Глава 15

«Клио» вновь потянулся влево, норовя подставить ветру борт. Тим даже с закрытыми глазами мог заметить маневр судна — дым от салотопки тут же накрывал рулевого. В таком смраде не подремлешь: будто скотомогильник перед носом сжигают. Крутанув рулевое колесо, вернул корабль на курс, жадно вдохнул глоток свежего морского воздуха.

Ох и вонючее же ремесло у китобоев.

Одно приятно: после перетопки ворвани котлы топили уже на нужды команды. Тим выпарил и простирал всю свою одежду, жестоко убив мириады вшей, и каждый день купался в горячей воде со щелоком. Насекомые достали его настолько, что он попросил Токса обрить себя налысо, что товарищ и сделал. Огарков после вытопки ворвани на «Клио» осталось достаточно, чтобы поддерживать огонь в салотопке неделями — сколько ни перетапливай это сырье, горючего жира в отходах остается все равно прилично. Одно неудобно: приходится мириться с жутко вонючим дымом и отложениями сажи. Даже паруса судна почернели.

«Клио» вновь рванулся влево, но Тим на корню пресек его самовольство. Правда, на этот раз руль пришлось крутануть подальше. Еще немного — и придется убрать часть парусов, иначе судно попросту не удержится на курсе, перестав слушаться руля.

Токс стоял рядом с юным товарищем, будто нахохлившийся грач — руки в бездонных карманах плаща, голова, скрытая под навощенным капюшоном, втянута в плечи. Вперед, будто клюв, выступает массивная трубка, ноздри Тима временами щекочет душистый аромат явно не табака — Токс любил иногда покурить всякую подозрительную гадость, причем не всегда безобидную.

Парус оттянуло ветром, на Тима тут же обрушился дождь. Поспешно надвинув капюшон на голову, он, для затравки разговора, прокомментировал погоду:

— Дождь.

— Я заметил, — лениво отозвался Токс. — Возьми еще на румб вправо. Как столкнет оттуда — значит, самое время паруса сворачивать. Да тут они и не нужны особо…

— Это как? — удивился Тим.

— Да так — тут нас течение само на юг несет, и несет очень быстро. Главное — при волнении держать нос к волне: море все равно корабль будет нести.

— И далеко это течение идет?

— Да к ледяной земле, и далее даже идет, подо льдом. Потом, уткнувшись в берег, дает начало большому южному водовороту. Из него, уже от северного отрога замерзшего материка, к экватору идет новое течение — очень холодное. Говорят, что его не водоворот пускает, а исполинская река, что идет от тающего льда, но я в это не верю. Да, южная земля тает уже около двух тысяч лет — после того как Древние здесь устроили кавардак, но все равно льда там осталось еще слишком много, и там очень холодно — не могут реки течь в такую стужу. Еще до «Клио» я однажды видел берег — там только лед, с редкими промоинами. И везде льдины и айсберги. Жуткое место — мало кто его может увидеть. К нему не подойти из-за ледовых полей — сам не понимаю, почему нам тогда повезло так.

— Если там настолько жутко, зачем мы туда идем?

— За китами, Тимур, китов там море. Здесь нам почему-то не везет: один кашалот слишком жалкая добыча. Капитан решил, что киты перебрались по другую сторону от течения — уже в холодную струю. Это бывает. Перейти эту морскую реку трудно — все равно снесет вниз, что ни делай. А если затянет на центр, и вовсе опасно — там несколько паршивых островков с рифами. Говорят, на них знатные лежбища тюленей, но проверять это не хочется — спокойной погоды в этих местах не дождаться, а если поцеловаться с рифом, никто уже не спасет.

— Токс, извини, но я не понимаю все равно: почему для того, чтобы перейти на другую сторону морской реки, нужно спускаться до самых льдов?

— Капитан между льдами и рифами выбрал льды. Выйдем на центр у их кромки и пойдем вдоль. Если не приближаться вплотную, опасности для «Клио» нет. Главное — не налететь на крупный обломок, а мелочь нам не страшна. У всех китобоев на этот случай по носу отличная дубовая броня. Бывает, из этих вод выходишь, а под бушпритом будто топорами все изрублено. И ничего, идем дальше — смотреть страшно, но не мешает. Кроме того, на границе ледовых полей постоянно киты крутятся. Кашалотов мало, а вот усатых просто тьма. Нравится им там почему-то. Бывает, по три-четыре штуки за день удается загарпунить, так что лишних оставляют на флаге или буксируют вельботами к кромке льдов.

— Не знаю… я бы на месте капитана покрутился в районе, где убили первого кита. Думаю, нашли бы стаю еще или тех самок.

— Вот потому ты и не капитан. Ему виднее.

— А сам как считаешь — правильно идем?

Токс, задумавшись, хорошенечко затянулся, кашлянул, выдохнул облако дыма:

— Не знаю, Тимур, я тоже не капитан. Вообще-то не лежит у меня душа идти на юг. Там не место для людей. Может, через тысячу лет, когда ледники окончательно растают, там станет хорошо. А пока там только смерть: туман, льдины, айсберги, непредсказуемые течения и шквалы. Будь моя воля — я бы не пошел, но меня ведь не спрашивают, как и тебя.

— Капитан мне показался вполне разумным человеком. Странно, что он решил идти в такие опасные воды.

— Капитан, может, и не полез бы на рожон, но вот компания… Этот толстяк ему каждый день уши сверлит — многие слышали. Все ему мало выручки — пеняет, что мы корабельные запасы впустую проедаем. Как будто от сухарей и солонины они разорятся. Я много ходил на китобоях, я знаю, каково это: можно три месяца барабанить в пустые бочки, а можно за пару недель взять десяток матерых кашалотов — только успевай обдирать. Суетиться в нашем деле не стоит — не доводит суета до добра… Да разве объяснишь это прислуге Карвинса… Ох, и погодка, будь она неладна! Надеюсь, капитан хотя бы знает, где мы сейчас, — в такую темень неприятность увидишь, лишь напоровшись на нее носом.

— Ты же говорил, что опасные острова и скалы — по центру течения, гораздо западнее нашего курса. Или льдин боишься?

— Льдин я не боюсь — их тут не встретишь: течение же идет от экватора. Это там, в холодной струе, их полно будет. Там целые ледяные горы попадаются — они часто откалываются от замерзшего материка. Я вообще к тому говорил, что, если долготу капитан чуток неправильно определил, мы можем быть на сотню миль к востоку, а это уже опасные воды.

— Капитан вроде бы грамотный. Постоянно за звездами и солнцем следит. И в каюте над картами работает.

— Может, и так, но все бывает. Мимо Тувиса он на десять миль промахнулся, вдоль берега потом пришлось добирать, когда по ориентирам определились. Это немного, конечно, но и до Тувиса всего ничего шли, при хорошей погоде.

— Токс, а чего ты говоришь все время, что южная земля тает? И про битвы Древних, что произошли две тысячи лет назад?

— А вы там, в степи своей, разве про Древних не знаете?

— Знаем. И про войну знаем — про нее все знают. По нашему исчислению, примерно две тысячи шестьсот лет назад в результате этой войны изменился угол наклона планеты и ее орбита, а также погиб третий спутник. Это вызвало страшную катастрофу и резкие изменения климата. До войн год разделялся на четыре периода с очень холодными снежными зимами и жарким летом. Теперь все не так, почти ровно — у нас в степи зимой разве что иней можно увидеть, снег — редкость. А старые цивилизации тогда погибли, и Древних больше нет.

— Ничего себе ты загнул… Как там ты сказал: «Угол наклона планеты…» Надо это запомнить — в порту буду перед бабами большим умником прикидываться. Вот смотрю я на тебя, Тимур, — вроде отличный парень, без червоточин, и друг как друг. И понятен ты мне, и приятен. Но иной раз как выдашь что-нибудь — аж оторопь берет. Это кто же тебя, в степи, таким умным вещам учил? Я до тебя думал, что у вас там лепешки из навоза пекут, коз дерут с малолетства и воруют у горожан все, что те гвоздями не успеют приколотить. А ты вот сомнения в этом сильные вызываешь: и умен, и труда не чураешься, удачлив, честен, схватываешь все на лету: учить тебя — одно удовольствие. Удачно вышло, что ты к нам попал, таких, как ты, побольше бы. Но как бы умен ты ни был — все знать невозможно. Остались Древние, остались…

— Ты о чем? Их нет давно — все древние империи рухнули после этой катастрофы. Они вроде бы располагались за экватором, на севере, а там погибло все.

— Да, вроде так и было. Но зайцы-то были и при Древних? И пережили все, хотя и несладко им пришлось. Ничего у них с той поры не изменилось, кроме места жительства. Перебрались они к экваториальным лесам — и как жили, так и живут. Вроде бы до войны туда их жить не тянуло — леса там и тогда росли, но сырые больно, и жарко было как в бане. А как все отгремело, потихоньку изменился лес у экватора — там теперь не жарко, а холоднее даже, чем в тропиках. Совсем тогда мир переменился.

— Верно, Токс. Это из-за Шрама, той полосы, что в небе ночами светится. Это вокруг планеты кольцо идет — из пыли, оставшейся от погибшей луны, оно мешает солнцу нагревать экваториальную зону. Вот и получается, что на полюсах холодно, как и раньше, от полюсов до тропиков становится жарче, тоже как и раньше, а вот к экватору опять температура падает.

— Ну ты и горазд умные словечки рожать! Так оно и есть, насчет жары и холода. А раньше не так все было, до Древних с их войной. Весь мир они искалечили, все по-другому стало. Вон в Эгоне вашей — степь сплошная, а говорят, там зайцы как раз и обитали до всей этой неприятности. А как все с ног на голову кувыркнулось, так и засох их лес. Вот и пришлось им перебираться.

— Я понял, о чем ты. Токс, у зайцев никогда не было государственности. Они не люди — и живут не так, как мы. У них вроде бы сотни родов, не вмешивающихся в жизнь друг друга. И землю они не делят: лес — общий для зайцев, ходи где хочешь и делай что хочешь. У них нет армии, нет городов и крепостей, нет дорог, нет единых правителей, нет денег, есть только какие-то законы, которые они исполняют. И эти законы одинаковы для всех. У них нет ни бедняков, ни богачей — ни один заяц не должен испытывать нужду. А у Древних были такие же страны, как сейчас южнее экватора: города, столицы, дороги, короли, чиновники, аристократия, жрецы и маги, наемные армии, монеты, нищета низов и роскошь верхушки.

— Ох ты и хорошо загнул! Я даже захотел стать зайцем. Тимур, да про Древних никто толком уже и не помнит. Что там и как было. После войны было несколько темных веков, когда забыто было почти все. Затем вылез первый император и создал Империю. Так как никаких Империй тогда не было, сплошная дикость, она осталась единственной империей без названия. Первая. Во как это было.

— Да нет, Токс, просто этот первый император был полностью сумасшедшим человеком. Он запретил давать название первому объединению южных земель, и когда строил столицу Империи, тоже запретил ей давать название: ее так до сих пор и называют — Столица. Говорят, он даже пытался Чессу заставить всех называть Река, но это ему не удалось.

— Да, есть такое. Я слышал, что даже наследника он назвал Сын.

— Я о том же — он был сумасшедшим.

— Это ты по злобе на него напраслину возводишь, — хохотнул Токс. — Вы, степняки, его не любите сильно, ведь это он вас в Эгону выгнал. Да и чего это мы ему кости перемывать стали? Вроде же о Древних говорили. А! Так вот — никто уже толком и не знает, как Древние жили и что там у них было. А зайцы помнят. И у зайцев все осталось так, как и было тогда. И воевать они тогда, наверное, воевали — думаю, тогда все воевали, раз до такого довоевались. И сила древняя у них осталась — они единственные, об кого Империя зубы обломала. Говоришь, армии нету у них и крепостей нету, а тем не менее имперцы с ними такой мирный договор заключили, что… Не знаю даже, как сказать… Получилось, будто зайцы с Империей как с портовой шлюхой обошлись, да еще и заставили шлюху им заплатить за доставленное удовольствие.

— Вижу я, зайцев вы не любите, — в свою очередь позлорадствовал Тим.

— Кто? Я? Да клал я им на головы с грот-мачты. Зайцы в море не ходят, в портах я их тоже не встречал — мне они вообще жить не мешают. Они сдвинуты на своих деревьях — лазят там, где лес растет, и не дают его переводить. За это могут и прибить. Но пока досок на корабли хватает, китобои будут делать свою работу, и зайцы нам не указ. Лес в море не растет.

— Токс, а материк, тот, что на юге? Он что, так и тает до сих пор? Неужто там столько льда?

— Ага. Так и тает. И море вокруг него ледяное. Я думаю, он еще долго таять будет — льда там горы. Тимур, с тобой приятно болтать — как-то по-интересному выходит. А то с другими ребятами тут стоишь — так или о бабах, или о том, что, когда, с кем и сколько выпил. Или о китах. Темы хорошие, но поднадоели еще лет десять назад. И ты вот что — хватит старые дела вспоминать, иди на парусную, команду поднимай. Пора убирать лишние, иначе сейчас не удержим к волне.

Принц, выслушав доклад Азере, долго молчал, задумчиво перебирая на столе зловещие инструменты палаческого ремесла. Маг привык к странным вкусам Монка и давно уже не удивлялся, когда тот частенько вместо кабинета устраивал встречи в застенках. Не беспокоился он и о том, что палачи услышат лишнее: он знал, что все эти костоломы немы и глухи. Один даже был слеп, но это не мешало ему выполнять свою неблаговидную работу с блеском — он был непревзойденным мастером по снятию кожи (с живого человека).

Сегодня в подвале помимо принца и палачей присутствовала очередная жертва. Азере также не волновался, что этот истязуемый обогатит свою память государственными секретами: раз при нем делают подобные доклады, значит, бедолага отсюда точно никогда не выберется, а если даже и выберется, то по частям.

— Так, значит, надежд на ее обнаружение мало? — Слова принца прозвучали неожиданно: уж слишком долго он хранил молчание.

— Да, — кивнул Азере. — Она очень странная. И абсолютно непредсказуемая. Мы так и не поняли, с чем столкнулись. Едва мы постигали ее путь и ставили на нем достойный заслон, как она вдруг резко меняла направление. Пока мы перебросили в эту провинцию на драконах магов и хороших бойцов, она ускользнула к горам и там ухитрилась полностью обрубить след. Мы не рисковали выходить на нее мелкими группами: она бы просто перебила всю группу. Слишком сильна. У меня там сейчас триста человек, они бродят расходящимися кругами — пытаемся обнаружить хоть что-то. Не могла же она там раствориться?

— Но, как я понимаю, ты считаешь, что надежды на это немного?

— Если откровенно, то надежды вовсе нет. Мне вообще кажется, что она с нами играла, будто кошка с мышкой. И до сих пор не понимаю, как она выбралась из того капкана на Чессе. Она просто исчезла, чтобы появиться очень далеко от той паромной переправы. И никто не видел ее — никто. И это в самой густонаселенной части Империи. Причем сделала она это чуть ли не мгновенно — будто дракон ее подвез. Не будь этого — мы бы ее обложили, не ушла бы. Хотя кто ее знает… я вообще не понимаю, кто это или что это… Иногда мне даже кажется, что я не хочу этого знать — слишком уж мне не по себе от нее.

Принц кивнул палачу, тот начал греметь железом, затягивая вокруг лодыжек жертвы какие-то неприятного вида кольца, явно подготавливая того к очередной пытке. Тощий старик, прикованный к стене, замычал через кляп, умоляюще потянулся взглядом к Монку. Тот, не обращая на него внимания, задумчиво произнес:

— Она мне нужна. Очень нужна. Я должен знать, что это было. Скольких, ты говоришь, она убила?

— По моим данным, она трижды попадала в засады, устроенные наемниками. Эти ребята шли убивать. Брать живьем ее им не приказывали, так что они сильно не церемонились — действовали нагло. Их потери в первый раз мы точно оценить не можем, но свидетель уверял, что двоих точно убила. Вторую и третью засаду она перебила полностью, и мы там успели все осмотреть до появления заячьей прислуги. В одной она положила шестерых, в другой — четверых. Причем в последней ее пытались прикончить огнестрельным оружием.

— Смешно — мага убивать пороховыми трубами! Да и маловато они на нее народу направили…

— Брали качеством. Дом Леса обратился к нам с просьбой о содействии — и пришлось выделить ушастым транспортных драконов. Четверка сделала рейс к Северной Нурии — там взяли каких-то головорезов. Видимо, лучшие из лучших — вот их она и положила там. Не всех, разумеется, только пару групп. Но впечатляет.

— Мне не нравится, что наши драконы летают в Нурию, да еще и по приказанию зайцев.

— Я тоже от этого не в восторге, но как им откажешь?

— Пока никак, — с ноткой бешенства согласился Монк. — Что там с командой Сеула? Может, они там еще что-нибудь про нее нароют?

— Мне в это слабо верится, — честно признался Азере. — По пути они разделились — двое отправилось к замку герцогини Шани, двое — в Южную Нурию. Это все, что нам пока известно: по вашему личному указанию мы не вмешиваемся в ход их расследования, и я не могу знать, чем они вообще там занимаются.

— Плохо, Азере… плохо. Я не могу выразить это словами, но почему-то уверен — эта девушка что-то значит. Многое значит.

— Согласен. Да и зайцы согласны — за простой убийцей они подобную охоту не устроили бы. Я впервые увидел, чтобы они унизились до просьб.

— Ты о драконах? Это не просьба — по Договору мы обязаны оказывать максимальное содействие в перемещении их представителей по землям Империи.

— Мы не обязаны посылать драконов в Северную Нурию — это даже не наш протекторат. Да и не припомню я, чтобы они вообще хоть о чем-то соизволили попросить когда-нибудь. Эта девушка им как кость в горле, раз до такого унижения дошли.

— Приятно, что мои смутные предположения облекаются плотью любопытных фактов. Кроме того, я заметил странную вещь — за последнее время они уже дважды вели охоту на человека.

— Вы имеете в виду внука Ришака? Но там заячий след не явный.

— И что? Зайцы в Эгону не полезут ни за что — для них это проклятая земля. Там умер их Лес — это место теперь запретно. Вот и работают чужими руками.

— Возможно. Хотя не могу исключать наличия другой силы. Допросы людей, работающих, по вашему мнению, на зайцев, этого не подтвердили.

— Допросы ничего не подтвердили — парочка, схваченная в Эгоне, ничего не сообщила. Вообще ничего. И пытки не помогли. Кто еще, как не зайцы, могут столь настойчиво искать человека и защищать своих слуг от допросов? По примеру с этой девушкой все понятно. Ладно, это все потом. Давай о насущном — ты подготовил своих людей?

— Мы всегда готовы.

— Нет, ты не понял — мне потребуются все боевые маги. Причем в любой момент. Фока готов действовать, но почему-то так и мнется у границы. Как только он ударит, вы сразу потребуетесь мне, причем все.

— Принц, собрать всех боевых магов Империи… гм… Я даже не спрашиваю, зачем это. Хабрия этого не заслуживает — это все равно что против муравейника пустить отряд инженеров с катапультами.

— Я прекрасно понимаю. Азере, нам нужна победа.

— Для победы там вполне хватит армейских частей. Хабрийцы слабы, их огнестрельное оружие будет смешно выглядеть в бою с нами. Пара десятков магов нанесет им огромные потери еще до начала боя: порох — это очень неприятное вещество. Вы понимаете, о чем я.

— Азере, мне нужна не просто победа. Мне нужно их стереть в порошок. Показательно уничтожить. Об этом должен узнать весь мир — это подарит нам несколько лет передышки. Все это шакальё после такой демонстрации хорошенько подумает, прежде чем испытывать судьбу. Понимаешь? Маги мне нужны не как военная сила, а как сила, которая отлично приукрасит победу. То, что остается на поле боя после вас, внушает лишь ужас и нежелание видеть это еще раз. Я хочу, чтобы ты сам повел свое воинство. Ваш совет и Корпус Беспощадных. Лучшие маги Империи. Покончив с ними, мы выиграем время для решения внутренних проблем. Мы очистим страну от плесени и гнили. Мы прижмем союзников по Альянсу — хватит им выезжать на нашей шее и ждать, когда мы ослабеем. Устраним свернувшуюся змею, притаившуюся в Эгоне. Нам будет чем заняться — Империя разлагается, соседи наглеют. Мы наведем порядок — или тут все рухнет… Так ты сможешь собрать всех?!

— Если вы говорите лишь о совете и корпусе, то это вопрос двух-трех дней. Я соберу их по первому вашему слову.

— Вот и хорошо.

В дверь пыточной постучали — на пороге вырос маг из охраны принца, застыл в напряженном ожидании.

— Что случилось? — с ноткой раздражения поинтересовался Монк.

— Ваше высочество, его высочество первый наследник престола принц Олдозиз просит вас посетить его в серебряной беседке, что возле озера Лилий в закрытой части сада. Меня попросили передать, что лучше вам поспешить — принц Олдозиз сегодня особенно оригинален.

— Моему дегенеративному братцу опять стало скучно, — зловеще прошипел Монк, яростно уставившись на истязуемого старика.

Судя по выражению лица, он отчаянно пытался представить на его месте своего брата. Азере его прекрасно понимал. И маг на входе тоже. Даже палач, похоже, был в курсе мыслей своего хозяина — не жалея кожи жертвы, слишком туго затянул вокруг голени очередное кольцо.

Старик отчаянно замычал, принц встрепенулся:

— Хорошо, передай гонцу, что я сейчас навещу принца.

Эта часть сада была закрыта не из соображений безопасности. В принципе закрыта она лишь на словах — любой посетитель дворца мог зайти сюда беспрепятственно. Но мало кто к этому стремился. Был у этого чудесного уголка один существенный недостаток, проявившийся из-за недальновидности строителей дворца.

Первый Император строил свой дворец в большой спешке. Ну правда, что за император без дворца? Если император спешил, то медлить не позволял ни себе, ни другим. Так что строители тоже спешили. В итоге в рекордные сроки был возведен самый величественный дворец в мире — своей величественностью он не уступал даже руинам Древних. Император, наверное, недолго раздумывал, как назвать это монументальное сооружение, и, как легко догадаться, назвал его просто — Дворец.

Со временем начали вылезать многие недостатки, связанные с огрехами строителей. Причем некоторые исправить было проблематично — они легко переживали ремонты и реконструкции, продолжая портить жизнь обитателям Дворца. В частности, большое неудобство доставляла система канализации. Во Дворце, считая персонал, охрану, придворных, гостей со свитами и посетителей, ежедневно пребывало не менее восьмисот человек. Все эти люди время от времени испытывали естественные потребности. Проблема заключалась в том, что передовая для своего времени система дворцовой канализации более-менее могла обеспечить вывод отходов жизнедеятельности двухсот человек, но никак не восьмисот.

Все попытки реконструировать канализацию к успеху не привели — инженеры не смогли победить ошибку первоначального замысла старинных зодчих. Нет, с проблемой смыва содержимого туалетов они все же справились — добавили воды в сливную систему. Но — увы: такого увеличения стоков уже не выдерживал замковый коллектор. Узкая труба, протянутая за первую стену, не справлялась. Коллектор переполнялся, и зловонная жижа растекалась по одному из живописнейших уголков сада. Попытки прокладки новых труб успех приносили только временный. Над трубами будто проклятие тяготело — забивались мгновенно, и вновь вонь растекалась по саду.

В конце концов инженеры, устав биться с трубами, провели глубокую канаву. После одного из ливней стены канавы вдруг поплыли, дно почему-то резко просело, в образовавшуюся зловонную воронку рухнула часть фасада на углу замка.

Проектировщика утопили в содержимом воронки.

После этого злополучную канаву засыпали и запретили любые раскопки вокруг дворцового коллектора. Для вывоза его содержимого организовали специальную службу императорских ассенизаторов — их бочки на колесах днями стояли у выводных галерей коллектора, где их заполняли вручную, с помощью ведер. Чтобы не смущать утонченных взоров обитателей дворца такой приземленной картиной, место неблаговидного действия прикрыли стеной из розового кирпича. Стена не позволяла видеть ассенизационных повозок и вечно пьяных золотарей с грязными ведрами, но вот миграции запахов ничуть не мешала — благоухало в округе вовсе не фиалками. Кроме того, при ливнях коллектор иногда начинал бунтовать, вновь заливая округу, потому здесь хорошо росли кусты и деревья, но то, что для растений — благо, для людей — мерзость.

То, что брат любил в саду именно этот загаженный уголок, Монку очень не нравилось. Братский долг, как и долг второго наследника, требовал не отказывать Олдозизу в просьбе посещений. Но Монк ненавидел в такие моменты и брата, и дерьмо в коллекторе, причем дерьмо ненавидел даже поменьше, чем брата. Подобные вызовы неизбежно отражались на его настроении отрицательно — вот и сейчас он шел к беседке, чуть ли не шипя от сдерживаемого недовольства.

Подходя к озеру, Монк натолкнулся на двух личных охранников Олдозиза. Два мальчика-пажа поклонились издалека, растягивая накрашенные губы в томных улыбках. Один из них при этом не смог удержать наманикюренными пальцами своей тонкой, практически игрушечной алебарды — та со звоном прокатилась по булыжникам мощеной садовой тропинки. Проходя мимо него, принц едва сдержал нестерпимое желание плюнуть ему на голову. Нельзя: все пажи — это отпрыски людей, которых нельзя обижать даже подобными мелочами. Не стоит наживать себе лишних врагов — их и без того более чем достаточно.

Олдозиз возлежал в тени беседки на низкой кушетке. Подперев рукой голову, он любовался озером, не забывая при этом что-то пожирать из вазы, установленной на крошечном столике. Разглядев брата, Монк едва не издал страдальческий стон. Ну нет, только не это…

Олдозиз на младшего брата не походил вообще — ни внешне, ни характером. Возможно, не зря про мать их поговаривали всякое: не может от одного отца получиться два таких разных отпрыска. Монк высок, крепок, поджар — будто волкодав. Глаза черные, волосы еще черней, ладони широкие, крестьянские, с грубыми пальцами. Олдозиз на него был похож лишь ростом — так же высок. В остальном ничего общего — рыхлый толстяк, страдающий одышкой, белокур, в отличие от куцей прически Монка вечно ходит с неухоженной шевелюрой, вьющейся почти до пояса, ладони тонкие, с длинными «музыкальными» пальцами и перламутровыми отшлифованными ногтями. Глаза водянистые, мутноватые, вечно смотрят в никуда.

Если сравнивать характеры… Лучше не сравнивать…

Олдозиз встретил брата, одетый в воздушное женское платье с открытыми плечами; радостно улыбаясь, он протянул руку для поцелуя. И без того испорченное настроение Монка при виде этого зрелища отнюдь не улучшилось — с удовольствием плюнув на ладонь чокнутого первого наследника, он прошипел:

— Олди, что ты себе позволяешь?! Весь дворец, наверное, уже судачит! Как ты мог показаться на людях в этих бабских тряпках?!

Олдозиз, нисколько не обидевшись на грубую выходку брата, не переставая улыбаться, вытер плевок кружевным платком, томно вздохнул, лениво выдал:

— Сегодня я не Олди, сегодня я буду Зизи.

— Ты, наверное, сильно удивишься, но я это уже заметил! — рявкнул Монк. — Бегом к себе — и закройся, чтобы тебя не видели!

— Ты — плохой! — наигранно всплакнул брат. — Зизи скучно. Зизи пришла на озеро покормить золотистых рыбок хлебными крошками.

— Рыбок?! Братец, да ты окончательно спятил! В этом озере вместо воды плещется дерьмо из нашего проклятого коллектора! Рыбок оно захотело… Сходил бы лучше утопился, раз уж пришел.

— Злой. Плохой. И еще ты ужасно противный. Давай поиграем в желания, ведь мне скучно.

— С задницей своей поиграй!

— Фи! С ней неинтересно — у нас с ней желания одинаковые. Ну давай, ну загадывай!

— У меня, Олди, далеко не одно желание — я хочу, чтобы ты немедленно убрался из этого вонючего сада к себе, переоделся там в одежду, подобающую принцу, и больше себе такого не позволял. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы все эти женоподобные пажи утопились в этом самом коллекторе. Далее неплохо было бы кастрировать всех твоих слуг, друзей и телохранителей, после чего пусть Карвинс продаст их в бордель, а вырученные деньги передаст в казну: эта шайка мужеложцев изрядно ее потрепала — вот пусть и компенсирует.

— Так нечестно! Ты плохой! Ты много уже заказал, а я еще ничего! Хочу желание!

— Чего тебе еще желать? Уж не задницу ли Карвинса хочешь осчастливить?

— Нет! Он противный, и злой, и грубый! Зизи хочет покататься на кораблике с дракончиками! На «Эристаре»! С друзьями хочу кататься!

— О боги, матросы будут счастливы! Давай я лучше подарю тебе лодку.

— А лодка красивенькая? — лукаво улыбнулся Олдозиз.

— Самая красивая в Империи, — поклялся Монк. — Из цельного ореха, покрыта узорами, вся в позолоте и самоцветах, с серебряными веслами и бриллиантовой дыркой в днище.

— А дырка зачем? — недоуменно нахмурился наследник.

— Дырка затем, чтобы все эти ходячие задницы, которых ты называешь друзьями, утонули в первом же плавании по этому чудесному вонючему озеру. Да и вообще — этим дырявым типчикам на другом плавать и не положено.

— Ты — злой! Хочу «Эристар»! Не пойду к себе и не стану переодеваться. Так и буду сидеть, пока не замерзну от ночного холода! И ты умрешь потом от жалости и угрызений совести!

— Я?! От жалости?! От угрызений чего?! Братец, да ты бредишь! Сиди тут хоть неделю — «Эристара» тебе не видать. Этот новейший дракононосец Империи создан не для прогулок — катать на нем напомаженные задницы я не намерен! Да не ной ты, нюня, «Эристар» ушел в боевой поход, когда вернется — неизвестно.

— А когда вернется, мне можно будет покататься на нем с друзьями?

— Тебе — возможно, друзьям — нет.

— Зизи будет плакать! Зизины глазки изойдут слезами.

— Да хоть улейся слезами — ноги их на «Эристаре» не будет. Из пяти твоих друзей семеро — шпионы, мне вражеские глаза там не нужны. Я не настолько щедр, чтобы раздавать государственные секреты, да еще и через заднее место.

— А можно, мы покатаемся на другом кораблике?

— Лодка. Озеро. Топиться.

— Зизи завтра пойдет в этом платье на прием послов.

— Не пойдет — я тебя раньше придушу!

— Если у Зизи будет прогулка на корабле, Зизи не пойдет на прием — вместо нее пойдет Олди.

— О боги!!! Ну за что мне это наказание?!!! Получишь ты свой корабль, но прогулка будет до устья Тессы — не дальше.

— Как ты мил и добр! И друзей можно?

— Бери их всех, и загружайтесь на «Илвин», когда завершится его ремонт.

— А «Илвин» — большой корабль?

— Дурак! Откуда на Тессе под Столицей большие корабли?! Река, знаешь ли, со времен Первого Императора полноводнее не стала. Вам этого брига вполне достаточно будет — все отлично поместитесь. И каюта там для тебя подходящая есть.

— Монки, ты — чудо! Заботишься обо мне, будто я твой младший брат, а не старший. Прости, если я тебя расстроил этим глупеньким нарядом, — очень хотелось пошутить. Ты же ни на минуточку не поверил, что я буду принимать послов в таком платье? Нет? И верно — это платье мне совсем не идет, мне идет розовое. А музыкантов можно взять?

— Бери — я сегодня сама щедрость.

— Чудно! Только вот у меня на них денег нет. Честно говоря, я даже не знаю, что там делать буду без денег. Это же так скучно. А Тори не дает, он говорит, что ты что-то там отрезал, и теперь совет не имеет доступа к казне. И еще говорит, что все равно денег в ней нет.

Монк, закатывая глаза, прошипел:

— Тори я когда-нибудь отрежу не доступ, а нечто поинтереснее… Милый братец, я распоряжусь загрузить «Илвин» припасами для всей вашей чудесной компании. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

— Ну хоть немножечко денег дашь? Я кое-что хочу себе купить.

— Дам, — окончательно сдался Монк.

— Ты — чудо! А капитану скажешь, чтобы он приказывал матросикам танцевать?

— Прикажу. И кингстоны тоже прикажу ему открыть на самой глубокой точке фарватера.

— Кинг… Что?

— Это такая штучка для развлечения твоих друзей. Дико интересная.

— Братик, дай я тебя поцелую — ты сегодня непревзойденно хороший!

Монк, отшатываясь от надвигающегося толстяка, замахал руками:

— Олди! Я думаю, обойдемся и без этого. И давай так — бегом к себе, и чтобы я тебя в этом платье больше не видел! И вообще в платье! Ты не шут, ты — наследник престола! И так тебя уже чуть ли не в открытую называют наследницей! Боги, как ты терпишь всю эту вонь!

— А у меня есть надушенный платочек.

Монк, не в силах больше задерживаться в этой клоаке, резко зашагал назад. Проходя мимо пажей, не удержался — раскинув руки, выбил у них игрушечные алебарды, но эта выходка не принесла ему облегчения. Почти всегда в последнее время общение со старшим братом ничего, кроме испорченного настроения, не приносило.

И ведь странно… Монк убил немало людей, причем некоторых своими руками. Закаляя волю, он целыми днями сидит в пыточных застенках — приучил себя равнодушно относиться к человеческим страданиям. Плевать, что его считают садистом, — душевное равновесие прежде всего. Есть грязь, которую можно смыть лишь кровью, — надо заранее быть к этому готовым.

Почему он до сих пор не решился на это? Почему этот извращенный избалованный дегенерат еще жив? Почему Монк — до сих пор всего лишь второй наследник? И это при всем своем пренебрежении к пролитию крови: ведром больше, ведром меньше — какая разница… Для Империи будет огромным благом тот миг, когда перестанет биться сердце этого дурака. Почему он позволяет ему жить? Сколько можно терпеть балаган?

Столько, сколько решит судьба, — убить Олдозиза Монк не мог.

Что-то ему не позволяло…