9
— Привет, Джон! — Дзимбээ оглядел кабинет Рамиреса и просвистел нечто восхищенное. — Я смотрю, ты здорово устроился.
— Садись, друг. — Рамирес, казалось, воплощал собой предельную степень радушия. — Проходи, садись. Амброзии не желаешь?
— Разве ее не запретили до особого распоряжения? Рамирес раздраженно махнул рукой:
— Правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Если два старых друга, встретившись, не могут пропустить по стаканчику, эта революция никуда не годится.
— И это говорит наш главный идеолог, — хихикнул Дзимбээ.
Если бы Рамирес не был негром, он бы покраснел.
— Да иди ты, — смущенно пробормотал он. — Скажешь тоже, главный идеолог…
— Я смотрел твою речь по телевизору, — сказал Дзимбээ, — очень впечатляет. Я честно говорю, без всякой лести, на самом деле впечатляет. Багров отдыхает.
— Да ну тебя! Сравнил хрен с редькой… то есть я не то имею в виду…
Дзимбээ рассмеялся.
— Не грузись, Джон, — сказал он, — это я так, прикалываюсь. Ты знаешь, я очень рад, что у тебя все так хорошо пошло. После той истории я боялся, что вождь спустит на тебя всех собак. Очень хорошо, что он не стал торопиться. Ты молодец, — Джон, ты уже принес столько пользы, что… да наши дети тебе памятник поставят!
Рамирес совсем засмущался.
— Да ладно тебе, — пробормотал он. — Лучше скажи, как у тебя дела.
— Первый зам у Сингха. Работы много, но не жалуюсь.
— И как борьба на невидимом фронте?
— Могло быть и хуже.
— Что, совсем плохо?
— Да нет, не совсем… но ничего особо хорошего тоже пока нет. Знаешь, что с твоей статуей?
— Что?
— Совсем не знаешь?
— Совсем.
— Она в руках СПБ.
— Что?!
— Что слышал. Ее задержали на таможне, начальник таможни — наш человек, мы не стали ее забирать до выступления, а потом оказалось, что там подделка. Снаружи медно-цинковый сплав, внутри хлорид бария.
— А начинка куда делась?
— Офицер СПБ по имени Ибрагим Бахтияр зашел на таможню за пару дней до выступления и подменил статую.
— Кто его впустил?
— Агент. У них были агенты на таможне.
— И что теперь?
— Пока ничего. Я сейчас занимаюсь этим делом.
— Хочешь меня допросить?
— Придется.
— Спрашивай.
— Кто знал о статуе, кроме тебя?
— Вся наша ячейка.
— Еще?
— Сингх.
— Еще?
— На Гефесте — больше никто. На Деметре — Багров, Ногами, наверное, кто-то еще из ЦРК.
— Что знал Ратников?
— Я ничего ему не говорил, но он что-то заподозрил, я сам не понимаю, что именно. Он пошел консультироваться в университет и узнал, что статую делали не цверги. Потом он отправился на Деметру, и я не знаю, что было дальше.
— Здесь он на тебя не выходил?
— Нет.
— Если он вдруг позвонит или если ты его встретишь, обязательно дай мне знать.
— Обязательно.
— Ты знаешь Якадзуно Мусусимару?
— Я знаю Хируки Мусусимару, это главный юрист VII на Гефесте
— Якадзуно — его сын. Не сталкивался с ним?
— Нет. А что?
— Он на Деметре.
— И что?
— Он ехал в одном купе с Ратниковым.
— Ого! Думаешь, Хируки что-то заподозрил и отправил сына проследить за Ратниковым?
— Боюсь, что да. Что-нибудь можешь добавить? Рамирес на секунду задумался, но так и не смог ничего вспомнить.
— Не знаю, — сказал он. — Честное слово, не знаю. Я бы рад помочь, но…
В кармане Дзимбээ запиликал телефон.
— Да, — сказал Дзимбээ в трубку. — Что? Тот самый? Что? Оба? Сейчас еду. Да-да, держи его и никуда не отпускай. Сейчас буду.
Дзимбээ отключил связь и быстро сказал:
— Извини, Джон, мне надо бежать. Если вдруг что вспомнишь, ты знаешь, куда звонить.
— Конечно, Дзимбээ, — сказал Джон. — Если что-то вспомню, обязательно позвоню. Успехов тебе!
— Счастливо! — отозвался Дзимбээ и выскочил из кабинета.
Он очень торопился.
