Глава 24
Как хорошо быть владетельным бароном
Вскоре я уже трясся на Вороне в сопровождении управляющего и Прошки в сторону Кривичей. По дороге я успел поинтересоваться у Проухва его планами на предстоящий отпуск. На это Прохор ответил, что уезжать никуда не собирается, только отошлет часть денег вместе с письмом в родительский дом. Пусть знают, что человек он совсем не пропащий, а очень серьезный и в этой жизни крепко встал на ноги.
Проблема только в том, продолжал рассуждать Проухв, что не обучен он грамоте – пытался выучить, да не получается что-то. Вот считать он хорошо умеет, хоть до ста, и вычитать, и складывать. А это значит, что он не тупой, как кричал на него отец, пытаясь обучить грамоте, просто склад ума такой.
Я с трудом сдерживал улыбку, слушая его рассуждения. Кстати, вспомнилось мне, что там насчет учителя и врача? Управляющий объяснил, что и учитель, и врач в деревне уже есть, учитель переехал вместе с семьей в новый дом, построенный ему сельчанами на мои деньги, врач тоже живет в новом доме, где и больных принимает. Оплачивается их работа, естественно, тоже из моих денег. Все довольны, особенно рады крестьяне врачу – его работа, в отличие от учительской, сразу видна, тем более что лечит он и людей и животных.
Народ валит к нему валом, расплачиваясь, помимо положенного мной жалованья, продуктами и мелкой живностью. Только он немного странный, добавил после некоторого раздумья управляющий.
– В чем же заключается его странность? – поинтересовался я.
– Так он утверждает, что все болезни переносятся невидимыми существами, представляете? – произнес он с иронией в голосе. – А в остальном очень хороший врач. И роды тяжелые принимает, и переломы лечит, и со скотиной проблем нет. Поговаривают, – управляющий понизил голос, – что у него в столице большие неприятности были, кто-то умер – то ли лекарства новые он испытывал на людях, то ли неудачно оперировал. Когда я ему предложил переехать к нам, он с радостью согласился.
Да, надо будет обязательно навестить доктора. Продвинутый он у нас – о бактериях знает, на людях экспериментирует. И учителя посетить надо, они же теперь у меня сельская интеллигенция, не абы как, надо уважить, да и самому интересно, что за люди.
Первым долгом я решил заехать в дом нашего возницы, Арона Клея, убитого в первом же бою. Он жил на краю деревни, сразу же при въезде со стороны замка.
Оставив Прошку с лошадьми на улице, мы с управляющим вошли в дом.
Даже с беглого первого взгляда было видно, что хозяйство, и без того небогатое, приходит без мужских рук в упадок. Калитка открылась с трудом, плетень, подпертый палкой, опасно накренился, подгнившее крыльцо требовало ремонта. Все указывало на отсутствие хозяина, который остался далеко отсюда и вернуться уже не сможет…
У крыльца нас встретила женщина, еще молодая и достаточно привлекательная, если бы не следы горя от известия о гибели мужа: бледное, заплаканное лицо, черные круги под глазами… Любила она его, по всему видно.
– Проходите, ваша милость, – пригласила она тусклым, бесцветным голосом и посторонилась, пропуская нас внутрь. Дом просторный, еще крепкий, везде чистота, но бедность так и лезет изо всех углов.
При живом-то хозяине достатка не было, а что теперь будет?
В дальнем углу на лавке сидят три девочки-погодки, старшей на вид лет двенадцать, тоже изрядно зареванные. Помощницы из них никакие, и замуж отдавать рано.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, ваша милость. Может, испить чего желаете?
– Молока, – брякнул я, усаживаясь на лавку возле стола, жестом приглашая управляющего присесть напротив. Хозяйка изменилась в лице, подскочила к старшей и начала ей что-то объяснять вполголоса, явно куда-то посылая.
«Да у них даже коровы нет – к соседям ее посылают», – мелькнуло в голове. Как же они без коровы в деревне-то?
– Спасибо, хозяйка, что-то перехотелось мне молока, да и времени нет. Присаживайся с нами, поговорим, да и поедем мы по своим делам.
Женщина робко присела на краешек лавки.
– Как зовут-то тебя, хозяюшка?
– Гвалой родители нарекли.
– Не уберег я твоего мужа, Гвала. Хороший Арон был человек и погиб как герой, других спасая, – солгал я, чтобы хоть как-то утешить вдову. – Но не вернешь его теперь, а жить дальше надо, детей растить. Да и сама ты еще молодая, вся жизнь впереди. Герент, – обратился я к управляющему, – завтра пришлете людей, чтобы хозяйство поправили, дел много – на целый день хватит. Плетень, крыльцо, крышу пусть посмотрят, еще что – Гвала лучше знает, сама подскажет. – Управляющий согласно кивнул: сделаем. – И вот еще что: корова в хозяйстве нужна, прямо завтра, молодая, и чтобы молока много давала. – Черт его знает какой должна быть хорошая корова – надеюсь, управляющий разбирается в этом вопросе лучше меня.
Герент снова кивнул: и это не проблема.
Во время разговора я извлек из кармана один из трех кошельков, предназначенных для семей погибших, и постарался незаметно добавить в него горсть монет, в основном серебряных, но попалась и парочка золотых, что, боюсь, не ускользнуло от внимания Герента.
Высыпав звонкие монеты на стол и придерживая их рукой, чтобы не раскатились, я снова обратился к вдове:
– Гвала, это деньги, заработанные Ароном. Видишь, здесь достаточно, чтобы зажить нормально. Я понимаю, что деньги очень слабое утешение за гибель мужа, но жизнь продолжается. А если возникнут трудности или проблемы, обращайтесь ко мне или, если меня не будет, к Геренту, и мы обязательно их решим.
Женщина посмотрела на деньги и сказала:
– Здесь так много, ваша милость, куда я их спрячу? Мне даже страшно…
– Ну это совсем не проблема, возьми сколько считаешь нужным, а остальные будут храниться у управляющего. В любой момент сможешь забрать их все или сколько будет надо. Купишь обновки дочерям – вон какие красавицы растут, и про себя не забудь. И не волнуйтесь, мы вас не оставим.
Я встал, подошел ко вскочившей женщине, прижал ее к себе, погладил по волосам и заговорил на ухо:
– Все, все, Гвала. Арона уже не вернуть, а жить надо, у тебя есть ради чего жить.
Отъезжая к следующему дому, попросил Герента найти ей работу: не потянет она одна хозяйство, и дочери ей не помощницы. Подумав, тот ответил, что доктор просил найти ему женщину, чтобы убирала, еду готовила и так далее. Переговорит с ним – глядишь, и выйдет что.
В доме Сентора мы долго не задержались. Его жена, женщина очень крупная, едва ли не в два раза больше покойного мужа, спокойно приняла деньги, тщательно их пересчитала, вышла в соседнюю комнату, пошуршала там чем-то и, выйдя уже без кошелька, спокойно на нас воззрилась: мол, что еще скажете? Два ее уже совсем взрослых сына, очень похожих на мать и внешне, и габаритами, не проронили ни слова, а один даже позевывал украдкой.
Уже на улице Герент сказал, что в этом доме скорее ждали денег, чем возвращения мужа и отца. Я пожал плечами, в душе соглашаясь с ним.
В доме Кадьена царило настоящее горе. Его жена, старшая дочь, девица на выданье, двое сыновей-парубков – все они тяжело переживали горечь утраты любимого мужа и отца.
Только младшенькая, сразу же оседлавшая мои колени, несмотря на жесты и шиканье матери, оставалась веселой и улыбчивой. Я покачал ее на колене, сделал пальцами козу, и она засмеялась, довольная.
Старшая дочь была очень похожа на Милану. Такую, какой я ее встретил два года назад, – и возраст тот же, и фигурка стройная, и тонкая, как тростиночка, только у Миланы черты лица тоньше. Я вспомнил о дочери, которую так и не увидел: ей немного меньше, чем малышке, которая сидит у меня на коленях… Стоп, хватит ныть – все у тебя живы, здоровы, даст бог, увидишься еще. А здесь у людей горе.
Женю я Амина на этой девочке, дочке Кадьена. Сам лично слышал его слова, когда он спас Амина от копья вайха: в ответ на благодарность спасенного сказал как бы в шутку, что не чужой человек – зять почти. Тогда особого внимания не обратил, а сейчас вспомнил.
Когда мы возвращались в замок, я все еще успокаивал себя мыслью, что вполне мог погибнуть я, а домой вернулись бы они и мне не в чем себя винить.
Так, с грустными делами покончено, теперь можно подумать и о живых. Лишний день праздника никому не помешает. Сейчас, в этот период, когда дожди льют практически постоянно, особых забот у крестьян нет – пусть погуляют, тем более что есть повод, и еще какой!
Праздник удался на славу – народ веселился от души, употреблял вино и танцевал под музыку местных музыкантов.
Пришли и из Кривичей, и из Малых Лук – всех позвали, никого не забыли. Я вальяжно сидел во главе одного из двух длинных, наспех сколоченных столов, заставленных всевозможными яствами. Присутствовали и открытые бочонки с пивом и вином. Все мои парни были здесь и веселились вместе со всеми, за исключением Шлона, сторожившего наши богатства, и Амина, пропадавшего неизвестно где. Хотя и гадать не надо – он с дочкой Кадьена, где же ему еще быть?
Всегда невозмутимый Ворон лихо отплясывал с двумя сельчанками, улыбаясь им из-под усов. Кот что-то нашептывал на ушко разомлевшей красотке в яркой, праздничной одежде. Пелай, сидевший за столом, одной рукой обнимал за плечи жену, а другой лихо рубал невидимых врагов, которых было, судя по количеству движений, не менее десятка, а то и все два. Проухв, как на карусели, кружил двух девиц на вытянутых руках.
Нектор обстоятельно доказывал что-то седоусому и седовласому мужчине старше его лет на двадцать. Время от времени он подливал в кружки, делая знаки поджидавшей его женщине с корзинкой в руках, из которой торчали горлышки бутылок и половина жареного гуся.
Коллайн исчез еще раньше – я даже не успел заметить, когда и с кем.
Обе мои служанки вертелись рядом, обслуживая гостей и не забывая про меня.
Наконец я решил, что пора отдохнуть, решительно допил кубок и встал.
Кубок, доставшийся мне по наследству от прежних хозяев, имел на своем боку герб дома Вандереров – своего такого у меня еще не было. Но в остальном сосуд был хорош, красивый и вместительный, так что я без зазрения совести пользовался им в свое удовольствие. Поднявшись на ноги, оглядел присутствующих и здраво решил, что мой уход веселья не испортит. Скорее, наоборот: по себе знаю, что присутствие начальства напрягает, а я не кто-нибудь, а барон и благодетель.
Подскочившая Камилла поинтересовалась, не проводить ли господина барона в опочивальню, на что я милостиво махнул рукой – проводи. Заодно и Шлона сменю: вход в сокровищницу замка лежал через мой кабинет, далее через спальню, и уже из спальни ход вел в подвал замка. Предусмотрительно, надо сказать: твои богатства – сам и сторожи.
Я шел твердой и мужественной походкой местного владетеля, а то, что меня кренило на правый борт, в сторону поддерживающей меня Камиллы, – так это просто от усталости, скопившейся в моих членах в результате тяжелого похода, только и всего.
Хотя нет, усталость скопилась не во всех членах, не во всех. С высоты своего роста я явственно видел два округлых полушария, ритмично покачивающихся в вырезе платья девушки. Мне до ужаса захотелось их потрогать, но я стоически боролся с искушением, заложив руки за спину и сцепив их. Еще я заметил, что Камилла показала язык Васие, но не уверен в этом – возможно, что это следствие переедания слегка переперченных перепелов, тушенных в сметане.
В замке мне пришлось применить обе руки, но не так, как хотелось, а схватившись ими за перила лестницы, ведущей на второй этаж. Надо лестницу переделать – слишком уж крутая.
Наконец мы прибыли по назначению. Жестом отослав Шлона на двор, так ничего и не поняв из его скороговорки, я прошел в спальню и рухнул на широкую, мягкую и пахнущую чем-то приятным постель. Девушка, застыв у дверей, скромно потупила глазки и тихо спросила:
– Господин, мне уйти?
– Камилла, сейчас ты пойдешь на кухню и будешь до утра перебирать просо, отделяя зерна от плевел. Или у проса нет плевел? В общем, закрой двери на оба запора, иди сюда и приляг рядом.
Камилла послушно прилегла на постель.
– Ты не подумай ничего такого. Просто я так замерз в пути, так одинок и мне так не хватает человеческого тепла, – прошептал я ей на ушко, тиская все, что можно потискать, и гладя все, что можно погладить.
«Ох уж эти женщины. Спрашивается, ну зачем на них столько одежды и какой в этом смысл?» – подумалось мне, когда я окончательно запутался в складках платья.
Камилла гибко извернулась, освобождаясь от платья, затем стащила все с меня. Я поцеловал ее в сладкие, с готовностью подставленные губы, и она ответила мне тем же.
Тут я выдал класс: уткнувшись носом в ложбинку между ее грудей, закинул на нее согнутую в колене ногу и захрапел, успев, правда, шепнуть: «Не уходи…»
Проснулся я, когда в окнах уже стоял серый рассвет. Камилла, тихонечко посапывая, спала, прижавшись щекой к моему плечу.
Где-то я читал, что мужской организм, переживая похмелье, как будто предчувствует свою скорую кончину и потому стремится к продолжению рода. Мой тоже остро стремился к продолжению, и я не стал сопротивляться этому стремлению, но активно помог ему делом.
Когда проснулся во второй раз, на дворе уже было позднее утро. Сослепу пошарив вокруг себя, я никого не обнаружил. На столике у изголовья стоял поднос с бутылкой вина, бокалом и кувшинчиком пива. Там же было что-то мясное в глубокой тарелке, прикрытой крышкой, стояла ваза с фруктами, и мой любимый, нарезанный тонкими ломтиками острый сыр из овечьего молока. На краю натюрморта расположился серебряный колокольчик, предназначенный для вызова прислуги. Эх, хорошо быть барином, даже таким мелким.
И самочувствие, кстати, прекрасное – никаких последствий вчерашних возлияний. Я лежал, наслаждаясь покоем и уютом, погрузившись в сладкие мечты.
Можно же загулять, надолго загулять. Денег хватит надолго – лет на пятнадцать точно, даже если с песнями цыган и плясками цыганок. Цыган здесь нет, но есть кочевой народ, глоны, такой же веселый, музыкальный и вороватый. И служанок можно больше набрать, не меньше десятка, молоденьких и симпатичных – дом громадный, работы всем хватит, прокормлю как-нибудь.
Встав, я осмотрелся в поисках одежды и не нашел. Догадался открыть шкаф и обнаружил ее, аккуратно развешенную и разложенную. Эх, хорошо быть барином! Или я это уже говорил? Так, теперь умыться, побриться – и за работу, дела не ждут. Хотя какие могут быть сейчас дела – так, по мелочи, неделю отдыха я заслужил.
В кабинете на диване храпел Прошка, который нес нелегкую службу по охране золота. При моем появлении он вскочил на ноги. При сабле, двух пистолетах за поясом и с суровым выражением лица Проухв смотрелся весьма авантажно.
Я успокоил его жестом: расслабься. И вообще, это мой кабинет, надо ввести новый пост охраны где-нибудь за дверью. А то еще в спальне вздумают дежурить, заодно и свечу подержат, ироды.
Я поставил шпагу на подставку для холодного оружия, явно не новую, но недавно покрытую свежим лаком. Молодец Герент, в очередной раз подумал я. В кабинете вполне рабочая обстановка, ничего лишнего, но все необходимое имеется в наличии, даже чернильница полна чернил и ворох гусиных перьев торчит из стаканчика.
Вот сюда повешу ковер с двумя скрещенными шпагами и парой пистолетов – давно мечтал. О, здесь даже камин есть, а вот и широкая софа – вечером прикажу его затопить, и веселые отблески пламени будут играть на обнаженном теле Камиллы, которое, кстати, очень ничего.
Приведя себя в порядок, я спустился на первый этаж. Первой, кого я встретил, была Камилла, куда-то спешащая с кувшином в руке.
Я подозвал ее и объявил:
– Вечером зайдешь ко мне.
– Просо перебирать? – хихикнула она.
Прикинув свои возможности, я сообщил:
– Просо и гречу. Возможно, – но это только возможно, – еще и горох.
Девушка снова хихикнула, и я, не удержавшись, хлопнул ее по… короче, хлопнул ласково и нежно.
Управляющего, беседующего с бородатым сервом, обнаружил на площади перед домом. Я осмотрелся, дожидаясь, пока он закончит разговор. После вчерашнего веселья не осталось никаких следов – разве что трава местами немного примята.
Наконец крестьянин уехал, и управляющий, обернувшись, увидел меня и поспешил навстречу. Когда он подошел, я протянул ему руку и сказал:
– Артуа.
Управляющий недоуменно пожал ее и открыл было рот для вопроса.
– Герент, наедине можете называть меня Артуа. При людях да, конечно, субординация превыше всего – господин барон и так далее. Но наедине…
Увидев, что Герент вновь открыл рот, я снова опередил его:
– Это не обсуждается. Теперь пройдемте в кабинет, нам есть о чем поговорить.
В кабинете, удобно расположившись в кресле за письменным столом, я спросил его:
– Герент, все забываю вас спросить, сколько вам платили прежние хозяева?
Еще до нашего похода я заверил его, что плату мы можем пересмотреть, и никак не в меньшую сторону.
– Десять золотых имперских крон в год, – ответил он.
Много это или мало – как посмотреть: шпага моя оценивалась примерно в двадцать пять монет, а за Ворона давали пятьдесят…
– Имению потребуется новый управляющий, – задумчиво протянул я и заметил, как вздрогнул Герент.
Вот болван, нужно правильно выбирать слова, нельзя так.
– Вы не поняли меня, вам нужно подготовить человека себе на замену.
Ну-ну, де Койн, черт бы тебя побрал, начинать нужно с основной мысли, частности должны быть потом.
– Герент, вы отлично справились с заданиями. Хоть я и не видел всего, могу смело предположить, что и там все отлично. В Стенборо для вас больших перспектив нет. Ну закончим мы здесь все, что запланировали. А дальше что? Вы понадобитесь мне в столице. Вот там я дам вам возможность развернуться. Подготовите смену, посоветуетесь с женой и переберетесь в стольный град. В Дрондере я завалю вас таким количеством работы, что вы только ахнете. Но и вознаграждение будет соответствующим. Как вы на это смотрите?
– Жена поедет за мной куда угодно, – не раздумывая, ответил Герент.
Я посчитал его слова согласием – а как иначе их можно трактовать?
– Нет, с женой вы обязательно посоветуйтесь. Мало ли что, – может, ей не нравится столичная суета. Кстати, извините за личный вопрос, у вас ведь еще нет детей, почему?
– Мы долго ждали ребенка, и вот наконец… – Лицо Герента даже посветлело при этих словах. – Но я боюсь даже лишний раз говорить об этом.
– Хорошо, хорошо, Герент. Тогда давайте перейдем к делам насущным. Что у нас с финансовым положением?
– В этом году мы собрали неплохой урожай, господин… Артуа. После вычета налогов, расходов на строительство и остальные нужды чистая прибыль составит сто двадцать семь золотых имперских крон и… – Я махнул рукой: серебро пока не в счет, о мелочах потом. – В этих бумагах подробные отчеты, список расходов и так далее.
С этими словами управляющий положил на стол папку в сафьяновом переплете.
– Хорошо, я их изучу чуть позже. Сто двадцать семь золотых, говорите? Свою плату за этот год вы уже забрали?
– Нет, Артуа, от вас не было указаний.
– Тогда сделаем так, оставим на расходы по содержанию имения ровно сто золотых, а остальное возьмете себе в качестве оплаты и премиальных. Теперь пойдем дальше…
В дверь коротко стукнули, и в кабинет вошел Коллайн собственной персоной.
– Не помешаю?
– Нисколько. Проходите и присаживайтесь где удобно. – Я обвел рукой кабинет.
Анри выглядел неплохо – свежий, никаких мешочков под глазами и при неизменной шпаге на боку.
– Продолжим, – вновь обратился я к управляющему. – Что у нас с мельницей? Как идет строительство?
– Мельница готова и уже неделю как работает. Довольны все, кроме соседа, барона Кресле. Раньше крестьяне к нему ездили, сейчас же надобность отпала. На плотине имеется возможность поставить второе колесо, для механических нужд, как вы и планировали.
Приезжал из столицы рудознатец, – опередил мой следующий вопрос Герент. – Но, увы, ничего нового не обнаружил. Запас каменного угля приличный, при желании и необходимости мы даже можем приторговывать им. Глины, подходящей для производства кирпичей, тоже достаточно, мы уже приступили к их изготовлению и пока складируем прямо на месте. Расходы минимальны, залежи угля относительно недалеко, сплавляем по мере надобности лодками по реке.
На постоялый двор вы заезжали по дороге, все видели сами. Проект уже окупился, и в дальнейшем ждем неплохого дохода – очень уж место удачное. Кстати, продажа муки вместо зерна увеличит прибыль от зерновых примерно на треть. При необходимости можно увеличить площадь полей под засев, такая возможность имеется, – на одном дыхании доложил Герент, а я с гордостью посмотрел на Анри: вот какие люди у меня есть. Анри ответил мне взглядом с небольшой долей обычного скептицизма: дескать, поживем – увидим.
– Скажите, Герент, а что в окрестностях, на границах с соседями – есть в земле что-нибудь интересное? – задал я очередной вопрос.
Герент развел руками:
– Если что-то и есть, то мне неизвестно, к сожалению. Этот знаток земных недр напустил тумана, но ничего толком не сказал: мол, не может разглашать секреты владельцев земли.
Я вопросительно посмотрел на Коллайна. Тот утвердительно кивнул: поработаем над этим вопросом.
В дверь постучались, и в комнату вошел Проухв. Немного помявшись, как обычно, он обратился ко мне:
– Ваша милость, там наши, кто уезжает в отпуск, – он немного споткнулся на непривычном слове, – хотят попрощаться с вами.
– Проухв, передай им, что до обеда осталось времени немного, за обедом и попрощаемся. Час задержки ничего не изменит – пообедают и поедут. А те, кто не останется на обед, пусть по возвращении за своими деньгами не приходят, не отдам, – в шутку добавил я, считая вопрос закрытым. Ан нет, как оказалось.
– А куда вы их денете? – спросил Прошка, имея в виду деньги, оставленные мне на хранение.
– Колокольню построю, – буркнул я, зарывшись в бумаги из папки управляющего.
– Ваша милость, а зачем нам колокольня? – не унимался тот.
Черт, какая еще колокольня, на черта она нам нужна? Анри с Герентом внимательно следят за разговором, нужно выкручиваться.
– Понимаешь, Проухв, с детства люблю колокольный звон, так бы и слушал целыми днями. Так вот, построю на эти деньги колокольню, а когда парни будут вспоминать об утраченных деньгах, пусть залазят на колокольню и звонят. И они успокоятся, и мне удовольствие.
– А мне можно будет позвонить?
– Можно, – великодушно согласился я. – Тоже не приходи на обед и звони потом сколько хочешь.
– Нет, – подумав, огорченно отказался он. – На кухне поросенка запекают с кашей и черносливом. Очень уж вкусно пахнет.
– Хорошо, так и быть, позвонишь потом. Теперь иди и передай слово в слово.
Мы посмеялись, когда за Прошкой закрылась дверь, и продолжили наш разговор. Через некоторое время со двора послышался взрыв хохота: не иначе гонец добрался, передав послание.
