Глава 15
РОБИНЗОНЫ ЖЕЛЕЗНОГО МЫСА

Удивительно, но на причале нас поджидали чуть ли не хлебом-солью. Четыре дема замерли статуями, наблюдая за швартовкой «Ужаса». Все они были при оружии, облачены в кожаные доспехи, но по некоторым признакам, понятным опытному человеку, можно было догадаться, что если они и воевали когда-либо, то разве что против тараканов. Да и командование их тоже не из великих полководцев, раз отправило встречать подозрительные корабли столь малый отряд.

Демы смотрели на нас без злобы и страха, сонно, равнодушно. Для них это рутина. Даже сейчас, глядя на пиратов в упор, продолжали думать, что имеют дело со своими. Однако и у разинь случаются приступы наблюдательности. Один из стражников вдруг вытаращился на Саеда как-то странно, отвесив челюсть, затем, суетливо осмотрев выстроившихся на палубе абордажников, испуганно попятился назад. Похоже, даже закричать что-то хотел, но не успел: град арбалетных болтов и дротиков обрушился на «комитет по встрече». Трое упали сразу, один, получив несколько ранений, завыл, помчался прочь, приволакивая продырявленную ногу. Далеко не ушел — кто-то из замешкавшихся при первом залпе достал его в затылок.

«Ужас» еще швартовался, а гомонящая на все лады толпа наших воинов уже мчалась к башне. Я не сомневался, что гарнизонщики доживают свои последние минуты, и бежать следом не стал. Дождался высадки команды «Страха», остановил их инстинктивный порыв броситься вслед за товарищами:

— Стоять! Забыли приказ?! Вы бы лучше головы забыли, раз все равно ими не пользуетесь! Бегом разбиться на абордажные группы и занять окраину города. Если кто-то из охраны бросится туда, перехватить. Затем ждем, когда вернутся наши, и начинаем потрошить это место. Арисат, а ты поймай из местных кого-нибудь посерьезнее, и объясни, зачем мы прибыли. Или лучше ко мне притащи, а то знаю я, как будешь объяснять.

Раздав ценные указания, неспешно направился в сторону ближайших домов, с каждым шагом убеждаясь, что вблизи они еще более неказистые, чем это казалось издали. Стены из какой-то спрессованной, дурно выглядящей массы, из которой торчат пучки соломы, крыши глиняные, дожди, потихоньку их размывая, оставили многочисленные грязные потеки. Окон нет вообще, двери сделаны из крест-накрест связанных жердей. Зато земля под ногами на удивление чистая. Точнее, не земля, а песок. Подсыпают его, что ли?

Не думаю, что прибытие двух боевых галер явление рядовое, расстрел стражников тем более, но даже это не собрало толпы зрителей. На причале, кроме четверки ныне покойных вояк, никого не было, лишь на окраине города стояли две женщины средних лет, смотрели печально, но не успели мы подойти, как они развернулись и скрылись за ближайшим углом. Дымы, замеченные с моря, уже совсем рядом. Казалось, до них рукой можно дотянуться. А в воздухе витал знакомый мне специфический запах. Такой же ощущался возле печей Южанина.

Нет, я определенно попал туда, куда надо. Прочь все сомнения.

Но сомнения все же оставались, потому приказал бойцам:

— Приведите кого-нибудь — первого, кого встретите. Только вежливо.

Понятие вежливости у каждого свое. И пары минут не прошло, как послышался истошный крик, затем показались посланные воины. Один тащил за руку упирающегося мальчишку лет десяти, второй отгонял от него рыдающую женщину.

— Это что еще такое?! — не понял я.

— Вы просили первого, кого встретим, привести. Заметили мальчишку и привели.

— А женщина откуда взялась?

— Сама прицепилась. Наверное, мамаша.

Видимо, расслышав, что говорят о ней, женщина бухнулась на колени:

— Отдайте сына, господин! Мы честно платили налог кровью, этот ребенок наш! Отдайте!!! Умоляю!!!

— Стоп! Нам не нужен твой сын! Успокойся. Скажи, пожалуйста, уважаемая, — это место называется Железный Мыс?

— Сына отдайте!

— Да! Да! Железный Мыс! — испуганно затараторил мальчонка. — Отпустите меня!

— Отпустите его.

Освобожденный мальчуган вцепился в мать, и парочка поспешно засеменила прочь.

— Где старшины города, или как они там у вас называются? — бросил я вслед удаляющейся парочке.

В ответ — молчание: общаться со мной не желали.

М-да… Я несколько иначе все представлял. Мы как-никак освободители, нас хлебом-солью полагается встречать, цветами живыми и многообещающими поцелуями прекрасных дев.

Городок, и без того не страдавший многолюдностью, вымер окончательно. Даже птицы, по-моему, стали чирикать вполголоса. Положение спас Арисат, притащив какого-то худющего мужичка с изнеможенным лицом, которое еще более уродовала нелепая козлиная бороденка.

— Вот. Старший у них. Вроде бы, — неуверенно пояснил бакаец.

На старшего мужик, если откровенно, не тянул. Разве что старостой туберкулезной палаты такого назначить, причем это будет пик его карьеры. Но разговор все же начал на уважительной ноте:

— Здравствуйте. Я — Дан, страж, а это мои солдаты. А вы кто?

— Я? Я — Удий, староста медеплавильщиков.

— Очень рад знакомству. Удий, мы пришли вас освободить.

— Меня? — изумился козлобородый. — Шутите, господин? И чем же я такую милость заслужил?

Затем староста счел нужным бухнуться на колени и уныло произнес:

— Если и шутите, все равно благодарствую за милость, господин.

— Да не господин я! Не дем! Я — страж! Видите на причале мертвых солдат? Это мы их убили. Мы враги демов и пришли освободить вас всех.

— Давно пора было этих дармоедов порубить, — нерешительно поддакнул Удий. — Спасибо, господин. Надеюсь, новая стража будет куда лучше прежней.

— Вы не поняли! Мы — не демы!

Вдруг из толпы воинов выскользнул Нюх и попросил:

— Позвольте мне ему пару слов сказать?

— Ну попробуй, — позволил я, раздумывая, как бы мне вбить в голову этого до идиотизма запуганного мужичка хоть немного истины.

Нюх начал неожиданно:

— Эй, Удий, или как там тебя, морда ты козлиная. Помнишь Склафа из Магуда?

Староста несмело поднял голову и настороженно произнес:

— Помнить помню, но куда он подевался, сказать не могу. Уж сколько раз спрашивали и даже били неоднократно, чтобы говорил больше. Стар я, слаб, болею часто, могу и вовсе помереть, если ребра опять пересчитают. Кто тогда будет за обжигом следить, ведь я лучше всего это умею делать, со мной из руды столько металла выходит, сколько ни у кого не получается.

— Не нужны мне твои трухлявые ребра, уймись. Склаф отсюда когда пропал?

— Да уж я и позабыл. Было это в тот год, когда новую домну поставили на восточной линии. Потом еще приемщик Гация лицом в чугун расплавленный окунул за брак и свою руку едва при этом не сжег. Это было как раз на другой день после того, как Склаф исчез.

— Я спрашиваю, сколько прошло с той поры, экий ты болтун непонятливый!

— Так я и говорю, что точно не припомню.

— Ну хоть приблизительно помнишь?

— Года три, а то и больше.

— С тех пор ты Склафа не видел?

— Чем хотите поклянусь: не видел!

— А я вот его видел полгода назад.

— Где?!

— Да в Урунии, это такое княжество на востоке от имперцев. Дыра, скажу тебе, похлеще чем Налатия, а уж хуже нее, как я раньше думал, быть не может. Там ни пожрать, ни выпить, ни баб. В тюрьме даже клопов нет — вымерли с голодухи. В общем, для честного человека вообще ничего не найти. Две козы — вот и все сокровище, да и на тех очередь длиннее, чем полный перечень сатанинских грехов. Никуда твой Склаф не пропадал, а слинял он отсюда, сделав себе лодку. Малый хитрый, и руки не кривые, ловко все обставил.

— Да врешь ты все. Как можно сделать лодку, если даже доски большой во всем городе не найти, лишь дрова мелкие?

— В самом городе — да, а за ним, на стройках мастерских и печей, дерева полно. Сделал лодку он из тех досок, что от лесов строительных крал по одной. Долго этим занимался, а прятал на чердаке того дома, где живут чиновники, которые приезжают с инспекцией каждый месяц. Никто там не догадался искать, и не надо было придумывать, как перетаскивать доски в город, чтобы не заметила охрана.

— А ведь все верно. Надзиратели туда никогда не совались.

— Вот о том я и говорю. Склаф выбрал хитрую конструкцию, сделав лодку разборной. Темной ночью сумел спустить ее на воду. Шел ночами вдоль берега, днем прячась в зарослях, потом в рыбацкой деревне украл баркас и направился на нем прямиком через море. Едва живой добрался до суши, загибаясь от жажды и голода. Повезло на хороших людей наткнуться, выжил — и рассказал мне о вас. И мы вот с сэром стражем решили, что негоже богобоязненным людям томиться в рабстве у темных. Собрали ватагу добрых молодцев и отправились искать ваш город. Как видишь, наконец нашли. А ты, морда твоя козлиная, вместо того чтобы радоваться, лбом всю улицу уже подмел и принимаешь нас за поганых свиноедов. Не боишься, что мы на такое огорчиться можем?

С каждым словом Нюха лицо Удия поднималось все выше и выше. Страх из него уходил, уступая очередь недоверчивости. Выслушав рассказ носатого, староста уточнил:

— Так ты и правда видел Склафа полгода назад?

— Как тебя.

— И как его житье?

— Да не жалуется. Говорит, что вовремя смылся, еще чуть — и начал бы куски легких выкашливать из-за ядовитого дыма. Не знаю, что за дым имел в виду, но таковы его слова. И еще он много пива пил. Говорит, с тех пор, как едва не умер от жажды, никак напиться не может.

— Верно. Все верно он про печи сказал. — Удий поднялся, отряхнул колени и обратился уже ко мне: — Вы и правда собрались всех нас забрать отсюда?

— Именно за этим мы и пересекли море. Сейчас погрузим всех на корабли и уйдем на север.

— На какие корабли?

— Вон те, что у причалов.

— Господин, дело, конечно, ваше, но я бы на вашем месте не сильно надеялся, что эти корабли когда-нибудь поплывут, тем более за море.

— Это почему?

Сзади закричали, кто-то витиевато выругался. Обернувшись, я увидел причину суматохи. Одного взгляда хватило, чтобы признать правоту Удия.

Похоже, эти корабли уже никогда не поплывут. Тем более за море.

Баллиста — орудие универсальное. Может стрелять толстыми копьями, способными насквозь слона прошить, может метнуть камень или горшок. Наводить ее гораздо легче, чем катапульту, снаряд, по местным меркам, летит быстро, но попасть все равно непросто, особенно если цель движется. При корабельной перестрелке смысл обмениваться залпами есть лишь в том случае, когда корабли идут встречным или расходящимся курсом. Если бортом друг к дружке следуют, то бесполезно — хоть и больше мишень выходит, но точно брать упреждение в таких случаях редкие «канониры» умеют. К тому же трудно ворочать тяжелые орудия на примитивных станках.

Есть ли вообще смысл в корабельной перестрелке? Лично мне он кажется сомнительным. Даже если копье попадет, серьезно судно не повредить. Разве что повезет накрыть отряд абордажников, но даже в лучшем случае покалечит двух-трех человека. Не принято здесь стоять тесной толпой. С камнями все обстоит аналогично.

С горшками чуть интереснее. Пустого метать никто не станет, их принято заполнять горючей жидкостью, обмазывать смолой, обваливать в пакле и перед выстрелом подносить огонек. Состав жидкости разнообразен, и, как правило, у каждого оружейника свои секреты, передаваемые от мастера к ученикам. Скипидар, деготь, смола, отфильтрованная нефть, растительное масло, продвинутые смеси на основе селитры и даже человеческий жир. Попав на палубу корабля, сосуд разбивается, разгорающееся содержимое растекается лужей. Дальше вариантов два: если попадание пришлось в кучу хлама, возможен пожар; а если палуба чиста, то гореть на ней нечему. Плотно подогнанные друг к дружке доски вниз ни капли не пропустят, а поверхность их занимается туго — этому, как ни странно, препятствует сама горючая жидкость, обволакивающая древесину не пропускающей кислород пленкой. Вспыхнуть может то, чего касаются языки пламени. Например, парус или тонкий фальшборт.

Но обычно ничто не успевает вспыхнуть. Моряки прекрасно знают, что огонь на корабле ни к чему хорошему не приведет. На случай пожара держат бочонки с водой, помпы, ведра на веревках. Вяло горящее содержимое разбитого горшка легко смывается за борт.

Напалм или подобные ему составы, конечно, могли бы нанести куда большие повреждения, но в этом мире, к счастью, они неизвестны. Нефть, даже хитроумно отфильтрованная, горит куда хуже, продукты ее перегонки вроде бензина и керосина здесь, надеюсь, никому не знакомы. На Земле в Средневековье применялся так называемый «греческий огонь», но что это такое, никто толком не знает, к тому же сведения о его боевой эффективности противоречивы. Я вот думаю, что, будь он так страшен для деревянных кораблей, как его описывают, секрета изготовления никто бы терять не стал.

А ведь я мог бы насторожиться — ведь не так давно лично устроил пожар в темном храме с помощью горючей жидкости для светильников. Пусть на керосин она не походила, но и с обычной нефтью ее сложно перепутать. Или сорт такой, или все же продукт переработки. Отменно полыхала.

Не знаю, чем были заполнены снаряды баллисты, установленной на башне, но пылала эта гадость ничуть не хуже.

Обернувшись, я увидел, что нос «Ужаса» объят огнем. Немногочисленные вояки, оставленные на судне, только-только начали суету с ведрами, но мне она казалась сомнительной. Со стороны башни послышался отрывистый стук, в небе по пологой дуге пролетел снаряд приличного размера, угодив на этот раз в центр. За борт с воплем прыгнула объятая пламенем фигурка, полыхнуло так сильно, что надо человек двести, чтобы появился хоть какой-то шанс это потушить.

Это как стражники так быстро успевают перезаряжать свою адскую машину?!

Обе галеры стояли неподвижно, крепко пришвартованные к причалу. До башни от них было немногим больше сотни метров, и, судя по меткости противника, на этой дистанции промахи маловероятны. Из двух выстрелов два попадания, будто в тире по плюшевым игрушкам бьют. Даже если отдать швартовы, крошечной команды не хватит, чтобы быстро отойти на безопасную дистанцию. Мы там всего по шесть человек оставили, на всякий случай — никто ведь не предполагал, что у врага имеется такая неприятная штука.

— Все назад! — заорал я. — На корабли! Тушить пожар! Арисат! За мной со своими! К башне! Надо быстрее добраться до баллисты!

Возглавляя отряд «карателей», я рванул к молу. На бегу обернулся, крикнул Саеду:

— Ты знал, что у них такие снаряды могут быть?!

— Откуда?! Первый раз вижу, чтобы так горело!

Плохо… Очень плохо… Вряд ли это секретное оружие, в единичных экземплярах хранящееся в тыловых гарнизонах. Таким бы обязательно вооружили корабли пиратских шаек, главных боевых единиц, занимающихся террором чужих земель. Что это значит? Это значит, что у врага прогресс на месте не стоит. Они изобрели метод получения «греческого огня». Или, возможно, нашли залежь с уникальной по составу нефтью. Доводилось слышать, что и на Земле такая тоже встречается. Ее даже можно заливать в моторы, работающие на низкооктановом бензине. Скорее всего, преувеличение, но в любом случае горючесть, наверное, та еще.

Я был на полпути к башне, когда третьим выстрелом накрыло уже «Страх». Четвертый раз звук срабатывания механизма услышал, когда подбежал к группе воинов, пытавшихся топорами вышибить дверь. Оценив ее массивность, я понял, что справиться с ней успеют как раз к тому моменту, когда обгоревшие остовы наших кораблей пойдут на дно.

Меня такие сроки не устраивали.

Задрав голову, убедился, что в мире ничто не изменилось. Башня низкая, высотой с двухэтажный дом старой постройки. Некоторые вояки швыряли дротики и копья, пытаясь достать расчет баллисты навесной стрельбой. На вид броски были удачными, но вряд ли стоит всерьез на них рассчитывать.

— Ты! Ты! Ты! — начал я хватать людей. — Бегом на «Страх» и притащите весло.

— Да на хрена же вам весло понадобилось? — изумился один из выбранных.

— Выполнять молча!!! Бегом!!!

Весла галерные сильно отличаются от всем известных лодочных. Прежде всего длиной. Именно это пришло мне в голову, когда я лихорадочно размышлял, где бы найти приличный шест или что-нибудь ему на замену.

Баллиста успела выстрелить еще четыре раза, прежде чем притащили весло. К тому времени «Ужас» превратился в костер от носа до кормы. На «Страхе» ситуация была получше, но ненамного. Какой-то отчаянный тип забрался там на мачту и с высоты постреливал из арбалета по грязным негодяям, которые творили зло на вершине башни. Я с острым чувством безнадежности понимал, что не успею ничего сделать, но все равно торопил народ, мечтая хотя бы отомстить за корабли.

Тыловые крысы! Грязные трусливые сволочи! Да как они только посмели кривую руку поднять на мой великий флот?!

Чуть не взбесился окончательно, пытаясь торопливо объяснить воинам, что от них требуется. Ну не принято здесь с шестом на стену взбираться. Им лестницу подавай или хотя бы веревку с крюком. К тому же весло было тяжелым и неудобным. Надо бы, конечно, другого послать наверх первым, а не такую драгоценность, как я, но очень уж руки чесались покарать поджигателей.

Штучку пришлось оставить. Неудобная для такой акробатики, к тому же во время забега по стене башни придется держать ее в чехле за спиной. Из этого положения быстро не выхватишь, а вряд ли мне там время дадут на лишние телодвижения. Потому ограничился матийским мечом и кинжалом.

Против тыловых крыс должно хватить.

Воины у меня сильные, я едва успевал ногами перебирать, до боли в ладонях обхватив толстую рукоять весла. На последних шагах оказалось тяжелее всего — зубчатый парапет выдавался вперед, образуя уступ, через который я с трудом проскочил без приключений. Оказавшись на площадке, выхватил меч из ножен, одновременно оценивая обстановку. Противников было трое. Пара возилась с рычагами, натягивая баллисту, третий стоял наготове, держа в одной руке огромный деревянный молоток, во второй — зажженный факел. Он единственный, кто меня заметил, остальные за шумом механизма орудия, стуком в двери и криками моих ребят ничего не поняли, так и оставшись ко мне спинами.

Если есть возможность бить безнаказанно, надо ее использовать. Местные поборники рыцарских традиций считают иначе, но я на них плевал с высокой колокольни. Поэтому, проигнорировав дема с факелом, подло подскочил к увлекшейся парочке со спины, рубанул одного по шее, второго достал в длинном выпаде колющим ударом, целясь в почку. Быстро, может, и не умрет, но в драку уже точно не полезет. Вытащив меч из раны, увернулся от удара деревянным молотом, в ответ, присев, подрезал противнику бедро и отскочил назад, предоставляя ему возможность за мной погоняться. Он, вскрикнув, шагнул следом, замахиваясь для нового удара, но раненая нога подвела — оступился, потеряв равновесие. А затем и вовсе упал, заработав удар по голове.

В этот момент на площадку влетел Тук. Неловко отпустив весло, бухнулся на пятую точку, зазвенев латами так, будто паровоз с Луны рухнул. На удивление бодро вскочив, сорвал с пояса секиру, начал рубить не разбирая, кто перед ним — раненый или умирающий.

— Тук! Хватай горшки, поджигай и вниз кидай!

— На кой?!

— Вниз! Внутрь башни! Пусть поджарятся там!

— Это хорошее дело, да только нам ведь тоже жарковато придется.

— Крикнем ребятам, они весло подставят — и спустимся по нему.

В этот момент люк в площадке приоткрылся, из недр башни показалась голова стражника. Увидев нас, дем успел удивиться, прежде чем молча улетел обратно — горбун угостил его секирой. Следом я один за другим кинул три горшка и помчался за следующими. Позади взметнулось пламя, задымило, страшно заорали. В душе ничего не дрогнуло — я не успокоился, пока рядом с баллистой не осталось ни одного зажигательного снаряда.

К тому моменту наверху и впрямь стало жарковато, огонь вырывался из люка на площадке и из бойниц на стенах. Крики прекратились. Весло, поданное воинами снизу, оказалось весьма кстати: у нас уже пятки начинали дымиться.

Оказавшись на земле, я наконец обернулся в сторону причалов. В этот момент на «Ужасе», освободившись от перегоревших оттяжек, рухнула мачта, а со «Страха» начали прыгать люди. Оставаться на палубе было невозможно — вся в огне. Взволнованный попугай, бухнувшись на плечо, растерянно произнес:

— Всего-то и хотел руки погреть, а вон оно как получилось.

Получилось плохо. Мы лишились обеих боевых галер, запасов продовольствия, воды, стрел, болтов, не говоря уже о личных вещах. У нас осталась лишь коротышка «Паника», на которую, если очень постараться, мы, может, и влезем, только места для припасов не останется. Да и трудно будет выдержать нелегкое плавание, если людей в трюме придется утрамбовывать в шесть слоев, иначе никак не поместятся. Не говоря уже об опасном перегрузе, что может аукнуться в самый слабый шторм, а уж если столкнемся с подводным камнем, то сразу на дно пойдем.

Из плюсов лишь то, что без кораблей мы сейчас не утонем. Под ногами твердая земля, и это радует. Но несколько напрягает, что земля эта вражеская. Чтобы добраться сушей до территорий, где живут если не союзники, то хотя бы не враги, потребуется не одна неделя пути. Вряд ли противник нам это позволит. Демы сильны и многочисленны, а нас всего три сотни. Им не составит труда собрать тысячный отряд или даже гораздо больше. Нет, с боем ни за что не прорваться.

Тихо робинзонить на этом мысе нам тоже не дадут…

Тогда что? Сдаваться? Вешаться? Что?!

Со стороны города показалась огромная толпа жителей. Почти все одеты одинаково, в подобие серых комбинезонов, идут суетливо, торопятся. Детей тащат, какие-то узлы через плечо.

— Чего это они? — спросил тихо, ни к кому конкретно не обращаясь.

Один из воинов, не сводя взгляда с пылающих кораблей, ответил:

— Жители отовсюду идут — вы же сказали, что увезете их. Спасете.

Да уж… Спасу… Увезу… Великий освободитель Дан…

Хоть бери и харакири делай. Или это правильно называется сеппуку?

А какая разница… Хоть вешайся…