Глава 12
Свобода по Лимиту: Импровизированный Магический Побег

Как понял Семён из рассказа старшего техника Замана, социальное устройство Икс-Мира (он же Мир Равновесия, по-местному) напоминало классическую государственную пирамиду власти: в её основе находилось множество техников, обслуживающих разнообразные устройства жизнеобеспечения Мира Равновесия — от самых простейших до самых сложных. На той же ступени находились и немногочисленные люди-врачи, и стерилизованные женщины из борделей. Прочая обслуга, короче говоря.

Выше стояли охранники, следившие за порядком среди техников; ещё выше были наказатели, которые следили за всеми (что-то вроде гестапо, как определил для себя Семён); потом шли Хозяева. То есть чужие: Хозяевами они были для Замана и всех остальных, но никак не для Семёна.

Управлял же Миром Равновесия, — и всеми остальными Мирами чужих, — Главный Хозяин. Он же Император чужих. Которого Заман никогда не видел.

Чужих в Мире Равновесия, по словам Замана, было не очень много: постоянно здесь проживал лишь Главный Хозяин со всеми своими приближёнными, советниками и телохранителями. Проживал обособленно, в глубинной части Мира. Куда доступа людям не было.

А стержнем пирамиды был Инкубатор. Загадочный и зловещий.

Собственно, весь Икс-Мир и был создан ради того Инкубатора — для его содержания и надёжной охраны. И вся жизнь людей Мира Равновесия подчинялась одному: обслуживанию Инкубатора. Качественному, оперативному, добротному. Потому что Инкубатор производил Хозяев. То есть чужих.

Инкубатор был надёжен. Инкубатор был вечен. Но, как и любая техника, он иногда давал незначительные сбои. И тогда на его ремонт аврально, под охраной, направляли специалистов-техников — порой целым жилым блоком. Которым после выполнения необходимых работ Хозяева стирали память в больничке: память о том, что они видели в святая святых Мира Равновесия. Стирали, по объяснению Хозяев-врачей, во избежание раскрытия местонахождения Инкубатора и возможных диверсий; охранникам, входившим в Инкубатор, память стирали тоже.

Иногда такое вмешательство в работу мозга заканчивалось для подопытного печально: помимо назначенных к удалению фрагментов памяти уничтожалось и многое другое. Такого человека, не помнящего почти ничего, называли стёртым. За одного из которых Заман с его командой и приняли Семёна. Стёртые, если могли справляться с простейшей работой, продолжали жить; если не могли — отправлялись в Инкубатор.

Первичное стирание памяти — удаление ненужных, а порой и вредных для профессиональной деятельности воспоминаний — по прибытию в Мир Равновесия делали всем, кто имел глупость заключить контракт с чужими через вербовщиков, людей-посредников; замечательный контракт на великолепно оплачиваемую секретную работу! Стирали, невзирая на то, хотели этого вновь прибывшие или нет. Впрочем, выгодное предложение был всего лишь приманкой: здесь, в Мире Равновесия, контрактники сразу же становились бесправными рабами. Пожизненно.

Ходили слухи, что зачастую Хозяева обходятся и без формальных договоров — незаметно похищают нужных им специалистов из технически развитых Миров, и вся недолга.

Наказатели во всём этом безобразии с регулярным промыванием мозгов не участвовали: Хозяева их не трогали. Во-первых, потому, что наказатели никак не были связаны с Инкубатором, у них были другие задачи. А во-вторых, потому, что у наказателей и так изначально было стёрто в сознании всё, что только можно было стереть, не уничтожив при этом человека как личность. А взамен наказателям прививалось типовое, одобренное Главным Хозяином, верноподданническое мировоззрение и комплекс стандартных навыков по выслеживанию бунтарей и недовольных.

Техников, как предполагал Заман, Хозяева не переделывали так радикально из опасения возможной утраты ими профессиональных навыков и творческого подхода к ремонту в нештатных ситуациях — основные знания по обслуживанию устройств Мира Равновесия внедрялись техникам в память сразу же при первичной обработке; охранники не подвергались изменению личности за ненадобностью, достаточно было и начальной переделки: эти люди и при найме, как правило, не блистали интеллектом, а уж после обязательной процедуры вообще становились похожими на зомби. На весьма исполнительных и бесстрашных зомби.

Насколько был осведомлён Заман, наказателей создавали из наиболее хитрых, умных и отчаянных уголовников, не ценящих ни свою, ни чужую жизнь. Из уголовников, приговорённых к смертной казни: Хозяева в разных Мирах выкупали за большие деньги этих смертников из тюрем и своевременно пополняли ими ряды своих верных слуг. Пополняли потому, что убийц с искусственной душой не любили ни техники, ни охранники, и, возможно именно поэтому, с наказателями то и дело происходили несчастные случаи со смертельным исходом. С настолько смертельным, что восстановить погибшего наказателя не могли даже в больничке. Хотя в ней могли лечить всё, что угодно: начиная от обычного насморка и заканчивая оживлением трупа — если труп, разумеется, был свежий и более-менее целый. Лечить всё что угодно, но на усмотрение Хозяев: больничка, пожалуй, была единственным местом в Мире Равновесия, где работали не люди, а Хозяева. Чужие.

Люди-врачи, живущие вместе со всеми, в ячейках, к больничке никакого отношения не имели: в лечебное заведение Хозяев бесправные жители Мира Равновесия обращались лишь в крайнем случае. Без уверенности в помощи.

Семён, слушая рассказ Замана, мрачнел всё больше и больше. Не помогло и шампанское, которое Мар заботливо обновил, едва закончилась первая бутылка.

— Концлагерь какой-то, ей-ей, — зло сказал Семён, дослушав повествование Замана. — Ужас. И как вы это всё терпите… Впрочем, понятно — как. Зомби-охранники, гестапо и регулярное стирание памяти. Хм… Не пойму одного: почему чужие, то есть ваши Хозяева, сами не занимаются своим Инкубатором? Плодились бы себе втихаря, размножались… Людей зачем гробить?!

Заман поставил на стол недопитый бокал шампанского и насуплено уставился на ни в чём не повинную посудину.

— Ходят слухи, что Главный Хозяин абсолютно не доверяет своим, потому-то здесь в обслуживании только люди. А ещё есть слушок, очень похожий на правду… мерзкий слушок.

— Какой? — Семён был готов услышать любую пакость, с этого Мира станется!

— Слух о том, что в Инкубаторе регулярно проводят ритуал человеческих жертвоприношений, — угрюмо молвил Заман. — Иначе Инкубатор действовать перестанет. А нас гоняют не для ремонта, а для обязательного участия в том ритуале… Потому и память стирают. Усыпляют всех сразу после ритуала, прямо в Инкубаторе, потом доставляют в больничку и стирают.

— Откуда же тогда слухи? — поинтересовался Семён. — Ежели память стёрта, то откуда?

— Ну-у, — неуверенно протянул Заман, — у одного какой-то огрызочек нестёртого воспоминания остался, у другого… Так, наверное, те сплетни и появляются. С которыми наказатели борются. Кто слишком много болтает, долго в своей ячейке не живёт! Пропадает.

— Понятно, — Семёну расхотелось пить шампанское. Как-то не тянуло после услышанного. — Скажи, Заман, а почему ты меня принял за охранника-наказателя? Неужели я похож на исполнительного зомби или на верноподданнического службиста?

— Немного похож, — с неохотой признался Заман. — На охранника. Ростом. Но они без мата ни одной фразы внятно сказать не могут, так что вряд ли ты был охранником… Понимаешь, Симеон, очень подозрительно, когда к тебе подкатывает незнакомый человек, тем более в таком гиблом месте как транспортная магистраль, и начинает демонстрировать свою память… Показывать, что он всё-всё помнит из своей прошлой жизни. Или нарочно придумывает, что помнит. Провоцирует.

А когда ты, Симеон, мимоходом сказал, что больнички не боишься, и что у санитаров-поисковиков руки коротки тебя взять, — вот тогда я решил: ты из верховной надзирательной системы. Значит, глаз на меня и на моих ребят положил… Что я ещё мог подумать?

— Да, действительно, — вздохнул Семён, — Что же ещё… Заман, а где у вас содержат пленников? Контрактников то есть. Я уже тебе говорил, что мне надо найти одного человека, Кардинала. Надеюсь, ему вправлять мозги твои хозяева не стали! Не тот расклад. Не тот клиент.

— Ты обещал мне рассказать о том, что знаешь сам, — упрямо напомнил Заман. — Вот и рассказывай. А после я подумаю, чем тебе помочь. Не переживай, уж что-нибудь да сообразим!

— Договорились, — Семён воспрянул духом и налил шампанского себе и Заману.

…Беседа длилась долго; время под неподвижными звёздами текло незаметно. Мар ещё несколько раз обновлял содержимое ведёрка со льдом, но закуска была добротная, разговор неспешный, и потому Семён с Заманом оставались трезвыми. Почти.

— …и я оказался в туннеле, где вас и повстречал, — закончил свой рассказ Семён.

— Вон оно как, — рассеянно сказал Заман, думая о своём. — Империя, надо же… Повсеместная магия, а не техника. Комплексные заклинания! А Хозяева — враги Империи… Знаешь, Симеон, пока ты рассказывал, я начал кое-что вспоминать. Так, обрывки всякие. Но, главное, — начал. Может, и остальное вспомню, если опять в Инкубатор на авральную работу не попаду… О, Инкубатор! Вспомнил!

— Что? — одновременно воскликнули Семён и Мар; Заман, конечно, услышал только Семёна.

— Звезда, — зловещим шёпотом ответил техник. — Громадная! Вся скрученная-перекрученная… то ли на стене, то ли в воздухе висит… Больше об Инкубаторе ничего не помню.

— Жаль, — расстроился Семён. — Хотя мне, в общем-то, нужен не Инкубатор, а Кардинал. Как насчёт него? Ты же обещал подумать!

— Подумаю, — заверил Семёна Заман. — Мне поговорить сначала надо кой-с кем, посоветоваться. Знаешь что, поехали в наш блок! Рядом со мной как раз свободная ячейка пустует. В ней и отдохнёшь, пока я нужных людей найду и с ними переговорю. Правда, там дверь поломана, не запирается, но это и к лучшему, у тебя ведь пропуска нет…

— Я — самый лучший во всех Мирах пропуск! — заносчиво сообщил в пространство Мар. — Что мне какая-то механическая дверь! Тьфу на неё! Это я не Заману, это я тебе, — сразу же пояснил медальон. — Он меня всё одно не слышит.

— Я в твоих способностях ничуть не сомневался, — шепнул в ответ Семён. — Пропуск из тебя ещё тот! Универсальный.

— А то, — согласился медальон и умолк.

— Пошли, — сказал, вставая, Заман. — Скоро вечерняя поверка, опаздывать нельзя! Могут наказать. Раз и навсегда.

— А что начальник блока? — вспомнил Семён. — Ты же говорил, что он меня засечёт!

— Начальник тоже человек, слабости имеет, — успокоил Семёна техник. — Я ему скажу, что ты — мой гость, пузырь самогона поставлю, тогда он на тебя и внимания не обратит. У нас бывает, что из чужого блока кто-нибудь на ночь остаётся: зашёл к друзьям погостить, крепко выпил и остался. Главное, на поверке свою ладонь и жетон-пропуск к специальному окошку в любой ячейке приложить, а трезвый ты или пьяный — кто из Хозяев узнает? Технике это безразлично.

— А если не приложить? — вставая из-за стола спросил Семён. — Что тогда будет?

— Наказатели, разборка и, скорее всего, Инкубатор, — Заман вошёл в лифт. — Но тебе это не грозит: ты же здесь никто. Нету тебя в проверочных списках! Поехали, Симеон, пора.

— Стол со всем остальным барахлом упаковывать? — по-хозяйски поинтересовался Мар. — Вон сколько продуктов ещё осталось! Может, ещё где под звёздами посидеть придётся, в более… э-э… нежной компании.

— Брось, — отмахнулся Семён. — Столов в Империи мало, что ли? Пусть Хозяева-чужие головы себе поломают, откуда он взялся. Чтобы бдительность не теряли. — Семён вошёл в лифт.

…Блок, где жил Заман, напоминал коридор некой космической станции, как-то виденной Семёном в одном из многочисленных фантастических сериалов. Кажется, станция была тюрьмой: жилой блок походил на ту космическую узницу во всём, один к одному. Словно создатели фильма здесь перед съёмками побывали. Тайком.

Длинный широкий коридор с хромированными металлическими стенами был ограничен с одной и другой стороны перекрытиями, в одной из которых находился вход в кабину перемещений (которую Семён по незнанию окрестил лифтом); блестящий хромом потолок был высокий, арочный, с цепочкой ярких светильников; и, само собой, имелось множество дверей по обе стороны коридора. Прозрачных дверей, через которые было хорошо видно, что происходит внутри каждой жилой ячейки.

Семён шёл вдоль дверей-окон, невольно поглядывая на них: за прозрачными перегородками шла своя жизнь — где выпивали, где играли в кости, где уже спали. Каждая ячейка была одноместной, судя по единственной в ней полке-лежанке, но в некоторых ячейках людей было преизрядно. Особенно там, где выпивали.

— Тридцать ячеек в блоке, — пояснил Заман, видя интерес Семёна. — Десять рабочих групп. А эти, что выпивают, пришлые. По-моему, из четвёртого блока. Или из пятого… Наш — первый. Это чтобы ты знал, в случае чего.

— А сколько всего блоков? — не удержался Семён от вопроса, хотя особой необходимости в нём не было, какая разница!

— Сто двадцать, — Заман шёл, уверенно ведя за собой Семёна. — В сто одиннадцатом врачи живут, их там немного, у них и лечимся… Лекарства врачам Хозяева выдают, по необходимости. В блоках с четырнадцатого по восемнадцатый — женщины… Ты смотри, в восьмой блок не ходи! — спохватившись, предупредил Заман. — Там народ особый живёт, своеобразный. Молодым парням делать там нечего! Туда и охранники по одиночке не суются…

— Понял, не пойду. — Семён глянул на дверь очередной ячейки, где азартно резались в карты и по кругу пили из одного стакана. — А как вы друг к другу попадаете, из блока в блок? В гости, самогон пить.

— Да в кабинах, как же ещё, — Заман неопределённо махнул рукой вдаль. — Точно так же, как и я с тобой: набираешь нужный код и попадаешь куда тебе надо; когда кабина задействована, на её месте другая возникает. Так что заторов у нас не бывает. Всё просто!.. Пришли, — старший техник остановился возле неосвещённой полуоткрытой двери. — Вот свободная ячейка. Её только завтра ремонтировать будут, можешь располагаться. И ещё: когда сигнал на поверку услышишь, не пугайся. Он громкий, сигнал, — предупредил Заман. — Меня не жди: я сначала к начальнику блока, а после по твоему вопросу к знакомым технарям схожу.

— К начальнику — обязательно? — позёвывая, спросил Семён. — Мы вроде никого по пути не встретили, никто меня не видел… Сейчас сделаюсь невидимым и завалюсь спать.

— Ты и такое можешь? — поразился Заман.

— Могу, — Семён опять зевнул. — Мар, давай-ка включай невидимость, — вокруг Семёна знакомо возник полупрозрачный колпак из чешуек-шестигранников.

— Чудеса, — удивлённо сказал Заман, шаря по пустой ячейке взглядом, и хотел что-то ещё добавить, но внезапно его голос заглушил пронзительный вой: звук был настолько мерзкий, что у Семёна мгновенно заныли пломбированные зубы. Сигнал к вечерней поверке оказался действительно громким — такой не только спящего, но и в стельку пьяного подымет! Заман на прощание помахал невидимому Семёну рукой и торопливо ушёл куда-то. Видимо, в свою ячейку, докладывать о себе хитрой автоматике.

— Блин, гудок заводской, — с раздражением сказал Семён, когда пронзительный сигнал так же неожиданно стих. — От такого запросто кондрашка схватить может! Тут же, не сходя с места.

— Зато поверку не проспишь, — возразил Мар. — Что от заводского гудка и требуется.

— Ты за входом поглядывай, — Семён с удовольствием растянулся на мягкой лежанке, прикрепленной к стене ячейки на манер купейной полки. — Если кто посторонний сунется, обратно его налаживай. Справишься?

— Справлюсь, — заверил медальон. — Не впервой… Знаешь, Семён, а я ведь магию ощущаю! Сильную. Не здесь, и даже не вблизи… далеко где-то. Чую я: заначено в этом поганеньком мирке у Хозяев-чужих нечто волшебное, мощное! Это они пускай своим беспамятным работникам мозги пудрят насчёт того, что колдовства нету. Меня не обманешь!

— Разберёмся, — сонно пробормотал Семён. — Ежели что толковое — украдём. А если опасное, то обойдём стороной. Или разрушим, долго ли, умеючи! До основанья, а затем… — Семён закрыл глаза.

— Лучше, ясный хрен, чтобы то «нечто» толковым было, — с надеждой произнёс Мар. — И не очень большим. У меня из упаковочных заклинаний лишь стандартные остались, которые объёмом ограничены. Хотя, если воспользоваться двумя заклинаниями сразу, то… А это идея! Наложить одно заклинание на другое, или состыковать их друг с дружкой как-нибудь: вон, дубль Кардинала говорил о таких вариантах. Почему бы тебе тоже не попробовать? Семён! Ты чего не отвечаешь? А-а, спишь… Ну, спокойной ночи, — Мар с сожалением умолк.

Проснулся Семён от яркого света, ударившего ему в лицо, и невольно прикрыл глаза ладонью.

— Ни звука! — быстро предупредил Семёна медальон. — Это охранник! У двери стоит.

Семён посмотрел сквозь щель между пальцами: снаружи, у входа в ячейку, стоял рослый охранник в чёрной одежде, с чёрным беретом на голове, и методично обшаривал тёмную каморку лучом фонарика.

— Никого нету! — крикнул охранник в сторону.

— Под полкой смотрел? — донеслось раздражённо из коридора. — В сортире пойди глянь! Что ты, пля, как стёртый, всё тебе подсказывать надо… Будешь, пля, отлынивать, в восьмой блок на патрулирование назначу! Одного, — в коридоре громко заржали, в несколько голосов.

— Сам бы под полками лазил, — огрызнулся охранник, поспешно становясь на колено и заглядывая под лежанку с невидимым Семёном, — и в горшки с дерьмом сам заглядывал бы, сволочь усатая… — но вполголоса огрызнулся, негромко. Чтобы в коридоре не услышали. Встав, охранник подошёл к стене напротив лежанки, со злостью пнул в стену ногой: за открывшейся дверью был тесный санузел — рукомойник, душ и унитаз; сантехника располагалась компактно, одно чуть ли не впритирку с другим.

Охранник мазнул лучом по унитазу, в сердцах плюнул и вышел из ячейки.

— Нету никого, я же говорил! — во весь голос проорал он в коридоре: видимо, усатая сволочь на месте не стояла, тоже ячейки проверяла. Освещённые.

— Давай-давай, — донеслось издалека, — старайся, пля! Не то попадёшь в восьмой, на проверку задней позиции… — остальное потонуло в хохоте; охранник, ругаясь, трусцой кинулся догонять ушедших.

— Что случилось? — шёпотом спросил Семён, вставая с лежанки. — Ты не знаешь?

— Нет, — вполголоса ответил медальон, — но, думаю, что-то авральное: всех подняли, выгнали из ячеек, построили и куда-то увели. Заман, кстати, тоже с ними был… Я тебя будить не стал, какой смысл? Всё одно помешать не смогли бы.

— Чёрт, — Семён был не на шутку расстроен. — Это их в Инкубатор погнали, факт. Потом мозги хорошенько прополощут, Заман меня больше и не вспомнит… Эх, жаль мужика!

— У нас работа, — осторожно подбирая слова, подал голос Мар. — Серьёзная работа. Я, конечно, тебе сочувствую, то да сё, но переживания и сантименты давай оставим на потом, ты не против? Не получилось с Заманом — что ж, есть ещё четыре адреса! Можем воспользоваться следующим…

— Воспользуемся, — Семён глянул в сторону тёмного санузла. — Отмечусь после сна, а после воспользуемся.

— На ощупь будешь или посветить? — участливо поинтересовался медальон.

— Посветить, но не ярко, — Семён усмехнулся. — Зачем охранников нервировать! Слабенькую подсветку, интимную… лишь бы хоть что-то было видно. Чтобы не промахнуться, — и пошёл отмечаться.

…Ополоснув руки, Семён вышел в коридор. В коридоре было пусто: ни техников, ни охраны. Семён постоял, в задумчивости стряхивая воду с рук, сказал:

— Давай-ка, Мар, на поверхность слетаем. К столику. Позавтракаю, тогда и двинемся по следующему адресу. А то меня что-то мутит, не пойму отчего — то ли от голода, то ли от этого Мира Равновесия с его тюремными делами. Как охранника увидел, так сразу и замутило. Как от рвотного.

— К столику, понял, — невозмутимо произнёс медальон. — Готово! — в тот же миг Семён оказался под звёздами, возле стола, на резиновом ковре. Оказался и застыл от неожиданности. Потому что за столом сидела знакомая троица во главе с Заманом и доедала оставшееся со вчерашнего ужина; поодаль стояла кабина перемещений с распахнутыми настежь дверцами.

— Опаньки! — радостно воскликнул Мар, — старший техник обнаружился! Вместе с молодняком. Сбежали, болезные, из птичника… то есть из Инкубатора! Молодцы. А я думал, что никогда их больше не увижу.

— Привет техникам из первого! — придя в себя от удивления, поздоровался Семён. — Приятного аппетита! Ничего, если я с вами посижу? Тоже позавтракаю. — Барт и Вога закрутили головами, не понимая, откуда идёт голос; Заман приветственно вскинул руку.

— Привет, Симеон! Я так и думал, что ты сюда обязательно заглянешь! Вот, ребят с собой привёл… Удрали мы. Наших в Инкубатор повели — ну, мы первыми в кабину и сунулись, вместе с охранником-сопроводителем…

— А где сопроводитель? — Семён непонимающе уставился на Замана: за столом охранника не было.

— В кабине он лежит, — равнодушно пояснил Заман, — мёртвый. Удавили мы его по пути! Я ребят успел предупредить, они и подсобили. А справиться втроём с одним человеком, пусть и крепким… Ха!

Семён резко обернулся к кабине, пригляделся: внутри неё действительно лежало что-то чёрное, бесформенное.

— Круто, — одобрил медальон. — Решительные мужики! Я бы с такими на дело без колебаний пошёл.

— Выключи невидимость, — приказал Семён, усаживаясь за стол. — И поесть чего-нибудь свежего сообрази, ладно?… Заман, ты же подписал себе и твоим друзьям смертный приговор! Инкубатор себе подписал.

— Знаю, — невозмутимо произнёс старший техник. — Но иного выхода не было! Опять беспамятство, опять безысходное рабство… а здесь ты появился, о Мирах рассказал, о другой жизни! О той, которую мы забыли. И я так решил: раз ты умеешь путешествовать из Мира в Мир без прыгалки, то, может, и нам поможешь отсюда удрать? Ты — наш последний шанс! Иначе…

— Что — иначе? — поинтересовался Семён, беря с возникшего на столе расписного блюда аккуратный бутерброд.

— В Инкубатор мы всё равно не пойдём, — глухо сказал Заман. — И в Мир Равновесия не вернёмся: нас там уже наверняка ищут, по всем блокам… — Семён вспомнил охранников, проверяющих ячейки, поморщился.

— Да, Заман, ищут. Однако, задачку ты мне подкинул… Мар, ты можешь отправить этих бунтарей в какой-нибудь Мир? Хотя нет, в какой-нибудь не надо… Отправь их в домик Кардинала! Вернусь, тогда и разберёмся, кого куда. А то они с этим своим беспамятством враз к полиментам в лапы угодят, сделают что-то не то и угодят: там с ними особо разбираться не станут — документов нет, объяснить ничего не могут… Припишут кучу нераскрытых преступлений и в Исправительный Мир всех троих сошлют! На пожизненную каторгу.

— Так оно всё и случилось бы, — не раздумывая согласился Мар. — Именно так и не иначе. Да-а, Семён, умён ты становишься не по годам… Моё воспитание! — с гордостью возвестил медальон. — Моя школа.

— Слушай, воспитатель хренов, — Семён, пытаясь сохранить серьёзный вид, постучал по хренову воспитателю пальцем. — Ты мне на вопрос не ответил!

— Могу, конечно могу, — поспешил заверить Семёна медальон. — Только у нас тогда проблемка небольшая возникает. Не глобальная, но всё же…

— Какая? — насторожился Семён.

— Да с транспортным заклинанием, с чем же ещё, — с досадой пояснил Мар. — Оно же не вечное! Мы и так им неплохо попользовались… Короче: мужичков я отправлю, но больше никого перемещать не стану! Иначе сами отсюда не выберемся — дальние перебросы вещь серьёзная, быстро сажают заклинание. А тут троих, одновременно…

— Понял. Ничего, выкрутимся. — Семён окинул взглядом троицу: техники сидели не дыша, глядя на Семёна во все глаза и ожидая приговора. Окончательного и бесповоротного.

— Сейчас вы отправитесь в одно место, — Семён говорил сухо, подчёркнуто деловито, — там дождётесь моего возвращения. Еда на первом этаже, в холодильнике, спальня на втором. Ну, разберётесь. Да! В рабочем кабинете, возле спальни, есть телефон… э-э… особое переговорное устройство — его не трогать! Всё ясно?

— Ясно, — одновременно выдохнули трое.

— И напоследок: Заман, что ты узнал насчёт интересующего меня пленника? Где его держат? — Семён ждал ответа, но Заман лишь развёл руками:

— Нету, Симеон, никакого пленника. И новых контрактников давно не поступало… Во всяком случае, никто из моих знакомых ничего не слышал о человеке, которого ты ищешь. Возможно, он содержится в каком другом месте… Извини, что ничем не смог тебе помочь. Извини.

— Что поделать, — Семён не очень-то и расстроился, он ожидал нечто в таком роде: вряд ли чужие стали бы держать Кардинала вместе со всеми людьми. — Буду продолжать искать… Мар, действуй!

Троица за столом исчезла: Семён остался один. Не считая мёртвого охранника в кабине.

— Значит, так, — Семён мельком глянул в сторону кабины, — теперь надо охранников пораспрашивать. Надеюсь, они поболее рядовых техников знают! Организую себе такой же прикид, как у покойничка, и — вперёд, по второму адресу. Подозреваю я, Мар, что зацепки, которыми нас снабдил Слимп, по нарастающей идут: сначала сектор техников, потом охранников. Потом будут наказатели.

— Потом Главный Хозяин, — подхватил медальон. — А что же тогда в конце списка находится? У нас, между прочим, ещё один адресок неопознанным остаётся.

— Вот когда им воспользуемся, тогда и узнаем, — Семён вернулся к бутербродам. — Если потребуется… А сейчас неплохо было бы чайку! Всухомятку, говорят, вредно есть. У тебя чай остался, или только одно шампанское в запасе имеется?

— Железные нервы! — восхитился Мар. — Стальные. Здесь, понимаешь, труп рядом валяется, рукой подать, а он завтракать будет! Возле покойника.

— А что покойник? — удивился Семён, беря возникшую перед ним кружку с чаем. — Покойники, они народ тихий, покладистый! Если их, конечно, не оживлять, — и отпил из кружки. — А я оживлять никого не собираюсь. Не могу и не хочу.

…Семён, стоя у дверей кабины перемещений, внимательно рассматривал как одет мёртвый охранник — Мар включил необходимую подсветку, залив тёмную кабину бестеневым медицинским светом. Хотя особо смотреть было не на что: форма как форма. Стандартная.

— Ничего особенного, — Семён превратил маскировочный костюм в точную копию одежды покойника. — Камуфляжка военного образца, шнурованные ботинки, берет… И всё чёрное. Никакой фантазии!

— А на фига в военном покрое фантазия нужна? — с недоумением спросил Мар. — Главное, чтобы удобно носилось и грязь не очень заметна была. И вообще — форма есть вещь незыблемая, святая и никаким изменениям не подлежащая! Так говаривал корешок одного из моих прежних хозяев, полковой интендант, списывая очередную партию нового обмундирования. Он его потом через моего хозяина на оптовый рынок переправлял, в Торговый Мир, и оба неплохо на тех махинациях зарабатывали…

— Ты и в армии побывать успел? — Семён повёл плечами, проверяя, ладно ли сидит на нём военная одёжка. — В каких войсках служили, поручик?

— В обозных, — хихикнул медальон. — Недолго. Пока не арестовали. А дело было так: прислали как-то в полк, по ошибке, партию особых камуфляжек, — как после оказалось, похоронных, бумажных…

— Стоять, пля! — рявкнуло сверху. — Не двигаться! Руки вперёд, ноги расставить! — голос был металлический, свирепый. Военно-командный.

Семён задрал голову: метрах в двадцати над ним висела прыгалка — маленькая, почти игрушечная по сравнению с той, на которой Семёну когда-то довелось полетать. Но такая же блестящая — брюхо энэлошки отражало и ярко освещённую кабину, и Семёна рядом с ней.

— Вырубай свет и включай адрес, — крикнул Семён, запрыгивая в кабину. — Поехали!

— Сопротивление бесполезно! — прогремело из звёздной высоты, — кабина перемещений блокирована! Приказываю выйти и сдаться, иначе, пля… — что собирался сделать в случае неповиновения владелец металлического голоса, Семён так и не узнал: он перенёсся.

Уехал.