74
Они пошли через час после наступления темноты.
Мужчины, женщины и дети, некоторые только начали ходить, — все держали в руках зажженные свечи. Низкие облака, затянувшие небо после ливня, окрасились в оранжевый цвет из-за волнующегося океана мерцающих огней.
Они приблизились к берегу, напевая протяжную песню древних. Мощный звук прокатился над рекой и заставил вибрировать стекла в окнах домов Ромы.
Беднейшие крестьяне и городская беднота, отверженные, покинувшие свои покосившиеся хибары и грязные дома, выступили единым фронтом. Они были воодушевлены обещанием Топильцина нового расцвета некогда могущественной империи ацтеков на бывших землях, теперь принадлежавших Соединенным Штатам. Это были отчаявшиеся люди, давно перешагнувшие черту бедности, ведомые вперед надеждой на лучшую жизнь.
Они двигались очень медленно, направляясь к ожидавшим у берега лодкам. Они шли по грязным и скользким после дождя дорогам. Маленькие дети заходились в крике, когда матери несли или вели их на ненадежные плоты, покачивающиеся у берега.
Толпа напирала, и те, кто шел в первых рядах, палата в реку. Повсюду раздавались испуганные крики, потому что первыми жертвами, как водится, стали дети. Одни тонули сразу, другие держались на воде, и их относило течением, причем спасти почти никого не удавалось, поскольку сильные мужчины остались далеко позади.
Очень медленно лодки и плоты отходили от берега и начинали двигаться на противоположную сторону реки.
Прожекторы американских солдат и многочисленных телевизионщиков ярко освещали мятущуюся орду, переплывающую реку. Солдаты с нелегким чувством наблюдали разворачивающуюся перед ними человеческую трагедию, в которой им в самом ближайшем будущем предстояло принять участие.
Генерал Чандлер стоял на крыше полицейского участка города Ромы — оттуда все было видно как на ладони. Его лицо посерело, глаза горели отчаянием. Происходящее оказалось хуже его самых страшных ожиданий.
— Вы все видите, господин президент? — спросил он, повернувшись к маленькому микрофону, закрепленному на воротнике мундира.
Президент не сводил воспаленных от переутомления глаз с огромного монитора.
— Да, генерал, изображение совершенно отчетливое. — Он сидел в конце длинного стола для совещаний в окружении своих ближайших советников, членов кабинета и двоих из четверых членов Объединенного комитета начальников штабов. Все смотрели на невероятный спектакль, причем стереозвук и яркие краски многократно усиливали эффект.
Первые лодки уже пристали к берегу, и люди начали выбираться на песок. Но они не спешили. Только когда все плавсредства первой волны доставили людей на берег и направились обратно за второй партией, толпа сплотилась и двинулась вперед. Несколько мужчин, переправившихся с первой волной, бегали по берегу со свистками, подгоняя вперед женщин и детей.
Сжимая в руках свечи и ведя за собой детей, женщины устремились вверх по пологим тропинкам, огибающим обрывистый берег, продолжая тянуть заунывный ацтекский напев. Они походили на армию муравьев, на пути которой попался камень, и она, разделившись, обтекала его, чтобы вновь соединиться на другой стороне.
Камеры показали испуганные лица детей и их матерей, когда они оказались перед направленными на них дулами винтовок. Впрочем, испуг женщин был недолгим. Топильцин заверил людей, что его божественная сила защитит их от пуль, и они фанатично ему верили.
— Боже мой! — воскликнул Даг Оутс, не в силах поверить своим глазам. — В первой волне только женщины и малые дети!
Комментариев не последовало. Высшие государственные чиновники США с ужасом наблюдали, как еще одна толпа женщин с фанатичным блеском в глазах, волоча за собой орущих детей, пошла по мосту навстречу танкам и бронетранспортерам.
— Генерал, — обратился президент к Чандлеру, — вы можете дать залп над их головами?
— Конечно, сэр. Я уже приказал моим людям зарядить холостые. Если использовать боевые, слишком высок риск для людей.
— Правильное решение, — одобрил генерал Меткалф. — Кертис знает, что делает.
Генерал Кертис Чандлер обратился к одному из своих помощников:
— Прикажите дать залп холостыми.
Помощник — боевого вида майор — рявкнул в передатчик:
— Холостыми — огонь!
Ночь озарилась яркими вспышками, сопровождающимися оглушительным грохотом. От сотрясения воздуха, как от порыва ветра, задуло свечи в толпе. Грохот пушечных выстрелов, тарахтенье автоматов и винтовок разнеслось по всей долине.
Всего десять секунд прошло между командами «огонь» и «прекратить огонь». Некоторое время еще было слышно эхо, отразившиеся от низких холмов Ромы.
А потом наступила тишина. Воздух был наполнен резким запахом кордита. Толпа оцепенела.
А потом тишину нарушили крики женщин и визг насмерть перепуганных детей. Одни попадали на землю, прикрывая головы руками, другие застыли, парализованные ужасом. Вопли послышались и на противоположном берегу реки. Там женщины второй волны, опасающиеся, что упавшие на американском берегу убиты или ранены, удерживали своих мужчин от дальнейших действий.
На обоих берегах реки царил кромешный ад, и на какое-то время казалось, что нашествие эмигрантов остановлено.
Но тут снова зажглись прожекторы на мексиканском берегу и осветили фигуру в белых одеждах, стоящую на платформе, которую несли мужчины в белых туниках.
Топильцин распростер руки, являя собой жалкую пародию на Христа, и вопил в громкоговоритель, повелевая женщинам, в страхе Жавшимся к земле, вставать и идти вперед. Шок постепенно прошел, и люди наконец заметили, что нигде не видно ни мертвых, ни окровавленных тел. Многие женщины, обнаружившие, что они не ранены, начинали истерически хохотать. Толпа воспряла духом. Люди ошибочно посчитали, что от пуль и снарядов их защитила божественная сила Топильцина.
— Он нас переиграл, — сказал Юлиус Шиллер.
Президент грустно вздохнул:
— Как уже не раз происходило в нашей отечественной истории, наш гуманизм обернулся против нас.
— Теперь все зависит от Чандлера, — сказал Николс.
Генерал Меткалф кивнул:
— Ему сейчас не позавидуешь.
Настало время принимать решение. Больше ждать было нельзя. А президент, сидящий в своем кресле в Белом доме, молчал. Он ловко передал самую грязную работу военным, возложив всю ответственность на генерала Чандлера.
Президент не мог позволить армии иностранцев, пусть даже невооруженных, вторгнуться в свою страну, но вместе с тем и не мог отдать прямой приказ Чандлеру стрелять в женщин и детей.
Никогда еще президент не чувствовал себя таким беспомощным.
* * *
Поющие женщины с детьми находились уже в нескольких метрах от засевших в окопах солдат. Те же, кто шел во главе колонны, двигающейся по мосту, приблизились настолько, что могли заглянуть в дула пушек.
За плечами у генерала Кертиса Чандлера была долгая и славная военная карьера. Ему было что вспомнить, но абсолютно нечего было ждать, кроме всепоглощающего чувства вины. Его жена умерла, детей не было. Став бригадным генералом, он достиг вершины карьеры, и ему не к чему было стремиться, кроме как к отставке, которая была уже не за горами. И теперь он стоял на возвышенности, наблюдая, как сотни тысяч нелегальных эмигрантов направляются в его страну, и недоумевал, чем он заслужил такое наказание.
На его помощнике в полном смысле слова не было лица, когда он подошел к Чандлеру.
— Сэр, приказ открыть огонь.
Чандлер вглядывался в лица маленьких детей, испуганно жавшихся к матерям. В тусклом свете свечей их глазенки казались огромными и очень черными.
— Генерал, каково будет ваше решение?
Чандлер что-то пробормотал, но помощник не расслышал. Заунывное пение было слишком громким.
— Извините, генерал, вы сказали «огонь»?
Чандлер резко обернулся, его глаза мрачно блестели.
— Пусть идут.
— Сэр?
— Это мой приказ, майор. Пусть идут. Черт меня подери, но я не желаю на исходе дней моих стать детоубийцей. И бога ради, даже не произносите слов «не стрелять». Какой-нибудь тупой ротный может не расслышать.
Майор кивнул и поспешно заговорил в передатчик:
— Всем командирам, генерал Чандлер приказал не предпринимать никаких враждебных действий и позволить эмигрантам пройти через наши позиции. Повторяю, пусть идут.
С огромным облегчением американские солдаты опустили оружие. Прошло совсем немного времени, и они уже вовсю флиртовали с женщинами, играли с детьми и, опустившись на колени, вытирали с чумазых мордашек слезы испуга.
— Простите меня, господин президент, — сказал генерал Чандлер, глядя прямо в камеру. — Мне очень жаль, что я вынужден закончить свою военную карьеру, не подчинившись прямому приказу главнокомандующего, но я считаю, что при данных обстоятельствах…
— Не беспокойтесь, — перебил его президент, — вы оказались на высоте. — Он повернулся к генералу Меткалфу и сказал: — Я не знаю, какое место занимает генерал Чандлер в вашей табели о рангах, но прошу вас позаботиться, чтобы он получил еще одну Белую звезду.
— С большим удовольствием, господин президент.
— Браво, — господин президент, — сказал Шиллер. — Вы по-прежнему уверены в своих кадрах.
На губах президента появилась слабая улыбка:
— Я служил вместе с Кертисом Чандлером в Корее, когда мы оба были артиллерийскими лейтенантами. Он мог бестрепетно вести огонь по беснующейся вооруженной толпе, но ни за что на свете не обидел бы ни ребенка, ни женщину.
— Но дело еще не закончено, — напомнил генерал Меткалф.
Президент кивнул:
— Теперь мне предстоит держать ответ перед американцами за то, что на их землю хлынула масса нелегальных эмигрантов.
— Зато ваша сдержанность станет весомым аргументом в будущих переговорах с президентом Де Лоренцо и другими лидерами центральноамериканских стран, — успокоил его Дуглас Оутс.
— А тем временем, — добавил Мерсьер, — наши военные и дипломаты будут спокойно собирать обманутых Топильцином людей и без шума выдворять их за пределы страны.
— Эта операция должна производиться как можно более гуманно, — твердо заявил президент.
— Мне кажется, господин президент, вы кое-что забыли, — сказал генерал Меткалф.
— Вы о чем?
— Об Александрийской библиотеке. Теперь ничто не помешает Топильцину завладеть артефактами.
Президент устремил взор на сенатора Питта.
— Что скажете, Джордж? Теперь на вас вся надежда. Может быть, вы введете нас в курс своего плана?
Сенатор, не поднимая глаз, упорно смотрел в стол. После долгого молчания он произнес:
— Мой сын Дирк придумал обманный ход. Если все пойдет хорошо, Роберт Капестерре, он же Топильцин, не сможет наложить руки на сокровища древних. Но если план Дирка не сработает, что тоже нельзя исключить, Капестерре будет править Мексикой, а сокровища будут утрачены навсегда.
