Глава 12. Я ОСТАНАВЛИВАЮСЬ В ЧУМЕ ИМНАКА И ПРОДОЛЖАЮ УЧИТЬ АРЛИН
— Можешь надеть, рабыня, — грубо сказала Тимбл и швырнула Арлин короткие штаны, которые носят женщины севера.
— Слушаюсь, госпожа, — покорно ответила Арлин. На левой штанине вымоченным в красной краске сухожилием был вышит рисунок — витая петля, означающая, что их владелица относится к категории домашних животных. Штаны Арлин сшила сама под руководством Тимбл и Тистл.
Имнак и я сидели напротив друг друга, скрестив ноги. Он протянул руку и уронил на лежащую между нами циновку маленькую кость, выточенную в форме табука. Наступила моя очередь. Все кости имели форму какого-либо северного животного: арктического ганта, северного боска, ларта, табука или слина. Победившей считается кость, которая воткнулась в циновку. Если обе кости падают, значит, никто не победил, и игра продолжается дальше. Если обе втыкаются, значит, тоже ничья. Когда одна кость втыкается, а другая нет, выигравший забирает кость противника. Игра идет до выигрыша всех зверушек.
— Надевай чулки, — велела Тимбл.
Чулки делались из меха ларта, на каждом повторялся тот же рисунок, что и на штанах.
— Теперь — сапоги, — сказала Тимбл.
В холодную погоду в сапоги кладут слой травы, которую ежедневно меняют. Сейчас, конечно, об этом не могло быть и речи. Лучшей, кстати, считается трава, растущая у скал с птичьими базарами.
Арлин натянула высокие сапоги. Они доставали ей до самого паха. Горячая все-таки попалась девочка. Все рабыни были по пояс обнажены. Свободные женщины краснокожих охотников тоже ходят обнаженными, когда нет мороза. Они, разумеется, не носят шнурков на горле. В принципе я не видел в них никакой необходимости. Достаточно было посмотреть на белую кожу девушек, чтобы понять, что они здесь рабыни.
Выпущенный Имнаком крошечный табук воткнулся в циновку.
Я с трудом оторвал взгляд от Арлин. Хорошая рабыня!
Я не торопился пройти с ней весь курс подчинения. Спешить было некуда. Пусть пока сохранит остатки гордости и достоинства. Всегда успею их у нее отнять. А то и сама попросит избавить ее от лишних комплексов.
— Примерь рубашку, рабыня, — сказала Тимбл.
Арлин натянула на себя рубашку из шкуры табука. На левом плече была вышита витая петля. Перехватив мой взгляд, рабыня инстинктивно выпрямилась, но потом отвернулась, словно давая понять, что мое мнение ей безразлично. Рубашка красиво ниспадала с упругих, торчащих грудей. На редкость хорошая фигура. На Земле бы она так не выгибалась. Я улыбнулся. В девочке на глазах просыпалась сексуальность.
Она искоса взглянула на меня и снова отвернулась. Временами в ее глазах проскальзывала непокорность, временами — страх и смирение. Как-то раз она не выдержала и сердито спросила:
— Я для тебя как игрушка, да, господин?
— Возможно, — усмехнулся я. — Возможно, рабыня.
Мой табук тоже воткнулся в циновку.
Арлин недовольно засопела. Судя по всему, ей не понравилось, что я вернулся к игре.
Она еще не поняла, что рабыня должна заслужить взгляд свободного человека.
— Надень первую парку, — сказала Тимбл.
Арлин натянула через голову легкую парку.
— Капюшон, — напомнила Тимбл.
Арлин набросила на голову капюшон.
— Я тебе нравлюсь, господин? — спросила она. Ей хотелось, чтобы я обратил на нее внимание.
— Неплохо, — сказал я, не отрываясь от игры.
— Спасибо, господин, — холодно произнесла она.
— Вторую парку и капюшон, — приказала Тимбл. Арлин повиновалась. На обеих парках была вышита витая петля рабыни.
— Теперь сними все, кроме шнурков на шее, — сказала Тимбл.
— Слушаюсь, госпожа.
Арлин снова разделась. Все три девушки в чуме Имнака ходили голыми. Они считались домашними животными своих хозяев.
Настал мой ход. Я бросил крошечного табука, и кость плашмя упала на циновку.
— Я выиграл! — воскликнул Имнак.
— На что вы играете? — поинтересовалась Арлин, складывая одежду.
— Отложи все, встань на четвереньки и ползи сюда, — сказал я. Когда девушка приблизилась, я ухватил ее за волосы и швырнул на ноги Имнака.
— Господин! — закричала она.
— Я тебя проиграл, — сказал я. — Будешь услаждать Имнака, пока ему не надоест. Слушайся его, как своего хозяина!
— Да, господин! — сквозь слезы произнесла девушка.
Охотник потащил ее на свою половину чума.
***
Больше всего меня огорчало отсутствие деревьев.
Спустя пять дней после того, как я обратил в рабство Арлин, я добрался до ледника Акса. Там я и обнаружил становище Имнака.
— А я тебя ждал, — сказал краснокожий охотник. — Знал, что придешь.
— Откуда? — улыбнулся я.
— Видел, как ты отложил меха и продовольствие. У тебя дела на севере.
— Верно, — сказал я.
Он не стал уточнять, какие у меня здесь дела. Охотники никогда не задают лишних вопросов. Он знал, что если я захочу, то скажу ему сам. Я решил поговорить с ним позже. В моей сумке лежала выточенная из синего камня голова кюра с оторванным ухом.
— А я надеялся, что ты меня подождешь, — сказал я. — Без тебя мне было бы трудно перейти ледник Акса.
Имнак улыбнулся.
— Ты освободил табуков. — Затем он повернулся к рабыням и скомандовал: — Собирать лагерь! Пора домой!
С помощью Имнака я планировал перейти ледник Акса и найти иннуитов. В переводе с северного наречия это слово означает «люди». Среди них нет «военных генералов». Война в истинном значении этого слова им незнакома и непонятна. Иннуиты живут разбросанными, редкими поселениями. Трудно придумать причину, по которой бы эти люди стали воевать друг с другом. На севере человеку нужны друзья, а не враги. В хорошие годы здесь всем хватает табуков и слинов. Поселения находятся в одинаковых условиях. Грабить друг у друга тоже нечего. Все, что необходимо человеку, он может добыть самостоятельно. Среди малочисленных групп людей воровство тоже не приживается. Украденное некуда спрятать и некому продать. Тайное тут же становится явным. Кроме того, если человек в чем-то сильно нуждается, те, у кого это есть, скорее всего, просто с ним поделятся, ожидая, естественно, ответной благодарности. Среди краснокожих охотников принято занимать и одалживать друг у друга. Меха, инструменты и женщины являются общими.
Я посмотрел на раскинувшуюся передо мной ледяную равнину.
Север — суровый край. Здесь борются за выживание и не думают о славе.
Тимбл и Тистл разобрали чум и уложили шесты и шкуры в сани.
Между тем насилие и жестокость в этих краях тоже встречаются.
Бич Имнака с треском опустился на голую спину Тимбл, блондинки, которую раньше называли Барбара Бенсон.
— Я и так тороплюсь, господин! — обиженно воскликнула она. Темноволосая Тистл, некогда состоятельная девушка по имени Одри Брюстер, зашевелилась быстрее.
Добрые к людям краснокожие охотники весьма строго обращаются со зверями.
— Я смотрю, у тебя тоже появилось животное, — заметил Имнак, взглянув на Арлин.
Она испуганно попятилась. На ней была меховая безрукавка до колен, меховые штаны, а на ногах — обмотки из шкур. Наряд я придумал сам. Глупая девка даже не догадалась опуститься на колени.
— На севере эта одежда не подойдет, — прищурился Имнак.
— Посоветуй что-нибудь, — попросил я.
— Мои девочки ее научат, — сказал Имнак.
Учить женщину шить одежду считается постыдным для мужчины занятием. Имнак уже прошел через это с Тимбл и Тистл и не хотел повторять унизительную процедуру. Теперь пусть сами обучают друг друга. Вскоре все было готово. У Имнака нашлась еще одна упряжь. Бич охотника оглушительно щелкнул над головами девушек, они поднатужились, и тяжелые сани сдвинулись с места. Покрывающий ледник Акса снег был истоптан тысячами копыт. За стадом тянулся след шириной не менее ста пятидесяти ярдов. По этому следу мы и пойдем на север.
***
— Хар-та! — прикрикнул Имнак на девушек. На горианском это означает «быстрее». Свободно владеющий двумя языками охотник общался с рабынями как на родном наречии, так и на официальном языке планеты. К слову сказать, многие краснокожие охотники горианского не знают совсем.
Временами нам с Имнаком тоже приходилось налегать на сани, выталкивая их из ям и низин. Охотник был заинтересован в том, чтобы девушки быстрее освоили язык. Умеющую объясниться рабыню всегда легче сбыть с рук.
Невольницы вытащили сани на вершину небольшого холма. Внизу ослепительно блестел ледник Акса, напоминающий отсюда широкое изогнутое лезвие боевого топора Торвальдсленда.
— Хар-та! — крикнул Имнак и щелкнул бичом.
Спустя четыре дня после того, как мы пересекли ледник Акса, следы табуков уперлись в хребет Хримгара. За ним на тысячи пасангов простиралась безбрежная тундра. Дальний ее край терялся за горизонтом. Где-то там находился южный берег северного, или, как его еще называют, полярного океана.
Мне показалось, что для Имнака наступил особый момент. Он долго стоял на скале, вглядываясь в застывшие просторы.
— Вот я и дома, — произнес он наконец, и сани покатились вниз.
***
Наверное, я еще не научился ориентироваться в этих краях. В спину мне ударился кожаный мячик. В следующую секунду на меня обрушился целый град ударов маленьких, но крепких кулачков юной краснокожей охотницы. Избиение сопровождалось яростной бранью. Я порадовался, что слова не так опасны, как стрелы и кинжалы, иначе от меня вообще бы ничего не осталось.
Наконец девчушка устала и злобно засопела. Судя по насмешливым репликам случайных свидетелей, она постаралась на славу.
На девушке были меховые штаны и сапожки. Поскольку, с точки зрения краснокожих, день выдался теплый, она была обнажена по пояс. Я отметил, что мех на штанах и сапожках давно вылез и залоснился. На шее красавицы болталось несколько ожерелий. Внешне девчонка была очень даже привлекательна, хотя по характеру напоминала самку слина. Резкость выражений, равно как и все поведение, указывали на то, что красотка знает себе цену. Позже мне рассказали, что незамужних дочерей богатых и знатных охотников специально одевают похуже, дабы они не теряли времени и присматривали себе женихов, которые, если им того захочется, и приоденут своих избранниц. Судя по всему, в отношении моей новой знакомой план не срабатывал. Честно говоря, я с трудом мог представить человека, который решился бы связать свою жизнь с такой фурией.
Девушка надменно вскинула подбородок и отошла. Волосы ее были закручены в тугой узел, как принято у женщин краснокожих охотников. Любопытно, что они распускают волосы лишь на период менструального цикла. Поскольку местные культурные обычаи предполагают частый обмен супругами, подобная мера является не более чем обычной вежливостью. Посмотрев на прическу соседской женщины, мужчина решает, стоит ли ему заходить в гости, или есть смысл немного подождать. Подобные культурологические сигналы не распространяются на рабынь, ибо им, как и животным, не положено следить за прической. Иногда Имнак требовал, чтобы Тимбл и Тистл перехватывали волосы красным шнурком. Как правило, это случалось, когда они выходили на люди. В отношении прически я предоставлял Арлин полную свободу.
— Ты помешал ей забить мяч, — объяснил мне причину гнева один из охотников.
Оказывается, девушка играла с подругами в своеобразный футбол на снегу. Я слишком поздно сообразил, что шагаю по игровой площадке.
— Я не хотел, — миролюбиво произнес я.
— У нее острый язычок, — заметил охотник.
— Что да, то да, — кивнул я. — Кто она?
— Поалу, — сказал, он. — Дочь Кадлука.
Краснокожие охотники не любят называть собственные имена. На имена других людей эта привычка не распространяется. В этом есть своеобразная логика. Чужое имя не может ускользнуть при его произнесении. Зато в отношении собственного они предельно осторожны. Бывает, что, не желая назвать себя, краснокожий говорит, как зовут его друга, у кого, в свою очередь, можно выяснить, как зовут его самого. Имена краснокожих обязательно что-то означают, хотя мне проще воспринимать их просто как имена. Имнак, к примеру, переводится на горианский как «Крутая Гора», Поалу означает «Рукавица», а Кадлук — это «Гром». Я поинтересовался, что означают имена Тимбл и Тистл, но оказалось, что это сокращенные формы от «Пуджорток» и «Какидларнек». По правде говоря, мне было проще пользоваться сокращенной формой, и я не стал вдаваться в детали.
— Хороша, а? — заулыбался охотник.
— Хороша, — кивнул я. — Хочешь подарить ей новую одежду?
— Я еще не спятил, — покачал головой мой собеседник. — Кадлук ее не отдаст.
Мне показалось, что он достаточно верно оценивает ситуацию.
— Есть ли у тебя друг, который может назвать твое имя? — спросил я.
Охотник тут же позвал стоящего неподалеку человека.
— Эй, тут кое-кто хочет узнать, как кого зовут!
— Это Акко, — откликнулся второй охотник и побрел прочь.
— Я пришел с юга, — сказал я. — Поэтому я могу назвать тебе свое имя. Наши имена не пропадают, если произнести их вслух.
— Откуда ты знаешь? — спросил Акко.
— Вот смотри, — сказал я. — Меня зовут Тэрл. Теперь слушай. — Я выдержал паузу и повторил: — Тэрл. Видишь?
— Интересно, — хмыкнул Акко.
— Мое имя никуда не ушло.
— А может, ушло и быстро вернулось? — предположил он.
— Может быть.
— На севере, — сказал он, — лучше зря не рисковать.
— Это верно, — кивнул я.
— Удачной охоты, — произнес он.
— Удачной охоты, — ответил я.
Краснокожий ушел. Акко, или Короткий Хвост, оказался приятным человеком.
Пахло жареным табуком.
Большая охота шла хорошо. Я не знал, стояло ли утро, день или вечер. Низкое солнце не сходило с горизонта.
Шесть дней назад Имнак, я и наши девушки спустились с плоскогорья. Большая охота уже началась. Сотни детей и женщин краснокожих охотников растянулись на несколько пасангов и что есть сил колотили палками по сковородкам, загоняя табуков в узкое каменистое ущелье. Там их подстерегали охотники. Большая охота удалась на славу.
До сих пор мне не удалось переговорить с Имнаком по поводу вырезанной из синего камня головы кюра с оторванным ухом.
Хребет Хримгар терялся в голубой дымке на юге. Севернее раскинулась бескрайняя тундра.
Многие не понимают природы полярного севера. Характерной его особенностью является сухость. Здесь выпадает гораздо меньше осадков, чем в южных широтах. Другое дело, что выпавший здесь снег не тает. Тундра представляет собой плоскую равнину с редкими холмами. Из растительности преобладает мох, карликовый кустарник и лишайники. Зимой, весной и осенью тундра выглядит безрадостно и хмуро. Краснокожие охотники перебираются поближе к морю.
Я отступил в сторону и дал пройти молодой девушке с двумя корзинами яиц арктического ганта. Эта мигрирующая птица гнездится на отвесных скалах Хримгара. Гнездовья иногда называют птичьими базарами. В замерзшем виде яйца ганта едят, как яблоки.
Из чума вышла женщина и дала вылизать сковородку домашнему снежному слину.
Поздней весной тундра бросает вызов собственной серости и бесцветности. Местами вспыхивают россыпи ярких цветов, на карликовых деревьях распускаются почки. В радиусе пятисот пасангов от северного полюса произрастает около двухсот сорока различных растений. Любопытно, что среди них нет ни одного ядовитого или колючего. Летом цветы распускаются всюду, за исключением ледников.
Бывает, что появляются даже насекомые. Как правило, это черные длиннокрылые мухи, тучами облепляющие чумы и лица людей.
Мимо пронеслась стайка визжащих ребятишек.
Я посмотрел на север. Там ждал меня Зарендаргар.
— Приветствую тебя, господин, — произнесла Тимбл.
— А, привет, — отозвался я. Девушка была одета, как и положено в северном селении, в высокие сапоги и меховые штаны. Тистл между тем была обнажена полностью. Она тащила на плечах огромное коромысло с тяжелыми мешками на концах.
— Мы идем собирать мох и траву, — сказала она. — Мох используют в качестве фитилей для лампад. Траву сушат и укладывают в обувь как утепляющую прокладку.
— Это хорошо, — похвалил я. — Почему коромысло у Тистл?
— Потому, что мне так захотелось, — ехидно ответила Тимбл. Очевидно, рабыни люто ненавидели друг друга.
— Она что, провинилась? — поинтересовался я.
— Она мне нагрубила, — сказала Тимбл.
— И ты ее выпорола?
— Естественно.
— Это правильно, — похвалил я. — В чуме должна быть дисциплина.
Я взглянул на Тистл. Девушка перехватила мой взгляд и тут же потупилась. Она была очень привлекательна. Я до сих пор так и не попробовал ни одну из них.
— Ну что, понравилась Имнаку новая девушка? — спросил я, имея в виду Арлин.
— Трудно сказать, — улыбнулась Тимбл. — Во всяком случае, он привязал ее к шесту за чумом.
— Это еще зачем? — удивился я.
— Наверное, не угодила, — пожала плечами Тимбл.
— Ладно, не буду вас отрывать от работы, — сказал я.
Неожиданно Тистл опустилась передо мной на колени и прижалась губами к моему сапогу. В глазах ее застыли слезы.
— Господин! — пролепетала она.
— А ну пошли, рабыня! — прикрикнула на нее Тимбл и рванула за привязанный к ошейнику Тистл ремень. Девушка повалилась на землю, потом поспешно вскочила, подняла коромысло и засеменила за своей мучительницей. На мгновение она задержалась и бросила на меня полный отчаяния взгляд. Я улыбнулся. Как я и ожидал, Тистл довелось первой познать все унижения рабства.
— Эй, Тэрл, давай к нам! — крикнул Акко.
— Здоровый парень, — одобрительно крякнул кто-то.
Я последовал за Акко и его друзьями. Они разделились на две команды и готовились перетягивать скрученный из шкуры слина канат.
Меня поставили в самый конец. Вскоре прозвучала команда, и под возбужденные крики болельщиков мы приступили к соревнованию. Все четыре раза победа оказалась на нашей стороне. Меня поздравляли и хлопали по плечу. Таким образом, к чуму Имнака я вернулся в весьма приподнятом настроении.
— Привет, дружище! — крикнул я.
Связанная Арлин свисала с горизонтального шеста для просушки мяса.
— Хорошо провел день? — вежливо поинтересовался Имнак.
— Да.
— Я за тебя рад, — сказал он.
— А ты? — спросил я после небольшой паузы.
— Не все люди провели этот день так, как бы им хотелось, — ответил охотник.
— Мне очень жаль это слышать, — сказал я.
— Бывает, что тот, кто выигрывает в кости, не получает должного вознаграждения.
— Вот как? — удивился я.
— Иногда лучше было бы проиграть, — мрачно добавил он…
— Я сейчас, — сказал я и направился к Арлин.
— Нам надо поговорить, — тут же заявила она. — Я не собираюсь терпеть подобное обращение. Ты не имеешь права отдавать меня первому попавшемуся!
— Я не слышал слова «господин», — сказал я.
— Господин, — произнесла Арлин и тут же добавила: — Так вот, ты не смеешь отдавать меня другим! — Глаза девушки гневно сверкали.
— Мне показалось, что Имнак остался тобой недоволен, — прищурился я.
— Имнак! — презрительно бросила рабыня.
— Да, Имнак, — сказал я, перерезал веревки и крепко ухватил ее за волосы.
— Прекрати! — завизжала девчонка.
Я развернул ее лицом к себе и сильно дернул за ошейник.
— Что это такое, по-твоему?
— Ошейник, — прохрипела она.
— Ты, кажется, у нас рабыня? — спросил я грозно.
— Да, господин, — цепенея от ужаса, прошептала девушка.
Я швырнул ее на землю и сказал:
— Сейчас ты поползешь к Имнаку и попросишь у него прощение. Если он снова останется недоволен, я скормлю тебя слинам.
— Умоляю, только не это! — зарыдала она.
— Все зависит от тебя, рабыня, — пожал я плечами.
— Я не смогу, — прошептала она.
— Надо было оставить тебя на стене, — сплюнул я. — Одних продуктов сколько на тебя ушло!
— Иногда я действительно чувствую себя рабыней, — сказала Арлин совсем другим тоном. — И мне так хочется к тебе прикоснуться… — она протянула руку и погладила меня по бедру. — Но мне хочется, чтобы это был именно ты, господин!
— Твои желания никого не интересуют! — отрезал я. — Если Имнак останется недоволен, пойдешь на корм слинам!
— Неужели ты это сделаешь? — побледнела от страха Арлин.
— Не задумываясь, — сказал я.
— Я даже не знаю, как доставлять мужчинам удовольствие! — в отчаянии воскликнула девушка.
— Ты же у нас умница, — насмешливо произнес я. — Вот и пошевели мозгами. Ну что, будем слушаться или пойдем к слинам?
— Я готова, господин, — прошептала она.
— На живот, — приказал я.
Рабыня поползла к Имнаку. Она уже не была особым агентом кюров…Она была обыкновенной голой рабыней, послушно исполняющей волю хозяина.
***
— Как провел день? — спросил я Имнака.
— Хорошо, — довольно прокряхтел охотник. — Очень хорошо.
— Как рыжая рабыня?
— Отлично! Тимбл и Тистл, однако, лучше.
В последнем я ничуть не сомневался. Они дольше пробыли в рабстве,
— Приготовь нам чай, Арлин, — распорядился я.
— Слушаюсь, господин! — радостно откликнулась девушка. «Интересно, — подумал я, — как она будет смотреться в шелковой тунике и настоящем ошейнике?»
Имнак, Тимбл и Тистл уснули. Снаружи было светло, солнце, как и положено летом, лишь чуть-чуть поднялось над горизонтом.
— Господин, — прошептала Арлин.
— Да?
— Можно я залезу к тебе в спальник?
— Ты очень хочешь?
— Очень, господин!
Я согласился, и она тут же скользнула в мой спальный мешок. Она положила голову мне на грудь.
— Сегодня ты сделал меня настоящей рабыней?
— Может быть, — усмехнулся я.
— Ты заставил меня ползти на животе к мужчине и услаждать его всеми способами. Ты очень сильный! — восхищенно произнесла она. — Я и не знала, насколько приятно быть рабыней!
— Ты и сейчас этого не знаешь, — заметил я.
— Но ты же меня научишь?
— Может быть.
— Это так необычно — быть рабыней, — задумчиво произнесла девушка.
— Тебя это пугает?
— Да, очень. — Она положила руку мне на грудь. — Я ощущаю себя такой беззащитной…
— Ты еще не настоящая рабыня, — сказал я.
— Иногда мне кажется, — мечтательно сказала она, — что я знаю, что это такое.
— Вот как? — усмехнулся я.
— Да. Только… — девушка замолчала.
— Продолжай.
— Я могу говорить все?
— Да.
— Иногда мне хочется, чтобы это наступило быстрее. Наверное, я очень испорчена!
— Глупости, — проворчал я. — Просто тебя неправильно воспитывали. Тебе прививали ценности, характерные для целеустремленных, отважных мужчин. На Земле испокон веков пренебрегали психобиологическими потребностями женщин. Общество соблюдало свои корыстные интересы, калеча души людей. Придет время, и твоя истинная сущность возобладает над ложными и фальшивыми привычками, и ты поймешь, что всегда была в душе рабыней.
— Когда я была совсем маленькой, — прижалась ко мне Арлин, — я часто представляла себя надушенной, слабой и беззащитной в объятиях сильного мужчины, который бы творил со мной все, что хотел.
— Ты тосковала по бескомпромиссной мужественности, — сказал я. — В твоем мире это качество — большая редкость. В тебе бушевали древние инстинкты, зародившиеся в те времена, когда люди обитали в пещерах и женщины были женщинами, а мужчины — мужчинами. В мире, в котором ты жила, им не было выхода. Ты была в нем посторонней, призраком, гостем в чужом и враждебном доме.
— Мне страшно, — прошептала она. — Почему на Земле не осталось настоящих мужчин?
— Уверен, что их там много, — возразил я. — Только им приходится еще труднее, чем настоящим женщинам.
— Ты в самом деле так считаешь?
— Да. Возможно, когда-нибудь они перестанут бояться своей мужественности.
— Ты в это веришь?
— Честно говоря, не очень, — сказал я. — Потребуется переломать инерцию сотен лет неправильного воспитания.
— Даже странно, — задумчиво произнесла Арлин. — Ты говоришь со мной совсем не как с рабыней.
— Какая разница, — пожал я плечами. — Когда-то мы все жили на Земле.
— О! — воскликнула девушка.
— Одно из преимуществ иметь рабыню, — сказал я, — заключается в возможности с ней разговаривать. От рабынь, кстати, можно многому научиться. Среди них попадается немало умных женщин.
— Понимаю, — сказала она.
— Другое преимущество, — продолжал я, — состоит в том, что их можно в любое время поставить на колени.
— Это жестоко, — простонала она.
— Поцелуй меня, рабыня, — приказал я.
Арлин нежно повиновалась.
Некоторое время мы молчали.
— Господин, — прошептала она.
— Да?
— Кажется, я начинаю понимать, что такое быть настоящей рабыней.
— Пора бы.
— Я многое узнала, — сказала она.
— Не обольщайся.
— Я научилась слушаться и называть свободных мужчин господами.
— Еще чему научилась? — спросил я.
— У меня появилась потребность прикасаться к мужчинам.
— Ладно, — зевнул я, — пора спать.
— Пожалуйста, прикоснись ко мне, — простонала она.
— Умоляешь?
— Да, господин! — воскликнула девушка.
— Ладно, — усмехнулся я.
— Ты сделаешь меня настоящей рабыней? — восторженно спросила она.
— Нет, — ответил я. — Просто удовлетворю твои желания на данном уровне.
Спустя несколько минут она извивалась в моих объятиях, потрясенная открывавшимися ощущениями. Потом она долго лежала без движения и только шептала:
— Неужели может быть что-то более сильное?
— Я еще не начал тебя учить по-настоящему, — усмехнулся я и едва не вскрикнул от боли, ибо обезумевшая от вожделения девчонка впилась зубами мне в плечо. Глаза ее закатились, дыхание стало прерывистым.
— Умоляю, господин! — стонала и рычала она.
— Успокойся, рабыня! — строго сказал я и запрокинул ей голову резким рывком за волосы. — Нам действительно пора спать.
— Слушаюсь, господин, — прошептала она.
