83
Следуя за покачивающимся Лехой, испытуемые прошли на кухню и, терпеливо дожидаясь своей очереди, достали из холодильника огурцы с творческого вечера композитора Игоря Конкретного.
— Налей им по пятьдесят грамм, — распорядился Сергей. — А чего это по пятьдесят? — возмутилась тёща. — Я и больше выпью.
— Это не пьянка, Олимпиада Петровна, это эксперимент.
— И ещё это касается государственной безопасности, — снова добавил Окуркин, наливая и в свою рюмку тоже.
Один только Сергей ограничился закуской — он все ещё был голоден.
Люба и её мама классическим переворотом отправили фильтрат в тренированные желудки и, выдохнув, закусили композиторскими огурцами.
— Ну и чего теперь? — осведомилась тёща и внезапно икнула. — Ой, это от клизм от ваших! — пожаловалась она.
— От каких таких клизм, Арина Родионовна? — поинтересовался Окуркин, который славился природной любознательностью.
— Да вот, зятёк расстарался… — покривила губу Олимпиада Петровна.
— Вот видите, как он вас любит. Клизмы ставит…
— Да ты чего себе выдумал, алкоголик долбаный! — закричала Олимпиада. — Мне эти клизмы, между прочим, доктор ставил!
— Вот ведь как повезло, значит, вас и доктор любит. Давайте за это выпьем!
— За клизмы? — простодушно поинтересовалась Люба.
— Нет, за любовь.
— Никаких больше тостов, — строго вмешался Тютюнин. — Сейчас организованно идём к телевизору и смотрим в него.
— А на кой? — не удержалась от вопроса тёща.
— Смотришь в книгу, видишь фигу! — по-своему объяснил разомлевший Окуркин.
— Пошли, пошли, а то передача закончится, — сказал Сергей, выталкивая из кухни тёщу и Любу.
К телевизору они подоспели как раз вовремя, когда депутат чему-то смеялся. Увидев его распахнутую зубастую пасть, Олимпиада Петровна потеряла дар речи, а Люба, напротив, очень заинтересовалась.
— А наши крокодилы вот такими же выросли бы, да, Серёж? — спросила она.
— Это не крокодил, Люба. Это неизвестное науке животное.
— А почему же написано, что депутат?
— А потому, — вмешалась тёща, — что в бюллетенях для голосования портреты размытые, вот и голосуют за таких…
Тютюнин взял пульт и пощёлкал каналы. Он без труда нашёл ещё штуки три зелёных морд, одной из которых оказался столичный чиновник, отвечавший за жилищное строительство.
— Если это «Рассказы о животных», то почему по всем каналам, Серёжа? — спросила Люба.
— Вот что я вам скажу, Сергей Викторович! Нужно срочно звонить в милицию! По всем каналам крокодилы — значит, они захватили Останкино.
— Да откуда им в Останкино взяться, мама? — Люба пила редко, и пятидесяти граммов хватило, чтобы на её лице появилась счастливая и глуповатая улыбка.
— А это они из пруда наползли, — как всегда вовремя сообщил Окуркин.
— Из какого такого пруда? — взвизгнула тёща.
— Ясно из какого — из Останкинского. Там же только чуть-чуть переползти — и ты уже в прямом эфире…
— Ой, какие вы ужасы говорите! — волновалась Олимпиада Петровна. — Сбегу я от вас. В Гондурас или какой Рекьявик штопаный! А ещё подамся к сестре на незалежную Украину! Вы у меня попляшете. Мову выучу, и тогда — геть, москали! Геть! Отдавайте наш Казахстан — вотчину славного запорожского казачества! — Лицо Олимпиады Петровны пошло красными пятнами, и она замолчала, переводя дух. Потом, уже без прежнего запала добавила:
— Лучше я домой поеду. Может, у вас просто телевизор плохо работает…
С этими словами она выбежала в прихожую и спустя несколько секунд хлопнула входной дверью.
В комнате воцарилась тревожная тишина, только городской чиновник с зеленой мордой и высоким гребнем что-то выквакивал про удобства и озеленение.
Неожиданно Леха запрокинул голову и завыл, словно одинокий волк:
— Напрасна-а-а хозяйка ж-ждёт свинку домой! Ей банку с паш-штетом покажу-у-ут!
— Заткнись, Леха, — одёрнул его Тютюнин. — Без тебя тошно.
— А мне страшно, Серёжа! — с запозданием перепугалась Люба. — Можно я немножко поем и спать ляжу?
— Поешь и ляж, Люба. А мы с Лехой пока программу выдумаем.
— Программу? — поднял тяжёлую голову Окуркин.
— Программу или план. Как нам сделать так, чтобы все люди узнали, что они уже здесь…
— Что они уже здесь, — повторил Окуркин. — Нужно звонить Кузьмичу. Он калач тёртый.
