Глава 19
Где-то там…
Рассвет окрасил небо первыми проблесками алого, утренний воздух, свежий и прохладный, приятно освежал кожу.
Спать почему-то не хотелось. Айрин, совершенно обессилевшая, провалилась в глубокий сон, скорее обморок, и теперь лежала, укрытая плащом Рона, положив голову ему на колени. Сон ее был неспокоен, девушка все время вскрикивала, по лицу постоянно прокатывались волны эмоций — страх сменялся яростью, а затем вдруг на какое-то время она становилась безмятежно спокойной и губы расплывались в блаженной улыбке. А спустя несколько минут она снова начинала метаться, и тогда Рон обнимал ее, прижимал к себе, стараясь передать любимой ощущение тепла и покоя. И она, сквозь сон слыша ровное биение его сердца, постепенно успокаивалась.
Скоро взойдет солнце, и силы вернутся к волшебнице, им предстоит сделать еще многое. Похоронить Ильтара — к четырем неприметным холмикам, что много лет назад появились здесь, прибавится еще один, украшенный венком из зеленых листьев. Окончательно убедиться, что от храма не осталось сколько-нибудь видимых следов. Отыскать ту неприметную тропу, что ведет с гор вниз, в долину. А потом найдутся другие дела…
Он неотрывно смотрел на алеющий горизонт и слушал тишину. И думал о том, что произошедшее этой ночью наверняка вызовет волну других событий. Иногда ему казалось, что он знает, что происходит сейчас, произошло недавно или непременно произойдет в самом ближайшем будущем. Где-то там, далеко от этих гор…
Где-то там…
Поле боя было усыпано телами убитых так густо, что яблоку негде было упасть. Большая часть павших была одета в форму, что носили войска герцогини Теи де Блед, но встречались и иные — мужчины и, реже, женщины, чью одежду украшал старательно вырисованный красный треугольник, направленный острым концом вниз.
Барон Тоддт полулежал тут же, прислонившись спиной к вросшему в землю камню. Его дыхание было тяжелым и прерывистым, но кровь, что еще недавно обильно текла из многочисленных ран, теперь уже почти остановилась. Здесь, возле этого камня, тела лежали особенно густо, и большая их часть была на счету барона. Но и ему досталось немало ударов, и не все, далеко не все из них были отражены его доспехами и клинком.
Барон не чувствовал боли. Но не потому, что раны его были столь незначительны — напротив, они были тяжелы, — милосердный разум, не справившись с чудовищной болью, перестал реагировать на нее. Ну что ж, так даже лучше… он умрет в покое.
Неподалеку послышались медленные, тяжелые шаги. Тоддт попытался повернуть голову, но сил на это не хватало. Тогда он просто расслабился и принялся ждать. Кто бы это ни был… Вот перед ним появилась фигура человека, что с трудом переставлял ноги, тяжело опираясь на толстое короткое копье.
Человек взглянул на барона, затем, тяжело вздохнув, медленно опустился рядом, без особого почтения присев на сваленных друг на друга покойников.
— Рад видеть тебя… Люс…
— И я рад, что вы живы, барон, — голос караванщика звучал устало.
— Это… ненадолго…
— Ерунда, барон… раз вы все еще живы, значит, будете жить.
— Я умру…
— О нет. Вы выздоровеете. По крайней мере так сказала та лекарка, что затворяла ваши раны.
— Что ты… несешь, купец… какая…
— Вы, барон, были без сознания. Эти безмозглые зачарованные уже почти сломали наших парней, когда пришла помощь. Большой отряд стрелков, чуть не четыре сотни… Ими какой-то странный мужик командует, одноногий, но все слушаются его, что твоего императора. С ними и лекарка была… говорит, что жить будете…
Он снова тяжело вздохнул и печально добавил:
— Да… а мальчики-то мои полегли все как один. А я вот, понимаешь ли, жив остался. Я-то старик… а они все еще считай мальчишки… были… где справедливость, барон?
— Где-то там…
Группа солдат герцогини Блед с опаской косилась на нестройную толпу, стоявшую поодаль. Толпа вызывала отвращение — и видом своим, и, что характерно, запахом. Последние уцелевшие зомби были все еще живы исключительно потому, что никому не пришло в голову порубить их ломтиками, вот и догнивали они теперь на виду у солдат, что расположились неподалеку.
— Неужели нам обязательно сидеть здесь? — спросил один из них, тщедушный парень с неприятным прыщавым лицом и злобным прищуром глаз. — Эти твари так воняют, что у меня кусок в горло не идет.
— Ты что, забыл, сопляк? — буркнул другой, постарше, с бляшкой сержанта. — Приказ был сидеть здесь и ждать… приказы не обсуждают. Или ты хочешь, чтобы Советник с тобой поговорил лично?
— Нет уж… — Солдата передернуло от отвращения. — Я лучше уж со змеей поцелуюсь. Я сюда пришел деньжишек подсобрать, а не мозги растерять, как все эти зачарованные.
Насчет деньжишек — это он говорил верно. Один из довольно большого числа добровольцев, что пришли под знамена герцогини после того, как ее победа стала очевидна, Прыщавый до этого знаменательного события предпочитал собирать деньги на большой дороге. Воином он был паршивым, а потому и в разбойном деле ему не слишком везло. Зато здесь, на службе у герцогини, было куда больше шансов набить мошну. И он с удовольствием пользовался этим, уже в двух приметных местах были закопаны увесистые кубышки с золотыми монетами… правда, рядом с одной из них покоился труп его приятеля, что по собственной глупости решил проследить, куда это соседа ночью понесло. Ну, сам и виноват.
— Рожи их мне не нравятся, — мрачно заметил он, снова кивая в сторону зомби. — Того и гляди на нас накинутся. Их же, сам видишь, раза в два больше, чем нас. А то и в три.
Прыщавый порядком гордился тем, что умел считать. Да и то сказать, как же не уметь-то… денежки, они счет любят, а в последнее время денежки у него водились…
— Да ты совсем дурень, скажу я… — заржал сержант и отхлебнул глоток из объемистой фляги, что была уже на две трети пуста. — Советник же приказал им без команды на людей не нападать. А зомби — они ж хозяина ослушаться не могут. Во всяком случае пока он жив. Ты давай не болтай, а иди-ка дровишек принеси, да побольше. Ночь еще долгая.
— А почему, как за дровами, так всегда я, сержант? — сразу набычился Прыщавый.
— А потому, сосунок, что я сержант, а ты — нет.
С этими словами немолодой воин зевнул, почесал брюхо и, свернувшись калачиком, закрыл глаза.
Поэтому он и не заметил, как среди зомби вдруг прошла волна движения. Гниющие солдаты медленно распрямлялись, невидящие глаза обшаривали все вокруг. Куда-то без всякого следа исчез приказ, что ограничивал их свободу… Человек в этом случае почувствовал бы удовлетворение, радость или что-то в том же роде. Чувства зомби были иными. Они изначально, с того самого момента, когда воля некроманта вернула их к жизни, стремились к одному — убивать. И теперь ничто уже не могло этому помешать.
Медленно поднимая оружие, толпа мертвых солдат двинулась к живым.
Где-то там…
Император мрачно оглядывал поредевшие ряды своих солдат. Только гвардейцы да еще некоторые, весьма немногочисленные вассалы, что сохранили ему верность, стояли сейчас на этом поле. И толпа мужичья, кое-как вооруженного, — это те, кто не пожелал отсиживаться за кажущимися нерушимыми крепостными стенами и вышел попытать счастья в поле. Их было много, но в серьезном бою толку от них никакого.
Противник, впрочем, пока не атаковал, ходя и втрое превосходил армию императора. Солдаты кого-то ждали… Создавалось впечатление, что они получили четкий приказ занять позиции и готовиться к штурму. А когда этот штурм начинать, им сказать забыли. И командир, что вправе отдать такой приказ, не прибыл. Вот и стоят они под стенами столицы уже четвертый день.
Император понимал, что осаду ему не выдержать. Слишком много людей и слишком мало провизии. Лучше уж здесь, в чистом поле. Даже если ему суждено сложить голову.
Рядом стоял Сандор. Конечно, маги помогут, но противник силен.
— Как вы думаете, некромант здесь?
— Не знаю, — пожал плечами Архимаг, — возможно. Он же понимает, что без его поддержки эта армия…
— На горизонте пыль! — доложил вестовой. Совсем еще мальчишка, он был безмерно горд тем, что уже не в первый раз находится в бою рядом со своим императором. Тот, видя сияющие глаза паренька, горько усмехнулся. Возмож но, эта битва для многих окажется последней.
— Подходит какой-то крупный отряд, очень крупный, — заметил Сандор, глаза которого, после соответствующего заклинания, видели лучше, чем позволяла императору магическая дальнозорная труба. Но и властитель уже разглядел приближающуюся колонну.
— Да… — пробормотал он, и в голосе его зазвучала глухая тоска. — Латники… тысяч десять, не меньше… О Торн, теперь нам не устоять.
Уже подходя к лагерю зачарованных, колонны закованных с ног до головы в броню воинов четко, как на параде, перестроились. Теперь они шли тремя клиньями, клацнули, опускаясь, забрала, звякнули извлекаемые из-за спины тяжелые топоры, сверкнули на солнце наконечники копий. Зачарованные слишком поздно догадались, что сейчас их будут убивать. Всех поголовно…
Стальные тараны врезались в лихорадочно пытающихся собраться в строй толпы зачарованных и прошли сквозь них, как раскаленная игла сквозь воск. Стальные сапоги, защищавшие ноги странно низкорослых воинов от ударов противника, очень быстро чуть не по щиколотку утонули в крови. Но скользкая багровая каша, в которую превратилась земля, нисколько не замедлила продвижения клиньев.
Свистнула сигнальная труба, и два клина резко развернулись, стремительно рванулись навстречу друг другу так, что казалось, еще мгновение — и их длинные копья вот-вот вонзятся в грудь их же товарищам… Но стороннему наблюдателю было видно, что это — четко выверенный удар. Клинья сомкнулись, подобно челюстям, и разошлись, оставив между собой груду пронзенных копьями тел. Во главе центрального клина шагал коренастый невысокий воин в тяжелом шлеме, украшенном зубчатым золотым ободком.
— Сандор! Это… гномы!
Словно в ответ на этот возглас над каждым из трех стальных клиньев взметнулось знамя, древнее, веками пребывавшее в забвении, и лишь недавно, обретя нового короля, вернувшее себе былую славу. Боевое знамя третьего колена гномов, которые сейчас шли в бой под предводительством самого Тьюрина Струвисона, их законного короля.
Император привстал в стременах, извлек из ножен меч и, что есть сил воздев его в небо, заорал, срывая голос, единственную команду, которая сейчас была необходима:
— Вперед!
Где-то там…
Герцогиня Тея де Блед смотрела в окно. Там, внизу, все было как обычно. Горели костры ночной стражи, зачарованные шагали вдоль зубцов крепостной стены, тупо вглядываясь во тьму. Время от времени перекрикивались часовые.
Все как всегда… Тогда что ее разбудило?
Зажгла еще несколько свечей, и в комнате стало заметно светлее. Она подошла к зеркалу и вздрогнула. Оттуда, из холодного стекла, на нее смотрела какая-то отвратительная карга. Спутанные жирные волосы, опухшие глаза, нездоровая кожа, одежда, больше похожая на лохмотья. Кто эта старуха?
Вдруг герцогиня мелко задрожала и в испуге прижала руки с обкусанными, грязными ногтями ко рту. Чудовище там, в зеркале… была она.
И только сейчас, глядя на свое отражение, она все вспомнила. Вспомнила Советника, что отправлял на смерть ее людей. Вспомнила себя, бестрепетно подписывавшую пачки смертных приговоров. Вспомнила тело ее верного Хатвика, что сейчас доклевывали вороны…
Перед ее глазами проплывали разоренные деревни, толпы людей, что по ее приказу солдаты гнали под мрачные глаза Советника. Людей, что, единожды встретившись взглядом с этим некромантом, потом готовы были без малейшей заминки убить собственную мать и бросить на голодную смерть собственного сына. А она равнодушно смотрела на то, как умирает ее народ, как пустеет ее страна.
Будто бы пелена спала с ее глаз. События последних дней она помнила очень плохо, да и те, что произошли раньше, были будто бы скрыты туманом. Сейчас Тея понимала, что с каждым днем ее охватывало все большее и большее равнодушие ко всему: войне, крови, злой магии, что творилась у нее на глазах. Она помнила какие-то разговоры с Советником, какие-то приказы… Он снова и снова что-то говорил о троне императрицы… О Торн, зачем ей этот трон? Разве она когда-либо хотела править всей Империей?
Тея снова подошла к окну. Там, внизу, бродили или спали тысячи людей, чьи души была умерщвлены навечно, без малейшей надежды на возвращение… И это во многом ее вина. Как легко она поддалась на уговоры некроманта.
Может быть, уже тогда, в первый же день, она попала под его влияние? Или он просто нашел ту струну в ее душе, которую следовало тронуть? Если так, значит, и на ее руках кровь погибших людей и пепел сожженных деревень.
Тея медленно взяла со своего столика кинжал, непонятно как оказавшийся среди давно уже не используемых притираний, пудрениц, баночек с красками. Его лезвие было вымазано чем-то темным. Она напрягла память — вполне возможно, кровь, что сейчас запеклась на этом лезвии, тоже была на ее совести. Смутно вспоминалось, что кто-то — она вряд ли смогла бы сейчас вспомнить кто именно — не выполнил ее приказа. Кажется, это была женщина, ее служанка… Как же ее звали? Фрин… Френ? О да, Френ… Тея улыбнулась, довольная, что смогла вспомнить имя. И тут же задрожала… имя открыло дорогу и иному воспоминанию. Покорно стоящая на коленях девушка, голова запрокинута, глаза закрыты… кинжал в руке герцогини не дрожит, нанося смертельный удар.
Тея повертела в руках кинжал. Что ж, очень вовремя он оказался на ее столике — пожалуй, всему в этом мире свое время. В том числе и правосудию… В этом деле будет и судья, выносящий приговор, и подсудимый, признающий свою вину, и палач, делающий свое дело. Будут все трое. В одном лице.
Двери покоев герцогини были толстыми, массивными, и стража, стоявшая в коридоре, не услышала короткого хрипа, донесшегося из-за дубовых створок.
Где-то там…
Высокая эльфийка внимательно оглядела комнату. Сейчас здесь было пусто, как и следовало — очень скоро, возможно, здесь поселится кто-то другой. Она бросила последний взгляд в зеркало и улыбнулась — казалось, годы, что оставили на ее лице неизгладимый след, теперь отступили. Она снова видела себя молодой, словно и не было невыносимо долгих лет, прошедших среди этих стен.
Эльде вспомнила вчерашний день, когда пришла к Светлой Королеве. Пришла прощаться. Этуаль не спорила, признавая за провидицей, как и за любым другим своим сородичем, право на это, последнее, решение. Она лишь кивнула, обняла старую эльфийку, привлекла ее к груди и поцеловала в лоб.
— Пора?
— Да, моя королева. Давно пора…
— Что ж, такова судьба.
— А ты, королева?
Этуаль молчала, отвернувшись. Затем резко повернула голову и смахнула тонкими пальцами слезы, что текли по щекам:
— А я остаюсь. Я знаю, что Ильтар погиб. Я почувствовала, что оборвалась его жизнь, в тот миг, когда это произошло. Я знала, что так будет, что он не вернется… я сама послала его на смерть. Я не знаю, Эльде, была ли я рукой судьбы, или это моя рука направляла саму судьбу. Я отправила его на смерть, Эльде, потому что так было надо. И храня память о нем, я буду жить. Так легко уйти в Путь… Прощай, Эльде. Прощай…
Она ушла, а Светлая Королева осталась оплакивать того, кого любила и кем пожертвовала ради долга перед своим родом. Эльде не хотела бы себе такой судьбы.
Она вышла из дома, спустилась по лестнице, наслаждаясь легкостью своего шага. Даже воздух казался ей как-то по-особенному свежим. Она давно не чувствовала себя такой юной. Очень давно… Ее душа была чиста и впервые за века свободна от каких-либо тяжелых дум. Этого дня она ждала, она всем сердцем мечтала о нем…
И вот он наступил. Пророчица исполнила свое предназначение в этом мире, свершилось то, что должно было свершиться, то, чему она посвятила свою жизнь.
Эльде улыбнулась светлой, немного детской улыбкой, вмиг разгладившей тонкую сеточку морщин у ее глаз. Ее ждал Путь…
Рон сидел, прислонясь к замшелой скале, прижимая к своей груди самую прекрасную из всех женщин, и любовался рассветом. Зарождался новый день. Где-то там, далеко, наверняка нужен был его меч. Надо найти барона Тоддта и узнать, как поживает он и его «Алый отряд». Надо поехать в Вечный лес и, представ перед Светлой Королевой Этуаль, поведать ей о гибели Ильтара и завершении их миссии. Следовало выяснить судьбу Брика, что исчез на захваченных армией герцогини землях. Надо посетить Лебединую башню, узнать, что с Эллой… осталась ли она в живых. Но все это может подождать. Он еще крепче обнял Айрин, вслушиваясь в биение ее сердца.
Все заботы подождут.
Хотя бы час…