Глава 4
ПОГРУЖЕНИЕ В ХРАМ
Первое, что я ощутила, когда очнулась, но еще не открыла глаза, — застоялый привкус вина во рту и ломоту в голове. Череп изнутри словно раздвигали раскаленные струбцины. Ну я и набралась вчера на юбилее! Организм не вынес алкогольной перегрузки и перевел меня в режим Stand buy, наименьшего потребления энергии. Обычно я пью немного, чисто символически. Но вчера это было что-то. Упилась до чертиков. Даже привиделось, будто по всей Москве перебой с электричеством, а меня похитил Левиафан на черном вертолете! Воистину у моего бессознательного бурная фантазия.
Впрочем, когда я разлепила веки, стало понятно, что я заблуждаюсь. У меня действительно бурная фантазия, и она еще порадует меня кошмарами собственного производства. Но только не сегодня. В этот раз все было реальным. И пропавшее электричество, и Левиафан, и вертолет, на котором мы взлетели... Правда, сейчас мы больше не летели.
Мы ехали.
Стояла ночь. Надо мной простиралось небо без звезд. Справа и слева проплывали угрюмые скалы, неразличимые в темноте. Я сидела в кузове широкого автомобиля, кажется, «хаммера». Он карабкался по кочковатой дороге, освещая ее фарами. Рядом со мной восседали четверо. В темноте поблескивали только белки глаз. Стволы автоматических винтовок на коленях смотрели на меня. Левиафана среди них не было.
Я пошевелилась. Хрустнули шейные позвонки. Интересно, давно я так сижу? Наверное, давно, потому что затекли руки. Я попыталась их развести и обнаружила, что не могу этого сделать. Запястья стянуты пластиковой полоской.
— В себя пришла? — спросил один из боевиков по-английски. Я различила его крупный, почта квадратный череп, обритый наголо.
— Вроде бы, — пробормотала я. — Куда мы едем?
— Не разговаривать.
Я обиделась. Не сильно, слегка.
— Опасаетесь, что заговорю вас до смерти?
Мне показалось, что человек с квадратным черепом усмехнулся.
— Не велено с тобой разговаривать.
А меня, оказывается, боятся! Интересно, кем меня представил этим ребятам Том Кларк? Небось настоящей Медузой Горгоной, которая непременно обратит человека в камень, если не запулить ей в лоб амулетом в виде свинцового жука. Вот так рождаются легенды. Ну случалось пару раз уходить от погони, но ведь я не дьяволица и не сверхчеловек.
Я помассировала руки, насколько это возможно при скованных запястьях. Еще раз поглядела на скалы, пытаясь найти в них поддержку для души. Но в темноте не видно даже их контуров, а потому скалолазного вдохновения во мне не поднялось. Зато я вдруг поняла, что страшно хочу есть. Аж кишки все выворачивает.
— У вас не найдется чего-нибудь пожевать? — обратилась я к военному, который разговаривал со мной. — Сил нет, как хочется есть!
Он подумал, покопался в кармане, затем протянул мне что-то в хрустящей упаковке. Оказались галеты. Я содрала обертку зубами и стала засовывать плитки в рот одну за другой. Возможно, при этом неприлично хрупала и чавкала, а также подхватывала ломтики, вываливающиеся изо рта — но ведь я не на Венском балу, где требуется соблюдать этикет.
Галеты были чересчур пресными. В других обстоятельствах я вряд ли бы одолела и половину упаковки. Но сейчас съела все и даже слизала крошки с пальцев. Мой полуночный ланч смягчил сердца охранников. Стволы автоматов больше не смотрели на меня, во взглядах бойцов появилась насмешка. Военный с квадратным черепом протянул флягу. Я сделала из нее затяжной глоток воды и вернула хозяину.
— Спасибо. Меня зовут Алена.
— Меня зовут Ирбис, — сказал он и отвернулся.
Ирбис? Странное имя. Впрочем, бывают и хуже. Так что просто спасибо, человек со странным именем, за галеты и воду. Еще бы где умыться, но в моем положении это уже роскошь.
Дорога обогнула скальное ребро, напоминающее угол дома-хрущевки, и мы очутились на небольшом плато, за краем которого в непроглядной темени лежала пропасть. Из нее доносились журчание и плеск. Очевидно, там находилось русло горной реки.
«Хаммер» проехал по самому краю: колеса даже сорвали вниз мелкий гравий, а у меня зашлось сердце. Затем внедорожник все-таки вырулил в центр плато. Его фары осветили широкую древнюю лестницу. Она поднималась на склон. Ступени потрескались от времени и кое-где провалились. В некоторых местах поросли мхом и травой. У основания лестницы мы остановились.
Боевики прыгнули через борта, затем помогли выбраться мне, но никуда не повели. Мы остались возле «хаммера», чего-то ожидая, и простояли так минут десять, пока я не услышала из темноты хруст камней и гул двигателя. Гул приблизился, и рядом с нами затормозил еще один «хаммер». Крытый, стальной, с пуленепробиваемыми стеклами и бортами.
Распахнулись передние дверцы. Упавший из салона свет осветил пространство между внедорожниками. Изнутри выбрались двое серьезных боевиков со штурмовыми винтовками. Бросая короткие взгляды по сторонам, они взяли под охрану закрытую дверцу, которая через секунду открылась. Сначала из нее появился симпатичный парень лет тридцати со щетиной и очаровательными серыми глазами. Он окинул меня взглядом, размял плечи и отошел в сторону.
И лишь затем из салона появился он.
Том Кларк похож на человека, которого журнал «Форбс» ставит на третью или четвертую строчку в рейтинге самых влиятельных людей планеты. Он всегда в отличной форме. Подтянутый; лицо волевое и привлекательное. Морщин почти нет. Взгляд подчиняет себе в первые мгновения контакта. На левой руке не хватает двух пальцев, на запястье неразборчивая татуировка. Все это я перечисляю только для того, чтобы хоть как-то объяснить те невероятные и даже запретные ощущения, которые испытываешь, оказавшись рядом. Его облик, его движения сразу приковывают взгляд, горьковатый запах одеколона дурит голову, тело тянется к нему, не спрашивая разрешения хозяйки. А когда он начинает говорить, когда раздается этот бархатный голос — окончательно тонешь в ауре его настоящего мужского обаяния.
Едва он появился, как я уткнулась взглядом в его темную водолазку, чтобы не смотреть на лицо. Он всегда ходит в ней, никто и никогда не видел его в другой одежде. И никто не знает, что Кларк скрывает под ней.
Водолазка приблизилась. Я смотрела на ключицы, обтянутые черной шерстью, и не смела поднять глаз. Горчащий запах одеколона примешался к ароматам луговых цветов и свежей земли, вывороченной колесами внедорожников. Это сочетание показалось мне дыханием загробного мира.
— Развяжите ее, — приказал он.
Большеголовый Ирбис обрезал ножом пластиковый проводок, который стягивал мои запястья. Я наконец расправила плечи. За спиной Кларка под присмотром сероглазого парня двое боевиков выгрузили из «хаммера» какие-то вещи и потащили их к лестнице.
— Хочешь жить? — спросил он.
— Очень, — с готовностью ответила я.
— Запомни два правила. Бежать невозможно. Задавать вопросы тоже нет особого смысла. Поняла?
— Поняла. Но у меня вопрос...
Взглядом он едва не вогнал меня в землю. Пришлось оставить вопрос при себе. Кларк выдержал долгую паузу, затем направился к лестнице. Ирбис подтолкнул меня прикладом автомата идти за ним.
Я дошла до каменных ступеней и стала подниматься по ним вслед за Кларком. Хорошо, что надела на юбилей джинсы с блузкой, а не платье, как собиралась. Не знаю, что будет дальше, но такая одежда больше подходит для исследования развалин, которых впереди, вероятно, в избытке. Уже сейчас ступени иногда исчезают из-под ног. Я все боялась, что провалюсь в какую-нибудь дыру, сломаю лодыжку и меня пристрелят за ненадобностью, как захромавшую кобылицу.
Впереди мелькали фонари тех, кто шли первыми. Один из лучей скользнул выше, и я увидела, что лестница заканчивается фасадом древнего храма, врезанного в склон. Его архитектура пострадала от времени, горельефы стерлись и потеряли объем. Две колонны, поддерживающие массивный козырек, едва стояли, а на самом козырьке выросло дерево.
Это не буддийский храм, хотя очень похож. Буддийские я знаю, в одном из них меня всего месяц назад поймали разгневанные камбоджийские монахи. Скорее всего, что-то ближе к Индии. Выходит, я нахожусь в Индии?
Под колоннами чернел прямоугольник входа. Сероглазый парень и двое боевиков там остановились. Почему-то не решились войти внутрь, хотя на крутых ступенях неудобно стоять. Вскоре мы с Кларком дошагали до них. Я увидела, что вещами, которые военные вытащили из «хаммера», были два альпинистских рюкзака «Millet» и большие шестидесятиметровые мотки статической веревки.
— Храм построен в третьем веке до нашей эры, — сказал Кларк. Через секунду я сообразила, что он это рассказывает мне. — Землетрясение в шестом веке разрушило внутренние помещения. Пол и восточная стена провалились. Одна из плит, составляющих стену, застряла в расщелине на глубине сорока метров...
Пока он это объяснял, из отверстия подуло прохладным воздухом, пахнущим гнилью. Я поежилась.
— На этой плите текст на санскрите брахманов. Ты знаешь его?
— Изучала.
— Ты спустишься в расщелину и прочтешь текст.
Я глянула на боевиков, которые привязывали веревки к вбитым у основания колонн крюкам. Мотки они оставили перед входом. Очевидно, расщелина начинается сразу за порогом, вот почему они не пошли внутрь.
Сероглазый парень тайком поглядел на меня. Ему было интересно, на кого это шеф тратит столько слов? Хотя в его взгляде сквозило сочувствие. Или мне показалось?
— Кто-то уже спускался туда? — спросила я.
Кларк качнул подбородком.
— Если так, то почему он не сфотографировал текст? Показали бы снимок специалисту по языкам, не пришлось бы жечь вертолетный керосин, чтобы тащить меня на край света.
Он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал фотографию. Через секунду снимок оказался в моих руках.
На снимке была запечатлена каменная плита, но только я впервые видела такую. Ее поверхность покрывал тонкий слой серебра, на котором виднелся текст длиною около двенадцати-пятнадцати строк, В противоположных углах снимка белели два пятна — наверно, при съемке использовалась пара вспышек. Качество изображения было высоким: на краях плиты можно различить каждую трещинку и даже структуру камня. Но сам текст был размыт. Символы расплылись, потеряв всякие очертания, словно в середине кадра вдруг исчезла резкость. Прочесть такой текст было нереально.
— Текст разъедает негатив и нарушает построение пикселов на цифровой фотографии, — пояснил Кларк. — А когда используешь кальку, то с нее осыпается краска. Текст невозможно скопировать. Его можно лишь прочесть. Специалист по языкам, который это сделает, — ты.
— Вы отпустите меня домой?
— Обещаю, что ты продлишь себе жизнь, пока будешь заниматься переводом.
С ним не поторгуешься. Да у меня и аргументов-то нет, чтобы торговаться. А у него есть аргументы, особенно один. Убийственный. В прямом смысле.
Кларк направился к черному проему входа. Я поплелась за ним, закатывая рукава у блузки и дрожа от волнения. Боевики уже привязали веревки к крюкам. Вытащили из рюкзаков страховочную беседку и набор зажимов.
Затем достали второй комплект.
Для кого?
— Я пойду с тобой, — объяснил Кларк.
У меня внутри все оборвалось.
В глубине души я надеялась, что, спустившись в расщелину, если не сбегу, то хотя бы окажусь на расстоянии от него. За то время, что я рядом с этим монстром, у меня не осталось ни сил, ни эмоций. Если и спускаться придется вместе — то это совсем угнетающий расклад.
— Что нам делать, пока вас не будет, господин? — спросил сероглазый парень.
— Ждать.
— Мне связаться с поисковиками? Предупредить, чтобы были наготове?
— Я сказал — ждать! Твоя забота, чтобы электроника была в порядке и связь работала. Остальное — не твое дело, Мерфи!
Парень на миг окаменел, а затем кивнул шефу, как мне показалось, сделав над собой усилие.
А я делала вид, что не слушаю их разговора, цепляя на себя страховочную беседку и затягивая ремни на поясе и бедрах. Контакт с родным инвентарем вызвал маленькую радость. А еще напомнил дом. Не тот дом, что на Большой Пироговской, и не дом бабушки. Мой настоящий дом, который находится в горах. На отвесных скалах и карнизах. На поднебесных вершинах и хребтах. Там я отдыхаю, там нахожу покой.
Давненько я не бывала дома. Давненько в горы не выбиралась. Моталась по докторам и клиникам, ухаживая за мамой, пытаясь вернуть ее. В результате ничего не добилась, а мама притянула меня к себе так сильно, что родное скалолазание осталось за бортом моей жизни.
— Можно взять «кошку»? — спросила я у Мерфи, указав на стальной якорек с тремя лапками, поблескивающий в рюкзаке среди остального снаряжения.
Секунду подумав, Мерфи разрешающе кивнул.
Я повесила «кошку» на пояс, предварительно привязав к ней моток веревки. Удобная вещь «кошка». С ее помощью можно бросить веревку туда, куда не дотянуться рукой.
Кларк скинул пиджак, оставшись в водолазке. Пока он цеплял на себя беседку, я тайком смотрела на него. В его движениях было что-то необычное, завораживающее, почти божественное. В нем чувствовались сила и гибкость, нехарактерные для его возраста. А больше всего меня поразило то, как он одним махом затянул бедренный ремень и застегнул его в пряжке. Даже я так не умею.
Тем временем боевики встали возле входа в храм и стали спускать веревки в темный проем. Я заглянула между их спин, и... мне стало дурно. Сразу за входом начинался беспросветный провал. Храм был вырублен в цельном куске скалы, поэтому с потолка свешивались ряды колонн, обломанные снизу. Они напоминали зубья в пасти хтонического змея. И все-таки самым ужасным было то, что в провале кто-то находился.
Без света фонаря я не могла разглядеть как следует, но мне казалось... да я практически была уверена, что по стенам кто-то ползает! Это было настолько очевидно, что у меня затряслись коленки. Я слышала тихий скрежет, шуршание и даже шепот.
— Там кто-то есть внизу?
Кларк не ответил. Он проверил, включается ли фонарь, и пристегнул его на пояс. Мне фонаря не дали.
— Я не хочу туда, — сказала я ему, — я боюсь спускаться.
— Даже если там кто-то и есть, у тебя нет выбора. В прошлый раз ты узнала слишком много. Такие знания просто не достаются. За все нужно платить. И жизнь в качестве оплаты самое меньшее из того, что ты можешь предложить.
Я попыталась осознать сказанное. Кларк прицепил к одной из двух веревок зажим и встал на край, спиной к пропасти. Я встала рядом. Просунула трясущиеся пальцы под стальную дугу, продела веревку между роликами и защелкнула блокиратор. Привычные движения не придали уверенности, как я на это надеялась. Боже мой! Как же не хочется спускаться в эту звериную пасть, в глубине которой что-то шевелится!
— Еще одно, самое главное, — сказал Левиафан. Его взгляд гипнотизировал. Я не различала ничего, кроме его лица. — Ты не должна видеть первые четыре строки. Иначе я не смогу тебе ничем помочь. Тебе придется расстаться с жизнью раньше, чем я обещал.
И он прыгнул вниз.
— Мамочки! — прошептала я и прыгнула следом.
Метр за метром мы погружались в пугающую пропасть. Проем, в котором светили фонари, удалялся, отчего вокруг нас становилось все темнее и сумрачнее.
Кларк спускался довольно умело, через каждые несколько метров отталкиваясь пятками от невидимой стены. Я делала то же самое и пыталась держаться храбро, но, когда я упиралась туфлями в скалу, меня каждый раз передергивало. На протяжении всего пути не покидало чувство, что по стене кто-то ползает. Более того, это чувство только усиливалось.
Вскоре скалы заслонили светлый прямоугольник входа и мрак окутал нас со всех сторон. Повторюсь, что фонаря мне не выдали, а Кларк свой почему-то включать не торопился. И в какой-то момент спуска я потеряла грозного спутника. Только что он был рядом, а в следующий момент исчез.
Я остановилась, вслушиваясь в темноту и пытаясь различить свист веревки, скользящей сквозь зажим Кларка. Но вместо этого обнаружила их.
Они выползали из скальных щелей. Гибкие, тягучие, похожие на тени в ночи. Стены кишели этими тварями. Они внимательно следили за мной, некоторые тянулась к веревке. Шепот, идущий со всех сторон, усилился. Мне показалось, что он был обращен ко мне. Тени пытались мне что-то сказать и даже о чем-то попросить.
Страх сдавил сердце. Рука вцепилась в зажим мертвой хваткой. Я не могла ею пошевелить, чтобы продолжить спуск. Надо двигаться дальше, но я не могла.
Ужас вцепился в горло.
На руку опустилась теплая успокаивающая ладонь.
— Не обращай внимания, — сказал Кларк из-за плеча.
Я вдруг обнаружила, что он притянул меня к себе. Я прижималась к его телу — тому самому, которое скрыто под черной водолазкой. На сей раз осознание этого не испугало. Наоборот, стало легче. Наверняка потому, что тени были намного ужаснее.
— Кто они?
— Никто.
Вспыхнул яркий свет, моментально разогнавший тени и шепот. Кларк провел лучом вдоль стены, и я увидела замелькавшие хвосты. Крысы сиганули в разные стороны. По стенам их ползали целые полчища. Скрежет когтей и писк я приняла за потусторонние звуки. Господи, а я-то подумала...
Кларк закрепил фонарь на поясе и покатился вниз. Я расслабила онемевшую руку. Повернула зажим, и сила тяжести понесла меня вслед за моим проводником. Теперь я держалась к нему как можно ближе, потому что у него был свет и он был единственным, в ком я чувствовала опору в этой жуткой пропасти.
Провалившуюся стенную плиту я узнала сразу же. Покрытая серебром поверхность ярко сверкнула в луче фонаря. Кларк тут же выключил свет, но я успела заметить, что плита стояла вертикально, застряв в узком участке расщелины. Мы висели от нее на расстоянии двух метров. Крыс здесь не было, все остались наверху.
— Возьми.
В мою руку ткнулся фонарь. Я взяла его, в то время как Кларк отвернулся от посеребренной руины.
Прежде чем я нащупала кнопку включения фонаря, Кларк произнес:
— Помни о том, что я говорил наверху.
— А сами вы не будете смотреть?
— Я не могу смотреть на текст, — раздраженно ответил Кларк. — Он жжет мне глаза!
Эти странности скоро покроют меня с головой. Почему он не может смотреть на текст?
Я включила свет.
Он осветил поверхность плиты. Серебро вспыхнуло.
Текст был велик: размером с мой рост, каждая буква — с мою ладонь. Составлен на санскрите и начертан при помощи ведийского письма. Не прелюдийский, не тот божественный язык, который когда-то оплетал мир, а затем оказался забыт, но наиболее генетически близкий к нему. Язык брахманов, на котором они писали веды и упанишады — священные тексты, услышанные от богов. Более примитивный и не такой мелодичный. Тем не менее тоже достаточно древний. И мертвый. На этом языке больше никто не разговаривает, кроме индийских священников. И меня.
Серебряные буквы висели на строчках, словно крючки на горизонтально натянутой леске. Помня о предупреждении, я загородила ладонью верхнюю часть отражателя фонаря, отчего световой круг оказался сверху обрезан и первые четыре строки текста остались во тьме. Да они мне и не нужны. Как и сам текст.
Только бы Кларк оставил в живых.
— ...и безутешная мать увидела сон, — начала я перевод с пятой. — В том сне Стражи Мира, Локапалы-Махараджи, подняли ее на небеса к... Богу Вишне. Бог был красив. На груди его сверкал медальон с драгоценными каменьями, ослепивший ее на мгновение... И сказал Вишна: «За твою благодетель и смирение скажу я, как излечить тебе сына. Найди в лесу мандалу, что укажет путь к великому древу Ашваттха. Соверши путь, и, когда придешь к древу, встань перед ним на колени и поклонись трижды. Приложи ладонь и прошепчи свою просьбу». Проснувшись наутро, мать сделала в точности как велел во сне Махешвара. Отыскав в лесу мандалу, она три дня и три ночи шла по ее указанию. На четвертый день увидела женщина древо чудесное, равного по красоте которому нет во всем мире... — Я прервалась. — У вас не будет глотка воды? В горле пересохло...
— Читай, — велел Кларк настолько мрачно, что желание промочить губы моментально улетучилось.
— Кхм... Поклонившись три раза, опустилась мать на колени перед великим древом. Прикоснувшись к нему, со слезами поведала просьбу. И едва сделала это, как раздвинулись небеса и из них прогремело слово, от которого вздрогнул мир. Мать взяла слово и вернулась домой. Там, над кроватью сына, прочитала его. В тот же миг налетел ветер и изгнал из сына чарвати...
Дальше текст был оборван.
— «Чарвати» я сейчас не могу перевести. Это какое-то название. Чтобы проследить его этимологию, нужно покопаться в словарях...
Я только сейчас обнаружила, что Кларк тщательно записывает мои слова в блокнот. Наконец он получил долгожданный перевод. Но зачем ему понадобилась эта странная легенда? Что он хочет найти? Неужели из-за этой ерунды произошел его «семейный развод» с ЦРУ?
Я смахнула ладонью пот со лба.
И лишь затем поняла, что наделала. Не зря ладонь такая горячая! Ведь именно ею я закрывала отражатель.
Текст был освещен полностью. Включая первые четыре строки.
Как все отрицательно!
Мне нельзя туда смотреть. Никоим образом. Нужно скорее убрать свет с текста, тогда никаких проблем не возникнет.
Но вместо этого я вдруг подумала, что Кларк настолько увлечен фиксацией моих слов на бумаге, что не заметит, если я краешком глаза взгляну на верхние строки. Буквально на секунду. Что там написано, и почему это нельзя читать? Наверняка там скрыт ключ ко всему.
Я быстро впилась взглядом в строки.
И практически тут же Кларк поднял голову.
Раздумий не было. Замешательств, колебаний, грозных предупреждений — ничего! Если бы это случилось, я бы еще поспорила, потянула время. Произошла случайность, я не хотела. Да и разглядеть толком ничего не успела. Ну, может две-три строчки прочла. Но не четвертую! Четвертую точно не видела!
Но, повторюсь, Кларк не колебался ни секунды.
Я вздрогнула, фонарь в руке повернулся. Свет упал на моего проводника. Только мне показалось, что рядом со мной вовсе не Кларк, а совершенно другое существо. Настоящий дьявол. Лицо искажено страшной гримасой, глаза заволокла чернота.
Он резко взмахнул надо мной ножом. И враз отсек веревку, на которой я висела.
