ГЛАВА 26,
в которой герой впервые пожалел о заплаченном за Машу штрафе
Выбрался я из контрразведки уже затемно, вынося под мышкой брезентовый сверток с карабином, который мне отдали в дежурке на выходе. И, к своему удивлению, обнаружил Машу, сидящую в кабине «копейки» и читающую газету под светом фонаря. Вид у нее был как у любого человека, просидевшего несколько часов в ожидании кого-то: понурый и усталый.
― Маша… а почему ты здесь? ― спросил я. ― Мне сказали, что всем готовы снять номер в гостинице «Волга». И это совсем рядом.
― Я не пошла, ― ответила девушка, отложив газету. ― Решила все же дождаться тебя. Думала, что недолго, а потом уже вроде бы и уходить смысла не стало, решила, что скоро придешь. А ты там совсем застрял.
― Верно, застрял вовсе, ― согласился я. ― А Лари?
Маша фыркнула, затем сказала:
― Нашу Лари аж четыре кавалера увели. Взялись сопроводить до отеля или не знаю куда. Один багаж нес, второй беседой развлекал, еще двое следом семенили. Она уже блистает на весь город. Думаю, что мы ее больше не увидим.
― Я тоже так думаю, ― согласился я, хоть и с некоторым сожалением. ― Поедем устраиваться в гостиницу?
― Поехали, чего нам еще здесь дожидаться? ― пожала она плечами.
Действительно, до гостиницы ехать было совсем недалеко. В другое время в «Волгу» я бы и не поперся: не мой стиль, масштаб, да и цены не мои, ― но нам забронировала комнаты контрразведка, так что грех было отказываться. Конечно, подъезжать туда надо на «чайке», «стриже» или на извозчике, на худой конец, а не на замызганном после долгой дороги грузовике, груженном бочками с бензином. Но тут уж ничего не поделаешь ― ночь на дворе, ехать искать другую гостиницу не с руки.
Отель «Волга» расположился на Арсенальной набережной, протянувшейся по правому берегу Великой на всю длину города. В середине своей набережная была самым популярным променадом, на который каждый вечер выходили на прогулку все, кто относил себя к светскому обществу города. Шутка ли сказать, в Твери к настоящему моменту проживало больше ста тысяч человек! Разве только Нижний Новгород был больше ― даже в Царицыне, по слухам, не больше восьмидесяти тысяч жителей.
В начале же своем и в конце набережная вовсе не была столь аристократичной. С одной стороны она упиралась в порт, со всеми вытекающими последствиями в виде припортового шумного района, с многочисленными кабаками и заведениями сомнительных свойств, с другой же ― в промзону, теряясь между заплетенными поверху колючей проволокой стенами, окружающими заводы и мастерские.
На границе этого района располагался Отдельный охранный полк полевой жандармерии, точнее, ― один его батальон, и именно этот район они и должны были охранять сильней всего. Что и делали. Здесь в позднее время было тихо и пусто, лишь время от времени проходы мерили шагами военные патрули, а сверху на них с вышек поглядывали частные охранники. Заводы берегли как зеницу ока, а пороховой завод, выпускавший еще и тротил, был помимо охраны обычной окружен магическими ловушками, и там постоянно дежурили как минимум два колдуна из ведомства контрразведки, постоянно следящих за своим хозяйством.
Центр же города был застроен каменными трех-, а то и вовсе четырехэтажными домами. Первые этажи в них занимали рестораны, в которые надо было прилично одеваться в отличие от портовых кабаков, и магазины, где даже соседу в кредит не отпускали. В городе были два театра, цирк шапито и не меньше пяти кинотеатров, по вечерам заполненных до последнего места. В центре Твери было запрещено деревянное строительство, а как писала газета «Тверские известия», мещанина Волобуева, который было завел свиней во дворе своего дома, оштрафовали зверски, а свиней конфисковали в казну, и дальнейшая их судьба покрыта мраком. В общем, по стандартам Великоречья, Тверь тянула если и не на мировую столицу, то, по меньшей мере, на один из величественных городов.
Следующим зданием после отеля «Волга» сиял огнями и удивлял очередью публики кинотеатр «Иллюзион», в котором сегодня давали какую-то кинодраму из жизни эльфов, а перед ней в афише был указан киножурнал новостей с фронта, где эльфов, по уверениям хроникеров, били в хвост и под хвост.
В кинематограф мы не пошли, хоть оба и были охотниками до этого зрелища, а сразу направились в гостиницу. За стойкой мореного дерева нас принял приказчик, одетый в полосатые брюки, атласный жилет и белоснежную рубаху с галстуком. Он несколько брезгливым взглядом окинул нашу одежду, рюкзаки, оружие в чехлах, затем быстро пролистал журнал резервирования. Нашел наши имена, после чего ткнул пальцем с ухоженным ногтем в графу возле них и сказал:
― Распишитесь. Рады-с.
― Чему? ― уточнил я.
― Ну-с… принимать гостей, ― слегка удивился приказчик.
― Ага. Ну мы тоже. Гостевать, ― сказал я, расписываясь в требуемом месте.
Услуг носильщика нам не предложили по причине нашей общей неказистости. Мы сами подхватили свое имущество и пошли по лестнице на второй этаж. Нам выделили один двухкомнатный номер на двоих. Видать, в контрразведке спросить постеснялись, кто мы друг другу с Машей, вот и зарезервировали таким макаром ― ни два ни полтора. Вроде и вместе, а вроде и отдельно.
Маше, как даме, я уступил спальню, а сам пристроился на раскладном диване в маленькой гостиной. Очередь в ванную я тоже уступил, и, пока она там плескалась и напевала, я вышел на балкон. Оперся на широкие перила, огляделся.
Насколько этот берег сверкал огнями, настолько же противоположный тонул в темноте. Не видно его, равно как не видно ничего, что выбивалось за городскую черту. Тьма спустилась на весь мир, и лишь город был в ней эдаким островком света и безопасности. Во тьме же вокруг выбирались из своих логов чудовища, выходила на дороги нечисть. Мало кто выезжал из городов, окруженных стенами и рвами, если был риск того, что тьма застанет тебя в пути. Всегда старались подгадать так, чтобы проделать весь путь засветло или найти промежуточный ночлег в одной из деревень либо на хуторе, где стены и люди. Или собирались в большие ватаги, вооружаясь до зубов. Одиночки, не обладавшие опытом выживания в этих местах, были обречены.
Постоялые дворы, скрывшиеся за могучими частоколами, оберегаемые заклятиями, принимали путников и укрывали их до рассвета. Хутора за такими же оградами берегли сами себя. Редко когда на хуторе селилась одна семья ― обычно несколько. А еще чаще крестьяне жили в деревнях, в которых защититься было проще.
Ночь не принадлежала людям. И не только людям. Каждый из разумных мог чувствовать себя в безопасности лишь там, где живут иные разумные. А огромные, погруженные во мрак пространства становились всякой разумной жизни враждебны. Вне городов или сел рисковали пребывать, да и то вынужденно, только такие авантюристы, как мы: охотники, военные разведчики, ну и разбойники ― не без того. Такая здесь была жизнь ― разумные расы властвовали только до захода солнца.
Во всей вселенной были видны лишь огни бакенов возле порта да сигнальные огни паромной пристани напротив, что на устье реки Тверцы, перескочившей в Великоречье из мира старого. И еще патрульный катер мигал ходовыми огнями, время от времени включая прожектор и что-то высматривая.
В номере за спиной хлопнула дверь ― Маша покинула ванную. Теперь можно и мне туда зайти. Кстати, как отучить человека бросать мокрые полотенца на пол, при этом используя из них все до одного из имеющихся в наличии? Который уже раз я жалею о тех ста пятидесяти рублях золотом, что потратил на штраф. Хорошая порция розог этой взбалмошной девице точно не помешала бы, особенно если кто-то во время экзекуции взял на себя труд шептать ей в ухо: «А вот не бросай полотенца на пол! А вот не пользуйся сразу всеми ― два под ноги, одно на голову и еще двумя вытираясь, ― помни о других, заходящих в ванну после тебя!» Предлагала же колдунья Велисса вер-Бран прекрасный выход, сэкономивший бы мне аж семьдесят пять целковых. Семьсот пятьдесят на ассигнации, если угодно.
Я открыл дверцы хозяйственного шкафчика в ванной и, к своему облегчению, обнаружил запасные полотенца на верхней полке. Ладно, воспользуюсь ими, а то уж очень лень ругаться ― тяжелый был сегодня день. Отбросил валяющуюся мокрую груду махровой ткани ногой в уголок и полез в душ.
Ужин Маша заказала в номер, со мной меню не согласовывая. Кстати, после охоты на вампира я честно выделил ей тридцать процентов от своей премии, как традиционно платят помощнику, что составило аж шестьдесят рублей золотом, так что она стала девушкой вполне платежеспособной. И она этим воспользовалась ― по крайней мере, количество доставленной на подносе еды меня удивило. Я присоединился к ней, лениво поковырял порцию индейки под майонезом и сыром, запеченную в глиняном лотке, после чего напился чаю и лег спать, выселив свою спутницу вместе с подносом, заставленным тарелками, в спальню.
Снился мне почему-то лич Ашмаи с капюшоном и без лица, все время звонивший мне по телефону и капризным голосом требовавший завтрак в номер. Больше ничего не помню.
