Книга: Пираты Гора
Назад: Глава пятнадцатая. ТРИУМФАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ БОСКА В ПОРТ-КАР
Дальше: Глава семнадцатая. ЗАЩИТА БОСКОМ ПОРТ-КАРА

Глава шестнадцатая. ТЕМНОЙ НОЧЬЮ В ПОРТ-КАРЕ

Я держал в руках милое, любящее существо без стягивающего ее горло ошейника.
— Убар мой, — прошептала Тешима.
— Хозяин, — поправил я ее.
Она укоризненно отшатнулась от меня.
— Неужели тебе не хотелось бы быть моим убаром, а не хозяином?
— Хотелось бы, — ответил я, глядя ей в лицо.
— Ты и тот и другой сразу, — сказала она, снова осыпая меня поцелуями.
— Убара моя, — бормотал я.
— Да, — шептала она, — я твоя убара и твоя рабыня.
— Но ошейника на тебе, кстати, нет, — заметил я.
— Это хозяин снял его, чтобы ему удобнее было покрывать поцелуями мою шею.
Я кивнул, соглашаясь, и крепко прижал ее к себе. Она вскрикнула.
— Что-то не так?
— Все в порядке, — рассмеялась она.
Я провел рукой у неe по спине и ощутил под ладонью покрытые корочкой следы от плети кухoнного мастера.
— Несколько часов назад я доставила неудовольствие своему хозяину, — напомнила она, — и меня наказали плетьми.
— Ну, извини, — пробормотал я, не найдя ничего более умного. Она рассмеялась.
— Убар мой, ты иногда бываешь таким глупым, — призналась она. — Я ушла без разрешения, и меня за это, конечно, наказали. Так что все правильно.
По-своему она была права, но логика ее меня удивляла.
— Я довольно часто заслуживаю наказания, — поведала она, — но далеко не всегда его получаю. — Она снова рассмеялась.
Нет, она, конечно, горианка до глубины души. Во мне хотя бы частично продолжал жить землянин. Я крепче прижал к себе Телиму. И ведь никогда, никогда, твердил я себе, ты не сможешь даже всерьез рассматривать вопрос об отправке этой женщины на Землю. Это будет равнoсильно ее убийству. В этой запруженной толпами людей пустыне, с их лицемерным эгоизмoм и бессмысленной жестокостью, она мгновенно зачахнет, завянет, как редкий, прекрасный болотный цветок, вырванный с корнем и втиснутый среди безжизненных камней.
— Ты все еще расстроен, мой убар? — спросила она.
— Нет, — ответил я, целуя ее.
Она ласково провела ладонью у меня по щеке.
— Не будь таким грустным, — попросила она. Я огляделся и нашел золотой браслет. Поднял его и снова надел ей на руку.
Она вскочила на ноги, приминая лежащие на полу шкуры, и вскинула вверх левую руку.
— Я убара! — воскликнула она. — Убара!
— Обычно, — заметил я, — на убарах надето еще хоть что-нибудь кроме браслета.
— Даже в постели? — удивилась она.
— Ну, этого я не знаю, — решил я не уточнять эти тонкости.
— Я тоже, — призналась она и тут же, окинув меня лукавым взглядом, поспешила утешить: — Ничего, я спрошу об этом новую девушку на кухне.
— Все ясно: ты просто распутная девка, — с грустью констатировал я, потянувшись к ее лодыжке.
Она поспешно отступила назад и подбоченилась, царственно попирая брошенные на пол меха.
— Как смеешь ты, раб, обращаться с подобными словами к своей убаре? — высокомерным тоном вопрошала она.
— Это я — раб?
— А кто же?
Я бросился отыскивать снятый с нее ошейник.
— Нет, нет! — кричала она, смеясь и утопая в мехах. — Не нужно! Я нащупал ошейник.
— Ты никогда на меня его не наденешь! — закричала она и умчалась от меня.
Я, естественно, тут же решил нацепить на нее ошейник и кинулся вдогонку.
Она, хохоча, носилась по комнате, увертываясь от меня, но в конце концов я все же загнал ее в угол и, прижимая к стене своим телом, защелкнул на ней ошейник. Затем поднял ее на руки, отнес на середину комнаты и снова бросил на шкуры.
Она дернула за ошейник, словно хотела сорвать его с себя, и раздраженно посмотрела на меня.
Я сжал ее запястья.
— Тебе никогда меня не приручить, — процедила она сквозь зубы. Я поцеловал ее.
— Хотя, может, когда-нибудь тебе это и удастся.
Я заглушил ее слова следующим поцелуем.
— Наверное, даже очень скоро, — призналась она, а после очередного поцелуя добавила: — Мне даже страшно, как быстро я сдаюсь.
Притворившись, будто смех мой приводит ее в ярость, она вдруг начала отчаянно сопротивляться.
— Но сейчас тебе меня не взять, — бормотала она.
Я усмехнулся и дал ей возможность самой довести себя до изнеможения, а затем стал осторожно, едва касаясь, трогать ее напряженно извивающееся тело ладонями, губами, покрывать его поцелуями под аккомпанемент ее стонов и сдавленных криков, неторопливо подводя ее к высшему пику наслаждения. И за секунду до этого мгновения, почувствовав ее доведенное до предела мучительное ожидание и готовность выплеснуть наружу переполняющую ее радость и томление, я снял с нее ошейник, чтобы она могла встретить этот момент свободной женщиной.
— Я люблю тебя, — наконец нашла в себе силы пробормотать она.
— Я тоже люблю тебя, Телима.
— Но иногда ты должен любить меня как простую рабыню, — не удержалась она от рекомендаций.
— Все тебе не так, — посетовал я.
— Просто каждой женщине нужно, чтобы иногда ее любили как убару, — тоном мудрой наставницы продолжала инструктировать меня Телима, — а иногда как рабыню.
Я тут же начал воплощать в жизнь только что приобретенные мной знания.
Потом мы долго лежали в объятиях друг друга.
— Убар мой, — обратилась ко мне Телима.
— Да?
— Почему на празднестве, когда пел слепой певец, ты плакал?
— Просто так, — ответил я, — без причины. Мы лежали на шкурах рядом, обнявшись и глядя в потолок.
— Когда-то, несколько лет назад, — вспоминала она, — я уже слышала песню о Тэрле Бристольском.
— На болотах?
— Да, певцы иногда посещают и ренсовые острова. Но я слышала песню о Тэрле Бристольском и раньше, еще когда была рабыней в Порт-Каре, в доме моего тогдашнего хозяина.
Телима всегда была немногословной, вспоминая о времени, когда была рабыней. Я знал, что она ненавидела своего бывшего хозяина, что ей удалось убежать, и чувствовал, что рабство оставило в ее душе глубокий, мучительный след. На болотах я имел несчастье на себе испытать частицу продолжавшей тлеть в ее сердце ненависти. Рана, нанесенная ей прежним владельцем, очевидно, оказалась так глубока, что породила в ней ответное желание поиздеваться над любым другим мужчиной, подвергнуть его унизительным оскорблениям, что делало для нее месть еще более сладкой.
Странная она женщина.
Интересно, откуда все же у нее этот золотой браслет? И что самое странное: она, девушка из Богом забытой ренсоводческой общины, оказалась грамотной, сумела прочесть надпись на ошейнике, когда я его на нее надевал.
Но я снова не заговорил с ней об этих вещах, а наоборот, стал прислушиваться к ее словам.
— Еще девчонкой, на ренсовом острове, и потом, рабыней в клетке моего хозяина, я часто по ночам лежала без сна и думала об этих песнях и о героях, о которых в них говорится.
Я отыскал ее руку.
— Чаще всего я размышляю о Тэрле Бристольском.
Я продолжал молчать.
— Как ты думаешь, такой человек где-то есть? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
— А раньше разве он не мог существовать?
Она перекатилась на живот и заглянула мне в лицо. Я все еще лежал на спине, уставившись в потолок.
— В песнях — мог, — сказал я. — Такие люди могут встречаться только в песнях.
— А в жизни разве героев не бывает? — рассмеялась она.
— В жизни — не бывает, — ответил я. Она подавленно замолчала.
— В жизни есть только человеческие существа, жалкие и ничтожные, — добавил я.
Долгое время я тоже молчал, остановив на потолке свой невидящий взгляд.
— Человеческие существа слабы, — наконец, словно откуда-то издалека, донесся мой собственный голос. — Они жадны и эгоистичны, тщеславны и самолюбивы. Они злобны и завистливы, уродливы и достойны лишь презрения, — я посмотрел на нее. — Они продажны и жестоки. Нет, таких героев, как Тэрл Бристольский, на свете нет.
— На свете есть только золото и меч, — рассмеялась она.
— И тела женщин, — добавил я.
— И песни.
— Да, и песни.
Она положила голову мне на плечо.
Мы начали уплывать куда-то в темноту, в тишину и спокойствие.
Вдруг я различил где-то вдалеке глухие, едва слышные удары большого гонга. Вслед за ними, несмотря на столь ранний час, в доме послышался какой-то шум. Шаги людей по коридорам, их громкие разговоры.
Я стряхнул с себя остатки сна, сел на постели и стал натягивать на себя одежду.
Кто-то бежал по коридору, приближаясь к моей комнате.
— Меч, — сказал я Телиме.
Она вскочила на ноги и принесла меч, лежавший у стены, куда я отшвырнул его несколько часов назад, когда чуть было не убил ее.
Я вложил меч в ножны и надел их на пояс. Шаги были совсем рядом, и через секунду в дверь комнаты постучали.
— Капитан! — услышал я голос Турнока.
— Войди, — разрешил я.
Он ворвался в комнату и остановился у порога, с горящими бешенством глазами, в которых отражался отсвет принесенного им факела, и с растрепанными, торчащими во все стороны волосами.
— Вернулись патрульные корабли, — срывающимся голосом сообщил он. — Объединенная флотилия Тироса и Коса в часе отсюда!
— Подготовьте мои корабли к отплытию, — приказал я.
— На это нет времени! — воскликнул он. — Капитаны разбегаются! Все, кто может, спешат оставить Порт-Кар!
Я хмуро посмотрел на него.
— Бегите, капитан! — крикнул он. — Бегите!
— Ты можешь идти, Турнок, — сказал я.
Он смущенно взглянул на меня, нерешительно потоптался у порога и, вздохнув, вышел из комнаты. Я услышал, как где-то на пути у него испуганно вскрикнула женщина.
— Забирай свои корабли и людей, которые еще с тобой остались, — помогая мне собираться, бормотала Телима. — Погрузи в них свои сокровища и беги отсюда, мой убар.
Я окинул ее внимательным взглядом; она была сейчас очень красива.
— Беги! — воскликнула она. — Пусть Порт-Кар умрет!
Я подобрал с полу медаль на широкой алой ленте, с отчеканенным на ее лицевой части боевым кораблем в окружении надписи «Совет капитанов Порт-Кара», и положил его в свой кошель.
— Беги, не теряй времени! — сказала Телима. — Пусть Порт-Кар сгорит! Пусть он умрет!
— Ты очень красива сейчас, — сказал я ей.
— Пусть он умрет! — она разрыдалась.
Шагая по коридору, я еще слышал ее рыдания.
У меня было странное ощущение, будто я наблюдаю за собой со стороны.
Я точно знал, что именно буду делать, и понятия не имел, почему я это делаю.
В центральном зале, где еще недавно пир стоял горой, я неожиданно для себя застал своих офицеров.
По-моему, они были в полном составе.
Я посмотрел на их лица: широкоплечего, громадного Турнока, быстрого, всегда спокойного Клинтуса, опытного гребного мастера и многих других. Большинство из этих людей были отъявленными головорезами, грабителями и убийцами. Что же заставило их собраться в этом зале?
Боковая дверь открылась, и в комнату быстро вошел Таб.
— Прошу прощения, капитан, — извинился он. — Я занимался проверкой кораблей.
Мы обменялись оценивающими взглядами. Я улыбнулся.
— Я счастлив, что под моим началом служат люди столь усердные и старательные, — сказал я.
— К вашим услугам, капитан, — ответил он.
— А я как раз отдаю Турноку приказы подготовить корабли к выходу в море, — заметил я.
— Ваши приказы выполняются еще до того, как вы их отдаете, — расплылся в улыбке Турнок, демонстрируя дырку во рту вместо правого верхнего зуба.
— Что будем делать? — спросил один из моих капитанов.
Что им можно было сказать? Если объединенная флотилия Тироса и Коса действительно находится на подступах к Порт-Кару, тогда нам не оставалось ничего, кроме как спасаться бегством или принимать бой. Хотя ни к тому, ни к другому мы не были по-настоящему готовы. Даже если бы я сразу по возвращении в город пустил на это все сокровища, добытые мной во время последнего плавания, мы к настоящему времени не сумели бы подготовить флотилию, способную сравниться по мощи с той, что, очевидно, надвигалась сейчас на нас.
— Какова, по-твоему, численность флотилии Тироса и Коса? — спросил я Таба.
— Четыре тысячи судов, — без колебаний ответил он.
— И сколько из них боевых кораблей?
— Все.
Его предположение вполне согласовывалось с докладами моих агентов. Согласно полученным мной сообщениям, флотилия должна была состоять из четырех тысяч двухсот кораблей, две тысячи пятьсот из которых принадлежат Косу и тысяча семьсот — Тиросу. При этом тысяча пятьсот из них являются галерами тяжелого класса, две тысячи — среднего класса и семьсот — легкого.
Я усмехнулся.
Обо всем, кажется, смогли проинформировать меня агенты, вот только дата выхода вражеской флотилии в море осталась им неизвестной. И все же я не мог их в этом обвинить. Едва ли кто широко афиширует подобные вещи. К тому же корабли могут быть снаряжены и готовы к отправке в очень короткие сроки, особенно если все необходимое, включая экипажи судов, находятся под рукой. Мы с членами Совета, по-видимому, ошиблись в определении урона, который мы нанесли Тиросу и Косу захватом их кораблей с сокровищами, и того, каким образом это повлияет на развитие их военных планов. Мы не предполагали, что они начнут боевые действия еще до наступления весны, а то и лета. Сейчас, в се'кара, уже не сезон, чтобы спускать на воду корабли. Большинство переходов, за исключением, конечно, плаваний на круглых судах, делаются, как правило, начиная с конца весны и до начала осени. В се'кара, тем более в конце месяца, море очень неспокойно. Да, наши противники захватили нас совершенно не подготовленными. Сейчас их нападение было особенно опасным. В том, как нанесен был этот дерзкий, самоуверенный удар, чувствовалась рука не Луриуса, убара Коса, а Чембара из Кастры, убара Тироса, этого Морского Слина.
Я восхищался этим человеком. Это настоящий капитан.
— Что будем делать, капитан? — снова спросил офицер.
— У вас есть какие-нибудь предложения? — усмехнувшись, повернулся я к нему.
— По-моему, у нас только один выход, — удивленно начал он, — погрузить на борт ваши сокровища и рабов, благо корабли уже наготове, и скорее удирать отсюда. Мы вполне сильны и сумеем захватить себе какой-нибудь небольшой остров на севере. Там вы сможете стать нашим убаром, а мы — вашими людьми.
— Многие из капитанов давно лелеют эту мечту, — заметил второй офицер, — и готовы хоть сейчас осесть где-нибудь на северных островах.
— Или на южных, — подхватил стоящий рядом с ним.
— Тасса широка, — заметил их товарищ, — выбор у нас есть.
— А как же Порт-Кар? — поинтересовался я.
— А что за него держаться? Домашнего Камня у него все равно нет.
Я усмехнулся.
Это верно. Порт-Кар единственный из городов Гора не имел Домашнего Камня. Не знаю, то ли жители не любили его, потому что у него не было Домашнего Камня, то ли у него не было Домашнего Камня именно потому, что город не пользовался любовью.
Офицеры яснее ясного предлагали оставить город на разграбление и уничтожение матросам Тироса и Коса.
Ничего удивительного: Порт-Кар — город без Домашнего Камня.
— И многие из вас считают, — спросил я, — что у Порт-Кара нет Домашнего Камня?
Собравшиеся удивленно переглянулись: каждый знал, что Камня нет.
Воцарилось молчание.
Затем Таб сказал:
— Я думаю, нашему городу можно было бы иметь свой Домашний Камень.
— Но он его еще не имеет, — уточнил я.
— Нет, — покачал он головой.
— Интересно, — мечтательно произнес один из капитанов, — каково это — жить в городе, у которого есть свой священный Камень?
— А как город приобретает свой Домашний Камень? — спросил я.
— Люди решают, что он у него будет, вот и все, — пожал плечами Таб.
— Правильно, — сказал я. — Именно так у города и появляется свой Камень,
Присутствующие снова обменялись взглядами.
— Пришлите ко мне мальчишку-раба, Фиша, — распорядился я.
Приказ мой не прибавил капитанам понимания происходящего, но один из них отправился за Фишем.
Я знал, что никто из рабов не убежит. Им это не удастся. Тревога поднялась ночью, а в это время суток рабов, по горианскому обычаю, где-нибудь запирают. Я ни на шаг не отступал от этой традиции; даже Мидис, после того, как она в достаточной степени ублажила меня на шкурах любви, я всегда пристегивал цепью к кольцу, вделанному в основание моего ложа. Фиш сейчас тоже сидел на цепи на кухне, вместе с Виной.
Через минуту мальчишку, бледного и испуганного, привели в зал.
— Выйди на улицу, — приказал я, — найди какой-нибудь камень и принеси сюда. Он недоуменно взглянул на меня.
— Давай быстро! — прикрикнул я. Он мигом выскочил из зала.
Мы терпеливо, в полном молчании ждали, пока он не вернулся. В руках он держал камень размером с мой кулак — обычный голыш, серый с прожилками.
Я взял у него камень.
— Нож, — потребовал я.
Мне протянули нож, и я вырезал им на камне заглавные буквы названия Порт-Кара.
Покончив с этим занятием, я поднял камень над головой, так, чтобы его могли видеть все присутствующие.
— Итак, что у меня в руке? — обратился я к ним.
— Домашний Камень Порт-Кара, — едва слышно ответил Таб.
— Ну, — взглянул я в лицо офицеру, предлагавшему нам спасаться бегством, — можем мы теперь убегать?
Тот, не отрываясь, смотрел на камень у меня в руке, как на какое-то чудо.
— У меня еще никогда не было Домашнего Камня, — пробормотал он.
— Но теперь, когда он у нас есть, — допытывался я, — можем ли мы бежать отсюда?
— Нет, — не совсем уверенно ответил офицер. Я снова обвел глазами присутствующих.
— Так есть у нас теперь свой Камень или нет? — спросил я их.
— Я признаю этот камень своим священным Домашним Камнем, — торжественно произнес мальчишка-раб, Фиш.
Никто не засмеялся. Даже то, что первым признал Камень Порт-Кара мальчишка, раб, не вызвало у присутствующих раздражения: говорил он как настоящий убар.
— Я тоже признаю, — решительно кивнув головой, пробубнил Турнок.
— И я! — сказал Клинтус.
— И я! — воскликнул Таб.
— И я! — все, как один, закричали остальные.
И вдруг зал наполнился радостными криками, лязгом оружия и поздравлениями. Сотня мечей одновременно вылетела из ножен и замерла в воздухе, отдавая честь Домашнему Камню Порт-Кара. Я с удивлением заметил слезы, заблестевшие на глазах бывалых моряков, и ликование, какого прежде мне не доводилось видеть на их суровых, сдержанных лицах.
Я отыскал глазами Турнока.
— Освободите всех рабов, — приказал я. — Пусть бегут по всему городу, на пристань, в таверны, на рынки, площади — повсюду! Пусть всем сообщат эту новость! Пусть каждый узнает, что Порт-Кар обрел священный Домашний Камень!
Люди с радостью бросились выполнять мое распоряжение.
— Офицерам, — продолжал я, — вернуться на свои корабли! Выставить их в один ряд у входа в гавань, в четырех пасангах к западу от причалов Севариуса!
— Турноку и Клинтусу, — распорядился я, — остаться в моем имении.
— Нет! — в один голос воскликнули они.
— Оставайтесь в имении! — настойчиво повторил я.
Они тревожно переглянулись.
Я не мог послать их на смерть. У меня не было никакой надежды, что Порт-Кару удастся собрать достаточно кораблей, чтобы отразить нападение объединенной флотилии Тироса и Коса.
Я сжал в кулаке Домашний Камень и зашагал по коридорам, прочь из зала.
Выйдя из здания на широкую площадку, протянувшуюся до внутреннего искусственного озера, соединяющегося с одним из городских каналов, я приказал приготовить себе легкий, быстрый баркас с вырезанным у него на носу тарларионом.
Даже сюда доносились крики людей на улицах, сообщавших друг другу об обретении Порт-Каром своего Домашнего Камня, и виднелись отсветы многочисленных факелов, освещающих город как днем.
— Убар мой, — услышал я за спиной и почувствовал, как мне на плечо легла ладонь Телимы. — Ты нe собирается уходить из города?
— Прислушайся, — сказал л. — Слышишь, чго они кричат, там, на улицах?
— Кричат, что у Порт-Карa появился Домашний Камень, — пробормоталa она. — Но ведь это чушь, у Пора-Кара никогда не было и не будет священного Камня.
— Если люди хотят, чтобы у Порт-Кара был священный Камень, значит, так и будет.
— Беги отсюда, — всхлипнула она, — беги!
Я поцеловал ее и запрыгнул в баркас, уже поданный к берегу.
— К зданию Совета капитанов, — приказал я.
Гребцы налегли на весла. Возвышавшаяся над баркасов вырезанная голова тарлaриона развернулась в сторону канала и преграждающих выход из моего имения ворот.
Я обернулся к Телимe и махнул ей рукой. Она продолжала стоять у выхода из дома, в своем грязном одеянии кухонной рабыни.
Она подняла руку над головой.
Я сел на скамью у кормы баркаса.
На одном из весел я заметил мальчишку-раба, Фиша.
— Это занятие для мужчины, Фиш, а нe для мальчишки.
— А я мужчина, капитан, — ответил он, старательно налегая на весло.
Я увидел, как девушка Вина вышла ьз дома и остановилась рядом с Телимой.
Фиш не обернулся.
Баркас несся по каналам Порт-Кара к зданию Совета капитанов.
Повсюду на улицах виднелось множество факелов, в окнах горел свет.
Над ночным городом стоял гул, среди которого можно было разобрать только два слова — «Домашний Камень».
Известие распространялось среди жителей Порт-Кара, как пламя по сухому хворосту, и, как ласковый огонь, согревало им сердца.
На узких мостках, проложенных вдоль канала, в нерешительности стоял какой-то человек с узелком, надетым на переброшенное через плечо копье.
— Это правда, адмирал? — закричал он, увидев меня. — Правда, что у Порт-Кара есть теперь Камень?
— Если ты хочешь, чтобы это было правдой, — ответил я, — значит, это правда.
Человек проводил изумленным, недоверчивым взглядом проплывающий мимо него баркас.
Когда через некоторое время я оглянулся, то увидел, что этот человек, уже сбросивший со своего копья узелок, шагает за нами. На пути ему попадались другие горожане, с которыми он, размахивая руками, говорил о чем-то, и которые, я видел, разворачивались и шли следом за ним.
Ближе к центру города каналы были запружены лодками, в основном баркасами с вырезанными на носу тарларионами. Все они были доверху завалены вещами и беспорядочно сновали во всех направлениях. Каждый, кто мог, казалось, старался поскорее выбраться из обреченного города.
Я слышал, что сотни владельцев кораблей покрупнее уже оставили город и что пристани забиты людьми, горящими стремлением убраться отсюда подальше и предлагающими за это капитанам кораблей баснословные деньги. Да, ловкому человеку такая ночь может принести целое состояние.
— Плывите за адмиралом! — призывал матрос, стоящий на носу моего баркаса. — Плывите за адмиралом!
В окнах домов мелькали испуганные лица. Люди торопливо шагали по узким проходам вдоль каналов. В свете факелов в черной воде то и дело мелькали сверкающие бусинки глаз переполошившихся уртов, суетящихся нисколько не меньше людей.
— Плывите за адмиралом! — старался перекричать охваченных паникой людей матрос на носу моего баркаса.
Мы сцепились веслами с какой-то подошедшей слишком близко лодкой и долго оттаскивали наши суденышки, принося друг другу взаимные извинения.
Над водой стоял детский плач, нарушаемый испуганными голосами женщин и суровыми окриками мужчин.
Лодочники и пешеходы, те, мимо кого мы проплывали, старались как можно ближе подойти к нам, чтобы самим спросить:
— Это правда, адмирал, что у Порт-Кара есть теперь священный Домашний Камень?
Известие это было столь неожиданно для них, столь невероятно, что им необходимо было лично услышать от меня:
— Если вы хотите, чтобы это было правдой, значит, это правда!
Я видел, как то и дело то один, то другой лодочник разворачивал свой баркас и пристраивался к следующей за ними длинной веренице судов самых различных форм и размеров.
— Куда вы направляетесь? — донесся до меня голос человека, высунувшегося из окна.
— Наверное, к зданию городского Совета, — ответили ему из толпы. — Говорят, теперь у Порт-Кара есть свой священный Домашний Камень!
Я видел, как вытянулось от удивления лицо человека в окне. Какое-то мгновение он оторопело провожал глазами текущую мимо стен его дома толпу, затем исчез, и через минуту из освещенного окна нам вослед понесся его прокатившийся по залам дома изумленный и радостный вопль:
— Камень! У Порг-Кара есть свой Домашний Камень!
Едва нос нашего баркаса коснулся берега у площади перед зданием городского Совета, я, нe дожидаясь пока матросы отдадут шнартовы, спрыгнул на мостовую и направился ко входу в зал.
У дверей под навесом стояли четверо охранников, салютовавших мне ударом древка своих пик о плиты мостовой.
Я прошагал мимо них и вошел в зал Совята.
На столах стояли светильники. Повсюду были в беспорядке разбросаны бумаги. Из семидесяти-восьмидесяти человек, обычно присутствующих на заседании городского Совета, представленного ста двадцатью капитанами, в зале сейчас находилось человек тридцать-сорок. И даже когда я входил, еще двое из ниx оставили зал.
Согнувшийся над длинный столом ответственный секретарь встретил меня усталым, измученным взглядом.
Капитаны сидели молча.
Среди них я заметил Самоса, сидящего, обхватив руками свою облепленную седыми редкими волосами голову.
Еще двое капитаног поднялись со своих мест и вышли из зала.
Уходя, один из них на мгновение задержался у кресла Самоса.
— Готовьте свои корабли, капитан. Послушайтесь моего совета. Времени почти не осталось.
Самоc жестом попросил оставить его одного.
Я занял свое место.
— Прошу предоставить мне слово, — обратился я к ответственному секретарю, словно это было обычное заседание.
Секретарь озадаченно посмотрел нa меня.
Капитаны подняли головы.
— Говорите, — разрешил секретарь.
— Многие ли из вас, — спросил я у капитанов, — готовы выступить на защиту своего города?
— Сейчас не время для шуток, капитан, — сурово заметил темноволосый смуглолицый Бежар. — Большинство из членов Совета уже сбежали. И это не считая сотен младших капитанов. Круглые корабли и галеры десятками отходят от причалов. Люди, все, кто может, бегут отсюда. Все охвачены паникой. Мы не сможем найти кораблей, чтобы выступить на защиту Порт-Кара.
— Люди бегут, — согласился Антистен. — Они не хотят сражаться. Они достойны своего города.
Самос оторвал руки от лица и посмотрел на меня.
— Люди бегут из города, — грустно повторил Бежар.
— Да нет же! — воскликнул я. — Они здесь, снаружи, на улицах! Слышите?
Капитаны прислушались. Сквозь толстые стены и расположенные высоко под потолком узкие окна в зал заседаний врывался гул тысячеголосой толпы, продолжающей прибывать к зданию городского Совета.
Бежар выхватил меч из ножен.
— Они пришли убить нас! — испуганно воскликнул он.
Самос приподнял руку.
— Нет, — сказал он. — Тише! Слушайте!
— Что они говорят? — спросил кто-то из капитанов.
В зал ворвался один из мальчиков-посыльных.
— Там столько людей! — закричал он. — Прямо здесь, на площади! Их тысячи! С факелами!
— Что они там кричат? — спросил Бежар.
— Они говорят, что у Порт-Кара теперь есть свой Домашний Камень! — радостно сообщил мальчик.
— У Порт-Кара нет священного Камня, — отмахнулся Антистен.
— Есть, — сказал я.
Капитаны удивленно посмотрели на меня. Самос откинул голову назад и громко расхохотался.
Остальные капитаны дружно вторили ему.
— У Порт-Кара просто не может быть Камня! — произнес сквозь смех Самос.
— Есть. Я сам его видел, — сказал голос у меня за спиной.
Я был поражен.
Я оглянулся и, к своему несказанному удивлению, увидел стоящего рядом мальчишку-раба, Фиша. Рабам не позволялось входить в зал заседаний. Как же ему удалось пробраться следом за мной мимо стоящих у дверей охранников?
— Связать этого раба и всыпать ему плетей! — раздраженно бросил секретарь.
Самос коротким жестом призвал его к спокойствию.
— Ты кто такой? — обратился он к юноше.
— Я раб, — ответил тот. — Меня зовут Фиш. Капитаны рассмеялись.
— Но я сам видел Домашний Камень Порт-Кара, — настойчиво повторил юноша.
— У Порт-Кара нет священного Камня, — проворчал Самос. — И никогда не было.
И тогда я медленно вытащил из-под накидки то, что все это время прятал. Присутствующие замолчали. Все глаза были устремлены на меня. На неторопливо разворачиваемый мной клочок шелковой материи.
— Вот он, Камень Порт-Кара, — сказал юноша. Капитаны молчали.
— У Порт-Кара нет своего Камня, — отмахнулся от него Самос.
— Я попрошу всех капитанов пройти к выходу из здания городского Совета, — сказал я.
Все последовали за мной, и вскоре мы остановились на мраморных ступенях, выходящих на широкую площадь у здания Совета капитанов. Площадь была запружена людьми, а там, где она подходила к каналам, виднелись плотно стоящие одна к другой, качающиеся на волнах лодки, освещенные бесчисленными факелами.
— Это Боcк, — пронеслось над головами людей, — Боcк, адмирал!
Я вгляделся в эти тысячи обращенных ко мне лиц.
И затем, не говоря ни слова, высоко поднял над головой руку.
На ладони у меня лежал небольшой серый с прожилками голыш.
— Я видел его! Видел! — закричал стоящий поблизости человек. — Я видел Домашний Камень Порт-Кара! — Он разрыдался.
— Домашний Камень! — прокатилось над толпой тысячеголосое эхо и вернулось к стенам здания Совета капитанов диким ревом ликования.
Я видел слезы на глазах женщин и мужчин, видел, как отцы семейств повыше поднимали своих детей, чтобы они смогли увидеть Камень.
— Да, — услышал я утопающий в гуле толпы голос Самоса, стоящего рядом со мной, — теперь я и сам вижу, что у Порт-Кара есть Камень.
— И ведь вы не убежали, — сказал я, — ни вы, ни капитаны, до последней минуты остававшиеся в зале, ни эти люди.
Он ответил мне изумленным взглядом.
— Думаю, — продолжал я, — у Порт-Кара всегда был священный Камень. Просто до этой ночи никто не мог его отыскать.
Мы посмотрели на ликующих людей, толпившихся на площади, обнимавшихся друг с другом, не стесняясь текущих у них по щекам слез.
Самос усмехнулся.
— Да, капитан, — сказал он, — я думаю, вы правы.
Рядом с собой я заметил Фиша, размазывающего по лицу слезы и кричащего от радости ничуть не тише остальных.
— Да, капитан, — задумчиво повторил Самос, глядя на охваченных единым порывом горожан, — вы абсолютно правы.
Назад: Глава пятнадцатая. ТРИУМФАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ БОСКА В ПОРТ-КАР
Дальше: Глава семнадцатая. ЗАЩИТА БОСКОМ ПОРТ-КАРА