Глава 7

Человек в хорошей физической форме, не имея спортивных навыков и выдающихся атлетических талантов, по ровной местности, не усложненной препятствиями, способен за один час пройти около пяти километров. Тренированный ходок может без проблем и до семи разогнаться, поддерживая такую скорость чуть ли не целые сутки. Это, разумеется, в идеале — по приличной тропе и без груза.

Беглецы за час делали около километра, не больше. Конечно, плелись они гораздо быстрее, вот только надолго их не хватало: приходилось часто устраивать долгие привалы. Даже это помогало мало, к полудню большая часть отряда представляла собой набор выжатых досуха тряпок. Темп продвижения от этого, естественно, не увеличился. Андрей практически не уставал, как и Кир, ну и еще несколько мужиков выглядели неплохо, но остальные…

Обуху теперь приходилось помогать идти, как и больной женщине. Передвигаться они могли и сами, вот только с их темпом передвижения за час и полкилометра вряд ли сделаешь. Не хотелось даже думать, что будет, когда они упадут.

С едой вопрос оставался столь же злободневным — еды вообще не было. Нельзя же считать полноценной едой редкие листики степного щавеля, собираемого по пути. Андрей с утра терзал мозг, пытаясь придумать способ накормить людей. Кроме анекдотически-фантастических вариантов, ничего больше на ум не приходило. Он начинал мечтать о встрече со стадом неимоверно тупых коз, которые подпустят людей так близко, что те в упор переколют их дротиками. После этого беглецы разведут огромный костер и наварят полный котел мяса. Ну или, например, выйдут к тропе, по которой возят тележки с продуктами и битумом. И надо же будет такому случиться, что у одной из тележек отвалится колесо, и ее бросят со всем содержимым. В этом варианте котел наполняется привычной халвой. Не мясо, конечно, но брюхо тоже набить можно.

Бред. Ничего реального в голову так и не пришло. Впрочем, один реальный вариант все же оставался — заняться каннибализмом. Но к подобному Андрей был морально не готов.

На привалах люди, наслушавшись вечерних разговоров, пробовали ловить кузнечиков. Но быстро убедились в правоте Андрея и это бесполезное занятие забросили. По пути уничтожали подчистую встреченные ростки щавеля, вырывая их с корнями — от этого толку было побольше. Даже жалеть начали, что слишком поспешно ушли от того места, где ночевали. Там, во влажной низине, щавеля должно быть гораздо больше.

Дело уже шло к вечеру, когда Кир, шагавший впереди, резко остановился, предостерегающе поднял руку. Народ дружно присел на пятые точки, лишь Андрей и Прапор не плюхнулись следом за всеми — поспешили к замершему Киру.

Немой указал вперед. Приглядевшись, Андрей разглядел какие-то темные пятна, выделяющиеся на фоне степи. Подробности, к сожалению, были недоступны — у него была близорукость. Прапор увидел больше:

— Сараи! Поселок там!

— С пирамидой?!

— Нет, просто несколько сараев. И, похоже, все заброшено, как в том месте было, где мы ночевали. Да, точно заброшено — крыши провалились.

Андрей покосился на запад, солнце там уже касалось горизонта.

— Ладно, попробуем тогда там переночевать. Может, найдем воду, возле поселка должен быть какой-нибудь источник.

Обух подняться не смог. Опираясь на плечо товарища, он неосторожно ступил на больную ногу. Закричав, рухнул как подкошенный, свернулся в клубок, подтянул колено к груди, обхватив его двумя руками.

Андрей присел возле него, осторожно тронул за руку:

— Ты что, Обух? Сильно больно?

Тот, хрипло дыша, сквозь зубы процедил:

— Все. Я больше не могу. Бросайте меня. Мне конец, я гнию заживо. Не могу я больше! Вот же повезло так повезло…

— Заткнись! Эй, ребята, давайте сюда все секиры. Одну ему под шею, одну под спину, и одну под ноги, и вшестером донесем. Так что не вздумай! Обух, мы уже возле места ночлега. До завтра отдохнешь и пойдешь с новыми силами! Ты эту истерику бросай!

Андрей, успокаивая товарища, сам себе не верил. Это понимали все, в том числе и Обух. Но никто не сказал ни слова против. Значит, еще не окончательно озверели, раз готовы мириться с такой обузой.

Нести Обуха было неудобно, а уж насколько это было неудобно ему… покоиться на трех древках… Бедолага… Андрей, поддерживая его голову, намочил ладони — кожа раненого была покрыта бисеринками пота, да и пылала огнем. Трудно сказать, какая у него температура, но то, что повышенная, несомненно.

Андрей понял — Обуху действительно конец. Ему не выкарабкаться. У него билет в один конец: будет медленно умирать из-за какого-то куска авиационной детали, пропоровшего ступню. Сколько он протянет? Может быть, часы, а может, и дни… Если им и завтра его придется нести, некоторым это не понравится… С точки зрения здравого смысла его, конечно, надо оставлять. Сможет это сделать Андрей? Если бы ему приказали или навязали это, то смог бы. А кто сейчас прикажет? Ведь он здесь самый главный, он больше всех отдает приказов. И ему подчиняются без возражений.

Сам себе не прикажешь…

А потом чья очередь настанет? Больной женщины? Она ведь тоже долго не протянет… А после нее кто?

Весело у них станет — чудная обстановка дружбы и взаимовыручки…

Поселок был заброшен не столь уж давно, как показалось издали. Крыши, вопреки словам Прапора, не провалились — просто прохудились местами. Двери висели на кожаных петлях и пока что не желали рассыпаться при попытке их открыть. Внутри запустение и пыль да остатки гнилой соломы. Следов пожаров и разрушений не было. Не было и объектов, напоминавших пирамиду. Несколько сараев и одинокая башня. Если бы не стандартная планировка поселка и такой же тип строений, можно было бы подумать, что жили здесь другие существа — стандартные поселения аборигенов уже не представлялись без циклопических сооружений загадочного назначения.

Андрей выбрал для ночлега площадку возле очага:

— Так, остановимся здесь. Давайте, пока светло, натаскайте травы: на этой утрамбованной земле лежать будет неудобно. В сараях есть солома, хоть и трухлявая, но тоже сойдет. Кир, ты руби везде двери и перекрытия — на дрова пустим. Лысый, я вижу там за поселком овражек, и туда ведет хорошая тропа. Думаю, внизу может быть вода. Возьми кого-нибудь, и проверьте это. И котел не забудьте прихватить.

Раздав подчиненным ценные указания, Андрей взялся за топорик, помогая Киру. Эх, жалко, нет кружек или мисок, на таких дровах можно легко вскипятить котел. Вот дался ему кипяток — как будто им нажраться можно…

Круша дверь одного из сараев, он своим шумным вандализмом напугал мышь — зверек, прошмыгнув рядом с ногой, юркнул в кучу соломы. Андрей было бросил топор, собираясь начать охоту, но вовремя одумался: такой скудной дичью он вряд ли насытится. Смех один. Да и попробуй ее здесь поймай…

Куча дров росла на глазах. Решив, что Кир и без него прекрасно справляется, Андрей пошел к овражку, проверить «водоносов».

Гнуса и Лысого он поймал на горячем. Бросив котел возле крошечного ручейка, тихо струившегося по дну оврага, они ползали по травянистому склону и жадно жевали щавель.

— Ну сволочи! — возмутился Андрей. — Я вас за водой послал, а вы что делаете?! Не одни вы голодные, надо всех звать, если нашли еду!

Лысый, выплюнув зеленых комок, грязно выругался и отвесил Гнусу злобный подзатыльник, пояснив свои действия:

— Да не ори ты! Это не щавель! Этот тупой студент лапши мне умудрился на уши навешать: сказал, что если траву пожевать хорошо, чтобы со слюной смешалась, и запить водой, то можно наесться.

— И как тебе этот салатик? Вкусно? — с сарказмом поинтересовался Андрей.

— Сам попробуй — узнаешь! — Лысый, сплюнув, направился к котлу.

Гнус вообще ни слова не произнес — только плевался и украдкой бросал виноватые взгляды.

Андрей, попив из незамутненного родника, дававшего начало ручейку, забрался на противоположный склон оврага, достиг вершины откоса, замер, осмотрелся. Ничего интересного — все та же унылая степь. Скатерти-самобранки с расстеленными гастрономическими дарами поблизости видно не было.

Что-то ему здесь не понравилось. Что-то не так… Взгляд раздражает нечто невидимое, неуловимое. Андрей не сразу понял, что именно его беспокоит. Хотя… Вот оно — растительность здесь очень скудная. Чахлая, низкая трава, местами вообще голая земля. Как будто здесь команды сборщиков топлива день и ночь работали, но этого не может быть — нет следов.

Лишь шагнув вперед и покрутив головой, уловил некую странную упорядоченность. Присел, пригляделся… Так и есть! Вспомнилось детство — деревня, дедовский дом, грядки огорода. И поля за околицей. Некоторые поля годами стояли невспаханные, но все равно следы обработки не пропадали. Там издалека было хорошо заметно направление вспашки в виде фрагментов параллельно идущих борозд.

Нечто подобное Андрей заметил и здесь, только гораздо менее явное. А еще здесь было очень много камней, и почва серовато-желтая, почти без перегноя. Глина да песок. Если кто-то здесь занимался сельским хозяйством, то место для этого он выбрал не лучшее. В степи почти везде отличные черноземы, обещающие богатый урожай. Хуже земли для обработки, чем здесь, Андрей еще не встречал. Ну если не считать полосу перед пирамидой и изрытую карьерами окраину поселка.

Встав, он внимательно изучил окрестности, обращая внимание на характер почвы. Так и есть, куда ни глянь, такая же скудность растительности, россыпи камней и серовато-желтые проплешины. Хотя имеются и исключения — края и склоны оврага покрыты пышными зарослями изумрудной травы. Если обильную растительность на склонах еще можно объяснить хорошей увлажненностью, то на краях оврага уже нет.

Даже о такого неспециалиста как Андрей наконец-то дошло: земля здесь сильно истощена. Вероятно, те, кто ее обрабатывали, не заботились о передовых агрономических методах. Здесь не было грамотного севооборота, не было обильных удобрений. Почву усиленно эксплуатировали до полного истощения, после чего бросили. Скорее всего, поселок переместили в другое место, и теперь там занимаются тем же самым.

Степь большая, землю не жалко.

Кто ее возделывал? Андрей не стал заблуждаться и по этому поводу: архитектура поселка явно намекала на аборигенов. Теперь понятно, где производится зерно для халвы. И стало ясно, откуда в здешних сараях солома: именно матерая солома от культурных злаков, а не стебли диких степных трав.

Что же получается? А получается, что селения аборигенов узкоспециализированные. То, где держали в плену пассажиров, занималось исключительно изготовлением «огурцов-скатов». К работе в пирамиде пленников не допускали — ею занимались исключительно аборигены, что лишний раз доказывало важность этой странной деятельности. Работы по нивелированию площадки, очевидно, облегчали запуск и считались вспомогательными, как и сбор топлива, и добыча глины — пленников для этого использовать разрешалось.

Заброшенный поселок, найденный утром, производил те самые «половинки дынь». Андрей с Киром прекрасно разглядели их «туши» в бассейнах: размер у них сильно различался, отображая разные стадии роста. Что это такое, неизвестно. Возможно, такие же загадочные объекты, как и в «родном» поселке, появляющиеся при запуске.

Интересно, а там из угловатой пирамиды тоже были свои смертоносные запуски?

С этим поселком все ясно — запусков здесь не было. Здесь попросту обрабатывали поля, это было главным занятием обитателей.

Поможет ли беглецам знание о специализации вражеских поселений? Этого Андрей не знал, пока что в таком знании он не видел ни малейшей пользы.

С другой стороны, за два дня бегства они повстречали уже два брошенных поселка и натоптанную тропу, по которой ходили аборигены и двигались их тележки. Возможно, им пока что просто везет и они чудом избегают обитаемых селений. Но, наверное, не стоит уповать на вечное везение — надо начинать посылать вперед дозоры из одного-двух мужчин. Заметить одиночек гораздо сложнее, а они бы могли издалека засекать угрозу и предупреждать остальных. Да, так и надо сделать — иначе точно нарвутся на проблемы. Если бы этот поселок был обитаем, сегодня бы их уже схватили — такая толпа в степи заметна издалека.

Хотя имеются и свои плюсы, пленников наверняка накормили бы халвой.

Вечер, как и вчера, прошел без ужина, но зато с ярким и жарким костром. Очаг подкармливали обломками дверей и крыш. Большой огонь, правда, старались не разводить — высокое пламя в ночной степи можно разглядеть издалека.

Большая часть беглецов еще в сумерках расположилась вокруг очага на скудных ложах из старой соломы и степной травы, постаравшись побыстрее заснуть. Лишь некоторые не спешили с этим, занимаясь своими делами или просто тупо сидели перед костром. Разговоров не было, общаться не хотелось.

Андрей был одним из тех, кто не стал ложиться сразу. Пользуясь наличием огня, он занимался ремонтом обуви. В принципе состояние его ботинок было вполне приличным, но это не давало ему права доводить дело до серьезной проблемы. Если обувь придет в негодность, он превратится в Обуха номер два. Боты у него хорошие, с этим ему повезло. Изначально он попал сюда в пижонских туфлях — не самая лучшая обувка в такой ситуации. Потом уже, когда сумел доказать коллективу, что его физическая сила и выносливость полезны всем, ему достались крепкие ботинки умершего Хача. Крепкие-то крепкие, но при постоянных спусках в карьеры и подъемах обратно по склону, сложенному сухой глиной вперемешку с камнями… Эти испытания сказывались на состоянии обуви крайне отрицательно. Сапожного инструмента здесь не было, не было также клея и дратвы. Все, что доступно для пленников, пластик, собранный на месте авиакатастрофы.

Счастье, что сгорело там не все.

Зачищая поверхность деталей обуви своим стеклянным ножичком, Андрей капал на нее расплавленным пластиком. Остывая, пластик образовывал плотную пленку — оторвать ее почти невозможно. Окружая такой пленкой всю поверхность вокруг пострадавших участков, можно в итоге по ней прилепить заплатки, сделав их из развалившейся обуви других пассажиров, или просто залить все тем же пластиком.

Обувь, конечно, от столь варварского ремонта постепенно теряла эластичность, да и лопалась иногда вместе с пластиком, но другого метода в их положении никто придумать не смог.

Сейчас Андрей сражался с прохудившейся подошвой — возле левого носка вот-вот дыра протрется. Ну здесь все просто: пластик надо не жалеть — главное, уложить его ровным слоем, без резких бугров, иначе давить будет, да и оторваться может при неудачной встрече с камнем.

Залив переднюю часть подошвы пластиком, Андрей подносил к нему горящую палку, заставляя размягчаться, и быстро заравнивал, надавливая плоским камнем. Еще немного, и выйдет идеальная поверхность.

Еще месяца два такой ходьбы, и придется из пластика делать валенки — эти ботинки твердо решили, что пора бы им сдохнуть. Хотя есть и другой вариант — задушить во сне Прапора и разуть — размер у них одинаковый, а ботинки у того немного получше.

Забивая себе голову разной ерундой, чтобы поменьше думать о голоде, Андрей так увлекся ремонтом, что не заметил, как к нему подошел Прапор. Встрепенулся, лишь когда тот присел рядом, склонился, изучил ботинок, покачал головой:

— Андрюха, у тебя уже пластика больше, чем кожи, — совсем ботинки плохи становятся.

— В первом же магазине куплю себе новые, — не отвлекаясь от работы, буркнул Андрей.

Прапор, склонившись еще ниже, чуть ли не в ухо прошептал:

— Ты надумал, что с Обухом делать будем?

Андрей, помолчав, так же тихо ответил:

— Утром подумаем.

— А чего тут думать? Ты всерьез считаешь, что утром ему может стать лучше? Ему уже никогда лучше не станет: он бледный, будто обескровленный, а рана превратилась в вонючую язву. У него нога так опухла, что вот-вот штанина лопнет. Ему конец.

— И что ты предлагаешь?

— Я? Я ничего не предлагаю, я у тебя спрашиваю.

Андрей, покосившись на Обуха, увидел, что тот не спит: лежит на спине, напряженно всматриваясь в сторону людей, обсуждающих его судьбу. Услышать их он не мог, но что-то чувствовал. От его тоскливо-обреченного взгляда Андрей вздрогнул, поспешно отвел глаза, чуть ли не шипя, произнес:

— Раз ничего предложить не можешь, то иди спать. Утром посмотрим и утром решать будем. А сейчас спать.

Решать Андрею ничего не пришлось — за него все решил Обух.

Сам решил…

Ранним утром, упрямо пытаясь спать, несмотря на предрассветный холод, достающий до мозга костей, Андрей был разбужен пронзительным женским криком. Вскочив, он очумело уставился на источник шума.

Кричала женщина, страдавшая от проблем с почками, — та самая, что вечно плелась рядом с Обухом. Болезнь раздула ее чудовищно — ноги у нее сейчас были как у слонихи, тело распухло, щеки и губы обвисли. Чудо, что она все еще могла передвигаться самостоятельно — такую тушу изможденные беглецы тащить не смогут.

Обух повесился на своем старом ремне. Прицепил петлю к древку секиры, уложил оружие на подставку для котла, заполз в петлю головой, лег лицом вниз. Так лежа и удавился. В принципе неплохо придумал: деревьев нет, на дряхлых потолках местных сараев тоже не повесишься. Похоже, злополучная железная тренога — единственная подходящая для этого вещь.

Но изощренным удушением Обух не ограничился. Перед тем как сунуть голову в петлю, он рядом с треногой на плотной земле оставил надпись, которую лишь с большой натяжкой можно было считать классической предсмертной запиской: «Сварите меня в котле и съешьте. Иначе не выживете».

Что сказать… очень оригинальное письмо самоубийцы…

Народ, разбуженный криком, увидел и тело, и красноречивую надпись. Женщины, сбившись кучкой, дружно рыдали, пытаясь утешить свою больную подругу. Мужчины отнеслись к самоубийству Обуха поспокойнее: за последние два года они всякого навидались, в том числе и самых разнообразных смертей. Почти привыкли. Вытащили тело из петли, уложили возле стены башни, обступили, уставились на покойника. Все молчали, но кое-кто иногда бросал на Андрея косые взгляды.

Хорошо хоть в сторону котла не косятся…

Вот что ему прикажете делать? От него сейчас люди ждут решения. Но он не лидер, он в этой роли случайно оказался. И дорого бы сейчас заплатил, найдись на его роль кто-нибудь другой. Желательно с жестким характером и не обремененный предрассудками цивилизованного человека. Потому что лучший выход для беглецов — это последовать совету Обуха. Мяса в изнеможденном мужчине не столь уж много, но хватит на несколько дней. А там, возможно, они найдут еду — НОРМАЛЬНУЮ еду.

Или еще кто-нибудь вовремя повесится, завещав свое тело на гастрономические нужды коллектива…

Чувствуя, как желудок напрягается в предвкушении рвотного спазма, Андрей отвернулся от тела и, чуть ли не крича, яростно выдал краткие тезисы своих умных мыслей по этому вопросу:

— Да чтоб вас … … вонючими… в … рты! Всех! Идите вы все в глубокую задницу! Все идите! Я человека жрать не буду! А кто будет, с тем я дальше не пойду! Или роем могилу, или разбегаемся — не по пути нам! Все! Кир, ты как?! Ты со мной?!

Только тут Андрей заметил, что немого в общей толпе нет. Он стоял в стороне, между сараев, вглядываясь куда-то в сторону восходящего солнца.

— Кир? Ты чего?

Немой, резко отскочив, отчаянно замахал рукой, подзывая к себе.

Заинтригованный Андрей подошел к товарищу, подчиняясь его предупреждающим жестам, осторожно выглянул из-за сарая. Несмотря на ослепляющий солнечный свет, он мгновенно разглядел подбирающиеся неприятности — к поселку подходил отряд аборигенов.

Близорукость мешала ему разглядеть детали — до кучки двуногих фигурок было около двухсот метров. Но главное он понял: их около десятка и у них есть оружие — палки в руках хорошо заметны.

Вот и все — закончился их побег. Это не погоня — аборигены идут с другой стороны, но разницы уже нет, потому что направляются они прямиком к поселку. Убегать поздно, в ровной степи их сразу заметят. Прятаться тоже бесполезно — здесь полно их следов, да и очаг дымится. Не заметить это невозможно.

Впрочем, Кир думал иначе. Укрываясь от глаз аборигенов, он обошел толпу галдящих мужчин и плачущих женщин, юркнул в самый разрушенный сарай. Андрей не задумываясь кинулся вслед за ним, на бегу крикнул:

— Сюда идут аборигены! Похоже, дистрофиков кучка. Их не слишком много: хватайте оружие и прячьтесь в ближайшие сараи. А вы, женщины, посидите здесь! Может, они не поймут, что нас много, и, схватив вас, успокоятся, расслабятся. И мы тогда по ним с разных сторон ударим.

Андрей сам не верил в тот бред, который нес. Но что-то ведь говорить надо?

Влетев в сарай, он присел возле дальней стены, рядом с Киром. Расслышав за спиной шум, обернулся, увидел, что следом за ним сюда заскочил и Гнус.

— Тебе чего здесь надо?!

— Я с вами буду, — как-то виновато пролепетал парень, присев возле Кира. — Дрю, ты не думай, я не боюсь. Я с вами выйду, когда драться начнем. Мне просто с вами как-то спокойнее.

— Ладно. Молчи только, они уже рядом.

Этот сарай давненько не ремонтировали — остатки стен держались на честном слове, и дыр зияло немало. Но Андрей через них не сумел разглядеть приближающихся аборигенов, их скрывали соседние сараи.

Кинулся к противоположной стене, уселся на кучу крошащихся обломков кирпичей, осторожно выглянул через широкий пролом. Вот блин — его последний приказ был выполнен как-то неправильно. Из семи женщин возле очага остались лишь три — четыре явно спрятались вслед за мужчинами. Мужчины, правда, все поняли правильно — никого не осталось, если, конечно, не считать Обуха.

Андрей только сейчас понял, что упустил прекрасную возможность для бегства. Мог ведь под прикрытием построек попытаться добраться до овражка. А внизу уже можно без опасений двинуться подальше — из поселка его не заметят. А там бы выбрался в степь и, не обремененный больными и ослабевшими, развил бы максимальную скорость. Может быть, даже удалось бы уйти…

Ну почему у него постоянно такие малодушные мысли? Ничего героического в голову не приходит никогда — только подобная трусливая ерунда. Ну не тянет его в бой — хоть убивайте! Будь это в кино, все бы сейчас закончилось по-киношному стандартно: аборигены, войдя в поселок, были бы жестоко перерезаны за сорок две секунды. Главный герой при этом получил бы неопасную, но живописную рану. Трогательно трепеща пятисантиметровыми ресницами, его бы перевязывала сногсшибательная белокурая девушка, используя в качестве перевязочного материала кружевное нейлоновое белье. Герой, придав своему лицу форму макета одиннадцатикубового ковша для шагающего экскаватора «НКМЗ» ЭШ-11/70 (первый признак мужественности), ласково утешал бы ее эротической фразой «все под контролем». А в это время, волоча за собой четырнадцать метров размотанного кишечника, к его спине медленно подползал дважды смертельно раненный главный злодей с противотанковой миной в зубах. И лишь в последний момент его бы прихлопнул чугунной крышкой от канализационного колодца друг главного героя — актер второго плана, причем непременно афроамериканец. В конце был бы долгий поцелуй главного героя с той самой белокурой «медсестрой» — это если фильм строго с надеждой лишь на кассовость, без особых претензий на истинный вкус и с не слишком большими надеждами на получение кучи престижных академических наград. В противном случае целоваться главному герою придется с черногубым афроамериканцем — это существенно повышает шансы на торжественное вручение нескольких позолоченных статуэток.

Ничего этого сейчас не будет. Красавиц здесь нет, есть грязные фурии, в которых женственности осталось меньше, чем в самке макаки. Героев тоже не имеется — ни главных, ни второго плана. Есть кучка тощих оборванцев, не осмеливающихся сожрать труп своего товарища. Местные злодеи — аборигены, и они не столь глупы, как киношные злодеи, — сейчас тщательно обыщут поселок, повытаскивают струсивших беглецов из сараев, соберут в кучу и погонят к новой пирамиде, к новым запускам и к новым порциям малосъедобной халвы.

Никаких проблем у аборигенов не будет, пленники все как один трусливые бараны. Два года жили, беспрекословно подчиняясь этим вонючим тварям, самостоятельности в них ни на грош не осталось.

Эх, сюда бы того героя с экскаваторной мордой. Вот если бы он скомандовал атаковать, народ мог бы и подчиниться — сработала бы привычка повиноваться сильному.

Сами не пойдут…

Аборигены не заставили себя долго ждать.

Тонкие фигурки, суетливо озираясь, держа дротики на изготовку, обступили трех жмущихся друг к дружке женщин. Андрей инстинктивно отодвинулся от пролома — опасался, что его заметят. Так, имеется семеро дистрофиков, одна горилла и…

Вот же блин!!! Он был прав!!! Здесь действительно есть люди!!! Он знал!!! Знал!!!

А толку-то теперь от этого знания?

Три человека: парень лет двадцати — невысокий, но крепкий, с длинными волосами, опускающимися ниже лопаток; зрелый мужик неопределенного возраста с пышной бородой, чуть лысоватый, ниже парня ростом, но гораздо шире в плечах, и молодая женщина. Женщина, достойная внимания, — фурией такую точно не назовешь. На вид вряд ли более двадцати пяти лет, высокая, хорошо сложенная, каштановые волосы подстрижены коротко, но не без изысков. Красавицей назвать трудно, но что-то в ней интересное есть — эдакая интересная амазонка с крепкой спортивной фигурой.

Андрей рассматривал людей жадно, не упуская ни единой детали. Парень одет в кожаные штаны и кожаную куртку, обшитую костяными и железными бляшками — наверное, это местный легкий доспех, на ногах у него что-то вроде мокасинов. Мужик постарше в ветхих матерчатых штанах, хитроумно обшитых полосками толстой кожи, в драной ватной куртке, обут в войлочную обувь, похожую на короткие валенки с кожаной подошвой. Женщина и без того приковывала к себе максимум внимания, а ее разнообразная одежда только усиливала этот интерес. Штаны из отличной лайковой кожи, плотно обтягивающие широкие бедра. Под короткой кожаной курткой, подбитой мехом, виднеется темное железо кольчуги, спускающейся почти до середины бедер. На груди доспеха тускло отблескивает круглая стальная пластина. На левой руке из-под короткого рукава куртки выглядывает темный наруч, закрывающий предплечье. Ноги обуты в высокие, некогда щегольские сапоги — сейчас потертые и потрепанные от долгого использования.

Все трое носили шлемы: у парня низкий угловатый горшок из кожи и дерева, у зрелого мужика колпак из полосок железа, обтянутых толстой кожей, у женщины стальной, островерхий, с тонкой стрелкой, прикрывающей нос.

Заметно, что эти люди сильно потрепаны жизненными невзгодами: одежда местами прохудилась, запачкалась изрядно, да и видок далеко не бодрый. Но в сравнении с товарищами Андрея они смотрелись на несколько порядков лучше.

Особенно женщина — будь обстановка поспокойнее, Андрей бы в нее сразу влюбился.

Интересно, а воняет от этой милашки так же, как и от пассажирок? Не хочется в такое верить.

Андрей не ошибся — аборигены не обманулись. На их месте даже полный дурак понял бы, что здесь явно побывали далеко не три женщины. Народ, разбегаясь по укрытиям, наделал немало глупостей. Было заметно, что на лежке из соломы и травы ночевало два десятка человек — никто не догадался скрыть эти красноречивые следы. Вдобавок люди позабыли немало личных вещей: даже Андрей ухитрился оставить там свою связку дротиков.

Дистрофики-аборигены, разбившись на две группки, кинулись в ближайшие сараи, обезьяна с секирой осталась возле схваченных женщин.

— Дрю, ну что делать будем? — в самое ухо испуганно прошептал Гнус.

В голове Андрея за какую-то долю секунды пронеслись неприглядные картины его дальнейшей судьбы: утренняя и вечерняя скудная кормежка тошнотворной халвой, стертые от грубой пищи зубы, тело, покрытое язвами от вечной антисанитарии, больные суставы, разрушенные постоянной тяжелой работой и зимовками в холодных сараях, чахоточный кашель и мучительные боли в истерзанном желудке. Сколько он так протянет? Не слишком долго… Однажды утром он не сможет подняться. Аборигены для начала его изобьют, заставляя идти на работу. Он попытается выползти из сарая, но его потуги будут выглядеть смешно и неубедительно. Больного оставят в покое — дадут несколько дней, чтобы поборол свою немощь.

Увы, отдых ему не поможет. И тогда ему без лишней жестокости по-будничному проломят голову секирой и оттащат тело в недра пирамиды, где его поглотит нечто безлико-ужасающее, которому для новых запусков надо много ингредиентов, в том числе и человеческих тел.

Он будет дико завидовать Обуху — ведь Обух все же от них сумел уйти.

Андрей встал, выхватил топорик, заскрежетал зубами, кинулся к двери. Даже сверкнувшее в голове видение собственного изрубленного тела, утыканного дротиками, его не остановило ни на мгновение — он неожиданно для себя вдруг перешагнул через ту незримую черту, после которой подобные мелочи уже не парализуют страхом. Пугают, конечно, но пугают с пользой для дела — добавляя в кровь лишнюю порцию бодрящего адреналина.

— Бей их! — истошно заорал он на бегу.

Рывок его был коротким — к ближайшему сараю. В дверях, вглядываясь внутрь сарая, стоял один абориген, еще двое кого-то там лупили древками дротиков. Сопротивления им не оказывали, так что беглецов они били без лишней злобы — просто для профилактики.

Стоящий в дверях дистрофик шустро обернулся на крик, вскинул было дротик, но метнуть уже не успел — Андрей врезал ему ногой в живот. Инерция разогнавшегося тела, приплюсованная к удару, мощная штука — тощее тело влетело в помещение, впечаталось в стену спиной, сползло на земляной пол, замерло.

Ворвавшись в сарай, Андрей рубанул ближайшего аборигена топориком. Удар вышел не слишком удачным — лезвие прошлось по предплечью противника, сняв мясо почти от локтя до запястья, будто стружку. Кроваво, но не смертельно. Тем не менее метатель дротика отнесся к ранению весьма серьезно — по-собачьи завизжал, бросил оружие, начал кататься по полу сарая, явно испытывая сильнейшую боль.

Последний абориген, оставшийся на ногах, ухитрился проскочить мимо Андрея, кинулся наружу — ему явно не нравилась мысль о драке в тесном помещении. Увы, сегодня был не его день. В дверном проеме, преграждая путь, показался Гнус. Трясясь от страха и возбуждения, он угрожающе замахнулся топориком, заставив противника попятиться назад, прямиком под удар Андрея. На этот раз рука не дрогнула — лезвие с сочным хрустом сокрушило затылок.

Гнус, обернувшись, проворно заскочил внутрь. Вовремя. Вслед за ним влетел дротик, за спиной Андрея кто-то вскрикнул. Здесь, у дальней стены, скорчилось сразу трое мужчин — в кого из них попало, Андрей смотреть не стал, закричал не оглядываясь:

— Хватайте оружие! Там еще четверо осталось, и обезьяна с ними! Давайте же, надо их тоже прибить!

В дверь влетел еще один дротик, ударился вскользь о стену, выбил облако глиняной пыли, упал на пол. Андрей, подхватив его, пригнулся, рванул наружу. Он не хотел оставаться здесь — этот сарай прекрасная ловушка. Если сюда ворвется обезьяна, ему конец — против такой туши в прямом бою он не выстоит и пяти секунд, а маневрировать внутри негде.

Четверо оставшихся дистрофиков встретили Андрея дружным залпом. Не кинься он резко влево, утыкали бы, как подушечку для булавок. К сожалению, столь резкое изменение направления движения сыграло против него — он потерял равновесие, попытался, несмотря на это, рвануть за угол. Увы, неудачно — вписался в стену. Упав, пополз, срывая ногти о сухую землю — надо успеть спрятать свое драгоценное тело за спасительное укрытие. Оглянулся, сквозь адреналиновую пелену перед глазами разглядел фигурки врагов.

Не успеет, они уже замахиваются.

В следующий миг за спинами врагов показалась женщина. Та самая — чужая. Оружия у нее не было. А жаль, судя по ее последующим действиям, с оружием она бы вообще в одиночку со всеми расправилась.

Первый абориген рухнул, заработав удар каблуком сапога под колено. Второго амазонка просто толкнула в бок, заставив его налететь на третьего метателя, отчего оба грохнулись возле очага. Четвертый, шустро отскочив, чуть ли не в упор метнул в женщину дротик. Наконечник не смог пробить ее кольчугу, но удар вышел сильным и, очевидно, болезненным — вскрикнув, женщина упала на пытающегося подняться первого противника, забарахталась с ним в обнимку.

Все это произошло настолько быстро, что Андрей едва успел подняться. Кинувшись на подмогу незнакомке, он видел, что фатально не успевает — четвертый абориген уже готовил к броску второй дротик. Из сарая выскочил Гнус: от страха он, видимо, сбрендил и, где-то потеряв свой топорик, мчался на врага с большим глиняным кирпичом в руке. Краем глаза Андрей наконец разглядел Кира: здоровяк показался из-за башни, он там рубил своей секирой кого-то невидимого. Судя по яростным крикам, в этом деле немой там был не одинок — видимо, крик Андрея все же вдохновил народ на подвиги.

Абориген, используя дротик как копье, ударил девушку в живот. В следующий миг Андрей налетел на него, впечатал в стену, почти без замаха огрел топориком по голове. Чувствуя спиной, что сейчас начнутся проблемы, он бросился к углу башни. Вовремя — в стену ударило сразу два дротика, причем один задел парню плечо.

Развернувшись, Андрей бросился на двух противников, тех самых, которых женщина сбила с ног. Они уже поднялись и горели жаждой реванша. Его спасение лишь ближний бой — бесконечно уворачиваться от дротиков невозможно, рано или поздно везение закончится. Ближний бой его не пугал, пока что эти твари вели себя в нем беспомощно, пытаясь всячески увеличить дистанцию.

Гнуса метатели не видели, все внимание этих тварей было направлено на Андрея. А зря, студент, подбежав к противникам и щедро размахнувшись, со всей дури влепил кирпичом по макушке уже замахивающегося аборигена. Кирпич разлетелся вдребезги, оставив на память о себе облако глиняной пыли, худая тварь рухнула мордой в дымящийся очаг. Второй, видимо с перепугу, кинул свой дротик кое-как, не прицелившись. Андрей даже дергаться не стал — смертоносный снаряд пронесся далеко в стороне, закончив свой путь в груди одной из женщин, так и продолжавшей стоять у стены башни.

После броска абориген попытался было драпануть в сторону степи, подальше от надвигающегося Андрея, но Гнус ему помешал — схватил за руку, попытался заломить. Довести начатый прием до конца Андрей не дал — тюкнул топориком врага в висок.

Развернулся назад, в сторону последнего из четверки, с которым боролась женщина. Все, уже не борется — абориген лежит неподвижно, с неестественно вывернутой шеей, незнакомка весьма резво поднимается, ей помогают двое пленных мужчин, пришедших с ней. Видимо, опасных ран не получила — кольчуга спасла. Интересно, а почему у нее не отняли такой замечательный доспех?

Здесь все. Надо идти за башню, где Кир с помощниками воюет против обезьяны. Хотя стоп, что это за дикие крики из того сарая, где Андрей начал бой?

На пороге показался абориген, замахнулся, швырнул дротик. Счастье, что не в Андрея — в сторону спутников женщины. Кинул бы в Андрея, убил бы — тот от удивления на мгновение в ступор впал. Было чему удивиться: когда он покидал этот сарай, там оставалось трое живых мужчин, один дохлый метатель, один с покалеченной рукой, и еще один вроде бы без сознания у стены валялся. Судя по всему, именно он и очнулся. А куда эти идиоты смотрели? Их же там трое оставалось!

Странно, как много разных мыслей может помещаться в голове в такой момент. Хорошо, что они не мешают драться — Андрей, наклонившись будто игрок в американский футбол, летел на врага. Этот тоже не стремился ввязываться в ближний бой, шустро развернулся, бросился в степь. Недостаточно быстро — дротик, просвистев у Андрея над ухом, впился противнику между лопаток. Взвизгнув, абориген плашмя рухнул на землю.

Андрей покосился назад — так и есть, женщина уже хватала второй дротик. Хороший бросок, даже для амазонки удивительная меткость. Ее лысоватый товарищ деловито добивал раненых — уже успел обзавестись топориком. Не доверяя своим глазам, Андрей добежал до подбитого женщиной врага, рубанул его по голове. Уже почти привычно ощутил, как лезвие ломает преграду костей черепа. Все, после такого не поднимется.

— Гнус! Добивай раненых! Возьми топорик и добивай! По голове их руби! Быстрее!

Сам же кинулся в сарай, там должен оставаться раненный в руку противник.

Увы, здесь его ждал очень неприятный сюрприз. Нет, раненый был на месте, так и валялся, повизгивая, на полу — его Андрей сразу добил ударом по голове. Сюрприз был в том, что и мужчины были здесь. Возможно, эта разновидность аборигенов и не любила ближний бой, но поработать топориком без лишнего риска они умели. Все трое были убиты ударами по голове. Струсившие мужчины, видимо, пытались прикрываться руками — рубленые отметины виднелись на предплечьях. Бред — их спокойно изрубил один-единственный вонючий дистрофик. Губатый, Шило, Афоня — три взрослых мужика даже не попытались дать отпор. Сдохли, как тупые бараны на бойне…

Это в голове не укладывается…

Задерживаться в пропитанном смертью сарае Андрей не стал — выскочил наружу, помчался за башню. На бегу махнул рукой товарищу:

— Гнус, хватай дротики и пулей за мной — нам еще обезьяну надо завалить. Похоже, она до сих пор живая!!!

Андрей не ошибся — здоровенный абориген был жив и чувствовал себя превосходно. Вокруг него скакали Прапор и Кир, уворачивались от его ударов и неуклюже пытались достать своими секирами. У ближайшего сарая боевито суетился Лысый — он швырял в противника кусками кирпичей. Еще двое мужчин лежали неподвижно, под ними растекались кровавые лужи, третий — бедняга Болт, поскуливая, неуклюже отползал от места схватки — у него была отсечена рука, причем с куском плеча. Конечность волочилась за ним на лоскутах окровавленной одежды и сухожилиях. Кровь била фонтаном — Андрея едва не замутило от жуткого зрелища.

Болту конец.

Последний абориген оказался настоящей машиной смерти — троих бойцов зарубил. Еще немного, и добьет оставшихся — против него необученные люди были почти беспомощны. Резво отбив неуклюжую атаку Прапора, он, обманно замахнувшись, заставил его попятиться, и, не завершив замах, коротко ткнул мужика в лицо древком секиры. Тот плашмя плюхнулся на спину. Обезьяна торжествующе взревела, попыталась добить, но вынуждена была развернуться на отчаянную атаку Кира.

Андрей сдуру позабыл прихватить с собой дротики. Подходить к разъяренному аборигену он побоялся и просто издалека швырнул в него топориком. Увы, неудачно, оружие, стукнувшись о доску доспеха рукояткой, отскочило, не причинив вреда. Но удар заставил обезьяну развернуться в сторону новой угрозы. Андрей, поймав на себе недобрый взгляд глубоко посаженных поросячьих глазок, непроизвольно попятился.

Эта заминка спасла Прапора — тот смог встать на четвереньки и шустро отползти к сараю, где начал подниматься на ноги. Кроме того, в этот момент из-за башни показалась женщина. В отличие от Андрея, про дротики она не позабыла. С ходу оценив ситуацию, она как-то странно размахнулась от груди, выгнув руку так, что на предплечье легло древко. При этом чуть присела, развернулась от противника, а затем, упруго крутанув корпус, послала дротик в цель, усилив бросок за счет скорости раскручивающего тела.

Загадочная техника броска сработала идеально: дротик ударил в спину обезьяны с такой силой, что абориген потерял равновесие, припал на колено. Взревев, описал над головой полукруг, отогнав оживившегося было Кира, поднялся, развернулся, грудью встретил второй дротик. На этот раз удар пришелся в шею, выбив кровавый фонтан из разорванного горла. Несмотря на страшные раны, громила кинулся на женщину, занося секиру над головой.

Женщина не стала дожидаться неприятностей — рванулась в сторону, обходя аборигена слева. Тот, уже набрав скорость, не смог ее погасить оперативно и достать шуструю амазонку не успел. Более того, ярость выбила из обезьяны последние остатки здравого смысла. Он позабыл про все — его интересовала сейчас только жестокая метательница. А вот Кир про него не забыл: коварно подбежав со спины, с сильного замаха опустил массивное лезвие секиры врагу на голову.

Деревянный шлем лопнул, как половинка арбуза. Но череп владельцу он все же сберег — абориген от удара упал на колени, хотя было видно, что он просто оглушен и сейчас продолжит бой. Но Кир ему это не позволил — коротко рубанул еще раз, уже по плечу, и почти одновременно врезал ногой в затылок, заставив противника носом вспахать землю. После этого замахнулся вообще без изысков — таким ударом дрова колют. Лезвие секиры ударило врага в лопатку: доспех, кости, мясо — все прорубило. С натугой выдернув оружие из раны, Кир начал бить раз за разом, будто мясник, издевающийся над безобидной тушей давно уже умерщвленной коровы. Уже после первых ударов абориген перестал пытаться подняться, но немой бил снова и снова, яростно выдыхая при каждом ударе.

— Кирыч, стой! — заорал Прапор. — Да стой ты! Все! Надо остальных бить!

— Нет уже остальных, — громко сообщил Андрей. — За башней они валяются… все готовые…

Киркоров, последними ударами отделив руки аборигена от тела, отошел от поверженного врага, обернул к Андрею забрызганное кровью лицо, безумно усмехнулся, отсалютовал ему секирой.

Битва была закончена.

Чувствуя, что еще немного и упадет, Андрей поспешно присел — колени подогнулись от постыдной слабости. Рядом, размазывая по лицу чужую кровь, расселся Кир. За спинами их хрипел умирающий Болт. Правее, у сарая, пуская кровавые сопли, Прапор, постанывая, очищал рот от осколков зубов — удар древком секиры, похоже, серьезно проредил ему челюсть. Рядом с ним, согнувшись в три погибели, блевал Гнус — пустой желудок выдавал лишь мутные сгустки желчи. Тошнотворно воняло кровью и экскрементами и еще чем-то кислым, металлическим — так пованивало обычно от аборигенов, только не столь сильно. Выходит, мертвые они смердят еще хуже?

Посреди всего этого бедлама и морально-физической опустошенности незнакомка выглядела несокрушимым островком стабильности. Ноль эмоций: спокойно подошла к изрубленному аборигену, вытащила из его шеи перекосившийся дротик. Второй, попавший в спину, не тронула — Кир своей секирой сломал ему древко.

Лысый, удивленно таращась на женщину и ее подошедших спутников, потрясенно поинтересовался:

— Откуда они взялись?

Андрей, невесело усмехнувшись, с сожалением произнес:

— Теперь верите мне? Здесь действительно есть люди. Знакомьтесь, — и фривольно, не боясь, что его могут понять, добавил: — Красивая амазоночка, я бы с ней на сеновале повалялся бы с удовольствием. Эх, подержать бы такую за ножки… И с ней двое ребят… тоже местных… Лысый, ты у нас вроде полиглот, может, попробуешь разные языки? Может, они поймут хоть что-то?

Вульгарные фразы звучали слишком уж фальшиво, голос дрожал до периодического заикания. Ясно было, что Андрею сейчас до женщин дела нет, просто развязавшийся язык не желает держаться за зубами, вот и несет разную чушь.

Женщина, вытирая лезвие дротика пучком травы, хладнокровно, на чистейшем русском языке сообщила:

— Если у вас с русским проблемы, можно и на английском, — обернувшись к своим спутникам, она обидно добавила: — Видали, какой дурак этот заикающийся бабник? Хотел, наверное, с нами на китайском пообщаться. За кого, интересно, он нас принимает?

Парень нервно осклабился в подобии улыбки; зрелый мужик, не реагируя на слова женщины, присел возле уже затихшего Болта, принялся деловито стягивать с него ботинки. Протянув их парню, он скороговоркой произнес сущую бессмыслицу:

— Банакора итур ако намиката.

Андрей готов был поспорить на всех кузнечиков в этой степи, что ничего подобного ему слышать не доводилось. Он не был великим полиглотом и из языков хорошо знал лишь два: русский письменный и русский устный. Но слышать иную речь приходилось частенько: таких интонаций и такого произношения он не мог припомнить. Похоже на что-то азиатское, только вот человек этот выглядит стопроцентным европейцем. Стоп, что-то не так. Господи, да ведь он и впрямь идиот! Он просто король идиотов! Ведь эта женщина говорит по-русски. Как? Это что, абсурд? Он бредит? Может, ему в бою голову проломили, и умирающий мозг напоследок решил побаловать хозяина сюрреалистическими картинками?

Парень, примерив предложенные мужиком ботинки, с сожалением констатировал:

— Не, великоваты эти на меня. Пойду я по остальным проверю, а то мои мокасины совсем протерлись, будто босиком шагаю.

— Так вы… Так ты русская? — наконец-то смог выдохнуть Андрей.

— Отец наполовину русский, наполовину белорус, мама наполовину еврейка, наполовину украинка, так что считай меня кем тебе удобно, — спокойно сообщила женщина. — Что-то не так?

Боги, ну и вопрос! Да здесь все не так!

— Если ты думаешь, что я антисемит, то ошибаешься. Хотя, конечно, мне, черт возьми, абсолютно непонятно, откуда здесь появились евреи. Ведь это место ни капли не похоже на Землю Обетованную! И про русских мне тоже очень интересно. И про белорусов с украинцами. Это ведь не Земля. Откуда вы здесь взялись?

Женщина, недоуменно уставившись в глаза Андрею, с немалым удивлением, приправленным толикой фальшивого сочувствия, поинтересовалась:

— Ты что, менингитом неудачно переболел или у тебя от рождения мозг атрофирован?