Глава 8
НОВАЯ МАСКА
17-й день 74 года летоисчисления колонии
Альвхейм, поселок Авось
Входная дверь хлопнула так резко, что Васкес, повинуясь рефлексу, схватился за пистолет. Оружие он носил даже в поселке, не снимая. Учитывая близость джунглей и царящие среди сборщиков ягод нравы, это вовсе не выглядело прихотью.
Но в помещение вошел всего лишь Сигурд. Он выглядел почти так же, как до ранения, и только едва видимая замедленность движений выдавала, что последствия отравления еще не прошли до конца.
— Держи, — сказал он, швырнув Васкесу небольшой конверт из пластика. — Вот твои новые документы. Стаж на планете — гораздо больше года, так что ты теперь — гражданин Альвхейма!
— Здорово! — Васкес открыл конверт. Внутри лежала идентификационная карточка и эмиграционный лист. «Карл Эйнхарт» — значилось на карточке.
— Антропометрические данные не очень совпадают, — сказал Сигурд, бухнувшись на кровать, — но кто на них смотрит? Защита по отпечатку пальца сломана, так что все будет работать.
Еще не успев до конца оправиться от полученной в лесу раны, Хольмстад принялся активно тратить деньги. Он расплатился с долгами, а сегодня с раннего утра скрылся в неизвестном направлении.
Как оказалось, он всего лишь ездил в ближайшую усадьбу.
— Спасибо, — проговорил Васкес негромко и неожиданно для себя улыбнулся.
— Доход от продажи покрыл все твои долги, — сообщил Сигурд и, прищурившись, оглядел напарника, — так что ты мне теперь ничего не должен. Твое снаряжение мне уже не принадлежит. Ты волен делать что угодно. Можешь покинуть Авось и отправиться на заработки в другое место или ходить в лес один…
— Мне здесь нравится, — попросту ответил Васкес, — и я хотел бы продолжить работать вместе с тобой!
— Отлично! — Сигурд широко ухмыльнулся. — Тогда завтра же отправляемся на промысел!
— А ты точно здоров?
— Здоровее некуда! — Хольмстад фальшиво улыбнулся. — А если и болен чуть-чуть, то воздух джунглей поставит меня на ноги быстрее, чем все уколы дока Уотсона!
33-й день 74 года летоисчисления колонии
Альвхейм, поселок Авось
— Ну-ка стой, — сказал Сигурд, когда до ворот поселка осталось несколько шагов. — К твоему рюкзаку прицепилась какая-то гадость!
Васкес послушно замер.
— Все, готово, — и Сигурд продемонстрировал обернувшемуся напарнику бешено извивающееся существо, больше всего похожее на обыкновенную ветку, — червь-древогрыз.
Возмущенно дергающийся червяк полетел в кусты, а перед партнерами с негромким шипением распахнулась наружная дверь дезинфекционной камеры. Несколько минут пребывания в облаке вонючего газа, и Васкес первым шагнул на территорию Авось.
Чтобы буквально упереться в стволы излучателей. Держали их вовсе не патрульные поселкового гарнизона, а люди в форме полицейских отрядов специального назначения. Взгляд невольно заскользил по вздутиям бронежилетов, дымчатым стеклам шлемов, так похожих на те, что носят собиратели.
А позади полицейских стоял и улыбался невысокий черноволосый человек, известный Васкесу как Рамиро Мантойя.
— В чем дело? — из-за спины напарника выступил Сигурд.
— Спокойнее, мистер Хольмстад, — сказал Мантойя, — к вам у нас нет никаких претензий!
— А к кому есть?
— К нему. — Уроженец Мериды чуть насмешливо посмотрел на Васкеса. — Хуан Сантьяго Васкес, вы арестованы по обвинению в подделке документов.
— Какая подделка документов? — возмутился Сигурд. — Что за чушь вы плетете? На Альвхейме не действует земная юрисдикция!
— Успокойся, — сказал Васкес мрачно. — Я должен идти с ними.
Он уже все понял. К полиции эти люди имели отношения не больше, чем он сам. И если Хуану Сантьяго Васкесу, сборщику ягод из селения Авось, хотелось послать Рамиро Мантойю подальше и остаться здесь, на Альвхейме, спокойно жить и заниматься любимым делом, то Виктор Зеленский слишком хорошо понимал, что такое долг…
И что СЭС не оставит в покое человека, в обучение которого вложено столько денег.
Ощущение складывалось такое, словно его душу раздирают надвое. Личность уроженца Мехико, сумевшего выжить на этой планете, отчаянно сражалась за главенство.
— Прощай, Сигурд, — сказал Виктор (да, уже Виктор), — не поминай лихом!
Хольмстад в полной растерянности следил за тем, как его напарника под конвоем ведут к застывшей посреди улицы бронированной машине, похожей на краба с отрубленными клешнями.
У ног сборщика ягод стоял брошенный рюкзак, на котором покоился излучатель.
Точно памятник на чьей-то могиле.
Внутри броневика оказалось неожиданно просторно. «Арестовавшие» Виктора люди, смеясь и переговариваясь, снимали шлемы и оружие, глухо урчал в недрах машины мотор.
— Ваше место здесь, мистер Зеленский, — Рамиро Мантойя (хотя оставалось неясным, настоящее это имя или нет) был воплощением предупредительности.
Усевшись, Виктор оказался напротив смотровой щели, забранной толстым бронестеклом. За ним виднелись дома поселка, затем мимо проплыла толстая бетонная стена. Впервые Виктор покидал Авось не через ворота, ведущие прямо в джунгли.
Джунгли росли и с этой стороны поселка, но тут через него была проложена бетонированная трасса. Строили ее на мощном фундаменте, но корни и трава с каждым годом все сильнее разрушали покрытие.
Бронеавтомобиль, слегка подпрыгивая, бодро катил вперед.
Глядя на проносящиеся мимо деревья, Виктор (или все же Васкес?) с болью осознавал, что никогда больше не увидит эти джунгли, не пойдет на промысел с Си-гурдом, не услышит утреннюю песню ревунов, приветствующих восход солнца. Не выпьет коктейль с кровью никси…
Боль была почти нестерпимой.
Все слова о том, что он больше не личность и не способен ощущать эмоции, казались сейчас ерундой. На этой планете он стал личностью, и настолько полно, что вновь оказался во власти вполне человеческих чувств.
— Не стоит так сильно скрипеть зубами, — сказал занявший соседнее место Мантойя, — а то наш водитель подумает, что у него проблемы с двигателем…
— Может быть, вы представитесь?..
— Конечно. — Рамиро улыбнулся, вежливо и холодно, напомнив Виктору полковника Фишборна. — Майор Селадес. Имя настоящее.
— Вы следили за мной с самого начала? — Разговор, как ни странно, помог немного отвлечься. Ощутить себя не эмигрантом с Земли, а сотрудником СЭС.
— Следил — не то слово, — майор чуть поморщился. — Осуществлял наблюдение за ценным капиталовложением Службы. Каждый из ваших однокашников получил такого сопровождающего.
— Вы наблюдали за мной даже в усадьбе?
— Само собой, — серьезно кивнул Селадес. — Стоило немалого труда выяснить, куда именно вас отправили, а потом еще и бежать с урановых рудников, где «повезло» очутиться мне. Попасться охотникам за беглецами мистера Хольмстада было куда легче.
— Ха! Вы были там?
— Да. Жил в четвертом бараке. Побег в джунгли, конечно, затруднил мою задачу. — Майор покачал головой. — Я уже был готов послать сигнал о провале испытательного срока…
— И что же помешало?
— Даже не знаю. — Майор пожал плечами, — интуиция, должно быть. Я же не видел вашего трупа, а значит, и не мог считать вас мертвым. Пришлось тоже бежать, а потом искать по всем окрестным селениям.
— Выходит, что нашли. — Виктор уже намеревался повернуться к смотровой щели, чтобы вновь поглядеть, что там, снаружи, но замер, осененный внезапной мыслью. — А точно вовремя? Ведь полгода еще не прошло!
— На Земле — прошло. Вы настолько привыкли к Альвхейму, что забыли о длине здешнего года.
— Да, похоже на то. — Спорить было не о чем, действительно забыл. — Да, кстати, а каковы были ваши функции?
— Только наблюдать. — Селадес правильно разгадал подоплеку вопроса. — Если бы вас стали на моих глазах забивать кнутами, то я бы стоял и смотрел. А на следующий день сбежал бы и вскоре доложил полковнику Фишборну о том, что произошло.
Холодная искренность этого ответа была такова, что обидеться на нее было просто невозможно. Служба проверяла будущих агентов и делала это в самых настоящих боевых условиях.
— Спасибо за информацию, — сказал Виктор. До самого космопорта он более не проронил ни слова.
10 апреля 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Борт космолета «Капелла-3»
Проснулся Виктор резко, рывком. И тут же его обуяла паника — он спал без колбиза! А вокруг вместо привычного шума джунглей и успокаивающего мерцания защитного поля тишина и металлические стены.
Сев на кровати, он вцепился в ее край. Сердце колотилось резко, отчаянными рывками. Хотелось вскочить и бежать куда-то, делать что-то, лишь бы не находиться здесь.
Встав, Виктор включил свет и перешел в санузел. На этот раз он путешествовал через космос с куда большими удобствами, чем полгода назад. Собственная каюта — гораздо лучше, чем кусок пола в огромном ангаре, набитом людьми.
Из зеркала над раковиной на него глядело чужое лицо.
Мрачное и решительное. Лицо Хуана Сантьяго Васкеса, который не спешил уходить, отчаянно сражаясь за существование и отказываясь поверить в то, что сам он был призраком.
«Если бы я жил тысячу лет назад, — подумал Виктор, разглядывая отражение и пытаясь стереть с него чужое, хищное и угрюмое выражение, — то меня сожгли бы, как одержимого дьяволом».
Умывшись, он вернулся в кровать, а когда заснул, то видел во снах палящее светило и безумные джунгли Альвхейма.
15 апреля 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Рад видеть вас живыми и здоровыми, джентльмены. — Полковник Фишборн, безупречно подтянутый и элегантный, смотрел на бывших курсантов почти с отеческой заботой.
Насчет своего здоровья Виктор не был уверен, да и прочие практиканты не выглядели образцами идеального самочувствия. К тому же их осталось всего семь, а это значило, что Бенджамин Кинг, так или иначе, не справился с испытанием.
Так что относительно «живых» Фишборн слукавил.
— Поздравляю вас всех с окончанием практики, — продолжил полковник. — Рад, что мы не ошиблись и подготовили вас достаточно хорошо. С сегодняшнего дня каждый из вас получает звание лейтенанта и зачисляется в штат СЭС!
Аплодисменты, если честно, получились довольно жидкими. Когда хлопали, рукав Рагнура сполз, и на предплечье друга Виктор заметил след от ожога, тянущийся дальше, под одежду.
«Ничего себе! — подумал он. — И где только норвежца так ошпарили?»
Спрашивать бесполезно — Рагнур не ответит, как и сам Виктор, если кому-то из них вздумается завести расспросы. Информация о том, где и как именно каждый из них проходил практику, объявлена секретной.
— Позвольте представить офицера, под непосредственным руководством которого вы будете работать, — Фишборн повел рукой в сторону бокового входа в небольшой конференц-зал, в котором собрали новичков. Здесь, на землях древней Швейцарии, в тихом пригороде Берна, разместилась штаб-квартира СЭС. — Майор Загоракис.
Вошедший был высок и довольно-таки толст, отличался необычайно белыми волосами и длинным носом, выдающим в нем грека.
— Рад буду работать вместе с вами, — мягко улыбнулся майор. Вкрадчивыми и одновременно хищными манерами он напомнил Виктору паука-прохвоста.
Отогнать неожиданно всколыхнувшиеся воспоминания стоило некоторого труда. Несмотря на то что в конференц-зале было прохладно, Виктор ощутил, как на шее и за ушами выступили капельки пота.
— Сегодня каждый из вас пройдет собеседование со мной, — сообщил тем временем Загоракис, — поселят вас здесь же, в гостинице для персонала СЭС. А с завтрашнего дня приступите к работе.
Осклабившись напоследок, майор удалился.
— Не посрамите меня, ребята, — сказал Фишборн наполовину шутливо и погрозил бывшим подопечным кулаком. — Я с вами столько возился! Ух!
— Не посрамим! — выкрикнул О'Брайен, который за время практики сумел значительно похудеть, и первым захлопал в ладоши. — Спасибо, сэр!
На этот раз аплодисменты вышли куда более дружными.
— Виктор Зеленский, двадцать семь лет, уроженец Нижнего Новгорода, по первой профессии — журналист. Практика — на Альвхейме. — В этом месте Загоракис оторвал взгляд от экрана и посмотрел собеседнику в лицо.
— Да, сэр, все верно, — сказал Виктор, отмечая, что сочетание странно светлых волос, наводящих на мысли об альбиносе, с черными глазами выглядит весьма необычно.
— Еще бы в досье нашлись ошибки! — Майор усмехнулся, обнажив крупные зубы. — Такого я не упомню!
Виктор промолчал, а Загоракис вновь погрузился в изучение материалов.
— Ладно, — сказал он после паузы, — я вижу, что у тебя имеются некоторые проблемы с псевдоличностью.
— Не понял, сэр, — Виктор изобразил вежливое недоумение.
— Не надо только играть! — Майор устало махнул рукой. — Ты не на задании! Психомоторика и сон нарушены, имеются проблемы адекватности восприятия — результаты наблюдения свидетельствуют о том, что та личность, которой ты был на Альвхейме, слишком крепко вросла в твою психику! Сознание и подсознание засорены чуждыми шаблонами восприятия и поведения! Ну что, прав я?
— Так точно, сэр.
— Это бывает со многими новичками, — пояснил Загоракис. — Но с каждым разом все будет проходить намного легче.
— Вы уверены в этом, сэр?
— Абсолютно. — Майор кивнул. — Я служу в СЭС пятнадцать лет, сам когда-то был оперативным агентом. Все это прекрасно знаю. Так что завтра ты, Виктор, отправишься к нашему психотерапевту. Он тобой займется,
— Да, сэр.
— Называй меня просто Деметриос. — Загоракис поморщился. Он оказался первым знакомым Виктору офицером СЭС, который предпочитал неформальное общение. — Меня уже тошнит от этих «сэров»! А теперь, прежде чем мы расстанемся, необходимо сделать еще одну вещь— оформить оперативный псевдоним.
— Зачем? — удивился Виктор.
— Дань традиции, — пожал плечами майор. — С учетом того, что часть информации может попасть не в те руки, агенты во всех документах фигурируют под псевдонимом. А тебе… тебе мы присвоим имя… Локи!
— Локи? Что это значит? — Удивление Виктора усилилось.
— Мы даем псевдонимы из мифологии, — пояснил Загоракис, — выбираем существ, которые могли трансформировать свой облик.
— И кто же был этот Локи?
— А, один гнусный, но веселый скандинавский божок, — майор рассмеялся, — обладавший способностью что угодно вытворять со своей внешностью, даже пол менять. Первый транссексуал, так сказать.
— Надеюсь, что в моем случае до этого не дойдет! — с преувеличенной серьезностью сказал Виктор.
— И я, — Загоракис загадочно хмыкнул. — Хотя кто знает…
22 апреля 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Доброе утро, Виктор, садитесь в кресло. — Доктор Штраух выглядел настоящим мультяшным толстяком — округлое брюшко, выпирающее из-под халата, розовые поросячьи щечки, гладкие руки и постоянная улыбка на пухлых, точно у негра, губах.
Портил впечатление разве что тяжелый, пронизывающий взгляд психотерапевта. Показывал его доктор нечасто, в самых запущенных случаях, когда современная техника не срабатывала и приходилось прибегать к дедовским методам, вроде гипноза.
— Доброе утро, — ответил Виктор, забираясь в мягкое кресло с высокой спинкой, которое тут же охватило ему бока и принялось трансформироваться так, чтобы сидящему было удобно.
— Судя по результатам тестов, имеет место прогресс, — тоном оракула изрек Штраух. — Но работы еще предостаточно! Закрывайте глаза!
Едва Виктор успел смежить веки, как голову ему охватила спустившаяся с потолка полусфера, составленная из тонких проволочек. Коснувшись кожи в определенных точках, она принялась посылать точно рассчитанные импульсы, одновременно стимулируя и сканируя мозг пациента.
Перед глазами замелькали разноцветные вспышки.
— Вот так, хорошо, — приговаривал Штраух. — Расслабляйтесь, Виктор, расслабляйтесь…
Виктор честно пытался расслабиться, но получалось не очень хорошо. После утренней тренировки болели мышцы, за полгода жизни на Альвхейме отвыкшие от целенаправленных нагрузок.
Отделение СЭС в пригороде Берна маскировалось под исследовательскую организацию и занимало огороженную территорию десятка в полтора гектаров, в центре которой расположился комплекс зданий, скрытый густым парком. Над входными воротами красовалась вывеска «Институт социальных исследований». Точно такая же имелась и на главном корпусе.
Случайный посетитель, оказавшийся здесь, никогда бы не заподозрил, что попал в штаб-квартиру одной из секретных служб Федерации. Для отвода глаз «институт» даже публиковал сборники научных трудов (жалкие крохи из собранного СЭС социологического материала) и проводил конференции.
На территории имелось нечто вроде гостиницы для оперативных сотрудников, а также комплекс реабилитации. Прибывших после задания агентов, потерявших физическую или психическую форму, натаскивали почти так же жестко, как и на острове Грасъоса.
О днях, проведенных на Альвхейме, Виктор вспоминал все реже, но неизменно — с теплой ностальгией.
— Так, а это что такое? — Тон доктора звучал удивленно. Ритм вспышек изменился, стал резким и дерганым. — Похоже, я кое-что нащупал…
Подлокотники издали щелкающий звук, л Виктор почувствовал, что его руки намертво прикованы к креслу. Чуть позже наступила очередь ног, а самый толстый ремень туго охватил пояс.
Виктору уже было известно, что это означало: сейчас будет немножко больно.
— Да, пиво в Берне хорошее. — Рагнур отставил бокал, и Виктор невольно улыбнулся, увидев, что у приятеля над верхней губой выросли «усы» из белой пены.
— Видали и лучше, — пожал он плечами. — Как думаешь, сколько нас тут еще продержат?
Из всего выпуска в Берне их оставалось пятеро. О'Брайен успел отправиться на первое настоящее задание, а Сеула Ку Хьона перевели в какое-то другое подразделение.
И теперь все пятеро сидели в маленьком баре на первом этаже своего нынешнего обиталища.
— Пока мозги не прочистят, не выпустят, — хмыкнул Джеффри Сакс. — А потом отправят на очередное дело! Эх, скорее бы в отпуск!
— До него примерно год, — меланхолично сообщил Фредерик Луа-Луа. — Так что потерпи.
— Слышали новость? — неожиданно вскинулся дремавший до сего момента Раджаб Сингх. — Война закончилась!
— Это с картебианцами? — уточнил Виктор. — Которая велась из-за нескольких каменных глыб, вращающихся вокруг никому не нужной звезды?
Конфликт с картебианцами, не гуманойдной разумной расой, вяло тянулся уже лет двадцать, и до его окончания не надеялись дожить даже самые заядлые оптимисты.
— Как это никому не нужной? — Рагнур криво усмехнулся. — Она была символом человеческой экспансии в космосе! Теперь наше доблестное правительство будет вынуждено искать новый.
— Это уж точно, — проворчал Сакс. — Людям, чтобы не перегрызлись между собой, нужен внешний враг! Подыщут кого-нибудь, а если не найдут, то придумают!
— Да уж. — Луа-Луа скорчил жуткую физиономию. — Раньше, до Контакта и сразу после него, все боялись злобных жукоглазых монстров, которые прилетят и захватят Землю. Теперь же, сто пятьдесят лет спустя, выяснилось, что человек по-прежнему сам себе злейший враг, и его постоянно нужно занимать, чтобы он не перерезал себе глотку…
— Для чего, по большому счету, и создана наша Служба, — подхватил Рагнур.
— Ладно вам о политике да о работе! — сказал Виктор, жестом сигнализируя официанту, что пора бы принести еще пива. — Давайте лучше о чем-нибудь высоком! Например, о женщинах!
— Ага, о манекенщицах, — с уморительно серьезным видом кивнул Луа-Луа. — Или о баскетболистках!
14 мая 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Заходи, Виктор. — Майор Загоракис занимался тем, что поливал расставленные на окне растения. — Садись, я сейчас…
Листочки какой-то инопланетной ботвы жадно шевелились, впитывая влагу. Рядом замерла росянка, флегматично переваривающая муху. Из всех растений в экзотической коллекции майора это было самым безобидным.
Ходили слухи, что забравшийся в кабинет воришка лишился значительной части кожного покрова и немалой доли рассудка, прежде чем его вырвали из цепких объятий хищной флоры. Хотя, скорее всего, это была байка. Любой воришка пал бы смертью храбрых еще на подходе к зданию.
— Вот так, — Загоракис капнул из пипетки в венчик пурпурного цветка какой-то жидкости, подозрительно похожей на кровь. Лепестки судорожно сократились, а по длинному стеблю пронесся экстатический спазм. — Теперь можно и побеседовать!
Спрятав в шкафчик лейки, пипетки и прочие цветоводческие принадлежности, майор уселся на место.
— Ага, — сказал он, внимательно вглядываясь в лицо Виктору, — судя по всему, ты, приятель, полностью избавился от проблем с головой.
— Э, да, — ответил Виктор. Спорить с начальством было как-то неловко.
— Вот и отлично! — Загоракис возликовал так, словно ему сообщили о рождении долгожданного наследника. — Тогда держи информацию по новому заданию. Посмотришь у себя, а пока я кратко введу тебя в курс дела…
Виктор взял со стола начальника кристалл кассеты и вопросительно поглядел на майора.
— Тебе придется работать на Земле, — сказал тот, — а если точнее, то в Сан-Антонио, в тамошнем университете.
— Техас? — изумился Виктор. — Тишайший уголок, по-моему. Что там могло заинтересовать Службу?
— В Сан-Антонио функционирует группа откровенно нацистской направленности. Ее называют «Белым Возрождением», — ответил майор.
— А при чем тут университет?
— В нем преподают несколько основателей «Белого Возрождения», — пояснил Загоракис. — Через совместную работу тебе будет легче войти с ними в контакт.
— Но разве это «Белое Возрождение» может реально что-то изменить? Чем эта кучка свихнутых мечтателей опасна для Федерации?
— НСДАП тоже начиналась как кучка свихнутых мечтателей, которые собирались в пивной и обсуждали оккультизм и всякую прочую дребедень, — парировал майор, — а чем все кончилось? Когда «Белое Возрождение» создаст штурмовые отряды, а к этому все идет, то без крови обойтись будет сложно!
— Хорошо, я понял, — кивнул Виктор. — Почему бы просто их не арестовать?
— За что? Пока они не нарушили никаких законов. У нас свободный мир — каждый волен исповедовать какие угодно идеи. Ясно?
Виктор вновь кивнул.
— Твоя задача — внедриться в эту группу и разрушить ее изнутри. Методы — на твое усмотрение, — уточнил Загоракис. — В крайнем случае спровоцируешь их на преступление, чтобы был повод арестовать главарей.
— На преступление? — Виктор вопросительно вскинул брови.
— Да, — Загоракис уверенно кивнул. — И нечего корчить из себя белоручку. Моральные принципы, если они у тебя еще остались, засунь поглубже. В нашей работе они не помогут. Лучше арестовать их сейчас за избиение одного-единственного чернокожего, чем потом кусать локти, глядя, как они создают концентрационные лагеря… — Майор выдержал внушительную паузу и вновь заговорил: — Задание не самое сложное, как раз для новичка. Поедешь в Сан-Антонио под видом молодого социолога, получившего грант и занимающегося изучением мегаполисов. Так что за оставшуюся до поездки пару месяцев тебе придется крепко подтянуть теорию.
Виктор про себя выругался, предвкушая долгие часы над скучными и мудреными статьями.
— Все?.. — спросил он. — Разрешите вопрос?
— Конечно. — Загоракис взглянул на подчиненного слегка удивленно. — Что тебя интересует?
— Кто именно оценивает степень опасности, исходящей от той или иной социальной группы или движения?
— Наш аналитический центр, в котором собраны лучшие ученые в области социальных наук, — ответил майор заученно. — С оперативными данными помогает ФРУ, да и полиция тоже…
— То есть все неформальные объединения находятся под наблюдением, под колпаком? И вы называете такой мир свободным?
— Не все, ты преувеличиваешь, — Загоракис изобразил добродушную улыбку. — Лишь те, которые имеют политическую направленность… Вашу театральную группу в Нижнем Новгороде, например, мы никогда не контролировали. А вообще, лейтенант Зеленский, — тут майор нахмурил брови, — вы стали задавать слишком много вопросов! Задание получили — выполняйте! Через десять дней — первый контроль достоверности маски!
— Есть… сэр! — ответил Виктор, не удержавшись от последней шпильки.
Кассета оказалась забита под самую завязку. Помимо информации о «маске», тут находились досье на всех участников «Белого Возрождения» и подборка социологической литературы, которую необходимо было прочитать и освоить, чтобы успешно ориентироваться в этой области.
— Бедная моя головушка, — сказал Виктор, запуская просмотр файла о «маске»…
Виртэк мигнул и выдал изображение довольно молодого человека с короткими русыми волосами и веселым взглядом.
— Рышард Крачковский, — сообщили динамики, — двадцать пять лет. Уроженец городка Лович под Варшавой. Выпускник Варшавского университета по специальности «Городская социология», автор научных работ по…
Дальше Виктор не столько слушал, сколько смотрел — как его новое «я» двигается, улыбается, работает над статьей, разговаривает с товарищами. Сами собой вспоминались уроки Хидэки Тодзио по проникновению в чужую личину, чужую душу…
«Воры — вот кто мы такие, — неожиданно подумал Виктор, — крадем чужую душу, опошляем ее, превращая в банальный костюм, и напяливаем на себя. Чтобы позже снять и с помощью психотерапии вышвырнуть на помойку. В аду, если он есть, нас ждут самые горячие сковороды».
15 июля 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Берн
— Добрый день, пан Рышард. — Майор Загоракис сегодня более не играл роль ленивого и добродушного служаки, равнодушного к формальностям и обожающего экзотические растения. — Присаживайтесь.
Его взгляд был пристальным и оценивающим. Должно быть, проникал сквозь кожу, будто рентген, точно и безошибочно оценивая степень готовности подчиненного к выполнению задания.
Зато роль играл Виктор, точнее не играл, а жил в ней.
— Добрый день, пан Деметриос, — с улыбкой сказал он, садясь в кресло, — благодарю вас.
— Акцент в норме, — пробормотал майор вполголоса, — беспорядок в одежде присутствует, соответствие образу идеальное. Каковы ваши дальнейшие планы, пан Рышард?
— Сегодня я отправляюсь в Варшаву, — ответил Виктор, а точнее, пан Крачковский, молодой социолог из Варшавского университета, которому посчастливилось получить грант в Сан-Антонио, — а завтра в полночь на стратоплане вылетаю из аэропорта Окенце в Америку.
— Отлично. — Загоракис кивнул. — Помните ли вы координаты людей, к которым вам надлежит обратиться, если вдруг понадобится помощь?
— Да, — ответил Рышард, — для передачи информации — бар «Три койота» на бульваре Звезд, ну а в крайнем случае, если необходима будет срочная поддержка, — звонок тете Зосе в Варшаву. Номер я помню.
— Хорошо. — Майор погладил ладонью чисто выбритый подбородок. — Я доволен, как вы поработали, лейтенант. Да и доктор Хван, который экзаменовал вас вчера по социологии, составил одобрительный отзыв.
— Благодарю, пан Деметриос, — широко и открыто улыбнулся Рышард Крачковский. Ни Виктор Зеленский, ни тем более Хуан Васкес не имели привычки настолько искренне выражать свои чувства.
— Да, и помните, что выданный мобибук не стоит использовать для звонков друзьям или родственникам некоего Виктора Зеленского, — Загоракис погрозил подчиненному пальцем. — Это приравнивается к провалу задания и влечет серьезное взыскание.
— Я понимаю, — Рышард кивнул.
— Вот и хорошо, тогда на прощание — по стопочке коньяку. — Загоракис влез куда-то под стол, откуда с грохотом извлек плоскую высокую бутылку, в которой плескалась жидкость цвета крепкого чая. — Это настоящий греческий коньяк! Не какой-нибудь «Метакса» или расфуфыренный «Хеннеси»!
На столе появились две стопочки и блюдечко с нарезанным лимоном.
— Ну, за удачу! — сказал майор, когда коньяк был разлит.
— За удачу! — ответил Рышард, когда стопочки с мелодичным звоном соприкоснулись.
17 июля 2219 года летоисчисления Федерации
Земля, Сан-Антонио
Зал ожидания, огромный, словно стадион, был полон народу. Деловитые носильщики сновали вокруг с таким важным видом, что можно было заподозрить в них бастардов графской или даже королевской крови. Зато спешили пассажиры, одетые во что угодно, от бикини до строгих деловых костюмов, интерлинг звучал с десятками разных акцентов.
К счастью, университет позаботился о том, чтобы его гость не заблудился. В шеренге водителей, держащих таблички с именами людей, которых им предстояло встретить, нашелся один, на чьем «транспаранте» оказалось написано «Рышард Крачковский».
— Судя по всему, вы ждете меня, — сказал Рышард, приблизившись к нему.
— И, судя по всему, дождался, — в тон ответил шофер, молодой голубоглазый парень.
Они дошли до машины — обыкновенного аэротакси, на борту которого красовалась довольно нескромная надпись «Добро пожаловать в Университет Сан-Антонио — самый лучший университет в мире!».
Полет длился недолго благодаря тому, что водитель направил летающую машину в обход городского центра. Из пригорода, где разместился аэропорт, он доставил пассажира в другой пригород, где обосновался университет, по окружности. Как ни странно, такой путь в любом мегаполисе обычно оказывается короче прямого.
— Вам вон туда, — сказал шофер, высадив Рышарда у ворот. — Идите по главной аллее, а потом будет поворот направо. По боковой дорожке и доберетесь до департамента социальных наук.
— Спасибо, — сказал Крачковский и двинулся в указанном направлении.
Он прошел старинные ворота, врезанные в ограду, сваренную из металлических прутьев — больше символ почтенного возраста университета, чем преграду, и оказался на довольно широкой аллее, обсаженной пальмами. Вокруг, на траве, в тени деревьев, было полно молодых людей и девушек. Все они выглядели ужасно озабоченными, одни листали учебники, другие судорожно колотили по сенсорам мобибуков.
Легко можно было догадаться, что это абитуриенты.
Поворотов направо обнаружилось несколько, но сориентироваться Рышарду помогли указатели. Следуя им, молодой ученый довольно быстро добрался до трехэтажного белого здания, больше похожего на виллу, чем на учебный корпус.
Тем не менее надпись над дверью гласила: «Департамент социальных наук», а желающих поступить в университет тут оказалось не меньше, чем в окрестностях центральной аллеи.
— Вы к кому, сэр? — Внутри дорогу посетителю преградил немолодой, но подтянутый мужчина в форме охраны.
— Мне к декану, — сказал Рышард, доставая на всякий случай идентификационную карточку, — моя фамилия Крачковский.
— Да, мне сообщили о вас. — Охранник отступил в сторону. — Проходите, третий этаж, направо. Мистер Джефферсон ждет вас.
Кабинет декана обозначала дверь, обитая красной кожей. Секретарша встретила посетителя улыбкой, от белизны которой можно было ослепнуть. Щуриться, по крайней мере, приходилось.
— Я — Крачковский, — сказал Рышард, не дожидаясь вопросов.
— Проходите, — проворковала секретарша, с такой интенсивностью трепеща ресницами, что щеки Рышарда обвеял легкий ветерок. — Мистер Джефферсон приказал впустить вас немедленно.
Дверь из приемной в кабинет бесшумно взвилась вверх— последний писк моды, — и Крачковский шагнул в обиталище декана.
— Я ждал вас. — Навстречу Рышарду из-за стола поднялся крепкий мужчина, удивительно молодой для своей должности.
В мозгу «польского социолога» побежали строчки выученного назубок досье: Джефферсон, Томас Джон, тридцать восемь лет, доктор антропологии, специалист по редким религиозным культам. Жена, сын пятнадцати лет. К «Белому Возрождению» отношения не имеет.
Улыбка Джефферсона оказалась заразительной, рукопожатие — сильным, а светлые глаза на загорелом лице приветливо щурились.
— Садитесь, мистер Крачковский, — предложил он, — поговорим о ваших перспективах в нашем университете.
Рышард поставил сумку и расположился на стуле для посетителей.
— Я помню, что ваш грант касался городской социологии? — спросил декан. — Чем именно вы хотите заниматься?
— Этнической стратификацией, — ответил Рышард, — проблемами того, как этно— и национальные группы распределяются по ступеням общественной лестницы. Сан-Антонио в этом плане — самый подходящий город.
— Да, — кивнул Джефферсон, — у нас очень много разных национальных групп — от мексиканцев и индейцев до ирландской и китайской общин. Тему вы выбрали довольно интересную и новую. Надеюсь, вы знакомы с работами профессора Барышева в области этностратификации?
— Разумеется, я просматривал его последнюю статью в «Мировой социологии» в мае, — поддерживая разговор о науке, Рышард одновременно изучал собеседника. Судя по жестам и мимике, чувствовал тот себя спокойно и совершенно уверенно.
— Хорошо, — проговорил декан. — Я, понятное дело, не специалист, но ваши познания кажутся мне достаточными. Вам будет небезынтересно побеседовать с профессором Фонти, он у нас занимается проблемами этнологии…
И вновь всплыл кусок выученного досье: Фонти, Роберт Эндрю, сорок лет, доктор социологии. Холост, детей нет. Смертельно болен — болезнь Эпсона, жить осталось не более трех лет. Один из основателей и активных деятелей «Белого Возрождения»…
Болезнь Эпсона — редчайшее гормональное заболевание, впервые было зафиксировано полстолетия назад. Скорее всего, зловредный вирус завезли из какой-либо колонии. Шансы заболеть были не выше, чем погибнуть от удара молнии, но, заразившись, человек становился обреченным.
Земная медицина в данном случае оказалась бессильна.
И профессору Фонти, судя по всему, крупно не повезло.
— Но, кроме исследований, вам придется уделять внимание и преподаванию. — Джефферсон не дал собеседнику возможности углубиться в размышления. — Слишком сильно обременять мы вас не будем. Прочитаете студентам пару курсов, по городской социологии и по новейшим методам исследования и хватит. Нет возражений?
— Ну, что вы, сэр! — Рышард улыбнулся.
— Вот и отлично! — Декан довольно потер ладони. — Теперь что касается размещения… Университет предоставляет вам служебную квартиру в кампусе. Это за главным корпусом, вернетесь на центральную аллею, и по ней до конца. Зарегистрируйтесь у коменданта кампуса — его легко найти по указателям. Обживайтесь. И жду вас завтра в полдень, чтобы представить коллегам.
— Я все понял, спасибо, — Рышард встал, вновь пожал протянутую руку и выбрался из кабинета.
Секретарша проводила его томным взором. Судя по всему, Рышард Крачковский, в отличие от Виктора Зеленского, нравился женщинам, хотя выглядел по большому счету точно так же.
Вот и считай после этого, что внешность имеет хоть какое-то значение!
Кампус он отыскал легко, с комендантом договорился без проблем. Зафиксировав данные идентификационной карточки, тот внес ее в систему опознавания и превратил таким образом в своеобразный ключ, которым можно будет открыть лишь одну квартиру.
— Апартаменты три дробь два, — сообщил комендант, — это вон туда, за углом.
Прячущийся в тени домик состоял из четырех изолированных квартир. Соседние, судя по всему, были заняты.
Войдя в свою, Рышард первым делом открыл окна и включил кондиционер.
— Жилище неплохое, — сказал он, изучая расположение комнат, — остается надеяться, что и остальное окажется не хуже…
Откуда-то с территории, точно в ответ на его слова, донесся взрыв дружного молодого смеха. Университет Сан-Антонио радушно принимал гостя, не подозревая, кого именно впустил в свои стены.
