76
Оставшись одна, Люба стала с энтузиазмом потрошить упаковку, желая собственными глазами увидеть настоящую американскую продукцию.
Не успела она насладиться внешним видом ладных, выпуклых приспособлений, как в двери провернулся ключ и в прихожую, сопя словно запряжённый в плуг носорог, ввалилась Олимпиада Петровна.
С облегчением опустив на пол тяжёлые сумки, она поцеловала дочку и спросила:
— Твой-то козёл дома?
— Ну почему сразу козёл, мама?
— Так откуда ж я знаю? Такого, доча, ты себе подобрала. Сбросив грузоподъёмные туфли, Олимпиада Петровна перетащила добычу на кухню и, распахнув холодильник, посетовала:
— А чего ты, доча, так плохо кушать стала?
— Я хорошо кушаю, мама. И даже очень.
— Вот и крокодилов куда-то сплавил, алкоголик твой, — возвратилась Олимпиада к любимой теме, — Наверное, пропил с Лешкой своим. А я-то старалась — кошаче-собачий приют организовывала, думала, будут у нас крокодильчики сытые и чемоданов нашьём. А он вон чего…
— Зря ты, мама, на Серёжу ругаешься. Вот ты ругаешься, а он для тебя расстарался.
— Это где же он расстарался? — усмехнулась Олимпиада Петровна, выкладывая на стол свёртки с наворованной снедью.
— А вот где. Он тебе клизмы американские купил, которые тебе бесплатно делать будут — Серёжа договорился.
— Какие такие клизмы? — удивилась Олимпиада Петровна. — Мне ничего такого не надо…
— Да ты что, мама! Две тыщи клизмов бесплатно! Ты представь, сколько это на рубли получается — это ж озолотиться можно.
Олимпиада Петровна задумалась.
— Ну-ка покажи эти американские…
— Сейчас…
Люба живо приволокла все четыре коробки и продемонстрировал их содержимое Олимпиаде.
— Где ж он их взял, а? Спёр, должно быть.
— А вот тут ещё талончик на раствор. Смотри, написано «два кубометра физиогальванического раствора».
Шевеля губами, Олимпиада Петровна перечитала про раствор и тут же убрала талон в карман. Затем тщательно упаковала американские «инжекторы» и уложила в освободившиеся баулы.
— Ладно, Люба. Пойду я. А про раствор я ещё думать буду. Посмотрю, с какого тут боку подходить лучше…
— Это не сбоку, мама, это сзади.
— Ну, это я просто фигуристо так выражаюсь, — пояснила Олимпида Петровна.
Она быстро собралась и ушла, а Люба принялась разворачивать свёртки с едой.
Ещё через полчаса пришёл с работы муж. Он был в хорошем настроении, и от него пахло бензином.
— Ты чего, уже к Лешке в гараж заскочил?
— Почему это?
— А бензином от тебя несёт.
— Не, это мы… шкурки на работе протравливали.
— Бензином, что ли? — недоверчиво спросила Люба.
— Ну да. Этилированный бензин — яд.
Окинув взглядом целую гору продуктов, Сергей усмехнулся:
— Что, наш семейный бомбовоз уже разгрузился?
— Как тебе не стыдно, Серёжа! Мама, между прочим, кормит нас, а тебе благодарна за бесплатные клизмы…
— За чего бесплатные? — переспросил Сергей. Ему показалось, что он ослышался.
— За бесплатные две тыщи клизм и американские приборы. Маме они понравились, и талон она тоже забрала.
— Какой талон? — продолжал недоумевать Тютюнин.
— Не помню, но какой-то там раствор — два кубометра.
Тут только до Тютюнина стало доходить. Ведь он говорил о здоровье тёщи с директором, а у того все родня была в медицине.
«Наверное, Борис Львович помочь решил. Хороший человек».
— Ну ладно, я быстро съем чего-нибудь и пойду к Окуркину.
— Зачем к Окуркину? Я думала, мы с тобой в шахматы сыграем. В эту, как её, сицилианскую, защиту.
— Люба, да что с тобой? Ты разве не знаешь, что от шахмат лысина бывает?
— Ой, правда, что ли? — Люба испуганно схватилась за голову.
— А ты вспомни Василь Дмитрича из второго подъезда. Он всегда с шахматами на лавочке сидит, а лысина как отражатель на пограничном прожекторе.
— А ведь и правда, — согласилась поражённая Люба, застыв с большим куском жареной колбасы в руке.
— Вот поэтому я лучше схожу к Лехе, а ты можешь Ленке позвонить. Пусть она научит тебя книжки читать — вон она уже ко второй перешла. Окуркин говорил — очень ей эта книжка нравится.
— А от книжек лысины не бывает, Серёж?
— Не бывает, Люб. От книжек в человеке просыпается его здоровая рабочая совесть, — с чувством произнёс Тю-тюнин и даже сам удивился, с чего это его так понесло.
Наскоро похватав тёщиных трофеев, он сунул на закусь в карман два жульена в бумажке и, оставив супругу постигать услышанное, был таков.
