— Превосходно, — сказал Питт.

— Великолепно! — восхитилась Лили. — Волшебно.

Джордино согласился:

— Просто блеск!

Они находились в магазине, где продавались старые автомобили, устремив свои восхищенные взгляды на «Л-29 Корд» 1930 года выпуска. В этой модели переднее сиденье для водителя было открытым. Кузов выкрашен в сочный цвет красного бургундского вина, крылья были желтовато-коричневые, сочетающиеся по цвету с кожаным верхом над пассажирскими сиденьями. Очень элегантная, длинная и грациозная машина имела привод на передние колеса и приземистый силуэт. Изготовитель увеличил ходовую часть, и автомобиль теперь имел в длину пять с половиной метров от переднего до заднего бампера. До середины его закрывал откидной решетчатый верх, заканчивающийся ветровым стеклом.

Автомобиль был большим и блестящим. Часть эпохи, почитаемой людьми старшего поколения и почти незнакомой молодежи.

Человек, который обнаружил эту машину стоящей в старом гараже под грузом всякого хлама, восстановил ее, не побоявшись внешней непрезентабельности, и был по праву горд своей работой. Роберт Эсбенсон, высокий мужчина со сморщенным лицом и ясными голубыми глазами, любовно провел по верху машины мягкой тряпочкой, стирая несуществующую пыль, и взглянул на Питта:

— Жаль расставаться с такой красавицей.

— Ваша работа выше всяких похвал, — сказал Питт.

— Отправите ее домой?

— Не сразу. Хочу покататься пару дней здесь.

— Я как раз отрегулировал карбюратор и распределитель зажигания для нашей высокогорной местности. Потом возвращайтесь ко мне — и я подготовлю ее к транспортировке судном в Вашингтон.

— Можно я поведу ее? — робко спросила Лили.

— В Брекенридже, моя дорогая, — ответил Питт и вопросительно взглянул на Джордино: — Ты с нами, Ал?

— Почему бы и нет? Мы можем оставить взятую напрокат машину здесь на стоянке.

Они уложили багаж, и спустя десять минут Питт уже вывел «корд» на Семидесятое шоссе и направил к предгорьям, за которыми виднелись покрытые снежными шапками вершины Скалистых гор.

Лили и Ал удобно расположились на пассажирском сиденье. От Питта их отделяло толстое стекло. Питт не стал поднимать верх, защищающий место водителя, он сидел на открытом воздухе в теплом меховом полушубке, и с наслаждением подставлял лицо холодному ветру.

Несколько минут он был полностью поглощен управлением машиной. Следовало проверить приборы и убедиться, что шестидесятилетняя старушка действительно обрела вторую молодость. Поэтому он держался в правом ряду и не обращал внимания на пролетающие мимо машины.

Питт любил водить машины. Вот и теперь, сидя за рулем, он был оживлен и с удовольствием прислушивался к мерному урчанию восьмицилиндрового двигателя. Временами у него создавалось впечатление, что он управляет живым существом.

Если бы Питт мог предположить, какие опасности их ожидают впереди, он бы сразу развернул машину и поехал прямо в Денвер.

На Скалистые горы уже опустилась темнота, когда «корд» въехал в город Колорадо — известный лыжный курорт. Питт не спеша вел машину по главной улице, старые здания которой сохранили свой неповторимый облик. Тротуары были заполнены лыжниками, возвращающимися после катания на склонах.

Питт припарковал машину у входа в отель «Брекенридж». Он расписался в регистрационной книге и взял у портье две записки, содержащие телефонные сообщения. Прочитав обе, он опустил листки в карман.

— Он доктора Ротберга? — спросила Лили.

— Да, приглашает нас на ужин. Он живет через дорогу от отеля.

— В котором часу? — поинтересовался Джордино.

— В семь тридцать.

Лили взглянула на часы:

— У меня осталось только сорок минут на то, чтобы принять душ и привести в порядок прическу. Придется мне поторопиться.

Питт протянул ей ключ от комнаты:

— Ты будешь жить в комнате номер двадцать два. Наши комнаты двадцать первая и двадцать третья.

Лили скрылась в лифте, а Питт и Джордино прошли в бар. Дождавшись, пока официантка примет заказ и удалится, Питт протянул Джордино вторую записку.

Джордино негромко прочитал ее вслух:

— «Проект, связанный с библиотекой, получил высший приоритет. Чрезвычайно важно, чтобы вы нашли постоянный адрес Алекса в течение ближайших четырех дней. Удачи. Отец». — Ал удивленно поднял глаза на Питта. — Я правильно понял? У нас всего четыре дня на определение местонахождения?

Питт утвердительно кивнул:

— Между строк явственно ощущается паника. В высших вашингтонских кругах определенно что-то происходит.

— С таким же успехом они могли предложить нам разработать в этот срок единую вакцину для лечения герпеса, СПИДа и прыщей, — хмыкнул Джордино. — Катание на лыжах, похоже, накрылось.

— Мы останемся здесь, — решительно заявил Питт. — Нам все равно нечего делать, пока Йегер не отыщет чего-либо. — Питт поднялся со стула. — Кстати о Йегере, надо бы ему позвонить.

Он отыскал в холле телефон и позвонил, воспользовавшись своей кредитной карточкой. После четырех длинных гудков трубку сняли, и Питт услышал сначала долгий зевок, а потом знакомый голос:

— Йегер слушает.

— Хайрем, это Дирк. Как идут поиски?

— Идут.

— Есть что-нибудь конкретное?

— Мои малышки просеяли сквозь мелкое сито всю геологическую информацию, имеющуюся в их маленьких банках данных, о территории от Касабланки до Занзибара. У побережья Африки они не нашли ничего похожего на твой рисунок. Было три очень отдаленных подобия, но, когда я запустил программу на сдвиги земной коры, которые могли произойти за шестнадцать веков, тревога оказалась ложной. Извини.

— Что ты теперь намерен предпринять?

— Я уже двигаюсь на север. Это потребует времени из-за большой протяженности береговой линии Британских островов, Балтийского моря и Скандинавии.

— Ты сможешь завершить работу за четыре дня?

— Если будешь настаивать, чтобы я перешел на двадцатичетырехчасовой режим.

— Я настаиваю, — сказал Питт. — Мы только что получили информацию, что этот проект имеет высший приоритет.

— Что ж, мы постараемся, — сказал Йегер, причем его голос звучал скорее легкомысленно, чем серьезно.

— Я нахожусь в Брекенридже, штат Колорадо. Если что-нибудь найдешь, немедленно звони мне сюда. — Питт дал Йегеру телефон отеля и сообщил номер своей комнаты.

Йегер повторил цифры.

— Хорошо.

— Судя по голосу, у тебя неплохое настроение.

— Почему бы и нет? Мы проделали колоссальную работу.

— Какую? Вы же до сих пор не знаете, где находится наша река!

— Ну да! — жизнерадостно подтвердил Йегер. — Зато мы совершенно точно знаем, где ее нет.

В воздухе тихо кружили крупные, похожие на кукурузные хлопья снежинки. Двое мужчин и женщина быстро пересекли проезжую часть и подошли к двухэтажному, окруженному высокими кедрами дому. Освещенная вывеска информировала, что сие строение носит название «Лыжная королева». Они поднялись по лестнице и постучали в дверь комнаты 22в.

Бертрам Ротберг встретил гостей приветливой улыбкой. Самыми примечательными деталями его внешности были голубые, горящие молодым задором глаза, окладистая седая борода и воинственно торчащие уши, пробившие себе дорогу сквозь густую шевелюру. Он был одет в вельветовые брюки и красную клетчатую рубашку, плотно облегавшие его коренастую, мускулистую фигуру. Дай ему в одну руку топор, а в другую пилу — получится готовый дровосек.

Проигнорировав обязательную процедуру знакомства, он тепло пожал руки вошедшим, словно знал каждого уже много лет, и провел их по узкому коридору в гостиную — просторную комнату с высоким потолком, со встроенными фонарями, через которые проникал дневной свет.

— Как вы отнесетесь к галлону не самого лучшего бургундского перед ужином? — с усмешкой поинтересовался он.

— Я в игре, — рассмеялась Лили.

Джордино с нарочитым безразличием пожал плечами.

— Лично мне все равно, что пить — любая влага во благо.

— А вы, Дирк?

— Звучит заманчиво.

Питт не стал спрашивать Ротберга, откуда он узнал, кто есть кто. Отец наверняка снабдил ученого подробным описанием каждого. Следовало признать, что Ротберг вел свою партию безупречно, и Питт предположил, что историк в молодости работал на какое-нибудь из многочисленных правительственных разведывательных учреждений и все происходящее было ему не в диковинку.

Ротберг направился на кухню, чтобы налить вина. Лили пошла за ним.

— Могу я вам помочь? — На пороге она остановилась, удивленная видом пустых столов и холодной плиты.

Ученый заметил ее удивленный взгляд.

— Я очень плохой и донельзя ленивый повар, поэтому еду нам доставят. Я заказал ужин на восемь. — Он сделал приглашающий жест в сторону большого углового дивана в гостиной. — Пожалуйста, располагайтесь у камина.

Он передал гостям стаканы, опустился на стул и провозгласил тост:

— За успех поисков!

— За успех! — Лили тоже подняла стакан.

Питт сделал большой глоток и сказал:

— Отец рассказывал, что Александрийская библиотека — дело всей вашей жизни.

— Тридцать два года! — вздохнул ученый. — Возможно, мне следовало жениться, а не корпеть всю молодость над пыльными томами и древними манускриптами. Но этот предмет поисков с самого начала завладел мною безраздельно, заменив мне все — семью, жену, любовницу. Александрийская библиотека стала для меня желанней любых мирских благ. В нее, и только в нее, я влюблен всю свою жизнь.

— Мне понятна ваша привязанность, — улыбнулась Лили.

— Как археолог вы обязаны меня понимать.

Он встал и поворошил кочергой угли в камине. Убедившись, что поленья горят ровно, он снова сел и продолжил говорить:

— Да, Александрийская библиотека — предмет во всех отношениях достойный самого тщательного изучения. Это было одно из чудес древнего мира, в котором сосредоточились основные достижения цивилизации. — Ротберг вещал, словно погрузившись в транс. Казалось, он видел перед собой не гостей, в числе которых находилась весьма привлекательная, молодая женщина, а безмолвные тени прошлого. — Там были собраны величайшие произведения литературы греков, египтян и римлян, священные писания евреев, сосредоточена мудрость самых одаренных людей мира — ученых, врачей, философов, музыкантов. В общем, это было самое крупное хранилище материальных и духовных ценностей древнего мира.

— Она была открыта для публики? — спросил Джордино.

— Во всяком случае, не для каждого нищего с улицы, — ответил Ротберг. — Но исследователи и ученые там работали постоянно. Они изучали экспонаты, переводили, редактировали, составляли каталоги, публиковали результаты своих исследований. Понимаете, сама библиотека и прилегающий к ней музей были не просто хранилищами. В их залах находились результаты научных исследований в самых разных областях знаний, они были кладезем чистой науки. А сама библиотека была первым обширнейшим справочником в нашем понимании этого слова, книги в ней были систематизированы и каталогизированы. Кстати, весь комплекс называли обителью муз.

Ротберг сделал паузу и проверил стаканы гостей.

— Похоже, ваш стакан пора наполнить. Ал.

— Я никогда еще не отказывался от дармовой выпивки, — улыбнулся Джордино.

— Лили? Дирк?

— По-моему, я забыла попробовать вино, — сказала Лили.

Питт тоже помотал головой:

— Мой стакан почти полон.

Ротберг налил вина Джордино и себе и продолжил рассказ:

— В более поздние века пополнение Александрийской библиотеки продолжилось. Плиний, самый знаменитый римлянин первого века до нашей эры, создал первую в мире энциклопедию. Аристофан, возглавивший библиотеку за два столетия до Рождества Христова, был отцом современного словаря. Каллимах составил первый из известных справочников «Кто есть кто». Там работал величайший математик древности Евклид. Дионисий Галикарнасский создал из хаоса историю Рима с мифических времен до 204 года до нашей эры. Эти люди, а также тысячи и тысячи других творили в Александрийской библиотеке.

— Да это был настоящий университет! — заметил Питт.

— Совершенно верно. Библиотека и музей считались университетом античного мира. В грандиозных мраморных залах располагались картинные галереи, залы скульптуры, театры, со сцены которых звучали выдающиеся поэтические творения своего времени и читались лекции по различным отраслям науки. Кроме того, там были общежития, столовые, галереи и залы для прогулок и размышлений, зоологический парк и ботанический сад. В десяти гигантских залах хранились различные книги и манускрипты. Их были сотни тысяч, причем многие были написаны вручную на папирусе или пергаменте, затем скатаны в свитки и помешены в бронзовые трубки.

— Разве есть разница между папирусом и пергаментом? — спросил Джордино.

— Безусловно. Папирус — тропическое растение. Из его стеблей египтяне делали похожий на бумагу материал для письма. Пергамент изготавливали из кожи животных, главным образом молодых телят и ягнят.

— Неужели они могли сохраниться через столько лет? — спросил Питт.

— Пергамент должен храниться дольше, чем папирус, — сказал Ротберг. — Их состояние по прошествии шестнадцати веков зависит от условий хранения. Во всяком случае, папирусные свитки, извлеченные из египетских гробниц, до сих пор читаемы, хотя им от роду более трех тысяч лет.

— Теплая и сухая атмосфера?

— Да.

— А если свитки хранились где-то на северном побережье Швеции или России?

Ротберг склонил голову и глубоко задумался:

— Полагаю, зимний холод сохранял их, но в период летнего таяния и повышенной влажности они могли разрушаться.

Питт ощутил запах поражения. Надежда найти библиотечные манускрипты в целости быстро таяла.

Лили не разделяла пессимизма спутников. Ее лицо разрумянилось от возбуждения.

— Скажите, доктор Ротберг, если бы вы были на месте Юния Венатора, какие книги вы стали бы спасать в первую очередь.

— Сложный вопрос — Ротберг растерянно заморгал. — Я могу только предположить, что он первым делом постарался бы спасти работы Софокла, Еврипида, Аристотеля и Платона. И, конечно, Гомера. Этот великий грек написал двадцать четыре книги, но только некоторые дошли до нас. Думаю, Венатор должен был спасти пятьдесят тысяч томов по греческой, римской, этрусской и египетской истории — примерно столько мог увезти его флот. Египетская литература представляет особый интерес, поскольку огромное количество томов, а также религиозных и научных материалов утрачено. Мы почти ничего не знаем об этрусках, а Клавдий написал их подробную историю, которая хранилась на полках Александрийской библиотеки. Я бы непременно прихватил работы по древнееврейским и христианским законам и традициям. Информация, содержащаяся в этих свитках, вероятно, потрясла бы современных исследователей Библии.

— Книги по науке? — добавил Джордино.

— Ну это само собой разумеется.

— Не забудьте о кулинарных книгах, — вмешалась Лили.

Ротберг расхохотался.

— Венатор знал свое дело. Полагаю, он спас самые распространенные знания и материалы, в том числе книги по кулинарии и домоводству. Можно сказать, понемногу обо всем и для всех.

— И сведения по античной геологии, — сказал Питт.

— Их, конечно, тоже, — согласился Ротберг.

— Что-нибудь известно о том, что это был за человек? — поинтересовалась Лили.

— Венатор?

— Да.

— Он был величайшим интеллектуалом своего времени. Известнейший ученый и педагог, он покинул одно из ведущих учебных заведений Афин, чтобы стать последним хранителем Александрийской библиотеки. Он написал более сотни книг, изобразив политическую и социальную картину мира на протяжении четырех тысячелетий. К сожалению, ни одна из них не дошла до наших дней.

— Археологи дорого бы дали за возможность ознакомиться с информацией, которой владел этот человек, и теми сокровищами, которые ему удалось собрать, — сказала Лили.

— Что мы еще о нем знаем? — спросил Питт.

— Немногое. У Венатора было много учеников, впоследствии ставших известными писателями и учеными. Один из них, некто Диокл из Антиохии, упоминал о нем в своих очерках. Он писал о Венаторе как о смелом, прогрессивном человеке, который не боялся углубиться в те отрасли знаний, куда опасались сунуться другие ученые. Будучи христианином, он относился к религии как к социальной науке. Это и было основной причиной трений, возникших между Венатором и христианским фанатиком Теофилием, патриархом Александрии. Теофилий преследовал Венатора, проклинал его, утверждая, что музей и библиотека — рассадники язычества. В конце концов, он убедил императора Феодосия, который также был крайне религиозен, уничтожить «очаг заразы». До сих пор считалось, что Венатор был убит по приказу Теофилия.

— Теперь мы знаем, — сказала Лили, — что он спасся сам и спас главную часть коллекции.

— Когда сенатор Питт рассказал мне о вашем открытии, я почувствовал себя уличным мусорщиком, выигравшим в расшибалочку миллион долларов, — улыбнулся Ротберг.

— У вас есть какие-нибудь идеи относительно того, где Венатор мог спрятать сокровища? — спросил Питт.

Ротберг надолго задумался.

— Юний Венатор был необычным человеком, — медленно начал он. — Он всегда шел своим путем. Он имел доступ к огромному кладезю знаний, недоступных простым смертным. Его маршрут наверняка был научно обоснован; все, что можно было учесть, было учтено. Он ни за что не стал бы полагаться на волю случая, хотя, конечно, делал скидку на непредвиденные факторы. И он отлично выполнил свою работу, раз сокровища пролежали в сохранности шестнадцать веков. — Ротберг тяжело вздохнул и поднял руки вверх, как бы признавая свое поражение. — Нет, к несчастью, я не могу дать вам ключ к поискам. О Венаторе известно слишком мало, чтобы можно было предугадать ход его мыслей.

— Но должны же быть у вас хоть какие-нибудь идеи! — настаивал Питт.

Ротберг долго смотрел на пляшущие в камине языки пламени, после чего сказал:

— Единственное, что я могу утверждать с полной определенностью, — тайник Венатора находится там, где никому не придет в голову его искать.