Глава 7
Писарь. Тыловые будни
Месяц Святого Огюста Зодчего
Бесовски сложно целиться из арбалета, пытаясь при этом не вылететь с задков несущейся во весь опор кареты. Особенно если возница гонит лошадей по разбитой тележными колесами проселочной дороге, а вдогонку мчится отряд легкой кавалерии еретиков.
Из кареты тянет дымом — господин Орн жжет документы. Ханс Молт нахлестывает лошадей и недобрым словом поминает Святых. Карл Вадер их тоже поминает, но он молится, чтобы не лопнул удерживающий его ремень.
Оторваться от еретиков надежды уже не осталось, но и сдаваться резона никакого нет. А значит, игра в кошки-мышки какое-то время еще продолжится.
Карл навел арбалет на вырвавшегося вперед кавалериста, но тут колесо телеги угодило в выбоину, писаря мотнуло, и болт ушел в молоко. И ладно бы дело ограничилось промахом — так нет, пряжка ремня не выдержала, и парень полетел в придорожный овраг. Несколько мгновений он кувыркался по крутому склону, потом ступня угодила в какую-то корягу, и перед глазами вспыхнули звезды, а вечерние сумерки сменились непроглядной тьмой.
Проснувшись от собственного крика, Карл обхватил руками сведенную судорогой ногу и скрипнул зубами от невыносимой боли. Подождал, пока перестанет крутить вывихнутый пару месяцев назад сустав, откинулся на подушку и вытер со лба холодный пот.
Это всего лишь ночной кошмар. Просто ночной кошмар.
Парень кое-как доковылял до стоявшего на столе кувшина с водой, напился и, заслышав петушиный крик, распахнул окно. Да нет — не ночной. Светает уже.
Несколько раз присев, писарь размял ногу и принялся собираться на службу. За последнее время с кошмарами он уже свыкся. Да и какой прок переживать из-за ночных видений, когда сама твоя жизнь очень уж напоминает дурной сон?
Штурм Нильмары, ночное бегство из осажденного города и вновь война — теперь уже в Вельме. Огонь, кровь и темное искусство Высших. И снова бегство. А напоследок падение из мчавшейся во весь опор кареты.
Тогда Карлу улыбнулась удача: он отделался вывихнутой ногой, а преследовавшие их еретики ввязались в бой с отступавшим к Хрустальному озеру отрядом ополченцев. Вот только потом его вновь закрутило, словно белку в колесе, — господин Орн куда-то запропал, и писаря с другими беженцами вывезли в Марну.
И вместе с тем Карл на судьбу не жаловался. Как ни крути, рекомендации бывшего командира сделали свое дело, и его назначили помощником коменданта тыловой крепости в окрестностях Ронева. Пусть работенка и оказалась сущей каторгой, но писарь прекрасно понимал, насколько ему повезло: большинство способных держать оружие беженцев без промедления перекинули на полночь Марны. А судя по поступавшим донесениям, бои за Вельм не шли ни в какое сравнение с разгоревшимися сейчас там сражениями.
Когда Карл вышел из выделенной ему комнатушки и по скрипучей лестнице спустился на первый этаж, дремавший на стуле дежурный поднялся на ноги и со всем возможным почтением поздоровался:
— Доброе утро, господин Вадер.
— Доброе утро, — кивнул в ответ парень. — Что нового?
— Господин комендант как в Ронев с вечера уехал, так и не возвращался, а Жак Такарь требовал ему людей выделить. Еще полдюжины купцов разрешения на проезд дожидаются. Это только вчерашние. Ну и бродяг каких-то ночью привезли. А армейские обозы, как и приказывали, не задерживаем.
— Понятно, — поморщился Карл Вадер. Раз коменданта нет, придется ему самому с контрразведчиком разбираться, а где он сейчас свободных людей возьмет? Нет таковых, самим бы кто выделил. Еще и бродяги. А текучкой когда заниматься? — Я в кутузку, потом к Жаку загляну. Кому понадоблюсь, пусть там ищут.
— Хорошо, господин Вадер, — плюхнулся обратно на стул дежурный.
Карл вышел во двор, поежился от утренней прохлады и запахнул теплую куртку. Крепость только просыпалась, но из труб уже начали тянуться к небу жиденькие струйки дыма, у кузницы лязгало железо, тетки тащили на помойку бадью с очистками, да, как обычно, орал на бестолковых подчиненных сержант. Впрочем, набранных из крестьян парней криками было не пронять и время от времени от казармы доносились глухие удары дубинки.
Всю дорогу до переделанной из армейских казематов кутузки, в которую теперь запирали шатавшийся по дорогам сброд и прихваченное на воровстве жулье, писарь напряженно размышлял, какие дела из сегодняшней текучки получится перекинуть на завтра. Потом плюнул и перестал забивать себе голову всякой ерундой.
Плюнул еще и потому, что проходил мимо госпиталя, в который свозили с полуночи раненых солдат. Вонь разложения и смерти так шибанула в нос, что перехватило дух. Писарь приметил лежавшие прямо на земле трупы, накрытые небрежно наброшенными дерюгами, и наказал себе непременно устроить разнос ответственным за вывоз тел медикам. Вчера ведь вечером еще должны были в общую могилу покойников свезти. Разгильдяи!
— Доброе утро, господин Вадер! — помахал Карлу надкушенным бутербродом сидевший на крыльце кутузки Шарль Мааре. Заведовавший тюрьмой толстяк постоянно что-то жевал, за что и получил от сослуживцев несколько весьма нелицеприятных прозвищ.
— Доброе утро, Шарль, — сглотнул слюну парень, прекрасно понимая, что до полудня выкроить время на трапезу просто-напросто нереально. — Как постояльцы?
— Сегодня спокойно. Троих только за ночь привезли. Жулье.
— Сейчас глянем, — обреченно вздохнул Карл, которому жутко не хотелось тратить свое время на подобную ерунду.
— Ты ж не завтракал, поди? — дожевал бутерброд Шарль. — Пошли перекусим.
— Некогда, — отказался писарь, уже уловивший идущий от собеседника винный дух. — Какие новости?
— Отступают, — помрачнел тюремщик. — Скоро столицу осадят.
— Вот ведь! — поежился Карл. Если уж, несмотря на помощь Стильга, армия Марны продолжает отступать, выходит, совсем дела плохи. Как бы опять бежать не пришлось. Что ж, ему не привыкать, а вот местные последнее время ходят как в воду опущенные. Поэтому и вином лечатся. Не ожидали они такого, на полуденного соседа надеялись. Да только Высших так просто не остановить…
— И не говори, — ссутулился Шарль. — Скоро и до нас докатится.
— Тебе-то что? Тюремщики всем нужны.
— Не, я не останусь. На полуночи бес знает что сейчас творится. Говорят, люди целыми хуторами пропадают, и никому никакого дела. Нет, если еретики власть возьмут, мне тут делать нечего.
— У нас поначалу тоже такое было, — кивнул Карл. — Ладно, побегу я.
Он распахнул дверь казематов и начал спускаться по каменной лестнице в подвал.
— Погодь, ключи возьму. — Шарль стряхнул с воротника крошки, засунул в рот остатки бутерброда и поспешил за парнем.
Помимо всего прочего, в обязанности Карла входило проводить предварительное дознание и решать дальнейшую судьбу арестантов. Задержанных по недоразумению — отпустить; дезертиров — под трибунал; бродяг — армейским вербовщикам или на принудительные работы; прихваченных на горячем жуликов — королевскому правосудию в Ронев или тем же вербовщикам, а особо отпетых товарищей — так и вовсе сразу на виселицу. Вроде ничего сложного, но поди разберись, кто есть кто.
Карл кивнул поздоровавшемуся с ним караульному, дождался, пока Мааре отопрет небольшую каморку, и уселся на колченогий табурет, стоявший у поцарапанного письменного стола. Шарль запалил лучину и бухнул на столешницу толстенную тюремную книгу. И уточнил:
— Я ведь тебе не нужен?
— Нет. — Вадер разжег от лучины свечи, открыл пухлый том и попросил: — Пусть заводят, чего время терять?
— И в самом деле, нечего время терять, — заметно повеселел толстяк, по долгу службы обязанный присутствовать при допросах, но всегда старавшийся от этой обязанности увильнуть. Не столько из лености, сколько из-за хронического ревматизма, обострявшегося всякий раз после долгого пребывания в холодном и сыром подвале.
С первыми двумя арестантами Карл разобрался с лету — да с ними и в самом деле все было ясно с первого взгляда. Бродяги. Одного забрали за попрошайничество, второй пытался стащить курицу. На закоренелых жуликов они не походили, а значит, вполне могли получить шанс начать зарабатывать харчи честным трудом. Например, в армии его величества. И пусть таким крутым поворотом в своей судьбе ни первый, ни второй счастливы не были, писаря это заботило меньше всего.
А вот с третьим задержанным пришлось повозиться. Этот, несомненно, выбивался из общего ряда бродяг, попрошаек и мелких жуликов. Примерно так же, как бросается в глаза наблюдательному человеку заглянувший в бордель монах. Пусть он и переоделся в мирское, но шила-то в мешке не утаишь.
— Присаживайтесь, — указал Карл вставшему перед столом высокому брюнету, добротный дублет которого оказался порван и выпачкан чем-то бурым. Кровью? Должно быть, так и есть — нос у арестанта заметно припух.
— Благодарю. — Задержанный опустился на табурет и тут же получил по почкам от стоявшего позади надзирателя.
— Руки за голову поднял, быстро! — рявкнул тюремный охранник прямо в ухо скорчившемуся от боли парню.
— Спокойней, спокойней, — попросил скрививший уголок рта писарь. Арестант симпатии у него не вызвал. Слишком физиономия смазливая. Вот девкам такой красавчик точно должен нравиться. И ведь явно не местный уроженец. — Как вас зовут?
— Мигель вон Марцони! — даже с некоторым вызовом бросил сцепивший на затылке пальцы бродяга.
— Место и год рождения?
Записывая имя арестанта в тюремную книгу, Карл намеренно упустил приставку, обозначавшую в Довласе пожалование ее обладателю рыцарского титула. На выходца из благородного сословия этот пройдоха при всей его ухоженности не походил.
— Город Кимр, что в Драгарне. Год девятьсот пятьдесят второй от Великого Собора.
— Род деятельности?
— Менестрель. Поэт и музыкант.
— Причина задержания?
— Понятия не имею, — честно глядя в глаза писарю, заявил Мигель.
— Вот как? — удивился тот. — То есть серебряные часы одного из постояльцев «Лисьей норы» оказались в вашей поклаже совершенно случайно?
— Я уже говорил, что не знаю, как они туда попали! — с нешуточным возмущением в голосе воскликнул самозваный менестрель. — Мне их подкинули!
— Мне б так подкидывали! — хохотнул стоявший позади парня надзиратель.
— Подкинули, это понятно. — Карл Вадер начал просматривать запись об обстоятельствах задержания парня. — Но зачем было устраивать драку? Пытаться сбежать? Ясно ведь, что королевское правосудие не позволит оклеветать невиновного!
— Я… Я растерялся! Просто растерялся. Меня сразу начали бить… Это какое-то недоразумение!
— А серебряную посуду тоже подкинули?
— Нет, не подкинули, — облизнул губу Мигель. — Мне предложили очень выгодно эту утварь купить, и я не устоял.
— Кто предложил? — заинтересовался Карл.
— Не знаю. На рынке предложили. Еще в Довласе.
— И дорого взяли?
— Нет, не очень…
— А чем вы расплатились?
— Что значит — чем? — презрительно фыркнул Мигель. — Если я сейчас на мели, это не значит, что так было всегда! Высшее общество Довласа в очередь выстраивалось, чтобы пригласить меня выступать! Сама герцогиня не единожды…
— Понятно, — перебил Мигеля писарь. — А где же ваш инструмент? Вы ведь музыкант?
— Его сломали, — помрачнел парень. — Мою лютню…
— И кто этот негодяй?
— Один ревнивец, — взял себя в руки менестрель.
— Вот заливает, — развеселился надзиратель. — Не гневи Святых, жулик несчастный! Перед герцогиней он выступал…
— Но это правда! — вскинулся было Мигель и вновь схлопотал по почке. Надзиратель работал с Карлом не первый раз, и они давно понимали друг друга без слов.
— Если в Довласе было все так замечательно, — как ни в чем не бывало продолжил допрос писарь, — зачем же вы перебрались в Марну?
— Я менестрель! — повысил голос парень. — Меня нельзя, как певчую птицу, запереть в клетку! Я должен путешествовать! Дарить людям свои песни! Собирать…
Что именно намеревался собирать в путешествиях менестрель, Карл так и не узнал. Да его это в общем-то ничуть и не интересовало. Надзирателя тоже: ухватив парня за плечи, он хорошенько приложил коленом ему по пояснице, и арестант со стоном повалился на пол.
— Ерунда какая-то, Мигель, получается, — прекратил грызть кончик пера писарь, когда тюремный охранник вновь усадил побледневшего менестреля на табурет. — С хлебного места ты убежал. Лютню потерял. Вместо нового инструмента купил серебряную посуду. Да еще и часы украл. Мне кажется, ты водишь нас за нос.
— Святыми клянусь, так и было! — простонал скривившийся от боли Мигель.
— А у меня между тем начинает появляться подозрение, что ты засланный к нам еретиками соглядатай, — улыбнулся Карл, но добродушия в его улыбке было ни на грош. — Довлас хоть и объявил о нейтралитете, но войска Ланса к нашим границам пропустил. А ты недавно прибыл из Довласа…
— На дыбу? — исключительно для менестреля уточнил надзиратель, просто обожавший работать в паре с хлипким на вид писарем, который иной раз мог дать фору и видавшим виды королевским дознавателям. Находило на паренька временами что-то такое…
— Зачем же? Мигель нам сейчас сам все расскажет, — подмигнул менестрелю Карл, прекрасно осознававший всю абсурдность выдвинутого обвинения. — Ты ведь не разочаруешь нас, Мигель?
Менестрель и сам был бы рад не разочаровать дознавателя, но ничего ответить не смог: зажавший его шею в сгибе локтя, надзиратель усилил хватку, и едва не свалившийся с табурета парень засучил ногами по полу.
— Достаточно, пожалуй, для первого раза, — остановил тюремного охранника писарь, и тот нехотя отпустил побагровевшего прощелыгу. — Ну, Мигель, с какой целью тебя отправили в Марну?
— Никто… — закашлялся парень. — Никто меня не отправлял…
— Да ну? — делано удивился Карл и взмахом руки остановил решившего повторить удушающий прием надзирателя.
— Всеми Святыми клянусь, так и есть, — отняв ладони от горла, прохрипел Мигель.
— Тебе видней, — пожал плечами писарь и больше тюремного служаку одергивать не стал.
Когда потерявший сознание менестрель свалился на пол, надзиратель выплеснул ему в лицо ковш воды. Арестант моментально очнулся, с трудом уселся на табурет и сразу же получил по почкам.
— Руки за голову!
— Продолжаешь запираться? — уставился на менестреля Карл.
— Может, на дыбу? — вновь предложил надзиратель.
— Пожалуй, придется…
— Нет, не надо, — взмолился Мигель. — Я все расскажу, все!
— Да ну?! — удивился Карл. — Кто тебя завербовал?
— Никто! — чуть ли не плача, залепетал менестрель. — Мне пришлось уехать из Довласа, у меня не было выбора.
— Почему?
— Ревнивый муж…
Мигель никак не ожидал, что табурет из-под него может вылететь столь стремительно, а потому со всего размаху приложился затылком о пол. Несколько минут музыкант повалялся, приходя в себя, потом надзиратель ухватил его за шиворот и усадил обратно.
— Ревнивый муж тебе бы кишки выпустил, — покачал головой начавший звереть Карл. Дел сегодня у него было просто невпроворот. — Или просто физиономию начистил.
— Я случайно позаимствовал… — Менестрель замолчал и облизнул губы.
— Ну? — поторопил его писарь. — Что ты спер в Довласе?
— Кольцо. Золотое кольцо.
— Кольца в твоих пожитках не было.
— Я его продал.
— Кому ты мог продать краденое кольцо? — усмехнулся почувствовавший в словах Мигеля какую-то недоговоренность писарь.
— Скупщику…
— О! Так ты со скупщиками краденого знаешься? — оживился Карл. — Ну-ка с этого места поподробней…
— Да чего там знаться? Можно подумать, их искать надо…
— Не свисти! У человека с улицы скупщик и медной брошки ворованной не возьмет. — Надзиратель уже примерился отвесить музыканту подзатыльник, но опустил руку, когда писарь покачал головой.
— Я в Ольнасе без малого год прожил… — замялся музыкант. — И в кабаках поначалу выступать приходилось, а там с кем только не познакомишься. Да и вообще…
— Подворовывал, значит, — кивнул Карл и уставился на заглянувшего в дверь Шарля Мааре: — Чего еще?
— Тебя Такарь срочно к себе требует.
— Вот ведь! — выругался писарь, захлопнул чернильницу и направился на выход. — Этого обратно в камеру, я с ним еще не закончил.
Жак Такарь дожидался Карла на улице. Нервно постукивая плетью по голенищу сапога, армейский контрразведчик даже не пытался скрыть своего недовольства — стоило писарю подняться из подвала, как он сразу же принялся орать:
— Сколько можно ждать? Разве вам не передавали, что десяток солдат нужен прямо с утра?!
— Передавать — передавали, — спокойно выдержал взгляд собеседника Карл. Сейчас, как никогда, господин Такарь показался ему похожим на принявшего человеческое обличье таракана. Одутловатое лицо, тоненькие, слегка завитые по последней моде усики… — Но свободных людей у меня нет, и взять их неоткуда.
— Что?! — взвизгнул Жак. — Вы что, совсем ничего не понимаете? Для участия в облаве мне нужен от вас десяток солдат!
— Обращайтесь к господину Маавалю, — только и пожал плечами Карл, прекрасно понимая, что вряд ли комендант объявится даже к вечеру. Высшее общество Ронева казалось ему более подходящей компанией, нежели собственные подчиненные.
— Когда он вернется, будет поздно!
— Поговорите с командиром гарнизона…
— Он и так выделил полторы дюжины бойцов.
— Пусть еще выделит.
— Больше он не может!
— Я тоже.
— Все! — взмахнул плетью Жак. — Хватит! Я доложу о неподчинении…
— Карл, можно тебя на пару слов? — На шум перебранки вышел командовавший гарнизоном лейтенант Эдмунд Дюмиль.
— Одну минуту, господин Такарь, — отошел к лейтенанту писарь.
— Выдели ему людей, — попросил вдруг Эдмунд. — Не лезь на рожон.
— С чего бы? — поразился необычной просьбе Карл. Дюмиль и Такарь настолько не выносили друг друга, что обычно даже не здоровались при встрече. Писарь краем уха слышал, что черная кошка между ними пробежала, еще когда оба служили в городской тюрьме Ронева. — У меня каждый человек на счету.
— Этот подлец выбил из кого-то информацию, где прячется банда Жиля Таарне, — пояснил лейтенант. — Не дашь ему людей, он настрочит кляузу. Ну и бандитов прижучить неплохо было бы.
— Понятно, — кивнул писарь и зашагал к дожидавшемуся его ответа контрразведчику.
По большому счету, особого выбора и не было: только за прошлую декаду головорезы Таарне сожгли окрестный хутор и напали на два армейских обоза. Если им и сейчас удастся ускользнуть, полетят головы.
— Десяток людей я вам, господин Такарь, дать не могу…
— Сколько? — успокоился почувствовавший смену настроения собеседника Жак.
— Полдюжины.
— Мало.
— Больше никак. И то мне самому ехать придется.
— Бес с вами, собирайтесь. Отправляемся через четверть часа.
Карл задумчиво посмотрел вслед торопливо шагавшему к воротам контрразведчику, потом обернулся к командиру гарнизона. Дюмиль только пожал плечами и ушел в казарму. Писарь выругался и поспешил в караулку.
— Господин Вадер! — нагнал его дежурный. — Господин Вадер!
— Что? — устало вздохнул парень. — Что опять стряслось?
— Торговцы требуют, чтобы им проезд разрешили!
— Позже, — отмахнулся Карл. — Вели разъездную карету заложить.
Дежурный вытер рукавом потное лицо и побежал на конюшню. Писарь сплюнул под ноги и пошел через двор, размышляя, кого из комендантского десятка без особых последствий можно забрать для участия в облаве. По всему выходило — никого.
Банду Таарне обложили на небольшом хуторе в окрестностях Ронева. Обложили хорошо — помимо полутора дюжин солдат Эдмунда Дюмиля и пятерых подчиненных Карла Вадера из города прислали два десятка армейских жандармов.
И все же Жак Такарь был недоволен.
— Больше никого взять не мог? — оставляя людей Карла караулить уходившую к просеке дорогу, ткнул он пальцем в хромого кучера. — Этот у тебя тоже за бойца идет?
— Обижаете, ваша милость, — усмехнулся кучер и показал на лежавший под рукой арбалет. — Кое-чего и мы могем…
— Смотри, — обернулся к писарю контрразведчик. — Если они из-за тебя уйдут…
— Никто никуда не уйдет, — буркнул Карл, разглядывая петлявшую меж высоких кустов дорогу, заросшую по обочинам репейником. — Сами, главное, не зевните.
— Не каркай. — Жак зашагал к готовившимся окружить хутор солдатам.
— Карету на просеку загоняйте, — распорядился писарь и хмуро посмотрел на расслабившихся бойцов. — И арбалеты взводите.
Маяться дурью парням не хотелось. Хотелось закутаться в куртки и посидеть на солнышке. А если получится — то и вздремнуть. Все одно бандитам сюда ну никак не прорваться. Зря, что ли, столько народу понагнали?
— Быстро! — рявкнул Карл, исключительно с целью настоять на своем.
И хоть бойцы комендантского десятка приехавшего невесть откуда задохлика за командира не считали, приказ они выполнили незамедлительно. Как-никак именно этот самый задохлик ведал начислением и выплатой жалованья — старого казначея вздернули за растрату, а нового прислать никто так и не удосужился.
Недовольно бурча себе под нос ругательства, парни разошлись по кустам, Карл проверил, не видно ли с дороги карету, и присоединился к ним. И пусть вырваться с хутора у бандитов не было ни единого шанса, писарь все же приладил болт на взведенный арбалет. Береженого Святые берегут. И никак иначе.
К тому же судя по доносившимся с хутора крикам, схватка там разгорелась нешуточная. Это сколько народу Таарне в банду набрал, что с ними четыре десятка солдат совладать не могут?
Настороженно прислушиваясь к лязгу оружия и обрывкам долетавших до опушки леса команд, Карл бдительности не терял, на щебетанье пичуг не отвлекался и время от времени шпынял слишком уж расслабившихся, по его мнению, бойцов. Те недовольно бурчали, но переставали ковыряться в носу и спорить, какая птица кружит в небе да получится ли у кого-нибудь из них затащить на сеновал жену сапожника.
Поэтому вовсе не удивительно, что, когда из кустов к просеке метнулась четверка одетых лишь в исподнее парней, Карл среагировал первым. Вообще, целил писарь по ногам, но стрелок из него был так себе, и только чудом болт не ушел в молоко, а угодил в живот опередившему подельников бандиту. Тот как подкошенный рухнул на землю, остальные разбойники на миг оторопело замерли на месте, и тут в них разрядили арбалеты спрятавшиеся в кустах бойцы комендантского десятка. Как ни странно — попали все.
Три болта угодили в бородача с кавалерийской саблей, четвертый сбил с ног уже попятившегося к кустам парнишку.
Последний из головорезов развернулся и задал стрекача, но прихромавший от кареты кучер упер ложе арбалета в ствол склонившейся к самой земле надломленной березки и влепил ему болт аккурат промеж лопаток.
— Стоять! — рявкнул Карл на начавших выбираться из кустов бойцов. — Арбалеты взвести, из леса не выходить!
Тут по просеке прискакали отправленные наперерез бандитам жандармы, и писарь немного расслабился. И даже не пошел вместе с остальными добивать беглецов. Вместо этого он залез в карету, уселся на скамью и моментально задремал. В последнее время чужая смерть не трогала его совершенно, а вот с необходимостью спать по четыре-пять часов в сутки он свыкнуться так и не смог.
Проснулся Карл от надсадного лая собак. Выглянул из кареты и выругался: заезжать на хутор им не было никакой надобности.
— Так это, ваша милость, — кивнул на жандармов кучер, — велели…
Карл, припомнив, сколько на сегодня запланировано дел, вновь выругался и отправился на поиски Жака Такаря. Но тот будто сквозь землю провалился. Пришлось писарю побеспокоить Эдмунда Дюмиля, который сосредоточенно пинал одного из захваченных живыми бандитов.
— Жак? — вытер с лица пот лейтенант и указал на укрытое покрывалом тело. — Вон твой Жак лежит. Допрыгался.
— Как же так? — опешил Карл, уже куда внимательней огляделся по сторонам и даже присвистнул от удивления: складывалось впечатление, что по хутору пронесся ураган. Да и мертвые тела попадались на глаза как-то очень уж часто. Всюду кровь, местных и не видать вовсе.
— Не умел с осведомителями работать, вот и помер, как дурак. Еще и нас за собой чуть не утащил, — сплюнул себе под ноги Дюмиль. — Две банды здесь околачивались. Две! Без малого три десятка головорезов. Хорошо хоть врасплох застать получилось.
— С Жилем что?
— А вот Жиля тут как раз и не было. — Эдмунд со всего маху пнул по ребрам валявшегося на земле бандита, и связанный по рукам и ногам мужик глухо застонал. — Но мы узнаем. Узнаем…
— Не говорит? — подошел к ним жандармский фельдфебель.
— Нет.
— Где Жиль? — Ухватив бандита за ворот, жандарм со всего маху врезал ему по скуле, потом выпрямился и добавил ногой. — Говори! Где этот выродок?! Ну?!
Карл поморщился, услышав, как что-то хрустнуло под каблуком фельдфебеля, и тяжело вздохнул:
— Вы как, сразу его забить собираетесь или все-таки для начала, где Таарне, узнаете?
— И что ты предлагаешь? — заинтересовался Дюмиль. — Вот, помнится, у нас в тюрьме комендант таких пыточных дел мастеров подобрал, любо-дорого на их работу смотреть было. Но это ж уметь надо…
— А вы ботинки с него снимите да пятки и подпалите, — указал на разведенный прямо во дворе костер писарь. — Ну или не пятки. Или еще чего. Сам все расскажет.
— Толково придумано, — заулыбался фельдфебель.
— Вы только спросить не забудьте, зачем тут такая шобла собралась и кто их нападать на армейские обозы надоумил, — посоветовал Карл и зашагал к карете.
— А может, ты сам… — окликнул парня Эдмунд, — его поспрашиваешь, значит?
— Не, у меня и своей работы по горло, — отказался писарь, забрался в карету и помахал на прощанье рукой: — Бывайте!
К своему хозяйству Карл Вадер вернулся в приподнятом расположении духа. А почему — и сам толком объяснить бы не мог. Полдня потеряно, дел невпроворот, комендант так и не объявлялся, и тем не менее парень выбрался из остановившейся во внутреннем дворике крепости кареты вполне довольный жизнью.
Впрочем, благодушного настроя хватило ненадолго. Тут же прибежал дежурный и все испортил:
— Господин Вадер, господин Вадер, — зачастил он, — торгаши волком воют. Один так и вовсе жаловаться грозится, если ему немедленно пропуск не оформят…
— Пошли глянем на твоих торгашей! — тяжело вздохнул писарь, рассчитывавший для начала заморить червячка. Не вышло.
— С тех бы, кто поближе едет, начать, а, господин Вадер? — заканючил не отстававший от него дежурный. — Просили очень…
— Просили, говоришь? — усмехнулся писарь, прикидывая, на какую мзду расщедрились хитрые торгаши в этот раз.
— Так и есть, господин Вадер. Да и нервничают они…
— Посмотрим, что можно сделать…
А торговцы и в самом деле заметно нервничали. Ну еще бы! Некоторые со вчерашнего вечера тут застряли. И если тем, кто частенько таскался с товарами по этой дороге, еще удавалось сохранять спокойствие, то первый раз попавшие в такую переделку рвали и метали.
— Кто на Ронев? — не повышая голоса, поинтересовался писарь, и в тот же миг наступила тишина. Купцы разом перестали галдеть, один из них, на ходу доставая бумаги, подбежал к Карлу.
— Я, ваша милость.
— Товар проверен? — изучая подорожные документы, уточнил писарь у дежурного.
— Так точно! — бодро отрапортовал тот.
— Отведи в канцелярию. Скажи, пусть пропуск оформляют.
— Так уже оформлено все, — вытащил пройдоха из-за пазухи слегка помятый документ. — Вот!
— Чернила и перо тащи. — Карл отошел под навес и уселся на придвинутую к столу лавку. — На Сарин кто?
— Но позвольте! — с возмущенным видом зашагал к писарю толстяк в не по погоде теплом плаще. — Что это получается?! Я здесь с ночи стою, а передо мной всех кого ни попадя пропускают! Вы вначале мне пропуск оформите, а потом уже…
— Вы плохо слышите? Я сказал: подходят те, кому на Сарин, — безмятежно глянул в небо Карл.
Толстяк не понравился ему с первого взгляда. И сложением, и беспардонными манерами он напоминал бургомистра Мерна, а тот был той еще сволочью. Да и сынок его ничуть не лучше.
— Я буду жаловаться! — завопил торгаш.
— Святые в помощь.
Писарь раскрыл принесенную дежурным чернильницу, поставил отметку на пропуске в Ронев и принял документы у знакомого купца, везшего ткани на ярмарку в Сарин. Следом подошли еще трое торговцев, но толстяк не унимался, от навеса не отходил и что-то тихонько бурчал себе под нос.
— Кто на Магрев, подходите!
Дежурный сунулся было к возмущенному толстяку, но тот даже слушать его не стал, с презрением что-то процедил и отвернулся. Старый служака сплюнул и вернулся под тент.
— Тупой жирдяй! — фыркнул он, и подписывавший очередной пропуск Карл Вадер ухмыльнулся. Именно что тупой. Не хватает ума договариваться, как все нормальные люди, пусть ждет. На час-другой позже в путь отправится, глядишь, в другой раз пасть свою открывать не будет.
Очередь толстяка подошла к двум часам пополудни. Шумно отдуваясь, он выложил на стол подорожные документы и скрестил на груди полные руки.
— Огюст Грамине? — уточнил Карл. — Следуете из Акраи в Ольнас?
— Так и есть, — буркнул купец.
— Товар досмотрен? — обмакнув перо в чернила, уточнил писарь. Тратить время на толстяка ему уже расхотелось.
— Никак нет! — радостно заявил дежурный.
— Как так? — бросил перо обратно в чернильницу Карл. — Это еще почему?
— Говорит, там фарфор дорогущий из Пахарты, — подмигнул старый служака. — Как бы мы, вскрывая упаковку, не повредили чего…
— Так и есть, — важно подтвердил толстяк. — Это очень-очень дорогой заказ нашего постоянного партнера. Если вскрыть упаковку, мы просто не довезем фарфор по таким дорогам!
— А я тут при чем? — фыркнул Карл и отправил дежурного в караулку: — Беги, парней позови.
— Упаковку нарушать нельзя, — продолжил гнуть свою линию толстяк, потом тяжело вздохнул и предложил: — В подтверждение своих слов я могу компенсировать ваше беспокойство…
— Беги-беги, чего встал? — одернул писарь замершего при этих словах на месте дежурного. Брать деньги у странного толстяка не хотелось. Как-то это все дурно попахивало. — Ничего с вашим фарфором, господин Грамине, не случится. После досмотра спокойно поедете дальше.
— Я хотел по-хорошему, — оскалился вдруг оглядевшийся по сторонам купец. — Но ты, мальчишка, намеков не понимаешь. Немедленно оформляй пропуск или пожалеешь!
— Что?! — От изумления даже привстал со скамьи парень. Чисто машинально он взял сунутый ему Огюстом листок и скрипнул зубами от досады.
Протянутый толстяком документ оказался охранной грамотой, подписанной лично начальником армейской контрразведки графом Нармильи. «Огюсту Грамине, уроженцу Стильга. Не чинить препятствий, не досматривать груз, оказать содействие…»
— Выписывай пропуск, щенок, — без приглашения уселся на лавку купец, спутавший задумчивость писаря с испугом. — И кто тебя только на службу взял?! Я такому коровьи лепешки собирать бы не доверил!
— Закрыли бы вы рот, господин Грамине, — совершенно спокойно попросил Карл. — А то плетей огребете.
— Что?! — в голос заорал толстяк. — Да как ты смеешь, ублюдок?!
— Вы плохо слышите? — глянул на подошедших караульных писарь.
— Ты пожалеешь! Немедленно позовите представителя контрразведки!
— Боюсь, это невозможно, — вновь начал разглядывать грамоту Карл. На подделку она не походила, да и датирована была прошлым месяцем. Как раз обоз успел до Акраи добраться и обратно обернуться.
— Тогда коменданта! — попытался подняться с лавки Грамине, но вставшие позади дюжие парни усадили его обратно.
— И это тоже.
— У тебя что, уши дерьмом забиты? Ты меня не слышишь? Или человеческую речь понимать разучился?! Если немедленно не оформишь пропуск, я позабочусь, чтобы тебя на рудниках сгноили!
— Не надо так волноваться, — с трудом сохраняя спокойствие, ответил писарь. Оформить пропуск? Для начала толстой сволочи придется землю жрать. Будь они наедине, Карл еще мог бы пойти на попятную, но только не теперь. — Сейчас отправим запрос, не подделана ли грамота…
— Ждать, пока придет ответ из Магрева? — взвыл толстяк.
— Из Ронева ответа будет достаточно, — составляя запрос в контрразведку, пояснил писарь.
— Ты совсем с ума сошел?! — завопил Огюст. — Мальчишка, ты хоть понимаешь, какие будут последствия? Да тебя прилюдно высекут!
— В камеру его. — Карлу захотелось со всего маху шибануть чернильницей по жирной физиономии, и удержать себя в руках ему удалось с величайшим трудом.
— Стоит ли, господин Вадер? — указал на грамоту дежурный.
— Отправь с курьером, — сунул ему запрос в контрразведку писарь и повторил: — А господина Грамине в камеру. В камеру, я сказал!
— Да ты!.. — заорал было толстяк, но тут один из караульных ткнул ему под ребра кулаком, и Огюст моментально умолк.
Карл тяжело вздохнул и отправился обедать. Что он будет делать, когда придет ответ по грамоте, парень пока не решил. Как не решил, стоило ли заваривать эту кашу вообще. Но слово не воробей — раз уж взял карты в руки, придется сыграть партию до конца.
Главное, чтобы не вернулся комендант.
Но комендант вернулся. Более того, именно он и привез известие о том, что охранная грамота является подлинной. И ладно бы просто привез, так нет — господин Мааваль был бесовски зол. То ли ему пришлось по такому случаю покинуть застолье, то ли контрразведчики хвост накрутили, но от криков начальника у Карла моментально зазвенело в ушах.
— Где он? Где этот торгаш? — наконец выдохся комендант, предварительно помянув родственников писаря вплоть до согрешившей с ослом прабабки.
— В камере, господин Мааваль, — чувствуя, как у него начинают гореть щеки, ответил Карл.
— Немедленно сюда его!
Писарь опрометью бросился к казематам и, заметив спешившего ему навстречу Шарля Мааре, замахал руками:
— Выпускай толстяка, выпускай!
— А что такое? — удивился тот.
— Комендант приехал.
— И?
— Грамота настоящей оказалась.
— Вот так дела! — удивился Шарль. — А ты посмотри, что мы у него в подкладе плаща нашли…
— Вы его обыскали, что ли? — обомлел парень.
— А как иначе? — удивился тюремщик. — А если б он удавился или вены вскрыл в камере?
— Ой, е-е-е…
— Да ты смотри, — сунул Шарль писарю какие-то листы. — Интересный человек этот Грамине. У него охранные документы от надзорной коллегии Стильга, тайной жандармерии Довласа и… ни за что не угадаешь…
— Ну? — насторожился парень.
— Посла Ланса в Довласе!
— Да ну?
— А ты сам глянь! Стильгскую грамоту проверить я курьера уже отправил. А с этими что делать — ума не приложу.
— Вот ведь! — задумался Карл. Выходит, ему не показалось: от господина Грамине и в самом деле чем-то нехорошим попахивало. Но ведь грамота настоящей оказалась… — Веди жирдяя к коменданту, я с ним поговорю…
Да только комендант даже слушать ничего не захотел. Стоило писарю только заикнуться о проведенном обыске, как он вновь начал орать, и не затыкался, пока Мааре не привел купца.
— Извините, господин Грамине, за доставленное беспокойство, — тут же вернул красный как рак Мааваль все бумаги насупленному толстяку. — Мы сейчас же оформим вам пропуск…
— Пропуск — это хорошо, — моментально оценил подобострастный тон коменданта купец. — Надеюсь, мне не надо объяснять вам, чем будет чревато разглашение обстоятельств этого дела?
— Что вы, что вы! Мы все понимаем! — замахал руками комендант. — Быть может, вина?
— Не откажусь, — буркнул Огюст Грамине и, обернувшись к писарю, влепил тому пощечину. — Ты, щенок, еще легко отделался!
— Карл, поди прочь, — тут же распорядился комендант, доставая из буфета бутылку и бокалы.
Прижавший к покрасневшей щеке ладонь писарь вышел из кабинета, обернулся прикрыть дверь и перехватил взгляд толстяка. Взгляд, полный злости и… облегчения. Будто у схваченного за руку жулика, только чудом успевшего скинуть ворованный кошель. Что-что, а распознавать такие взгляды господин Орн его в свое время натаскал на совесть…
— Да уж, нехорошо получилось, — словно извиняясь, вздохнул дожидавшийся писаря на первом этаже Шарль Мааре.
— Ерунда, — отмахнулся Карл, мысли которого были заняты совсем другим. Странный толстяк не шел из головы, и чем дольше парень анализировал ситуацию, тем больше убеждался в том, что Грамине не тот, за кого себя выдает. — Слушай, Шарль, музыкант из Довласа, он в камере?
— А куда ж он денется?
— Я, пожалуй, заберу его у тебя. Есть на него кое-какие виды.
— Да ради Святых, — обрадовался возможности сбагрить арестанта тюремщик и на злую ухмылку, скользнувшую по губам собеседника, внимания не обратил.
Да если бы и обратил — отказывать в такой малости не стал.
Вдруг и в самом деле бродяга помощнику коменданта на что сгодится?
