Баскервиль-холл встретил Рамиреса прохладным дуновением свежего ветерка и это показалось ему божьим знаком. Климат здесь был гораздо лучше, дождя не было, влажная духота ощущалась не так мучительно, как в Олимпе, даже деметрианские лягушки не издавали здесь свое чудовищное мяуканье.

Баскервиль-холл со всех сторон окружен болотами, но сам стоит на сухом холме, имеющем форму полумесяца. Почва в черте города подверглась мелиорации, здесь давно укоренились растения, привезенные из метрополии, и если абстрагироваться от вездесущего деметрианского аромата, можно представить себе, что ты находишься, скажем, в Центральной Африке. Здесь даже были улицы, пусть и сложенные из пластмассовых плит, но все-таки улицы.

Военное положение в Баскервиль-холле не бросалось в глаза, патрулей на улицах почти не было. Сингх, уже успевший узнать последние новости, сказал, что выступление прошло здесь без особых беспорядков, ситуация под контролем, и комендантский час так и не ввели. На месте полицейского участка красовалась двадцатиметровая воронка с остекленевшими стенками, вокруг нее были выставлены таблички, предупреждающие о радиационной опасности, но больше никаких следов прошедших столкновений в городе не наблюдалось. Радиоактивный дождь пролился на плантации в стороне от города, в самом городе радиационный фон повысился всего в восемь раз, что не представляло опасности ни для людей, ни для другой живности.

Революция в Баскервиль-холле прошла на удивление мирно. Когда на месте полицейского участка вырос ядерный гриб, оставшиеся в живых представители власти были настолько деморализованы, что не оказали никакого сопротивления. По словам Сингха, в местном революционном комитете уже обсуждается предложение вернуть оружие кое-кому из сдавшихся.

Рамирес шел по узкой пластмассовой дорожке и думал, что эта революция воистину уникальна и непохожа на все те, что были раньше. Никаких трупов на улице, никакой лишней крови, никакого террора. И никакой навязчивой пропаганды. Рамирес уже прошел почти километр, но не встретил ни одного портрета Багрова и вообще ни одного агитационного лозунга. Эта революция не давит на мозги, подумал Рамирес. И это хорошо, так и должно быть, люди должны воспринимать новый порядок не как внезапно свалившееся горе, а как первый шаг на пути к счастью и процветанию.

Ага, вот, кажется, и муниципалитет. Точно, из дверей маленького белого здания, явно построенного по индивидуальному проекту, высунулся Дзимбээ и призывно помахал рукой. Рамирес взглянул на часы и ускорил шаг — он уже опаздывал. Это нехорошо, опаздывать вообще нехорошо, а опаздывать на мероприятие, на котором решается твоя судьба, нехорошо вдвойне.

Рамирес почти вбежал в распахнутую дверь и уже начал бормотать извинения, когда Дзимбээ оборвал его одним коротким словом:

— Пойдем!

Они поднялись на второй этаж, прошли несколько метров по коридору, пересекли большую приемную, в которой почему-то не было секретарши, и вошли в обширный кабинет какого-то большого начальника. Судя по площади приемной и количеству компьютерных мониторов на столе, этот начальник был нисколько не ниже, чем приснопамятный Сяо Ван Гу, а может быть, даже и повыше.

Хозяин кабинета сидел за столом и смотрел в один из мониторов, на котором красовалась легкоузнаваемая картинка Microsoft OutOfSight Quickly. Странно, подумал Рамирес, братство выступает против монополий, но пользуется их продуктами. Воистину жизнь полна парадоксов.

Посетитель в кабинете был только один — Абубакар Сингх. Увидев Рамиреса и Дзимбээ, он приветливо улыбнулся и доброжелательно кивнул вошедшим. Дзимбээ уселся рядом с Син-гхом, Рамирес пристроился чуть подальше.

Хозяин кабинета, наконец, отправил письмо и поднял голову. Сердце Рамиреса екнуло — это был сам Багров.

— Рад приветствовать вас, герои, — сказал Багров и улыбнулся. Его улыбка была доброй и солнечной. — Если бы не вы, революция бы не состоялась, сейчас это можно утверждать абсолютно точно. Спасибо вам, друзья! Вы самые настоящие спасители мира, вы спасли мир от диктатуры корпораций, и, чтобы расплатиться за это, не хватит никаких земных благ. Вы знаете, у нас в братстве не бывает ни орденов, ни почетных званий, все, что я могу — сказать вам спасибо, и я благодарю вас от всей души. Спасибо!

Багров встал из-за стола и поклонился по японскому обычаю. Троица посетителей немедленно последовала его примеру, но их поклоны были не в пример более почтительными.

— Не надо лишних церемоний, ребята, — сказал Багров, — церемонии больше не нужны. Вы молодцы, вы настоящие герои, я вами горжусь. Все братья и сестры равны, но вам я скажу — вы стали для меня ближе других, вы теперь самые близкие братья. Абубакар, ты приехал вовремя, мы без тебя еле справились. Знаешь, как облажался Тимур Димитров?

— Так это тимуровцы телебашню подорвали? — усмехнулся Сингх. — А я — то думал, кто это сподобился… Багров раздраженно махнул рукой:

— На его месте мог быть любой. Знал бы ты, как нам не хватает настоящих профессионалов… Короче, Абубакар, отныне ты возглавляешь особый отдел. Дзимбээ Дуо, вы — его заместитель.

Дзимбээ встал и еще раз церемонно поклонился. Сингх запоздало последовал его примеру.

— Джон Рамирес, — сказал Багров, — я хочу предложить вам стать представителем братства при университете Вернадского. Нет, подождите, не спешите отказываться. В это трудно поверить, но в братстве нет ни одного доктора наук, кроме вас. Это странно, это удивительная случайность, но это факт. Вы же не станете отрицать, что вам будет проще разговаривать с учеными, чем кому-либо еще из братьев и сестер?

Рамирес помотал головой, отрицать такую очевидную вещь было бы глупо. Он хотел было сказать, что является доктором физики по американской системе, а это совсем не то же, что доктор физико-математических наук по русской системе, и потому… но Багров продолжил речь и сбил Рамиреса с мысли.

— Я верю, вы справитесь. У нас с вами нет другого выхода, мы ввязались в такое дело, что обратной дороги уже нет. Нам потребуется помощь ученых, но вы же знаете, Джон, как относятся интеллектуалы к любой революции. А нам потребуется от них очень и очень многое. Надо развернуть горнодобывающую промышленность, провести геологическую разведку астероидов, может быть, даже потребуется построить космодром. Нужно создать с нуля обрабатывающую промышленность, вы же знаете, что экономика Деметры имеет колоссальный аграрно-сырьевой перекос, а мы не хотим быть сырьевым придатком земных монополий, мы хотим развиваться гармонично и оптимально. Нам нужно сделать очень многое. Сейчас, когда мы сбросили гнет продажных чиновников, мы многое можем себе позволить, но одно дело позволить, и совсем другое — сделать. Мы теперь сможем провести нормальный терраформинг обжитых районов, не прогибаясь перед идиотскими законами, которые придумали люди, ни разу не побывавшие на этой планете. Вы ведь не хотите, чтобы от ваших детей пахло тухлыми яйцами? Конечно же, не хотите, этого никто не хочет, но если мы намерены добиться того, чтобы Деметра превратилась в настоящий дом для нашего народа, нам придется обратиться за помощью к ученым. А с этой задачей никто не справится лучше вас. Вы согласны со мной?

Конечно, Рамирес был согласен. В первые минуты его еще терзали сомнения, справится ли он с возложенной задачей, но к концу речи Багров его убедил. Он вообще хорошо умеет убеждать, подумал Рамирес.

— Вы отправитесь обратно в Олимп первым же суборбитальным транспортом, — сказал Багров. — Транспорт взлетит сразу же, как только мы полностью восстановим спутниковую связь. Автономный полет — дело слишком опасное, мы не можем рисковать вашей жизнью. Если не случится ничего из ряда вон выходящего, аэропорт откроется сегодня вечером или завтра утром, место для вас уже забронировано, так что слишком далеко не уходите. Вопросы?

Вопросов не было. Багров еще раз пожелал Рамиресу удачи, они еще раз обменялись поклонами, Рамирес вышел из кабинета, и среди эмоций, которые его переполняли, доминировала одна — чистая, ничем не замутненная радость.

Все сложилось великолепно, Рамирес не мог даже представить себе такого развития событий. Глава братства, человек, задумавший и осуществивший самую великую революцию за всю историю человечества, не только не отругал Рамиреса за допущенные ошибки, но и удостоил похвалы. Сам Александр Багров назвал Рамиреса своим ближним братом, и это наполнило душу законной гордостью. За последнюю неделю на Гефесте Рамирес наделал множество ошибок, но братья простили его, как завещал великий Леннон, и теперь его совесть снова чиста. Они действительно простили его, они поняли, что он согрешил не по злому умыслу, а случайно, что в наказании заблудшего нет нужды. Все было прекрасно.