VI
Чед Моллинес, более известный среди аборигенов как отец Гавриил или Гэбриел в американском варианте — родился в шестьдесят четвертом году прошлого века там же, где обитает и ныне — в Канзас-Сити. Мать была учительницей в местной школе, отец — рабочим на какой-то фабрике. Оба родителя были в меру набожными, что и определило будущее их сына. Вероятно, и тот и другой с радостью восприняли его решение стать священником.
Не знаю, по каким критериям была вычислена его полезность для Организации. Говорят, данные о детях с наблюдаемой планеты пропускают через машину, а она, наверное, не ошибается. К Моллинесу пришли гораздо позже, чем это обычно бывает — в восемьдесят втором году, когда ему было восемнадцать лет. На тот момент он уже поступил в университет, готовясь к своей будущей миссии, а тут ему на голову свалилась еще одна. В результате он оказался подданным Маймры Хьеном Пунподом, к чему, как ни странно, отнесся совершенно спокойно. Впрочем, Моллинес, как и свойственно священникам, всегда отличался очень спокойным характером.
Ему без труда удавалось совмещать свою земную деятельность с работой в Организации. В этом нет ничего удивительного, поскольку его задания никогда не были связаны с повышенным риском добывания секретной информации. Для этого Центр использовал таких, как я и Тар-Хамонт (не хочется ставить себя с хайламцем на одну доску, но по роду деятельности между нами все-таки было немало общего). Заданием же отца Гэбриела в основном было разбираться в психологии местного населения. Да, именно определение основных мотивов поведения, жизненных целей и устремлений, преобладающих чувств — что было достаточно легко для священника, прошедшего к тому же подготовку наблюдателя. Те данные, на основании которых легко становится предсказать реакцию основной массы населения на предстоящую колонизацию. На основании которых люди, относящиеся уже не к нашей, а к другим организациям, вырабатывают стратегию этой самой колонизации, учитывая все ее тонкости и заранее предугадывая возможные осложнения.
Такие люди высоко ценятся в нашем Центре. Обычно их тщательно оберегают от контактов с другими наблюдателями, чтобы не нарушать чистоту работы, так что не удивительно, что никто не смог вспомнить имя Моллинеса — о нем просто не знали. Для таких, как он, гораздо большее значение имеет соблюдение всех пунктов Инструкции — особенно тех, где говорится о запрете использования предметов неземных технологий. Никаких лучеметов или даже безобидных голографических безделушек. Но за отцом Гэбриелом никогда и не замечали ничего подобного. Его всегда устраивало то, что могли дать ему Земля и Господь. Ни одного нарушения или даже намека на них.
Что же могло заставить такого человека пойти на предательство — если, конечно, можно верить сенатору? Чтобы выяснить это, я и приехал в Канзас-Сити.
Данные, которые передала мне Лена, сообщили мне много о личности Моллинеса (я привык называть его этим именем, поскольку впервые услышал о нем именно в таком варианте), но ничуть не приблизили меня к ответу на главный вопрос. Не может быть ошибки — Тиммен сказал то, что хотел сказать, он действительно имел в виду ЭТОГО человека. Более того, отсутствие данных о нем в архивах «Эй-Экс» косвенно подтверждает, что у него могли быть особые отношения с этой группой. И все же что-то тут не так…
Впрочем, нельзя судить о человеке только по бумажке. Лишь познакомившись с ним поближе, можно делать конкретные выводы. И я уверен, что выводы сделать мне удастся.
Я подошел к церкви ровно в полдень. Людей вокруг почти не было — сегодня самый обычный день, а просто так здесь в божьи места уже мало кто ходит. Ни снаружи, ни изнутри здание ничем особенным не выделялось — типовая церквушка, каких множество было понастроено в прошлом веке. Два ряда скамеек, и алтарь в конце. В подобных местах у американцев бывают либо свадьбы, либо похороны. Сейчас здесь тишина, ни одного человека.
Уже дойдя до конца прохода, слышу шаги, а вскоре показывается и сам отец Гэбриел. Глянув на лицо, ему можно дать от сорока до пятидесяти пяти лет. Взгляд я охарактеризовал бы словом «чистый». Или честный — хотя это уже немного другое. Как и должно быть у священника.
— Здравствуйте, святой отец! — приветствую я его.
— Здравствуй, сын мой. Что тебя привело сюда?
— Отче, я от Микаэля Доркаса.
Если я не ошибаюсь, эта формула универсальна, будь наблюдатель украинцем, американцем или хоть папуасом. Для всех нас имя Микаэль Доркас однозначно ассоциируется с Центром.
— Проходи, — он знаком предлагает мне следовать за собой.
Скоро мы оказываемся в небольшой комнатушке, где со стен на нас смотрят лики Христа и святых, которых я никогда не знал. Соображаю, что еще не представился, и спешу это исправить:
— Мое имя Тони Эйбрахамс.
— Ты пришел сюда не для того, чтобы обратиться к господу, Тони Эйбрахамс.
— Я предпочитаю обращаться к тем, кого могу видеть и слышать. В данный момент — к тебе, отец Гэбриел. Скажи, ты в самом деле веришь, что он существует?
— Разве я мог бы иначе находиться в этом месте?
— Но ты ведь знаешь, что из себя представляют небеса. И что такое трансдеформационые перелеты и энерготрансляторы. Мне всегда казалось, что все это и бог — несовместимые понятия.
— В этом ты заблуждаешься, Тони. Трансдеформаторы и энерготрансляторы, которые ты вспомнил, помогли освоить галактику. Но наша галактика — всего лишь мельчайшая частица Вселенной.
— Придет время — наши потомки доберутся и до других ее частиц.
— Возможно, возможно. Но суть не в этом. Неужели ты считаешь, что все, что мы видим вокруг, возникло само собой?
— Почему нет? Была точка деконцентрации, породившая хаос. Потом началось постепенное упорядочивание хаоса, перераспределение энтропии.
— Пусть так. И тот порядок, что мы имеем, мог достигнуть нынешнего вида без всяких внешних причин?
— Вселенная самодостаточна, отец Гэбриел, нас этому учили. Она замкнута, сама сформировалась и сама когда-нибудь умрет.
— По-твоему, правы те, кто считает наш мир порождением случайности с вероятностью сотого порядка?
— Думаю, да. Могла произойти другая случайность, и мы имели бы другую Вселенную.
— Значит, все предопределено изначально, причем предопределено силой, не подверженной воздействию никаких законов?
— Может быть, и так. Я никогда не копался глубоко в этом вопросе.
— И у тебя нет доказательств этого.
— Нет. Думаю, они есть у других, кто всерьез занимается этой теорией.
— А ты принимаешь их слова на веру?
— Вот к чему ты это ведешь, отец Гэбриел! Хочешь сказать, что моя вера — отсутствие смысла в происходящем и его предопределенность?
— Ты сам это сказал.
— Никогда не думал, что философия — такая опасная штука!
— Ее опасность зависит от того, кто ее использует. Тони, я хочу сказать, что каждый человек имеет право на свою веру. Я верю, что сила, создавшая нас, которую многие называют богом, сделала это не просто так, а с какой-то известной одной ей целью. И эта сила, направляя нас на определенный ей путь, все же дает нам свободу выбора.
— По-моему, эта свобода очень относительна. Мы можем слегка отклониться от пути, но есть точки, в которые мы рано или поздно попадаем.
— Каждый человек прокладывает свою линию, но складываясь, они дают среднюю линию человечества. Ведь каждый из нас в чем-то подобен господу, но только все мы вместе являемся его отражением.
— Значит, человечество сознательно делает выбор, но этот выбор так или иначе совпадает с тем путем, который определил бог?
— Да, иначе быть не может. Хотя отдельные люди, как ты и я, могут очень далеко отойти от этого пути.
— Недавно я вспоминал, что Укентра триста лет назад была почти копией нынешней Земли. В этом и выражается выбор людьми своего пути?
— Верно, сын мой.
— Ты интересный собеседник, отец Гэбриел. Жаль, что мы не были знакомы раньше.
— Но мы все же встретились, хотя этого могло не произойти никогда. Всему есть свое время и место.
— По-твоему, бог хотел, чтобы наша встреча состоялась?
— Этого мог хотеть он, и этого хотел ты. Такого совпадения больше чем достаточно, чтобы событие произошло.
— Вот как все по-твоему объясняется?
— Все в жизни объясняется очень просто, только не каждому дано это понять.
— Тогда попробуй мне кое-что объяснить. Продолжим аналогию между Землей и Укентрой. Скоро наступит момент, когда путь Земли изменится, потому что она будет подчинена Хайламу. Как это соотносится с твоей верой?
— Я ждал этого вопроса. Ты ведь за этим и приехал ко мне, — он произнес это как бесспорное утверждение.
И это утверждение означает, что я приехал по адресу.
— Значит, это правда? — мне почему-то не хочется произносить вслух, что именно правда. Наверное, я просто не знаю, как лучше построить фразу: как-то странно обвинять этого человека в предательстве Организации.
— Прежде чем ты услышишь ответ, я хотел бы кое-что тебе объяснить.
— Мне это и нужно. Ответа хотят верхи, а я хочу понять.
— Представь, что ты жил бы на Укентре трехсотлетней давности. Предположим, огряне ушли бы в своем развитии лет на двадцать вперед и уже начали колонизацию галактики. И тут в их поле зрения попадает твоя родина — довольно выгодное приобретение. Но начинать колонизацию с ходу, почти ничего не зная о планете — безумство, поэтому они посылают на нее своих разведчиков-наблюдателей. Эти разведчики, чтобы облегчить свою деятельность, ищут шпионов среди местного населения. И вот они находят тебя, анализируют твою личность и говорят: этот нам подойдет. Ты знаешь, что скоро твоя планета станет колонией, без права на свободу. Но ты теперь больше не укентриец. Ты — подданный Огро, и должен жить и действовать по их законам. Будешь ли ты жить и действовать по их законам, Хейл Кайтлен, или останешься преданным своей родине?
Я не знаю, что и ответить. Почему-то мне никогда раньше не приходило в голову называть наблюдателей-«маймрийцев» предателями родины. Но поскольку первичная их личность — все-таки люди-земляне, то разве не так и следует их называть?
— Я не могу ответить, Моллинес, — почему-то мне захотелось обратиться к нему по настоящему имени.
— Ты не знаешь, потому что никогда не был в такой ситуации, ведь Укентре ничто не мешало стать настоящей галактической планетой. Но разве Земля имеет меньше прав самостоятельно войти в галактическое сообщество?
— Наверное, нет.
— Ты знаешь, что ждет эту планету, когда она станет колонией Хайлама. Да, местные жители получат в свое распоряжение последние галактические достижения, но за это они заплатят правом распоряжаться тем, что имеют, по своему усмотрению, согласно своим желаниям. Они утратят старые желания и приобретут новые, потому что станут подобными хайламцам. Но ведь и полноценными хайламцами они не будут. Нет — они будут сродни индейцам, бывшим некогда хозяевами Америки, а теперь — либо живущим в резервациях, либо разбросанным по стране и затерявшимся среди новых ее хозяев. Хотел бы ты быть таким индейцем?
— Землянам все-таки будет лучше, чем индейцам, — пытаюсь спорить я. — Тех уничтожали и изгоняли, а этим ничего такого не грозит.
— Да, это им не грозит. Им грозит другое: потерять самих себя! Индейцы, борясь с поработителями, все же оставались самими собой, пускай и ценой многих жизней. Но здесь борьбы не будет, Кайтлен! Люди с радостью примут все, что вы им дадите, и даже не заметят, как лишатся при этом своего прошлого. Кто дал Галактическому Союзу право распоряжаться другими планетами? Разве в этом он чем-то отличается от земных империй начала двадцатого века?
— Наверное, ты прав, Моллинес. Может быть, со временем что-то изменится.
— Наверняка изменится. Но для Земли это может быть слишком поздно.
— Поэтому ты решил подарить Земле шестой уровень? Чтобы Галактический Союз и Хайлам не имели на нее никаких прав, так?
— Шестой уровень нельзя подарить. Люди должны прийти к нему сами. К сожалению, теперь у них нет на это времени.
Я гляжу на священника — и не могу смотреть ему в глаза. Потому что сейчас он прав, а я нет. И тем не менее я знаю, что иначе поступить не могу.
— Ты нарушил Инструкцию, маймриец Хьен Пунпод. Ты предал Организацию галактических наблюдателей.
— Организация стремится сделать всех нас роботами, тупо следующими Инструкции. Со мной у нее так ничего и не вышло. Но с большинством из вас это получилось.
— Ты говоришь — из вас, значит, уже не считаешь себя наблюдателем?
— Прежде всего я землянин. И я верю, что Господь видел наш путь иным.
Я глубоко вдыхаю, чтобы сказать то, что должен сказать:
— Я не стану с тобой спорить и что-то доказывать тебе, потому что это ничего не даст. Я — не землянин, я притворялся им одиннадцать лет, но никогда им не стану. Я — житель свободной Укентры, которой никогда не грозило ничего подобного. Ты прав, что каждая планета должна прийти в галактику своим путем. Но я подчиняюсь Организации, какая бы плохая она ни была. И согласно Инструкции я имею право сейчас же отвезти тебя в Порт. Еще я могу просто сообщить об этом наверх. Но что-то говорит мне, что я должен сделать это сам.
— Я тебя понимаю, Кайтлен.
— Ни черта ты не понимаешь! Меня достало все это дело! Мне плевать на будущее Земли, Хайлама и нашей Организации! Я хочу спокойно дожить здесь эти несколько месяцев, а потом вернуться на Укентру и забыть обо всем! Я слишком долго искал тебя, Моллинес. Несколько дней назад я бы тебя убил. Теперь — нет. Я просто приведу тебя к Эйносу в целости и сохранности, остальное — его проблемы.
— Ты ошибся только в одном. Тебе не удастся забыть обо всем — если только ты не прибегнешь к радикальным средствам.
Он снова прав, только у меня совершенно не осталось злости на этого человека, чтобы ответить ему, как полагается.
К черту, Кайтлен! Просто сделай то, что нужно сделать!
— Я сейчас выйду, нужно поговорить. Используй это время, чтобы собраться.
— Я буду собираться недолго. Какую смерть вы хотите мне устроить?
— Думаю, тебя избавят от участия в этом процессе.
— Я предпочел бы что-нибудь поспокойнее. Но решать все равно будете вы.
В дверях я оборачиваюсь в последний раз:
— Вообще-то я не должен оставлять тебя одного. Но я верю, что ты не станешь бежать.
Вдруг неожиданно возникает мысль: подсознательно я надеюсь на обратное. Что Моллинес догадается убежать, и тогда им займусь уже не я, а другие наши люди. Но я знаю, что этого не случится, и мне самому придется довести дело до конца. И еще знаю, что именно так и должен поступить.
Бог дал человеку право принимать решения о своих поступках и необходимость нести ответственность за эти поступки. Кажется, так.
В церкви по-прежнему никого нет. Набираю номер.
— Алло?
— Здравствуй, Лена.
— Почему ты такой мрачный, Тони? Что, Моллинес — не тот человек?
— Нет, это он.
— Правда?! Значит, мы все-таки это сделали!
— Да, мы это сделали. Сейчас он выйдет, и я отвезу его в Порт.
Некоторое время длится молчание.
— Ты уверен, что хочешь сделать это сам?
— А что, Эйнос будет возражать?
— Думаю, что нет.
— Тогда в чем проблема? Заодно у меня будет возможность поговорить с нашим координатором.
— Хорошо, Тони. Я сообщу о вашем прибытии. Он действительно признался во всем?
— Он не сказал ничего конкретного, но никаких сомнений нет.
— Может, тебе нужна помощь? Вдруг он попытается бежать?
— Нет, он не будет бежать. Я справлюсь один. Спасибо за предложение, конечно.
— Тони, мне так хотелось бы, чтобы на этом все закончилось! Чтобы тебя восстановили во всех правах, а потом мы встретимся и сможем просто говорить, не думая об этих проблемах!
— Лена, мне тоже этого хочется. Поговорим, когда я вернусь?
— Конечно!
— Тогда пока. Нет, вот еще что: какую смерть ему устроят?
— Не знаю. Наверное, Эйнос сначала захочет просветить ему мозги. Тебя это не должно беспокоить.
— Тогда меня это и не беспокоит. Ну, еще раз пока.
Прячу в карман мобилку и жду. Долго ждать не приходится: через минуту отец Гэбриел выходит ко мне со странно смотрящимся у священника дипломатом в руке.
— Я готов, сын мой, — извещает он.
— Лучше эту штуку понесу я, ты не против?
— Пожалуйста, — дипломат оказывается у меня.
— Теперь идем, — и мы направляемся на улицу, где стоит взятая напрокат машина.
* * *
Меня встретили сразу же, на выходе — двое сотрудников Центра, которых я наверняка видел и раньше, но не помню по именам. Одни из тех людей, что просто и незаметно делают свою работу; к их помощи приходится прибегать постоянно, но никто не вспоминает о них, когда речь заходит о наградах за выполненные задачи. Почему-то мне кажется, что оба они — хайламцы, хотя никакого значения это не имеет. Они поприветствовали меня, затем один осведомился, все ли в порядке, и я дал утвердительный ответ. Можно подумать, если бы не все было в порядке, я начал бы им об этом рассказывать — не дождетесь! Потом он сказал, что по указанию координатора наблюдатель Хьен Пунпод должен следовать за ними, и я понял, что Эйнос решил с ходу брать быка за рога.
Я отпускаю священника, и почетный эскорт уводит его, едва ли не держа под руки. Судя по направлению движения, они идут не к координатору, а сразу в то место, где над ним будут применять «наши совершенные методы» — прицепилось же ко мне от сенатора это выражение! Я оказываюсь в хорошо знакомом спиральном коридоре, но сейчас меня не очень тянет наслаждаться его загадочной красотой. Ноги сами несут меня туда, куда надо.
— Эй, Кайтлен, привет! — окликает меня кто-то из бокового коридора, чье имя сейчас я даже не могу вспомнить, хотя уверен, что хорошо его знаю. — Как там дела внизу? Что, разобрались наконец-то с этим предателем?
— Отстань, пожалуйста! — стараюсь облечь свой ответ в вежливую форму.
Краем глаза вижу, как, пожав плечами, несостоявшийся собеседник удаляется, а я спешу дальше — к двери, за которой находится кабинет координатора. Я не думал о том, что конкретно буду ему говорить, но знаю, что в нужный момент все мысли придут сами собой.
А вот и дверь. Она заперта, и сознание того, что придется докладывать о своем прибытии, слегка охлаждает мой пыл. Впрочем, ненамного. Я дергаю за ручку, и дверь неожиданно распахивается. Наверное, компьютер все-таки сообщил о моем приближении, и Эйнос решил не тянуть. Впрочем, мне сейчас не до того, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Захлопнув за собой дверь, я смотрю на главного координатора. Кажется, с тех пор, как мы виделись в последний раз, он постарел и теперь выглядит на столько, сколько ему и есть на самом деле. Но взгляд все еще сохраняет его былую уверенность в своих действиях.
— Здравствуй, Кайтлен, — говорит он. — Мне приятно видеть, что с тобой по-прежнему все в порядке.
— Здравствуй, Эйнос, — отвечаю я. — Мне приятно сознавать, что ты как всегда уверен в себе.
Затем подхожу ближе и со всего размаха бью его кулаком по лицу, прямо в нос. Координатор отлетает назад и падает в кресло, с которого привстал, когда я вошел.
— Кайтлен, ты бы немного умерил свои эмоции, — говорит он, вытирая выступившую из носа кровь. — Я уже не в той форме, что раньше.
— Извини меня, Эйнос, но ты подлец! Может, ты и не считал меня предателем, но никогда мне не доверял, как своему Тар-Хамонту! Но хайламец сейчас гниет в своем секретном домике, а я, несмотря ни на что, привез тебе того, кого вы с ним искали.
Координатору наконец удается остановить кровь, и он вытирает с лица ее остатки.
— Ты напрасно тратишь на меня свою злость. Поверь, что мне приходилось иметь дело с сорвавшимися наблюдателями, а среди них попадались еще те бандиты — похлеще тебя! Может быть, ты сядешь, и мы поговорим спокойно?
— Это смотря о чем говорить! — сознание того, что Эйноса и в самом деле не удастся разозлить, раздражает меня.
— Ты все еще мой подчиненный, Кайтлен, а я — твой начальник.
— В самом деле? А я где-то слышал, что больше уже не наблюдатель!
— Некоторое время ты не имел статуса наблюдателя, потому что считался погибшим. Теперь, когда твоя смерть признана ошибочной, твой статус восстановлен со всеми правами. Это понятно?
— Ну да! Всего-то изменить одну букву в таблице! Человек был жив — стал мертв. Был мертв — стал жив. Так?
— Кайтлен, для таких, как ты, у меня есть специальная комната, где ты можешь остаться на несколько часов наедине с моим виртуальным образом. Тебе организовать это удовольствие, или обойдешься без него?
Надо же, я и не знал, что координатор использует такой проверенный веками способ освобождения от гнева своих подчиненных!
— Попробую обойтись, — я наконец опускаюсь на стул.
— Я не стану просить у тебя извинений за свои действия. В то время, когда все только начиналось, я считал, что будет лучше, если о деле не будет знать никто кроме тех, кто уже о нем знает. Дело не в том, доверял я тебе или нет. Двоих и так уже было больше чем достаточно.
— Допустим, но зачем было затевать эту дурацкую игру со мной в качестве псевдопредателя?
— Теперь-то легко об этом рассуждать, Кайтлен. Теперь я вижу, что это ничего нам не дало, кроме того, что настроило тебя против меня и Организации вообще. Но когда все начиналось, мы не знали, с кем придется иметь дело и с какой стороны к нему лучше подойти. Нам повезло, что Ларрок сумел вычислить сенатора, а ты успел выжать из него имя. Иначе неизвестно, сколько бы все это еще тянулось.
Я вижу, что совершенно напрасно задал вопрос — ведь я и так знал ответ на него.
— Эйнос, на самом деле я тебя понимаю. Простить не смогу, уж извини, но понимаю. Но объясни мне другое. Ты же знал Тар-Хамонта, что он собой представляет как человек. Как можно было его назначить учителем Кел Неры?! Ты же знаешь, что он с ней сделал.
Эйнос смотрит мне прямо в глаза:
— Я не должен ничего объяснять тебе, но я объясню. Тар-Хамонт имел двойное подчинение, кроме меня, его начальником был хайламец из самой верхушки Организации, а этот хайламец поддерживает связь с самим Кам-Хейнаки. Они хотели иметь дополнительный контроль над нами в его лице, особенно в последний год. Я полностью разделяю твою неприязнь к его методам, хотя как наблюдатель Тар-Хамонт был безупречен. Но если бы я стал придираться к его действиям, он мог сказать наверх несколько слов, и в тот же момент наружу всплыли бы все мои грешки.
— Значит, твое место тебе было дороже, чем судьба подчиненных тебе наблюдателей? Твой предшественник был другим: он не простил себе срыва Нальгора.
— Ты же никогда не был на этом месте, Кайтлен! Возможно, тебе еще придется занять его, и я не уверен, что ты всегда будешь объективен.
— Не дай бог мне оказаться на этом месте!
Эйнос с сомнением покачал головой:
— Я бы все равно ничего не добился. Ты, может, не в курсе последних событий в галактике. Огрянам сейчас плевать на все, Маймра уже давно не у дел, а наши с тобой соотечественники только поднимают крик и на большее не способны. Хайлам диктует политику Союза и нашей Организации. Они прислали бы вместо меня своего человека, который бы тут же простил Тар-Хамонту все. Я должен держаться за это место, Кайтлен! Иначе они совсем перестанут с нами считаться.
Я не очень понял, кто и с кем перестанет считаться, но не стал уточнять.
— Хочешь, чтобы я тебя пожалел? Не получится!
— Я на это и не рассчитываю. Но не хочу, чтобы ты думал, что тяжело только тебе одному — там, внизу. Ты же отвечаешь только за свои действия, а я — за вас всех.
Я понял, что по крайней мере одного Эйносу удалось добиться — моя злость на него наконец прошла.
— Между прочим — кто все-таки убил Тар-Хамонта?
— Откуда мне знать? Я только нашел труп. Скорее всего, «Лунное затмение». Если к этому имел отношение Моллинес, ты это скоро узнаешь.
— Я тебе не верю, Кайтлен.
— Это твое право. Ты же не будешь меня просвечивать, как его?
— Не буду, хотя и могу. Очень жаль, что ты совсем мне не доверяешь.
— Не больше, чем ты — мне.
— Я никому из наблюдателей не рассказывал о второй должности Тар-Хамонта. Только тебе.
— Об этом я тебя не просил. А выдать мне всю информацию по делу о предателе — просил!
— Иди к черту, Кайтлен!
Координатор повысил голос, и я понял, что мне удалось все-таки вывести его из состояния равновесия.
— Насколько я понимаю, будет большой скандал?
— Совсем скоро. Они скорее простили бы мне предателя, чем смерть хайламца.
— И какие последствия?
— Есть два варианта. Все может пройти тихо, они дадут мне навести порядок на Земле, потом с началом колонизации всех отзовут, и уже тогда начнут разборки.
— А второй вариант?
— Отзовут меня немедленно и пришлют своего человека, который как минимум наполовину сменит состав. Срок колонизации, скорее всего, отодвинут на будущее.
— Меня в этом случае, конечно, вышвырнут.
— В числе первых.
— Ясно. И как всегда, сделать ничего нельзя?
— Только одно — побыстрее разобраться с предателем и последствиями его деятельности. Тогда будет больше шансов, что нас пощадят.
— Дерьмо! — выкрикиваю я в потолок.
— Согласен. Увы, так устроена наша жизнь. Ты все еще мне не доверяешь?
— Что я должен делать?
— Решай сам. Я могу поручить тебе руководство операцией по ликвидации последствий, и ты будешь настоящим руководителем, а не подставной фигурой, как раньше. Можешь даже лично присутствовать при извлечении информации из Пунпода.
— Нет, Эйнос, я не хочу. Пусть этим занимаются другие. Я пообещал, что найду его — и нашел. Остальное — не по моей части. Я предпочитаю добывать информацию, а не уничтожать свидетелей.
— Хорошо. Тогда делай, что хочешь. Можешь продолжать заниматься компанией «Экстроникс» и «Куполом», как раньше. Можешь вообще ничем не заниматься. Твоим именем остается Тони Эйбрахамс. Детальную легенду составлять нет времени, но до завтра тебе кое-что набросают. Где будешь жить, выбирай сам. Как тебе нравится такой расклад?
— Он меня устроит.
— И чем же ты займешься?
— Я обязан об этом отчитываться?
— Нет. Поступай по своему усмотрению. Я развязываю тебе руки. Можешь называть это особыми полномочиями. Тебя устроит такое доверие?
— Мне больше понравилось бы, если бы оно не было следствием отчаяния.
— Кто говорит об отчаянии? Меня не так просто будет прогнать.
— Ладно, Эйнос. Это твои проблемы. Если я правильно понял, я могу оставаться здесь до завтра?
— Ты правильно понял. Отдохни, поиграй в наши галактические игры.
— К черту! Нальгор еще здесь, или уже улетел?
— Он улетает завтра, на грузовике.
— Я могу его видеть? Впрочем, вы, наверное, уже его обработали…
— Кайтлен, я знаю, что ты имеешь в виду. Мы не имеем права делать такие вещи без его согласия.
— Знаю, так в законе записано. Значит, он не захотел?
— Нет.
— Но вы ему предлагали!
— Предлагали, и он отказался. Что в этом такого?
— Да ничего особенного, — я встаю и подхожу к двери. — Где его найти?
— На втором уровне в зеленой комнате. Кайтлен!
— Что еще? — останавливаюсь, уже готовый покинуть помещение.
— Жаль, что ты не хочешь быть координатором. Я бы тебя порекомендовал.
— Ты сам знаешь, что это невозможно. С Землей все закончено, а на другую планету меня никто не возьмет, если бы я даже и хотел. К чему эти разговоры?
— К тому, что я высоко ценю тебя и твои способности. И всегда их ценил. Ты действительно один из немногих прирожденных наблюдателей. Я должен был тебе это сказать еще раньше.
— Не надо, Эйнос. Сейчас мне станет тошно, и я обделаюсь прямо у тебя в комнате. Встретимся завтра перед моим возвращением.
Я выхожу в коридор и направляюсь ко второму уровню.
Словно в насмешку, наша лунная база состоит из семи этажей — семи уровней. И комната координатора, естественно, находится на пятом…
Зеленая комната оказалась незапертой, и, войдя, я сразу же увидел огрянина. Он, расслабившись, сидит на диване и слушает музыку — галактическую музыку своей родной планеты, очень подходящую для медитации. Его одежда наподобие древнеримской тоги говорит о том, что он уже приготовился ко встрече с родиной.
— Здравствуй, Нальгор, — приветствую я его.
Он обращает на меня свой спокойный умиротворенный взгляд, и кажется, что это совсем другой человек в отличие от того, с кем я говорил по связи несколько дней назад.
— Здравствуй, Шалькин. Проходи, не стой на пороге.
Я прохожу и присаживаюсь рядом с ним.
— Мое имя Хейл Кайтлен, — говорю я и тут же перехожу к тому, ради чего в основном и пришел: — Нальгор, я хочу извиниться перед тобой, если это возможно.
— Извиниться? Но что ты такого сделал?
— Я позвонил тебе тогда, ночью, и вырвал признание. Если бы не мой звонок, ты был бы еще на Земле.
— Но при чем здесь ты? Я сам принял решение, и я не жалею о нем.
— Если бы не я, ты не принял бы это решение.
Огрянин замолкает на минуту, и я тоже молчу. Потом он говорит:
— Ты прав, Кайтлен. Ты помог мне принять решение, и я хочу за это поблагодарить тебя. Только не знаю, как.
— Но тебе оставалось еще несколько месяцев, и все бы закончилось. Я испортил тебе будущее!
— Нет, не говори так! Будущее было бы испорчено, если бы я остался. Человек должен быть в гармонии со своим внутренним миром. А мнение других — какое оно имеет значение?
— Я рад, что ты не жалеешь о своем поступке.
— А я надеюсь, Кайтлен, что ты и сам сумеешь принять правильное решение, когда это будет нужно.
— Я и сам на это надеюсь.
Потом мы молча сидим и слушаем музыку, потому что говорить уже не хочется. Не каждому удается войти в гармонию со своим внутренним миром…
— Ты не против, Нальгор, если я задам тебе один вопрос? Мы ведь больше не увидимся, а мне еще оставаться здесь.
— Задавай. Я отвечу, если смогу.
— Ты говорил об ошибке, которую допустил в делах с советником Вольским.
— Да, я совершил большую ошибку, как наблюдатель. Был момент, когда я решил, что он — достаточно наш, чтобы ему доверять. И я доверил ему… некоторые данные.
— Но что побудило тебя на это? Почему ты вдруг решил, что ему можно доверять?
— Не помню. Хотя это и звучит невероятно, но я не помню.
— Тебе о чем-нибудь говорит имя Чед Моллинес? Отец Гэбриел? Хьен Пунпод?
— Нет, ни одно из этих имен.
— Ладно. Извини за беспокойство.
— Пустяки.
— Прощай, Чувей Нальгор.
— Прощай, Хейл Кайтлен.
Я покидаю зеленую комнату, и ощущаю, что в какой-то мере теперешнее спокойствие огрянина передалось и мне. А это — совсем неплохо.
Ночь я провел в выделенной мне комнатушке, обставленной по-земному. Утром я встал рано, прогулялся по коридорам, встретил нескольких знакомых, и мы поговорили на разные пустяковые темы, стараясь избегать вопросов, что беспокоили сейчас всех обитателей базы. Почему-то подсознательно мне хотелось оттянуть момент, когда я узнаю правду о Моллинесе. Но в конце концов я сказал себе: хватит! — и решительно направился к Эйносу.
Координатор оказался не один — он как раз беседовал с одним из наших специалистов-мнемоников, и я понял, что пришел вовремя.
— А, Кайтлен, проходи. Ты все равно потом захочешь это узнать, так что слушай сразу, — говорит Эйнос.
— Самое главное — он сказал правду? Это он? — чуть-ли не выкрикиваю я еще с порога.
— Да. Хьен Пунпод, или Чед Моллинес — тот самый человек, что выдал нас группе «Эй-Экс».
