История с человеком, именующим себя Мастером Плоти, и все последующие события, живописать кои можно одним коротким словом – «кошмар», начались за четыре дня до сражения с взбесившимся големом. Забегая вперед, скажу, что на этом фоне бесчинства, устроенные на улицах Ура каменным чудищем, крушащим все на своем пути, выглядят сущей шалостью.

Я хорошо помню мельчайшие события «того» утра, потому что начиналось оно очень даже славно. Ничто, ровным счетом ничто не предвещало неприятностей, которые начнут нарастать, точно снежный ком, и в конечном итоге поставят Блистательный и Проклятый на грань катастрофы, грозящей гибелью не только самому могущественному из всех государств, созданных смертными, но и всему роду человеческому. Да и Выродки в стороне не останутся.

Не предполагалось тем утром и погони по залитому кровью борделю за обнаженным девичьим задом, чью убийственную соблазнительность могли уравновесить только куда более убийственные когти на руках обладательницы того и другого.

Впрочем, я слишком сумбурен в своем повествовании. Надо бы собраться и изложить все по порядку.

Кхм…

Итак, все началось с того, что «то самое» утро заладилось.

Погода взяла и улыбнулась Блистательному и Проклятому и всем его жителям, за исключением разве что обитателей Квартала Склепов, которым солнечный свет категорически противопоказан (что с носферату возьмешь?). Неласковое в последние дни, солнце ни с того ни с сего расщедрилось и повело себя наперекор уже вступившей в свои права осени – сезону для Ура традиционно холодному, дождливому и промозглому. Встав спозаранку, оно решительно растолкало плоские серые облака и даже отогнало своими сияющими стрелами идущие со стороны моря тучи – огромные, черные, тяжело набрякшие от сырости.

Благодатное тепло изобильно пролилось на древний город. Солнце заботливо обогрело не только тесно смыкающиеся крыши домов, но и проникло под их сень, затопило улицы, добралось до мостовых, выложенных где булыжником и брусчаткой, а где – досками и чурбаками. Подсохшая грязь перестала липнуть к подошвам башмаков и сапог, а зыбкая стужа ненадолго отступила, позволив ежащимся от холода людям распрямить спины, развернуть плечи и даже сбить шляпы на затылок, чтобы подставить лицо таким редким в это время года солнечным лучам. Казалось, тепло и свет проникли даже в души смертных – на их губах появились улыбки, шаги утратили торопливую целеустремленность, а привычную раздражительность сменила неожиданно щедрая приветливость, проявляемая даже по отношению к незнакомцам.

– Доброго утра, мессир…

– Приятного дня, сударь…

– Хорошая погода, госпожа…

На какое-то время Ур – огромный, мрачный, властолюбиво дряхлеющий в богатстве и великолепии, погрязший в бесчисленных пороках – перестал походить на самого себя. Радуясь неожиданному подарку природы, даже самые неприятные его обитатели, казалось, на время отложили сведение счетов, плетение интриг, придержали подлые удары, направленные в спину и пониже оной, и принялись получать от жизни простые удовольствия.

Для того чтобы человек начал проявлять свои лучшие качества, в сущности, нужно не так уж и много. Как ни удивительно, но это верно даже для Блистательного и Проклятого, корежащего человеческую породу так, что иной отпрыск Лилит может подивиться. Мм… надо ли говорить, что мои родственники, как и положено Выродкам, такие моменты терпеть не могли?

Я их чувства не разделял, но и умиления от временно наступившей пасторали не испытывал – в отличие от своей спутницы. Таннис Лауниэнь буквально лучилась от удовольствия, сидя в экипаже с открытым верхом.

Среди книжных голов нет единого мнения относительно того, откуда взялись sidhe – потаенный люд, или, проще говоря, эльфы. Сойдясь с Таннис, одно время я интересовался этим вопросом и потому наслышан о самых разных версиях происхождения ее народа. Среди прочих бытует, например, гипотеза, будто изначально эльфы представляли собой жизненные формы растительного происхождения. Именно это, мол, так сближает их с природой, заставляя избегать человека с его неуемным стремлением подчинять и преображать окружающий мир сообразно своим нуждам – рубить лес, огораживать поля, прокладывать дороги, запруживать реки и т. д. Нынче у этой теории осталось не так много сторонников – во многом оттого, что союз эльфов и людей, как оказалось, способен давать потомство.

С деревом или там кустом, как ни старайся, детей не сделаешь, а если хорошенько отодрать эльфийку, то очень даже можно получить бастардыша. Примерно так заявили циничные прагматики заумным теоретикам, и вопрос о происхождении эльфов вновь остался открытым.

Я тоже отношу себя к числу прагматиков, однако сейчас, глядя на Таннис, нежащуюся под солнцем, невольно почувствовал, как уверенность моя несколько поколебалась. Пусть самим фактом своего существования очаровательная полуэльфка полностью подтверждала несостоятельность доводов сторонников теории растительного происхождения sidhe, весь внешний облик Таннис сейчас говорил как раз в их пользу. Более всего она напоминала как раз растение, жадно вбирающее солнце широко раскинутыми руками-веточками. Довольная улыбка не сходила с полноватых губ, а огромные аметистовые глаза буквально искрились.

Давно не видел ее такой счастливой.

За несколько лет, прожитых вместе, я успел уяснить, что настроение и поведение Таннис подчинены времени года. Осенью она хандрила, а зиму и вовсе проводила в каком-то полузабытье, сонно нежась в кровати, и просыпалась, только когда я, закончив дела, появлялся дома, в наших апартаментах, арендуемых на Аракан-Тизис. Тем не менее с ней было хорошо. Непонятная, себе на уме, тихая, безмолвная и, если необходимо, совершенно незаметная, полуэльфка оказалась достаточно странным созданием, чтобы уживаться под одной крышей с отродьем Лилит.

Такое в женщинах следовало ценить, поэтому иногда я даже считал необходимым ее побаловать. Как, например, сегодня, когда мы выбрались из дома, чтобы отправиться в Королевский парк, где Таннис любила бесцельно блуждать, забравшись в лес подальше от выложенных белым гравием дорожек, разбитых садовниками клумб и декоративных аллей, даже сейчас еще разноцветно-пышных от всевозможных многолетних цветов и растений. Правда, подальше старались забраться также и различные темные личности, чей промысел состоял в том, чтобы подкарауливать влюбленные парочки, прячущиеся от ревнивых мужей и суровых матрон, приставленных родителями охранять девичью честь, а также путан с клиентами, возжелавшими чувственной феерии на открытом воздухе.

По этой причине одну ее я старался не отпускать.

В пределах нескольких кварталов от Аракан-Тизис все знали: стройная и красивая полуэльфка – женщина Ублюдка Слотера, того самого. Это гарантировало Таннис полную безопасность. Но за весь город не поручишься, тем более за такой огромный, как Блистательный и Проклятый. А трупы в Королевском парке – не самое редкое дело. В том числе и женские. Солнце солнцем, но и под его лучами обитатели Ура остаются самими собой, разве что на минуточку позволив задремать истинным – зачастую очень даже темным – личинам.

В свое время в Королевском парке едва не зарезали дедушку нашего нынешнего монарха, короля Джордана I, когда тот совершал пешую прогулку в компании немногочисленных телохранителей. Нападавшие перестреляли, а затем дорезали королевских мушкетеров, и незадачливому величеству всего и оставалось – читать отходную молитву, да на его счастье из-за деревьев высыпала кучка оборванцев, собиравших дикие каштаны и желуди, чтобы набить пустой желудок. Палками и вонью немытых тел они сделали больше, чем мушкетеры своими шпагами (убийцы опрометчиво не перезарядили пистоли и ружья), буквально в последнее мгновение вырвав королевскую особу из лап Костяного Жнеца…

После этого поистине чудесного спасения монарх столкнулся с дилеммой – наградить нежданных спасителей или сурово покарать их? Как ни крути, а герои-оборванцы, объявившись столь вовремя, нарушили королевский эдикт, ибо посмели вторгнуться в личные владения монаршей семьи. Выкрутился из ситуации Джордан I, надо сказать, весьма изящно. В благодарность «за спасение нашей августейшей жизни достойными сынами Ура, Блистательного» он объявил о том, что передает Королевский парк городскому Магистрату и дарует высочайшее разрешение отныне ступать туда любому своему подданному – от благородного аристократа до последнего простолюдина «для отдыха и увеселения».

В итоге парк превратился в общегородскую собственность, а название как-то осталось прежнее – Королевский. Видимо, в память о том, кто преподнес сей дар. На количестве трупов, впрочем, ни первое, ни второе особо не сказалось…

Таким мыслям я предавался, искоса любуясь Таннис, похожей на распустившийся цветок, когда нанятый нами экипаж, принадлежащий гильдии Перевозчиков, вдруг остановился. Седобородый возница, всю дорогу излучавший нервозность пополам с желанием угодить необычным пассажирам, – шутка ли, в одной двуколке везти сразу Выродка страшного и полуэльфу чудную! – горестно вздохнул, предчувствуя неприятности.

(Мне всегда было интересно, как это гильдейские извозчики чуют в нас Древнюю кровь? Ведь на вид дети Лилит ничем не отличаются от простых смертных… ну, в массе своей, конечно. А поди ж ты, ни разу не было, чтобы ошиблись. Ладно я, меня сложно с кем-то спутать – громадный, как медведь, и такой же страшный, но ведь и других безошибочно определяют! Взять моего племянника Джада Слотера, к примеру. На первый взгляд – обычный франт и мот, от которого за версту несет бабами, вином и безудержным весельем. Таких в Уре пруд пруди… а все одно узнают. Другим людям иной раз случается ошибиться, но у извозчиков словно нюх какой.)

Я чуть нахмурился. Будто почувствовав это, возница заерзал на козлах так, словно ему кто пригоршню углей в мешковатые штаны высыпал.

– Извините, ваш-высок-блаародие! – От смущения и испуга старик подскочил, выпрямил спину и заговорил, как солдат, застуканный за непристойностью своим генералом. – Виноват! То есть нет, никак не виноват!

– Что там? – спокойно спросил я.

Старик перевел дух, смахнул пот со лба и затараторил уже по-нормальному:

– Тут дело такое… улицу того-этого перекрыли впереди. Не извольте сердиться, а токмо моей вины здесь нет. Придется ждать, пока разойдутся. Но, ежели ваша барышня сердиться не будет, я могу и через проулочки того-этого к парку вывезти. Токмо там по дороге глазонькам радоваться будет нечему…

Махнув рукой на его опасливое бормотание, я привстал с кресла и оглядел улицу. Дорога впереди и впрямь оказалась перекрыта – вся запружена людьми.

Или, правильнее сказать, бывшими людьми.

Целая толпа, никак не меньше полусотни, танатов, то бишь живых мертвяков. Они стояли, раскорячившись на своих полусгнивших, опухших ногах, бессмысленно устремив остекленевшие глаза в только им видимые дали. Большинство выглядели достаточно прилично, их явно вернули к жизни недавно, но с полдюжины уже здорово поизносились. У кого-то конечности были стерты так сильно, что в серых лохмотьях разлагающейся плоти проглядывали кости. У других ткани обвисли на остове, словно одежда на пугале. Плоть одного сильно расперло трупными газами: кожа на брюхе вздулась, набрякла огромным пузырем и омерзительно лоснилась. Казалось, тронь – взорвется!

Вот уж кому солнышко прямо противопоказано!

Конечно, анимация мертвых тел замедляет процессы разложения, а кроме того, существуют заклинания и бальзамирующие составы, которые позволяют долгое время сохранять хучей и зомби в приличном виде, но победить разложение до конца невозможно. Мало-помалу смерть берет свое, как бы хорошо о восставшем покойнике ни заботились. Если бы не заклинание стазиса, наложенное на всю эту пеструю, не живую, но и не мертвую компанию, уверен, вонь стояла бы просто оглушительная.

А так – еще терпимо. Издали и вовсе могут сойти за простых горожан, вконец разморенных жарой.

Посреди толпы хучей, отчаянно жестикулируя, возвышался долговязый тип в длинной темно-коричневой рясе и с огромным бронзовым медальоном на шее. Солнечные лучи жизнерадостно играли на абсолютно голой, кажется, даже безбровой голове, по форме напоминавшей камешек гальки, любовно обкатанный морскими волнами. Когда долговязый принимался особенно ожесточенно трясти ей в такт выкрикиваемым словам, лысина пускала солнечные зайчики на морды ближайших хучей. Чем громче тип вопил, поминутно дергая медальон, тем яростнее сверкала его голова, казалось накаляясь изнутри от возмущения, переполнявшего ее обладателя.

– Да как же так?! – надсаживаясь, кричал долговязый тип, обильно орошая слюной макушку своего собеседника, который как на грех случился прямой противоположностью лысому: невысокий, приземистый и кудлатый.

– Да что же это такое делается?! Я получаю подряд – честно выигрываю его на аукционе, – топаю сюда со всей этой мертвой братией, а тут выясняется, что условия пересмотрены?! Что дорогу будут мостить живые, поскольку какому-то заляпанному чернилами крысенышу из Магистрата не хочется потом мостовую отмывать от рук мертвецов?! Видите ли, трупный яд на ней может остаться! Да головой, а не задницей надо было думать, выставляя такой подряд на торги без ограничений!

Кудлатый, чиновник Магистрата, с кислым выражением лица попытался что-то возразить и даже принялся тыкать лысому под нос клочком бумаги, с края которого свисали кисти с печатями, но это лишь вызвало новый приступ крика:

– Да засунь его себе в задницу, это распоряжение! Где компенсация?! Где моя компенсация, я спрашиваю?! Задаток с аукциона они мне вернут с процентами? Плевал я на задаток! А кто мне расходы на перегон мертвяков оплатит! А?! А мои труды?! Ты знаешь, каково это – три дня без сна и отдыха такую орду гнать?! А пошлина за вход в город?! А расходы на дополнительные меры безопасности при эксплуатации хучей в городской черте?!.. А-ы-ы-ы-ы-ы!

Возмущенные крики лысого некроманта слились в сплошной непрерывный вопль.

Он даже порывался выхватить у кудлатого свиток с печатями и разорвать в клочья, но представитель Магистрата благоразумно прятал бумаги за спину. Выражение лица бедняги приняло самое печальное выражение. Шутка ли – объясняться с рассвирепевшим колдуном, стоя посреди толпы в четыре с лишним десятка живых мертвецов, полностью подвластных его воле? Тем более собственные крики заводили долговязого чем дальше, тем сильнее.

Негодующая лысина своим сиянием уже могла затмить маковки любой церкви в Блистательном и Проклятом, включая Тысячеголосый собор Святых Петерима и Саймона. Среди эпитетов и пожеланий, адресованных некромантом «чернильным крысам» из Магистрата, зазвучали уже такие, что хозяйки ближайших домов принялись с треском закрывать ставни, а собравшиеся с окрестных улиц мужчины только восхищенно качали головами.

Я невольно порадовался, что Таннис ничего не может слышать – полуэльфка досталась мне глухонемой и, возможно, была такой уже от рождения. Она хорошо читала по губам и владела языком жестов, что позволяло нам свободно общаться, однако едва ли богатая мимика долговязого хозяина мертвяков позволила бы ей понять все, что он сейчас выкрикивает, призывая громы и молнии на головы «жопомордых свинотрахов из Магистрата», в число коих первым номером, несомненно, входил несчастный кудлатый клерк.

Не слыша истошных воплей, Таннис не проявляла и интереса к причине остановки экипажа: сидела неподвижно, подставив запрокинутое лицо солнцу, закрыв глаза и полностью погрузившись в собственные ощущения. Лишь изредка она поворачивалась ко мне, чтобы благодарно улыбнуться, – будто это я велел утру так распогодиться.

Оно, пожалуй, и к лучшему.

Полуэльфке достаточно видеть подле себя одно ручное чудовище.

Если не считать скандала и колоритной личности лысого некроманта, ничего из рук вон выходящего на улицах Ура сейчас не происходило. Блеклые пастыри не были распространенным явлением в Блистательном и Проклятом, работая главным образом за пределами города, но и ничем необычным считаться уж точно не могли. В то же время нельзя не признать, что род их занятий довольно… эксцентричен. Уж точно не каждый человек решит зарабатывать себе на хлеб, путешествуя по городам и деревням в сопровождении вереницы послушных зомби или хучей.

Такие полуживые шатии-братии подряжались задешево выполнять разовую работу, требующую не сноровки и умения, а только грубой физической силы. Помахать кирками на каменоломнях, выкорчевать пни с вырубленной делянки, перетаскать бревна или, например, вымостить мостовую брусчаткой взамен нынешних деревянных чурбачков, уже изрядно подгнивших.

Ничего сложного, одним словом.

Нанимать мертвяков выходит, как правило, дешевле, чем живых работников: не надо тратиться на пищу, а самим труженикам – прерываться на отдых и сон. Кроме того (и это немаловажно!), мертвяки не надираются по вечерам в окрестных кабаках, не норовят обшарить чужие огороды или дворы, не стараются забраться под юбку добропорядочным матронам и невинным девицам или затеять кулачные поединки с местными молодцами.

В Уре сие давно смекнули, и на серебряных рудниках, служащих одним из основных источников богатства Блистательного и Проклятого, теперь вовсю трудятся, пока кости не сносят, целые бригады казенных зомби. Тухлые ряды регулярно пополняются за счет свежеказненных преступников, а также бедолаг, чьи родственники не смогли уплатить налог на погребение. Блеклые же пастыри владели своими мертвяками как частной собственностью, но при этом в обязательном порядке должны были приобретать у Колдовского Ковена соответствующие патенты и несли всю полноту ответственности за поведение «подопечных». В свою очередь Магистрат очень жестко следил за соблюдением всех формальностей, связанных с подобным промыслом.

Несанкционированная анимация и покушение на право посмертного покоя усопших (доступное после уплаты соответствующего налога) считаются тяжким преступлением и караются самым суровым образом – вплоть до смертной казни, после коей незадачливый (или просто слишком жадный) некромант испытывал на собственной шкуре все прелести подневольного труда в качестве живого мертвеца.

У лысого крикуна, видимо, с документами все было в полном порядке, раз он позволял себе честить власти Ура на чем свет стоит.

Представление могло затянуться надолго, а у меня не имелось никакого желания вмешиваться в происходящее, хотя не сомневаюсь – одно появление набыченного Выродка позволило бы ситуации разрешиться быстро и как бы самой по себе. Мне просто не хотелось портить настроение Таннис, вырывая ее из безмятежно-покойного состояния, поэтому, прикинув «за» и «против», я опустил зад на сиденье и скомандовал извозчику:

– Ну давай, старый, как хотел, по проулочкам.

И, чтобы поддержать семейную репутацию, ничего хорошего никому, кроме самих Слотеров, не сулящую, добавил хищно:

– А то ведь шваркну этого лысого по голове кулаком, чтобы угомонился, и разбегутся его мертвяки по всему кварталу. То-то потеха будет!

Спина извозчика торопливо изобразила угодливость.

– Как скажете, ваш-высок-блаародие!

Экипаж свернул в ближайший проулок, оставив позади ярящегося пастыря и слабо мекающего в свое оправдание клерка Магистрата. Бедолага-чиновник к этому времени совсем взмок от пота – чем дальше, тем неуютнее ему было выслушивать пассажи в свой адрес от владельца целой толпы хучей. Подопечные Блеклых пастырей, конечно, до поры совершенно безобидны, даже детвора любит развлекаться, отвешивая им пинки по разлагающимся задницам, но не стоит забывать – любой мертвец, восставший к потусторонней жизни, иррационально ненавидит живых за обладание тем, на что сам он право утратил.

И дай только ему обрести волю…

Чем все закончилось, так и осталось неизвестным.

Мы объехали Пэмбоу-Тизис, где разразился скандал, дворами, пересекли по улочкам-проулкам еще пару кварталов, срезая дорогу, и наконец выбрались на широкий и красивый бульвар Двух Соборов. Вот так и вышло, что в то утро мы с Таннис очутились там, где не должны были и совершенно не планировали – недалеко от почтенного и в то же время совершенно бесстыжего заведения Мамаши Ло.

Приходилось слышать выражение «оказаться не в том месте и не в то время»? К нынешней ситуации оно подошло бы идеально. Будь я фаталистом, сказал бы: сама судьба, перегородив Пэмбоу-Тизис оравой мертвяков, направила нас сюда, дабы вписать в летопись Ура очередную мрачную и жестокую страницу. Судьба нахмурила брови при одной только мысли о том, что Выродок в нарушение всех традиций посмел изображать нечто похожее на романтическую прогулку. И сделала все от нее зависящее, чтобы поездка в Королевский парк не состоялась.

Но я не фаталист и не верю в предначертания.

Просто так сложились обстоятельства.

Просто я позволил себе слишком расслабиться. На какой-то миг забыл, что в Блистательном и Проклятом терять бдительность не полагается. Чревато, знаете ли. Стоит чуть замечтаться, и вот уже неприятности сидят у тебя на шее и колотят пятками, понукая бежать под гору, все набирая и набирая скорость, пока в конце пути не вырастет стена, о которую ты и разобьешься вдребезги.

На бульваре Двух Соборов такую стену найти – не вопрос. Не зря же это любимое место многих горожан.

Отираясь здесь, всегда можно попасть в гущу событий, скандал или просто хорошую драку. Для этого даже целью задаваться не требуется: поброди взад-вперед час-другой – и что-нибудь да случится. Еще сюда стекаются все городские новости и здесь же если не рождается, то домысливается половина всех городских слухов. Многолюдный поток прохожих, на всех прочих улицах равномерно текущий в обе стороны, здесь часто образует водовороты и запруды, когда собираются небольшие группки, шумные компании, а то и целые толпы, чтобы поточить лясы, обменяться мнениями и просто подрать в свое удовольствие глотку.

Любой, кто имеет уши, за пару часов, проведенных на бульваре Двух Соборов, может оказаться в курсе всех важных городских событий за последнюю неделю. Мой племянник Джад Слотер, часто путающий свой зуд рифмоплетства с позывами музы, как-то метко высказался про сию достопримечательность Ура в одном из своих похабных сонетов, посвященных вечным темам – прелюбодеянию, вину и дракам:

Свое название бульвар получил в честь оплотов двух противоборствующих церквей – Черной и Строгой, – высившихся на разных его концах. Подобное не то соседство, не то противостояние не случайно и к иронии судьбы не имеет никакого отношения. Это давняя политика Ура, при которой решения принимаются, исходя из принципа равновесия и баланса интересов. Там, где собирается слишком много святош, лучше допустить появление пары-тройки черных ересиархов – чтобы святые отцы и гнусные малефики боролись за души, а не совали свой нос в политику и сопровождающие ее интриги.

Вполне разумно.

Впрочем, вовсе не соборы считались главным украшением бульвара. Хватало и других. Вот хоть взять заведение Мамаши Ло – кто в городе о нем не наслышан? Как же! Лучшие девочки, смазливые мальчики, удовольствия на самый притязательный и испорченный вкус, высокий уровень обслуживания… и последний никак не предполагал, чтобы завсегдатаи и труженицы легендарного заведения вдруг принялись сигать из окон, оглашая воздух истошными криками.

Фланирующая по бульвару публика просто застыла и притихла, с изумлением глядя, как из борделя на улицу посыпались полуголые (и просто голые) девицы вперемешку с особами мужского пола, на бегу, а кто и на лету пытающимися натянуть чулки или бриджи. Девицы растерянно заметались перед стенами борделя, а мужчины тут же задали стрекача, подобно крысам в деревенском амбаре, прыскающим по углам, стоит открыть дверь.

«Дело плохо», – подумал я.

А уж когда на улицу выбежала и сама хозяйка, всклокоченная и перепуганная, в сопровождении нескольких дамочек, чья степень одетости (уместнее сказать – раздетости) не оставляла сомнений относительно их ремесла, стало ясно – дело совсем-совсем плохо. Скорее капитан первым покинет тонущий корабль, чем Мамаша Ло сбежит из собственного заведения, пока в нем остается хотя бы один платежеспособный клиент. Вопрос профессиональной чести.

– Помогите! Убивают! – верещали девушки Мамаши, стыдливо прикрываясь ладошками и не решаясь, в отличие от своих клиентов, припустить подальше от родного борделя.

– Режут! – зычно вторил им грузный усач, удаляясь прочь огромными прыжками на одной ноге – вторая никак не желала попасть в модные узкие бриджи. За собой он оставлял густой запах перегара – всю ночь кутил, не иначе.

– Демоны! Демоны вырвались на свободу! – задавая стрекача вдоль бульвара, надсаживался щуплый рябой человечек, по виду неприметный клерк. – Это новый Бунт нечисти!

– Стража! Стра-ажа!

Как назло, в непосредственной близости от заведения Мамаши Ло не маячило ни одного вояки, облаченного в униформу городской стражи, не говоря уже о Псах правосудия, чья магическая и боевая подготовка позволяла справиться не только с подвыпившим нарушителем порядка, но и с созданием куда менее приятным и от рода человеческого далеким.

Не повезло Мамаше…

– Сет! – оглянувшись и узнав меня, взвизгнула хозяйка самого знаменитого борделя во всем Блистательном и Проклятом. – О, Сет! Какое счастье, что ты здесь! Хвала Небесам!

– Тьфу ты, – невольно вырвалось у меня, и рука сама собой потянулась к перевязи шпаги. – Погуляли…