Тяжелый сон, — облизав сухие губы, промолвил Конрад.
— В этот раз Триглав хочет заняться всеми, — заявил Иван.
— Но я не увидел смерти.
— А я не уверен.
Иван направился к воротам. Сыч уже стоял там. Войдя внутрь, он подошел к идолу и, прижавшись к сухому, звонкому дереву, коснулся пальцами глаз Перуна. Прислушался к чему-то. Нахмурился. И повернулся к воинам:
— Смутный сон, братья. Укрепите сердца. Тяжелый путь вам предстоит.
— Многое непонятно, мудрейший… Сыч молча ждал.
— Я опять видел ЕГО. Но мне показалось, что он не враг. — Иван вопросительно смотрел на Сыча. — Но я видел брата, что идет против братьев, и он был первым среди врагов.
Сыч тяжело вздохнул:
— Сядьте, воины. — Он опустился рядом с ними. — Вы знаете, что были не первыми среди тех, кто проходил посвящение по пророчеству.
Воины молчали.
— Тот, кого вы видели, был перед вами, но он не смог…
Иван припомнил, как сам остановился на грани в том особняке на окраине Москвы.
— Ты прав, он не сумел удержаться, — помрачнел Сыч. — Он стал зверем. Он убил всех своих братьев, он хочет убить и всех вас, и если, — голос Сыча дрогнул, — если Триглав смог простереть над ним свою руку…
Иван похолодел. Перунов брат под рукой Триглава!!!
— Не это страшно. — Сыч покачал головой. — Он не сможет победить. Но, погибая, он даст шанс Триглаву уничтожить Собор. И я не знаю, сможем ли мы его остановить.
Воины молчали, убитые страхом и горечью, звучавшей в голосе могущественного волхва.
— Ладно, пошли, пора собираться, — поднялся Иван.
Конрад бросил растерянный взгляд на Сыча. Но тот сидел, привалившись спиной к Перуну, и не шевелился. Над переносицей волхва пролегла горькая складка. Конрад подошел к Ивану, молча ждущему в воротах.
— Мудрейший, — негромко позвал Иван, Сыч поднял глаза. — Бог не выдаст, свинья не съест.
Это наш путь, стоит ли бояться каждой колдобины? — И он шагнул за ворота.
В тот раз они впервые вышли из Завороженного леса без помощи волхва.
3
Сегодняшняя встреча не обещала никаких неожиданностей. Все члены исполкома Федерации национальных единоборств прекрасно представляли себе, кто есть кто за этим столом. И хотя Константин Алексеевич скромно сидел в уголке, в то время как остальные важно внимали речам и рисовали чертиков в фирменных блокнотах, каждый из присутствующих ясно себе представлял, что их функции — только проштамповать уже сформулированные и согласованные решения. Когда заседание закончилось и члены исполкома уже начали покидать стильный конференц-зал, перед носом Порфирия Исаковича Рудого, заместителя председателя Федерации и руководителя секции «Собора Перуна», возник «акула»:
— Хозяин просит вас подняться к нему.
Порфирий Исакович бросил беспокойный взгляд в сторону лифта, в котором только что скрылся Константин Алексеевич, затем оглядел свое отражение в зеркальной стене, пригладил рукой волосы, перехваченные надо лбом витым кожаным шнурком, и двинулся к лифту.
Константин Алексеевич стоял у огромного, во всю стену, окна из тонированного стекла и курил. Когда Порфирий Исакович, постучав в дверь, приотворил ее и в меру подобострастным голосом спросил разрешения войти, хозяин, не оборачиваясь, указал на легкое офисное кресло из хромированных стальных трубок и кожзаменителя Порфирий Исакович скромно присел на краешек. На несколько минут в кабинете воцарилась тишина, которая с каждым мгновением становилась все более тягостной. Хозяин сделал еще несколько затяжек, закашлялся и бросил окурок «Данхилл» в литую каслинскую пепельницу из черного чугуна.
— Порфирий, как ты думаешь, почему я еще не прикрыл вашу лавочку?
Порфирий Исакович дернулся и, уже понимая, что это бесполезно, попытался сыграть дурачка:
— То есть, я не понял, наши ребята имеют верхнюю строчку в игровом рейтинге по результатам двухсот схваток. Я не понимаю…
— Порфирий! — Хозяин неодобрительно покачал головой. — Неужели ты был настолько глуп, что думал, будто я не узнаю о подпольных боях?
Порфирий Исакович нервно сглотнул слюну. Черт возьми, да он последние полгода только и ждал, когда все всплывет. Но машина была запущена, и вырваться или устраниться он не мог. Слишком крутые люди влезли в этот бизнес. Хозяин разглядывал Порфирия как хладнокровный исследователь гусеницу, которую он только что раздавил между предметными стеклами.
— Я… Э… — Порфирий Исакович смолк, лихорадочно припоминая хоть какое-нибудь оправдание. Не сомневаясь, что подобный разговор состоится, он придумал несколько версий, но сейчас все они рухнули куда-то глубоко, туда, куда удрало от страха его сердечко. И ни до одной из них он не смог дотянуться.
— Что у тебя есть в оправдание?
Порфирий сидел съежившись, как мидия на сковородке, и тупо молчал. Хозяин налил стакан воды из сифона и протянул ему. Порфирий начал судорожно глотать. Но когда он отнял стакан от губ и поднял глаза, в него вновь уперся холодно-равнодушный взгляд хозяина.
— Если ты считаешь, что я вызвал тебя для того, чтобы лицезреть твою испуганную рожу, то рискуешь СМЕРТЕЛЬНО ошибиться.
От тона, которым это было сказано, Порфирия продрал мороз, но в то же время он почувствовал и некоторое облегчение. Похоже, он еще зачем-то нужен хозяину и тот собирается поговорить. А это значит, что он еще не труп. Уже более спокойно допив последний глоток, он поставил стакан на стол, рука почти совсем не дрожала. Хозяин молча ждал. Тут в мозгу Порфирия всплыла первая версия.
— Э, я считал, что стоит попробовать отработать некоторые приемы вне, так сказать, правил. Все-таки мы начинаем с абсолютного нуля, и, даже если сделать скидки на обычные для летописей преувеличения, сама концепция…
— Ты меня не понял. — Голос прозвучал спокойно и холодно. Порфирий Исакович запнулся и почувствовал, что его вновь прошиб пот. — Мне не нужны твои оправдания. Ты виноват и заслуживаешь наказания. А если ты жаждешь его облегчить, то просто поднатужь тот самодовольный чугунный чайник, что пока еще держится на твоих плечах, и найди что-нибудь, что может меня заинтересовать.
Мысли Порфирия Исаковича метались, как муха между рамами. Видимо, это ясно читалось по его лицу, потому что хозяин вновь смилостивился и пояснил:
— Я знаю о шестидесяти трех подпольных бойцовских клубах в России, Узбекистане, Азербайджане, Мексике, США, Гонконге, Албании, Нидерландах, Таиланде, Малайзии и, если не ошибаюсь, Сингапуре. Я знаю о долях Сипатого, Хромца, Паоло Стэнджоре, Ю Хи, знаю о Роботе Зулу и даже о том, что вы не смогли приручить Серую Смерть. Мне продолжать?
Порфирий Исакович ответил осипшим голосом:
— Не надо.
Хозяин воткнул в Порфирия свой взгляд, будто булавку в стрекозу. Тот отчаянным усилием воли взял себя в руки:
— У… э… есть… Счет абсолютно чистый. Там полтора миллиона английских фунтов. «Нейшнл Вестминстер бэнк».
Хозяин холодно улыбнулся:
— Возможно, это смешно.
Порфирий Исакович дрожал мелкой дрожью. Кретин, еще бы рубли предложил. Нашел кому! Хозяин опять подошел к окну:
— Возможно, мне пригодится твое ублюдочное подполье. — Он некоторое время рассматривал полуденную Москву, потом повернулся: — Запомни, теперь ты всего лишь мой голос, Порфирий. Я не хочу светиться, но знай, я НИКОГДА не прощаю обмана. И если ты станешь мне не нужен, ты умрешь. — Он сделал паузу и закончил тихо, еле слышно: — Когда ты перестанешь быть нужен.
Едва за трясущимся Порфирием Исаковичем закрылась дверь, в кабинете бесшумно возник «акула». Он подошел к креслу, которое еще хранило тепло предыдущего посетителя, и остановился, взявшись рукой за спинку.
— Гадаешь, почему я его отпустил? «Акула» пожал плечами, что должно было означать: хозяин-барин, мол, захотите — объясните.
— Я работал ночью. Этот Собор дал нам шанс вылезти очень высоко наверх. И все было бы отлично, если бы не… — Он сжал кулаки. — Еще несколько лет, и я один решал бы, кто будет следующим президентом. — Он зло усмехнулся. — Скажи кто десять лет назад, что молодого доктора наук, пределом мечтаний которого была Нобелевская премия, вдруг обуяет такая жажда власти… Знаешь, я очень боюсь того, что зарвусь, не сумею вовремя остановиться, и тогда рухнет все, что я таким трудом создавал… Еще Аристотель писал, что наиболее эффективной формой власти является тирания. Проблема лишь в том, где найти великого тирана, потому что при прочих все достоинства мгновенно превращаются в недостатки. — Он горько улыбнулся. — Однако он не упомянул еще об одной трудности. Что делать тем, кто привык жить при тирании, когда не станет тирана?
«Акула» молчал, ошарашенный столь откровенной тирадой. А хозяин вернулся к столу.
— Еще несколько лет… — Он сжал кулак и надавил костяшками на полированную поверхность. — Когда я начинал этот проект, я не думал о прибыли. Я хотел лишь попытаться поймать в сети хотя бы одного из членов Собора. Можно сказать, что нам это отчасти удалось. Но не это было главным… Этот проект не может кончиться триумфом. — Он внимательно посмотрел на «акулу». — Думаешь, спятил? — Он усмехнулся, а потом скрипнул зубами. — Знаешь, как тяжело осознавать, что ты можешь сделать ровно столько, сколько тебе позволят другие.
— Вы же говорили, что они нам не опасны, они не могут себя контролировать?
Хозяин искривил уголки рта, но вдруг посуровел:
— Я говорил с Серой Смертью. Он изгой. «Акула» осторожно произнес:
— Мы же это предполагали. Константин Алексеевич хмуро ответил:
— Но он рассказывает страшные вещи. Знаешь, как зовут их верховного волхва?
— ?
— Вещий Олег.
«Акула» несколько мгновений тупо смотрел на хозяина, но вдруг его зрачки ошеломленно расширились. Спустя полминуты он хрипло спросил:
— Может, это титул или просто ритуальное имя?
— Возможно, но Серая Смерть убежден, что он настоящий. — Хозяин уже успокоился и сел за стол. — Если это, если бы мы могли… — Он, сожалея, покачал головой. — Это только в дешевом боевике крутые парни двигают дивизии, чтобы захватить вечно живого и выпытать у него секрет бессмертия. Я же предпочитаю не связываться с людьми, которые, в худшем случае, сумели убедить таких людей, как Серая Смерть, в том, что они бессмертны. Себе дороже. — Он вздохнул. — Вот потому-то я и говорю, что этот проект не может иметь успех. Они терпят нас. Стоит им захотеть, и… — Он махнул рукой и неожиданно улыбнулся. — Впрочем, это не означает, что мы не можем использовать такое развитие ситуации. Сейчас за то, чтобы ухватить кусок пожирнее, идет схватка. Что ж, наши «партнеры» получат свои куски. Они получат все: Центр, Федерацию, свои фамилии, написанные большими буквами на всем, что имеет отношение к Собору, но если у меня будет шанс, я буду готов.
— К чему?
— О, это будет проделано изящно. Я надеюсь, что все кончится тем, что люди будут плеваться при слове «Собор», а президент стыдливо прятать глаза при вопросах журналистов, как в наше время возможно такое варварство. Но если ОНИ начнут искать виноватых, их удар должны принять на себя другие, не мы… Я знаю, что рано или поздно я с ними столкнусь. — Он поставил локти на стол и оперся лбом о сжатые кулаки.
«Акула» подождал еще несколько минут, но хозяин сидел в той же позе, поэтому он тихонько вышел в приемную. Из-под сжатых кулаков еле слышно донеслось:
— Но, черт возьми, как же я этого не хочу.
4
Иван зашел к Баргину на следующий день после возвращения из леса. Анатолий Александрович встретил его у дверей:
— Вот кого давно не видал! Заходи, сокол ясный, заходи. — Он суматошно стал отодвигать в сторону сумки, мешки, коробки, сапоги, которыми была завалена маленькая прихожая. — Это чудо, что ты меня застал. Мы всю дорогу на даче. Вот только приехал, да и то на пару часов. Но уж чайку-то мы попьем. А ежели есть желание, тебе что и покрепче налью, я-то за рулем.
Иван, улыбаясь, прошел на кухню вслед за шустро бегущим Баргиным. После того как погибли мама Таня и Петрович, они с Баргиным очень сблизились. Баргин жил одиноко, жену сбила машина лет восемь назад. Детей у них не было, покойная страдала серьезной женской болезнью, да и особого рвения в лечении не проявляла. Но жили они хорошо, дружно. Так что единственной родной душой была безродная дворняга Лушка, все лето жившая на даче. Считалось, что она стережет баргинский «скворечник». А зимой Анатолий Александрович забирал ее в квартиру, где она по молодости гадила изрядно. После смерти жены Баргин как-то погас. Работа его не держала, тем более два из трех дел, которые он с привычным блеском завершал, после передачи в суд потихоньку уходили в песок. Взяток он не брал, а на скромную зарплату следователя особо не пороскошествуешь. Так что убытки от Лушкиных когтей просто прикрывались. Столкнувшись с делом Ивана, Анатолий Александрович до глубины души возмутился наглости, с которой неизвестные «хозяева жизни» манипулировали правоохранительными структурами. Когда же все закончилось, Анатолий Александрович проникся к Ивану искренним уважением. Временами он представлял себе, что это его сын. Баргин помог Ивану подчистить юридические хвосты, поскольку в его фактической невиновности уже никто не сомневался, и после они частенько коротали вечера за несколькими стаканами чая, когда дома, а когда и вместе с Сергеем Евгеньевичем в дальнем закутке одной из уже двух десятков столовых, с каковыми бывший кандидат наук управлялся довольно лихо, оставляя Ивану время заниматься другими делами. Сейчас Баргин суматошно вытаскивал из навесных шкафчиков чай, зверобой, мяту, липовый цвет и пакет домашних белых сухарей. На окне уже шипел электрочайник «Сименс», который Иван подарил ему на Майские.
— Ну, видать, забота какая? А то разве днем зайдешь?
Иван рассмеялся:
— Виноват, Александрыч, есть грех.
— Тогда не торопись, сначала чайку, а под него и дела легче пойдут. — Он быстро сыпанул из разных пакетов в заранее разогретый на пару фарфоровый чайник, в нем умещалось ровнехонько две трехсотграммовые кружки, залил ложкой кипятка и упрятал чайник под полотенце. Пока заварка распаривалась, быстро метнул на стол блюдца, чашки и сахарницу с серебряной ложечкой.
— Телевизор-то смотришь? Там ваш Собор каждую неделю, да с повторами.
— Не наш.
— А что, в самый раз. Поскольку если, к примеру, материалы оперативной съемки показать, так все зрители разбегутся. А так все чин чинарем. Собачки гавкают, когда и пятки прихватят, мужики друг друга по кожаным жилетам лупцуют, пока не упарятся, а в конце судья объясняет, кто победил и почему. А уж заставки-то какие красивые, а музыки сколько!
Иван рассмеялся.
— Зря смеешься-то, вы там как сычи в болоте прячетесь, а люди себе имя делают, можно сказать, участок столбят. Так ведь когда вылезти надумаете, вас никто слушать не станет. Другие авторитеты появятся.
— Значит, считаешь, совсем нас затрут?
— Да нет, — Баргин хохотнул, но сразу посерьезнел, — только как бы вам ушами-то не прохлопать. Большие деньги в это дело вложены. Просто так никто тратиться-то не любит, особенно из этих, «хозяев жизни». — Он возмущенно фыркнул.
— Вот об этом и…
— Молчи, молчи, чего это я, дурак старый… После чаю, и никаких!
Они степенно выдули по чашке, потом налили еще. Наконец Анатолий Александрович произнес:
— Ну, милай, теперь говори, о чем печалишься? Иван одним глотком допил оставшийся чай и поставил чашку:
— Слушай, Александрыч, очень меня один человечек интересует. Я тебе его сейчас опишу, а ты припомни, когда ты в моем деле ковырялся, не попадался он тебе, хотя бы так, краешком? — Иван сосредоточился и, быстро описав того, кого он звал «власть и деньги», попытался передать Баргину свои ощущения от этого человека.
Баргин, сначала внимательно слушавший, вдруг вздрогнул:
— Я знаю этого человека. — И, стараясь получше припомнить, начал говорить: — Ты так живо его описал, будто фотографию дал или даже… лучше чем фотографию, полное ощущение живого человека. Так вот, это — Константин Алексеевич Богородцев. Титан! Бог! И хладнокровная сволочь. Да что я тебе говорю. Ты так живо его описал, ежу понятно, встречались. Прямо он в твоем деле не фигурировал, но мальчики из его команды попадались, или мы подозревали, что из его команды. Кстати, тот особнячок, что ты разнес, похоже, одна из его фирм прикупила, но они все так хитро провернули, что его там и близко не оказалось. Человек он очень влиятельный, с большими связями и прямо-таки сумасшедшими деньгами. А если не секрет, почему он тебя так заинтересовал?
— Скоро нам близко пообщаться придется.
— Сам к нему собираешься? — добродушно хмыкнул Анатолий Александрович.
— Да нет, просто знаю, что дорожки наши пересекутся.
— Уж не ведаю, чем такая мелкая сошка, как ты, самого Богородцева заинтересовать могла.
— Не ехидничай, Александрыч! Они расхохотались, но Баргину явно было не до смеха.
— Поосторожней, Иван, ладно? Он ОЧЕНЬ крутая фигура. По существу, он лидер одной группы, которая гребет под себя все: нефтегазодобычу, нефтепереработку, торговлю, науку, он, кстати, сам доктор наук, финансы, авиапромышленность, транспорт, туризм, еще черт-те чего. Могу только сказать, что все дела, которые хотя бы кончиком цепляют эту команду, моментально разваливаются. Иногда удается поторговаться и они отдают какую-нибудь мелкую сошку, но вверх — мертво. Иван поднялся:
— Что ж, спасибо, — пойду, пора уже. — Уже в дверях он задержался: — Александрыч, так, для информации, что за фирмы у него в кулаке?
Помедлив, Баргин ответил:
— Так сказать, де-факто, НЕ де-юре: нефтяная компания «Пихта», «Севморнефтегаз», туробъединение «Золотое кольцо», банк «Император», авиакомпания «Гринвич», я все-то и не упомню, но по этим велось следствие в нашем отделении и… — он пожал плечами, — но, в общем, умнейший человек, а главное — не сноб, вызвали его на допрос, так приехал скромненько на «Волге», без мигалочки!
После разговора с Баргиным Иван поехал в свой ресторан. Зайдя, как всегда, со служебного входа, он наткнулся у двери в зал на мощную фигуру какого-то незнакомого охранника. Этот был не «качок». При появлении Ивана рука парня дернулась к борту пиджака, сузившиеся глаза ощупали пришельца, и только потом он, не опуская руку, спросил:
— Кто такой? Иван сухо ответил:
— Владелец, — и двинулся к двери. Охранник шагнул вперед и вытянул руку:
— Стой.
Зверь внутри заворочался и глухо зарычал, но Иван придушил его недовольство и остановился. Охранник стукнул по двери и, когда наружу высунулась голова заведующего, молча кивнул на Ивана.
— О, Иван Сергеевич! — воскликнул заведующий и бросил охраннику: — Это наш хозяин, пропустите!
Охранник презрительно скривил губы:
— В списках нет.
— Как это нет, да он же…
— Николай Александрович, — спокойно оборвал его Иван. Заведующий запнулся и нырнул внутрь. Иван медленно перевел взгляд на охранника, тот почувствовал, что его рука, уже отпустившая рукоятку пистолета, вдруг онемела, а по спине потек холодный пот. Иван выждал еще несколько мгновений и раздельно произнес: — Может быть, вы разрешите мне войти в МОЙ ресторан?
Охранник одеревенело кивнул и немного отодвинулся.
Ресторан был пуст. Работал только зал «Эксклюзив». Иван окинул взглядом ледяные горки, белых медведей за высокой стеклянной стенкой. Тюленей и котиков, плескающихся в бассейне, пересекающем все три зала. Покосился на сидевшую вверху компанию. И прошел в кабинет заведующего.
— Почему закрыли ресторан?
— О, Иван Сергеевич, они заплатили двойную дневную выручку, кроме того, сам банкет оплачивается отдельно…
— Меня не интересует, сколько они заплатили. Почему вы закрыли ресторан?
Николай Александрович удивленно воззрился на него:
— Это было их требование, они закупили ресторан на весь вечер. Иван нахмурился:
— Я это понял.
В кабинете повисла тягостная тишина. Заведующий видел, что хозяин чем-то расстроен, но не понимал, как можно было отказаться от подобных клиентов. Он сделал еще попытку убедить Ивана в своей правоте:
— Это очень, ОЧЕНЬ влиятельные люди: нефть, финансы, авиация… Иван вздохнул:
— Николай Александрович, вы работаете со мной не так долго, и у нас с вами до сих пор проблем не возникало, но сейчас я чувствую, что вы меня не совсем понимаете. Так вот, кто бы сюда ни пришел и какие бы деньги ни предложил — ресторан работает. Хотят — пусть снимают один зал, нет — скатертью дорога. Никто не будет снимать три зала, чтобы посидеть тесной компанией. — Он уловил несогласие в глазах заведующего и, подавив раздражение, попытался объяснить еще раз: — Поймите, этот ресторан я создавал не для того, чтобы заработать больше денег, мне и так вполне хватало, это — для удовольствия, в чем и состоит моя главная прибыль. Ясно?
Заведующий скептически поджал губы.
— Ну вот, недоверие! Поймите, Николай Александрович, мы же работаем практически рубль в рубль, ведь так? Вы что же, думаете, я не понимаю, во сколько обходятся мои «среды»?
Заведующий обескуражено молчал.
— Запомните, это место должно быть таким, куда приятно прийти с семьей, друзьями, все остальное — чепуха. Сюда же ходят с малышней, с бабушками, а они-то сегодня за порогом.
Заведующий по-прежнему молчал.
— Ладно, обдумайте мои слова на досуге, а пока я прошу в будущем так не поступать.
Иван вышел из кабинета. И тут ему вдруг захотелось поближе взглянуть на своих сегодняшних клиентов.
На окруженной заливчиком площадке стоял небольшой стол на двенадцать персон. Во главе стола сидел и смотрел прямо на него «власть и деньги», или, как он уже знал, Константин Алексеевич Богородцев. Встретившись с Иваном взглядом, он, незаметно от сидевших с ним за столом, приподнял фужер с вином и слегка кивнул. Они снова сошлись на одной тропе.
5
Серая Смерть имел все основания быть довольным сегодняшним днем. Вчера он провел три боя. И убил всех. Он уже не мог долго сдерживать своего зверя. Это было как наркотик. Да куда там, намного хлеще. Деньги, алкоголь, женщины… его уже давно не интересовало ничего из этого списка. Только схватки. Где-то глубоко еще сохранились воспоминания о величественном лесе, древнем идоле и впитавших в себя мудрость столетий глазах волхва, но все это уже было не важно. Он помнил, как лопнула в его зубах артерия на горле брата Сокола, как Медведь, хрипя, пытался вырваться из захвата его рук, как Ласка билась в его мертвой хватке, пока не затихла… Он уже не боялся. После стольких лет непрерывных схваток он, пожалуй, рискнул бы схватиться с самим волхвом. Сорок лет… А ведь он почти не постарел. Серая Смерть оглядел свои мускулистые руки. Это были руки молодого: ни морщин, ни желтизны, ни пигментных пятен. Он мысленно улыбнулся. Что ж. Все возвращается на круги своя. Сегодня в России бредят Собором. Он готов. Он покажет, что такое настоящий Собор, а не то слюнтяйство, что регулярно крутят по ихнему телевидению. Ему захотелось завыть. Неужели он снова вернется в Россию?! Сорок лет… Китай, Таиланд, Австралия, Южная Африка, Штаты, Канада. Он прошел все бойцовские клубы. Когда не было работы в них, убивал на улицах. Попадал в тюрьмы. Серая Смерть зло ощерился. Эти тупицы думали удержать Волка! Он устал от чужих лесов, чужих небес, чужих богов. Сорок лет… Один из тех, кто вошел в России в силу в последнее время, нашел его позавчера. Вернее, таких было несколько. Для одного такого полгода назад он несколько раз дрался. Но тот оказался глупым. Он попытался заставить Серую Смерть драться так, как хочет он, не убивая. За что и поплатился. Но этот новый, судя по всему, был не из таких. Он многое знал. Удивительно, старый волхв опять взялся за свое, опять собрал Перунову пятерку. Старый, выживший из ума бедолага, века не прошли для тебя бесследно. Какой Волк сможет отринуть восторг победы, когда твои клыки впиваются в глотку поверженному врагу, а его предсмертный хрип замерзает на губах?.. Этот старик получит еще одну Серую Смерть, а если нет… Его губы презрительно изогнулись. Что ж, такое ничтожество не имеет права называться Волком, и он с наслаждением сотрет его с лица земли. О, как сладостна НАСТОЯЩАЯ схватка, с равным или почти равным тебе. Та, в которой от напряжения лопаются мышцы и трещат кости. Как давно он не чувствовал ничего подобного! Сорок лет…
В дверь номера постучали. Серая Смерть почувствовал, как зверь тут же рванулся вперед, и едва смог удержать его на месте.
— Эй, крутой, ты спишь?
Говорили по-английски.
— Крутой, тут есть один парень, он говорит, что приложит тебя за минуту. — За дверью замолчали, дожидаясь ответа. — Эй, ты где там?
Дверь начала медленно открываться, и в щель просунулась блестящая черная ладонь. Серая Смерть прыгнул к двери, в полете ударил костяшками пальцев и, схватив отброшенного к стене черного за грудки, хрипло спросил:
— Где он?
Черный испуганно забормотал:
— Ты че, брат, это же не я, я просто знаю, что ты любишь гасить… Я поставил на тебя хорошие деньги, брат, полторы тысячи «зеленых», половина твоя, брат, это очень хорошие деньги…
Серая Смерть выпустил его рубашку. Черный обрадовано вскочил и, опасливо поглядывая через плечо, кинулся по лестнице.
Бой должен был состояться на пустыре между «черных» кварталов. Противник выглядел внушительно. Здоровенный «латин» с курчавыми бачками и огромным уродливым шрамом через правую щеку. Его сопровождала целая толпа мулатов и пуэрториканцев. Когда они вылезли из машины, Серая Смерть почувствовал, что его котировки у «черных» букмекеров упали. Он выглядел слишком мелким рядом с этим великаном. Но в этом городе он был всего неделю и вчера дрался первый раз. Высокий черный в желтых штанах, цветастой рубахе и расшитом золотом жилете, с заплетенными в сотни каких-то дурацких косичек волосами что-то кивнул другому черному, который торчал посреди стада букмекеров. Тот тут же заорал:
— Все, ставки сделаны. — Повторив это несколько раз, он сделал какой-то знак нескольким крепким ребятам, которые начали теснить толпу к краю пустыря, и подошел к Серой Смерти: — Ты будешь драться? — Он окинул его пренебрежительным взглядом. — А ты не кажешься таким крутым, как о тебе говорят. Ну ладно, белый, запоминай, здесь всем заправляет Пантера, — он кивнул на черного с косичками, — он очень, очень крутой. Если хочешь подзаработать на боях, покажи, на что ты способен. — Он демонстративно сморщился. — Я вообще-то не очень верю в белых, ни один белый не выстоит против черного в настоящей схватке, но если ты хочешь попробовать… Так вот, если продержишься против Калифорнийского Быка хотя бы три минуты, считай, что получил работу. Кстати, как мне тебя объявить?
Серая Смерть вынужден был закрыть глаза, чтобы удержать рвущегося зверя. Этого черного отделяло от смерти всего лишь несколько секунд подобной высокомерной болтовни. Но парень, видимо, решил, что этот белый зажмурился от страха. Не дожидаясь ответа, он презрительно сплюнул и отошел к своему хозяину. «Латин» на той стороне пустыря уже скинул рубашку и демонстрировал великолепные мышцы. Худой черный, получив последние инструкции от хозяина, вышел на середину и заорал:
— Калифорнийский Бык против Белого Дерьма, бой до нокаута!
Серая Смерть почувствовал, как зверь прыгнул вперед и понес его за собой. «Латин» ждал, выставив кулаки и небрежно улыбаясь. На пути что-то попалось, и Серая Смерть отшвырнул это с каким-то противным чавканьем. На лице «латина» промелькнуло удивление, потом испуг, а потом зверь радостно взревел. Когда Серая Смерть пришел в себя, на пустыре еще оседала пыль от его прыжков. У его ног в луже крови корчился «латин» с разорванным горлом, из которого толчками выплескивалась струйка крови, а посреди пустыря валялся труп черного со сломанной шеей. Над пустырем висела мертвая тишина. Серая Смерть задрал лицо… морду… к небу и тоскливо завыл. Не то, снова не то. Когда же наконец будет настоящий бой? Как он устал. Сорок лет…
6
В этот раз Конрад, как добропорядочный бюргер, прилетел на самолете. Иван встретил его в Шереметьеве. Обменявшись заговорщицкими улыбками, они пожали друг другу руки. Конрад закинул чемодан в багажник, и они покатили. Вчера по телефону Конрад обмолвился, что хотел бы заказать номер в «Савое», но Иван, разозлившись, обозвал его тупым, упрямым бюргером, после чего тот, расхохотавшись, согласился устроиться у Ивана. На следующий день должны были прилететь Фил и Эльха, а Бьерн собирался добраться сегодня к вечеру на машине. Никто еще не был в новом доме Ивана, впрочем, как и в старом. До сих пор они собирались только в лесу, у деда Изи. Когда они выскочили на Рублевку, Конрад заговорил:
— Знаешь, хоть, может, и не к месту, а у меня какое-то приподнятое, даже восторженное настроение. Мы ведь впервые вот так вместе… Да и вообще для всех, кроме тебя, это первая схватка.
— Ну, насколько я знаю, ты по прибытии в Кёльн быстро разобрался со своими проблемами. Конрад небрежно махнул рукой:
— Тоже мне проблемы. Так, хулиганье.
— А как же твое ранение?
— Ну и что? Хулиганье с пистолетом.
Иван хмыкнул и, свернув с шоссе, покатил по узкой асфальтовой ленте подъездной дороги. За окнами замелькали коттеджи. Конрад некоторое время рассматривал все это трехэтажно-кирпичное «барокко», потом отвернулся.
— Что, не нравится? — полюбопытствовал Иван.
— Что ты там говорил вчера по телефону про монастырь и чужие установления? — уклонился от прямого ответа Конрад.
— Ну это не из той оперы, — возразил Иван. — Один мой знакомый называет это «обожравшимися коммуналками».
— Что значит «коммуналки»?
— Вот Европа, совсем темные. Это когда в каждой комнате квартиры живет по семье, а ванна, туалет, кухня на всех одни. И предел мечтаний: чтоб сосед помер, а его жилплощадь присоединить к своей.
Конрад помолчал, осмысливая незнакомые понятия, снова бросил взгляд на проносящиеся за окном гробообразные строения и улыбнулся.
Бьерн появился, когда уже стемнело. Он прикатил на «саабе». Въехав в ворота, он поставил машину на площадку, под навес, вылез, нарочито игнорируя стоящих рядом Конрада и Ивана, обошел машину. Пару раз стукнул каблуком по колесу, повернулся, буркнул:
— Чтоб я еще раз рискнул приехать сюда на машине… — и обнял обоих.
Вечером они сидели вокруг камина и вспоминали, вспоминали, вспоминали…
Утро началось с поездки на рынок. Затем Иван поехал в Шереметьево встречать Эльху и Фила, а Бьерн и Конрад остались на хозяйстве. Когда Иван вернулся из аэропорта и они втроем с Эльхой и Филом наконец вышли к костру в глубине леса, их уже ждали. Сашка жарил шашлык над углями, а Конрад и Бьерн резали хлеб и откупоривали бутылки с настоящим грузинским «Хванчкара». Сыч сидел на бревне, вытянув к костру босые ноги, и блаженно жмурился.
Это была ночь тепла и покоя. Они сидели, глядя на огонь костра, и наслаждались тем, что снова вместе. Сашка уважительно помалкивал, время от времени исчезая, чтобы разыскать в лесу валежника или сбегать до дома за новой порцией мяса или печенки. Сыч молча слушал их безмятежные голоса, и от него веяло покоем.
Утром по лесу потянуло туманом. Длинные белые языки ползли между деревьев, извиваясь, как полузамерзшие на предрассветной прохладе змеи. Сашка, повинуясь легкому жесту Сыча, исчез, едва начал светлеть восток. Сыч тяжело вздохнул, взглядом притушил угли костра и разбудил задремавших было воинов.
— Что ж, дети, пора вам со Старшими познакомиться.
Иван тут же согнал легкую дрему:
— С кем, мудрейший?
Сыч лишь кивнул на деревья. Все обернулись и увидели в широком клубе тумана седого великана. Он молча вышел на поляну и остановился, глядя на кострище. Туман над черными углями сгустился и осел мелкими стылыми капельками. Гость хмуро отступил назад и уселся под разлапистой сосной. Второй возник с другой стороны кострища. Вроде как большая муравьиная куча, весь в старой хвое и ломаных веточках. Тоже первым делом глянул в угли, после чего уселся напротив. Третьей была женщина. Она появилась у согнувшейся березы. Неторопливо обвела взглядом поляну, задержав его на кострище, посмотрела на пришедшего с туманом и, улыбнувшись, осталась стоять, облокотившись спиной о белокожее дерево. Некоторое время все молчали. Наконец женщина смешливо сморщилась:
— Ну что, ведуны, долго так сидеть надумали? Гость, пришедший первым, буркнул, сурово хмуря брови:
— Охолони, Рогнеда, еще Кий не объявился.
— А когда Кий вовремя объявлялся, Map? — сварливо проворчала женщина. — Вас-то с Лавритасом Вещий еле на свет божий выволок.
Тот, кого назвали Маром, вспыхнул и попытался что-то сказать, но вдруг дохнуло ветерком, полосы тумана растаяли, будто смытые свежей струей. Раздался выводящий незатейливую мелодию свист. И на поляну из леса выскочил крепкий мужик в телогрейке, сапогах и кепочке набекрень.
— Что, Map, опять брюзжишь? — весело поинтересовался он, оглядел присутствующих прищуренными глазами, мельком посмотрев на воинов и, так же как остальные, задержавшись взглядом на остывшем кострище. — Ну что, брате, младшим так и не представились? — С этими словами он подошел к воинам: — Привет. — Мужик протянул Ивану руку. — Я Кий, этот бирюк, — он кивнул на пришедшего с туманом, — Map, там сидит и хихикает Лавритас, а эта язва, что всех всегда подзуживает, зовется Рогнеда, хотя, когда ее последний раз так называли, она и сама не помнит.
— Как же, — тут же отозвалась женщина, — аккурат за минуту до твоего появления. Шляешься невесть где.
— Отчего же невесть где, — улыбнулся Кий, — мы тут недалеко, под Лобней, дачки ладим с армянами.
Map возмущенно фыркнул. А Лавритас не выдержал и расхохотался. К нему присоединился звучный голос Сыча, а потом и самого Кия. Отсмеявшись, он сказал:
— Вот так-то, детки. Каждый из волхвов свою дорожку выбрал. Я потихоньку домишки лажу, когда маленькие, а когда и поболе. Map с Лавритасом по лесам шастают. Первый от самомнения, а второй по дурости своей. Тоже мне, зверь дикой нашелся. А Рогнеда ворожит потихоньку да местному приходу пакостит по-мелкому. Уж тысяча лет прошла, а она все с попами воюет, успокоиться не может.
Map вздернул бороду и спесиво произнес:
— Коль тебе любо свое достоинство волхва в грязь втаптывать, тем и живи, а мне сие невместно!
— Во, — обрадовался Кий, — и говорить-то по-нормальному не может, а туда же, учитель, едрена копоть.
— Хватит, брате, — негромко сказал Сыч, и все мгновенно замолчали.
Сыч поднялся. Map и Лавритас вскочили на ноги, и все пятеро образовали круг над кострищем, склонив головы так, что они касались друг друга. Старшие постояли несколько мгновений, потом разомкнули круг. Лавритас с сомнением покачал головой. A Map глянул на воинов и презрительно поджал губы:
— Где ты только нашел таких, Вещий? Тоже мне воины.
Кий в свою очередь посмотрел на них, подмигнул и елейным голосом спросил Мара:
— Что ж, ежели у тебя есть лучше, может, не стоит этих утруждать?
Map зло сплюнул и ушел, утянув за собой туман. Рогнеда тоже засобиралась, деловито приговаривая:
— Давно пора, а то сидим по деревням да урочищам да киснем, сами себя жалеючи. И так уж половину того, что умели, позабыли.
Вскоре на поляне из гостей остались только Кий и Лавритас. Последний глянул на них хитрым глазом, плюнул в костер, и тот занялся веселым, гулким пламенем. Будто не холодные, черные уголья лежали в черном круге кострища, а сухие, разогретые березовые поленья. Сыч подоткнул костер босой ногой и потянулся, с хрустом разведя руки:
— Ну что ж, детушки. Пора это непотребство, что по телевизору показывают, прекращать. Будет, натешились. Надобно вам дар великий от всякой скверны очистить. — Сыч хмыкнул, некая торжественность в тоне исчезла, и он ткнул Кия в бок локтем: — Слышь, Кий, сколько себя помню, первый раз Map так быстро согласие свое дал.
— То-то и смущает, — задумчиво ответил тот, — если уж такая медная голова опасность увидела, как бы не опоздать.
— Не опоздаем, — беспечно возразил Лавритас и по-особому свистнул, на него тут же свалился ошарашенный перепел. — Ты смотри! — расплылся волхв в улыбке. — Не забыли заговор-то, по сю пору отзываются.
— Ты давай не отвлекайся, — толкнул Сыча Кий, — объясняй детям, что делать надобно.
— Вот что, братья Перуновы, — заговорил Сыч, — порешили волхвы, что терпеть больше нельзя. Край пришел. Коль сегодня Собор не возродить, мало надежды, что это когда еще произойдет. А действовать втайне уже не получится. Сами знаете, какие непотребства про нас по телевизору показывают. — Он помолчал. — Да и для того, чтобы нас замарать, что еще надобно, кроме как Зверя на экраны впустить, а такой у них есть. Про то нам ведомо.
Иван несколько минут переваривал услышанное. И тут раздался осторожный голос Конрада:
— Мы же поубиваем там всех…
— Нет, дети, — отозвался Лавритас, — мы будем рядом и умножим ваши силы. Вы сможете остановить себя. — Он окинул всех ласковым взглядом, что-то фыркнул важно сидевшему на плече перепелу, и тот с каким-то взъерошенным видом, будто спросонья, пискнул во все горло и шумно взлетел.
Волхвы несколько мгновений еще разглядывали воинов, Иван почувствовал, как что-то его потянуло бросить взгляд в сторону, он старался удержаться, но все-таки покосился. И тотчас посмотрел обратно. У костра остался один Сыч. Некоторое время все сидели молча, потом Иван поднялся и начал собирать шампуры, сумки, казаны из-под мяса. Эльха стала ему помогать. Через минуту все убирали за собой. Но не было обычного шума, шуток, воспоминаний. Все понимали, что наступает новое время. Вернее, уже наступило. Время, когда нельзя совершать ошибок, потому что их невозможно будет исправить. И мысли воинов уже были далеко от этой поляны. Через час они вышли на опушку и двинулись к дому Ивана. Фил, чуть улыбнувшись какой-то своей мысли, сказал:
— У нас не принято устраивать барбекю в глубине леса, а зря, я понял, что такие барбекю интересно заканчиваются.
7
Порфирий Исакович сидел в кабинете и, тупо глядя в одну точку, пытался ухватить за хвост хотя бы одну мысль. Всю свою жизнь: сначала одного из тысяч провинциальных мастеров спорта по самбо, потом тренера в ДЮСШе, затем наставника областной сборной — он рвался вверх. Когда началось увлечение всем русским, он стал одним из пионеров славяно-горицкой борьбы. Это позволило ему засветиться на самом верху. И наконец, когда в прессе пошла шумиха по поводу «Собора Перуна», он первым уловил, откуда ветер дует, и создал «Школу Собора». О, это было его любимое детище. Не только из-за того, что благодаря школе он заработал Имя. Он никогда не был хорошим тренером, но действительно был неплохим администратором, или, как теперь говорили, менеджером: знающим, настойчивым, оборотистым. И имя он заработал потому, что эта школа действительно вобрала в себя все то, чего он достиг за свои сорок пять лет. А главное, он был горд тем, что, так сказать, сказку сделал былью. «Собор Перуна» с сухих, полуистлевших страниц греческого пергамента «Сказания об обровом побоище» вышел в мир. Конечно, он понимал, что если что и было правдой о ТОМ Соборе, оно вряд ли чем-то напоминало то, чем занимался Порфирий Исакович сейчас. Это был не более чем суррогат. Но суррогат эффектный. И вот все рушилось…
Порфирий Исакович протянул трясущуюся руку к бутылке «Смирновской» и, налив полстакана, тяпнул, даже не поморщившись. Вот зараза, даже водка не берет! В дверь просунулась голова Чумного. Тот был в школе чем-то вроде мальчика на побегушках.
— Э, хозяин, тут к вам, это, пришли.
Порфирий Исакович, мгновенно вспыхнув, швырнул в него недопитой бутылкой, та пролетела по воздуху, брызгая водкой во все стороны, и звонко хрястнула о дверь, залив ее остатками водки. Эти кретины не понимали, как ему сейчас было страшно. Чумной выждал пару секунд и вновь возник из-за двери:
— Хозяин, это иностранцы.
Иностранцы — это было серьезно. Хотя подобной шушеры вокруг школы околачивалось последнее время множество, но всемерное почтение ко всему «импортному» он впитал еще с незабвенной памяти пионерско-комсомольского возраста. Порфирий Исакович подосадовал на себя: дернул же черт с утра столько высосать. Он недовольно уставился на лохматую голову Чумного, перетянутую над бровями кожаным ремешком. В школе, даже в мелочах, соблюдался славянский антураж. Это нравилось журналистам, спортивным функционерам и тем же иностранцам.
— Скажи, что я сейчас приму, — буркнул Порфирий Исакович.
Голова Чумного исчезла за дверью. Порфирий Исакович тяжело встал, отрезал солидный шмат копченого сала, наболтал себе стакан особого чесночно-медового раствора и переоделся в простые, холщовые порты и вышитую льняную рубаху. Имидж надо соблюдать. Крепкими короткими пальцами пригладил волосы и выпустил из вольера позади кабинета здоровенную кавказскую овчарку. Что ж поделаешь, раз у воинов Собора были боевые тотемы, вместе с которыми они вступали в бой, приходилось возиться с дрессировкой. Впрочем, основные усилия надо было прилагать не к тому, чтобы заставить пса вступить в схватку, а к тому, чтобы он занимался только другим псом. Если собака нападает на человека, это плохо смотрится. Тем более что у каждой из «звезд» Порфирия Исаковича были свои поклонники. А на экранах сверкали исключительно его «звезды». У других, полукустарных секций и клубиков, не было ни средств, чтобы пропихнуть хотя бы одного своего бойца, ни даже методики, чтобы такого бойца подготовить. Впрочем, оттуда он набирал неплохой материал «мальчиков для битья» для первого круга показа, когда надо было подчеркнуть разительное превосходство ЕГО школы, или «мясо» для подпольных бойцовых клубов по всему миру. Только его мысли коснулись этой темы, как он вздрогнул и повел плечами, сгоняя холодный пот между лопатками. Все, хватит, так можно тапочки откинуть раньше, чем хозяин решит с ним покончить. Он подошел к двери, цыкнул на Булата, который обычно встречал гостей на пороге хриплым угрожающим рычанием, что также работало на имидж, и открыл дверь. Первое, что его поразило, так это то, что Булат и не подумал рычать, а, наоборот, как-то жалобно пискнул и попятился. В следующее мгновение и сам Порфирий Исакович замер. Перед ним стоял высокий, крепкий скандинав с крупной выдрой на плече, будто сошедший со страниц «Сказания об обровом побоище», а за его спиной еще несколько человек, в том числе и женщина, но главное… Главное были звери. Выдра, волк, медведь, ласка и сокол. Все как в «Сказании»! Вокруг, с некоторой опаской, толпились все, кто в этот час находился в зале. Порфирий Исакович почувствовал, как восторженно раздуваются ноздри, но тут же взял себя в руки:
— Добрый день. Прошу в кабинет.
Они молча прошли внутрь. Звери остались в тренировочном зале. Когда эти пятеро проходили мимо, Рудый на мгновение испугался, ему вдруг показалось, что это древние воины ожили в своих могилах и пришли наказать его за спекуляцию их памятью и искусством. Но он взял себя в руки и, прикрыв дверь, уселся на свое место. Булат по-прежнему вел себя странно, он вжался в дверцу вольера и поскуливал, прося пустить его внутрь, подальше от необычных гостей, но сейчас это было не важно.
— Чем я могу быть вам полезным? Девица — чистокровная еврейка по виду — мило улыбнулась и начала говорить:
— Я являюсь секретарем-переводчиком господина Фила Сноурта. — Она кокетливо ткнула пальчиком в сторону сорокалетнего мужчины с красным, загорелым лицом. Тот небрежно кивнул. Девица вновь расплылась в улыбке и продолжила: — Русские коллеги подарили ему качественный перевод «Сказания об обровом побоище», и он увлекся вашим Собором. Он потратил свои средства, чтобы собрать людей, у которых по тем или иным причинам жили животные, упомянутые в Соборе, и которые могли бы оставить свои дела и прибыть в Россию, чтобы попытаться заняться обучением по вашей уникальной методике. Насколько он помнит, у вас пока используются только тренированные собаки. Так что он надеется, что вас заинтересует его предложение.
Девица опять улыбнулась, давая понять, что закончила. Порфирий Исакович пребывал в состоянии восторженного транса. Это был тот случай, который поможет ему восстановить рухнувшее реноме в глазах хозяина. Пятеро! С тотемными животными! Настоящее Перуново братство! Только все надо сделать тайно, чтобы удивить хозяина в последний момент. А то он вполне может перепоручить это кому-нибудь другому. Несмотря на все громогласные заявления о собственной роли в возрождении искусства Собора, Порфирий Исакович ясно осознавал, что тут много поработали гораздо лучшие методисты, тренеры и дрессировщики, чем он. Его вознесли на вершину, потому что он был управляем и… импозантен. А главное — знал свое место. Но сейчас ему позарез нужно было как-то реабилитироваться, а тут… Поневоле поверишь в Бога или богов, как в Соборе.
— Ну что ж, я благодарен господину Сноурту за предложение и должен отметить, что он поступил на редкость разумно, обратившись ко мне. У меня лучшая школа, работающая исключительно по древней, первозданной, так сказать, методике. Никто в мире не знает лучше, что такое Собор! — патетически воскликнул Порфирий Исакович, но, заметив, как гости, в том числе и не говорящий по-русски иностранец, переглянулись иронично, решил убрать патетику из голоса. — У нас действительно используются в основном дрессированные собаки. Но только в показательных боях. Я думаю, каждый из вас знает, сколько сил надо затратить, чтобы получить результат при дрессировке и обучении, скажем, сокола или выдры. Поэтому для работы с этой категорией у нас создан специальный учебный центр под Красногорском. Я предлагаю вам организовать занятия там. — Он сделал паузу, ожидая, пока девица переведет все на английский, потом вкрадчиво осведомился: — У вас есть где поселиться?
Девица ответила:
— Да, мистер Сноурт снял небольшой дом в пригородной зоне.
— А проблемы с транспортом?
— О, все нормально.
— Ну что ж. — Порфирий Исакович был разочарован потерей возможного дохода. На базе под Красногорском стояло два бревенчатых дома, за которые он драл втридорога наличной валютой, а в смете показывал как оплачиваемое жилье за счет школы. — В таком случае сейчас проедем на место, посмотрите дорогу — и с завтрашнего дня начнем.
На базу они приехали в шестом часу. Начиная от поворота на трехкилометровый аппендикс дороги, ведущей к базе от шоссе, все работало на создание имиджа школы. Мимо проезжавших проносились вкопанные на обочине каменные скульптурные изображения тотемных животных, вырезанные из дерева идолы, а у самых ворот стояли трехметровые статуи дружинников Святослава, в полном вооружении и кольчугах, с обнаженными мечами и в меховых плащах. Этакая звероподобная, боевая, седая старина. Иностранцы вертели головами, цокали языками и тыкали пальцами, бормоча что-то по-своему. Все было как обычно. Когда микроавтобус, в котором с трудом уместились все посетители, в том числе и мохнатые, въехал за ограду, Порфирий Исакович с гордостью раскрыл дверцу и отступил назад. Гости ахнули. С небольшого пригорка, у самой вершины которого было устроено что-то вроде святилища с идолами древних славянских богов, открывался изумительный вид. Стена дремучего леса сбегала к небольшому светлому озерцу. А у озера на обширной поляне в особых загонах с прозрачными стенами и вольерами, спроектированными под логовища и овражки, бегали собаки. У самого озера пятеро инструкторов, облаченные в расшитые рубахи и порты, картинно обменивались ударами мечей. Полированные лезвия сверкали на солнышке. Такие представления Порфирий Исакович требовал устраивать при каждом своем приезде на базу. Как только камера на съезде с шоссе фиксировала приближение машины, кто бы на ней ни ехал, инструкторы развивали бурную деятельность. Четырежды журналисты, оставившие машины метров за триста от ворот базы, пытались поймать какие-нибудь пикантные моменты, но все кончалось хвалебной статьей, в которой заявлялось, что на базе идет постоянная, неустанная работа над восстановлением и совершенствованием древнейшего вида национального, самобытного, исконно русского боевого искусства. Хозяин был абсолютно прав, когда заставил его завести на базе такие порядки.
— Мистер Сноурт выражает свое восхищение таким серьезным и продуманным подходом к столь благородному делу.
Порфирий Исакович с самодовольным видом указал на дом, служивший крытым спортзалом, офисом и складом:
— Пойдемте, подберем снаряжение и окончательно урегулируем все неясные вопросы.
После того как Порфирий Исакович заботливо спрятал чек в роскошное кожаное портмоне, они обменялись довольными улыбками и вышли на воздух. Порфирий Исакович, переполненный радужными перспективами, не удержался и воскликнул:
— Я думаю, для искусства Собора наступает время истинного возрождения!
Воины опять переглянулись. Этот обрюзгший, жадный, переполненный амбициями человек даже не подозревал, НАСКОЛЬКО он был прав.
8
Серая Смерть летел в Россию. Через неделю после последней драки его нашел здоровенный тип с длинными волосами, собранными сзади в хвост, и передал билет на самолет и деньги на дорогу.
— Я лечу с вами и позабочусь, чтобы не было проблем.
Зверь прыгнул и попытался высунуться сквозь зрачки, но Серая Смерть был наготове. И вот он в самолете. В памяти всплывали картины того, как он бежал по лесу, преследуемый тяжело нависшими черными тучами. Где-то сзади был могущественный волхв, впереди неизвестность, младший брат валялся мертвым, зажав в пасти клок кожи с руки волхва. Да, впереди была неизвестность и… тоска. Но о последней он еще тогда не знал. Это было сорок лет назад. С тех пор он прошел все континенты, десятки стран и сотни городов. С каждым разом он дрался все лучше, и противники просто гасли перед ним, как свечи на ветру. И вот он летел в Россию. Сосед, здоровенный мужик со стриженым затылком, повернулся к нему и, брезгливо морща нос, спросил, растягивая слова:
— Ты че, дядька, с помойки, что ль, вылез?
Зверь рванулся вперед, но Серая Смерть удержался — не здесь, не сейчас. Сосед, заметивший, как дернулось его тело, насмешливо искривил губы:
— Че ты дергаешься, фуфло, лучше б помылся перед полетом, несет от тебя…
Зверь рванулся, и Серая Смерть уже не смог, да и не захотел его удерживать. Сосед захрипел и начал судорожно сучить ногами. Но сопровождающий, сидевший в кресле через проход, вдруг повернулся и брызнул ему в лицо какого-то аэрозоля. Когда прошла резь в глазах, Серая Смерть почувствовал, как вокруг все стало каким-то замедленным, расплывчатым. Он обвел салон налитыми кровью глазами и потянул руку к сопровождающему. Тот испуганно надавил клапан еще несколько раз. Серая Смерть обмяк, однако кровавые глаза все так же неотрывно смотрели на сопровождающего. Парень украдкой перекрестился. Он был свидетелем, как одна десятая такой дозы препарата вырубала на несколько часов здоровенного мужика весом килограммов за сто. А этот полудохлик даже не до конца потерял сознание.
К моменту посадки самолета он извел уже два баллончика. Дважды за полет ему приходилось спасаться бегством, а стюарду и троим добровольным помощникам из числа пассажиров пришлось вызывать в Шереметьево «Скорую помощь».
У самолета их встретил наряд милиции и карета «скорой помощи» из психиатрической лечебницы. Но когда носилки с предварительно обработанным Серой Смертью приготовились загрузить в машину, откуда-то появилась еще одна «скорая помощь», и высокий мужчина с мелкими «акульими» зубами, предъявив старшему милицейского патруля какой-то документ, дал команду грузить носилки в нее. В машине «акула» расстегнул ремни и наклонился над носилками:
— Я знаю, что вы нестерпимо хотите кого-нибудь убить. Потерпите. Через два часа вы снова встретитесь со своим соседом по креслу.
Включив мигалку, они помчались в сторону Твери. Через полтора часа свернули с шоссе и, попетляв по прекрасно заасфальтированной, но узкой дороге, остановились у высоких двустворчатых ворот, перекрывавших дорогу. «Акула» переговорил по мобильнику, и ворота открылись. Они проехали еще около пяти километров. Серая Смерть призадумался, в его время такие поместья могли себе позволить только КГБ и Управление делами ЦК. Он почти пришел в норму, только голова немного кружилась. Потом дорога вильнула и выпрыгнула к дому. Дом, относительно размеров поместья, оказался небольшим, всего два этажа. Хозяин ждал его на пороге.
— Добрый день. — Он протянул руку, но Серая Смерть остался стоять, опустив руки.
«Акула» застыл, Серая Смерть понял, что тот тоже знает о НАСТОЯЩЕМ Соборе. Поскольку из него так и перло желание поставить Серую Смерть на место. Серая Смерть вновь сосредоточил внимание на хозяине:
— Что вы от меня хотите? Хозяин несколько минут разглядывал его, потом кивнул, будто соглашаясь с чьим-то мнением:
— О деле побеседуем позже, сейчас я предлагаю пройти перекусить. Я слабо осведомлен о ваших кулинарных пристрастиях, но если вас что-то не удовлетворит, мой повар в вашем распоряжении.
Для Серой Смерти ничего не значила эта чепуха, он жил только для одного — боя. Но то, что его так принимали на ЭТОЙ земле, радовало.
Ужин был великолепен. Он давно уже не ел столько мяса за один раз, а после нескольких бокалов почувствовал себя несколько осоловевшим. Желание убивать ослабло. Серая Смерть удивленно отметил, что его тянет растянуться на мягкой постели и подремать. Но это было настолько необычно, что само по себе отбивало сон. Когда они допивали чай из маленьких чашек, ему вдруг припомнилось, что волхв любил в заварку подмешивать зверобоя, и впервые он осознал, что наконец-то дома. В этот момент хозяин поставил чашку на поднос.
— Что ж, теперь последний подарок. — Он поднялся и, сделав приглашающий жест, направился к выходу на открытую террасу. Там стояли его сопровождающий и еще трое крепких парней, в одном из которых Серая Смерть узнал своего соседа из самолета. Зверь радостно взревел.
— Господа, — заговорил хозяин, — прошу меня извинить, но есть одно неотложное дело, которое не может состояться без вашего участия. — Он указал на Серую Смерть. — Этот человек захотел с вами повидаться, а поскольку я добровольно принял на себя обязательство удовлетворять, насколько это в моих силах, его желания, я был вынужден настойчиво попросить вас посетить мою скромную обитель. Сосед настороженно вгляделся в лица хозяина и Серой Смерти, скользнул взглядом по лицу «акулы», но, по-видимому, он был плохим физиономистом, потому что начал хамить:
— Я не знаю, что вы за дерьмо, но если вы думаете, что это сойдет вам с рук, вы крупно ошибаетесь.
Серая Смерть почувствовал, как зверь люто взвыл. Хозяин покачал головой:
— Прошу вас, не волнуйтесь, мы возместим вам любой моральный ущерб и затраты времени. Просто мой друг захотел увидеть вас еще раз.
— Ну и какого черта ему надо? Хозяин развел руками:
— Я думаю, что надо спросить у него.
Серая Смерть с трудом сумел искривить губы так, чтобы с них слетела человеческая речь, с его губ рвался звериный рев.
— Я хочу его убить. Парень расхохотался:
— ТЫ?! Вонючка! — Он скинул пиджак и с хрустом развел руки в стороны.
Больше он ничего сделать не успел. Серая Смерть ощутил, как зверь понес его вперед. Через несколько мгновений все было кончено. Видимо, приятели парня хотели то ли остановить своего, то ли помочь ему, как бы то ни было, на густой траве лежало в скрюченных позах три изуродованных тела, а Серая Смерть чувствовал, как его отпускает гложущая все это время тоска. После минутного молчания Серая Смерть подошел к хозяину и хрипло произнес:
— Ты умен, хитер, но не вздумай пытаться заставлять меня делать что-то, чего я не хочу.
Они некоторое время бодались взглядами, наконец Серая Смерть опустил руку и немного расслабился.
— Чего ты хочешь?
Помолчав, хозяин глухо проговорил:
— Вы должны уничтожить Собор.
Серая Смерть не стал переспрашивать, о каком из них — настоящем или фальшивом — идет речь, это было и так ясно. Он лишь окинул хозяина тяжелым взглядом:
— Мне нужен младший брат. Хозяин кивнул:
— Мне нужно время.
Снова утвердительный кивок.
— Мне нужно драться?
После легкой заминки хозяин вновь молча кивнул.
— И еще… я хотел бы знать, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ты хочешь?
