47
Окуркин порывался догнать мальчишку и наподдать ему ещё, однако Серёга урезонил приятеля, предложив подумать о главном.
А главным была фильтрация.
— Я ведь чего ещё подумал, Лех, — задумчиво произнёс Серёга. — Ведь если у нас получится эту дрянь отфильтровать…
— Или нейтрализовать, — подсказал Леха.
— Да, или нейтрализовать, то мы ведь запросто и бензин сможем до кондиции довести.
— До какой кондиции? — не понял Окуркин.
— До питейной, Леха.
Грандиозность тютюнинского замысла настолько сильно поразила Леху, что он остановился и стал жадно хватать ртом воздух, потеряв на мгновение способность говорить.
— Ну! Серёга! Ну! Это ж революция в питейном производстве! Это же… — Окуркин от волнения весь вспотел и с трудом подбирал подходящие слова. — Это же суперперегонка получится!
— Да, — обрадованно кивнул Тютюнин.
— Тогда из соляры вермут гнать будем! — продолжал развивать мысль Окуркин. — Эх, до чего же жизнь тогда наступит весёлая…
Друзья представили себе эту жизнь, и на их лицах появились блаженные улыбки.
— Ну пошли, Лех, поскорее траву собирать, чтобы приблизить эту, как её… революцию перегонного производства.
— Ага, так заживём, что даже «Юкос» от зависти повесится.
До заросшего тупика, коим заканчивалась главная аллея, оставалось совсем немного, когда Леха вдруг метнулся под дерево и выскочил обратно, держась за конец добротной верёвки.
— Смотри, какой денёк сегодня хороший! — воскликнул он довольно и потянул за верёвку, которая уходила куда-то наверх, в густую листву. — Какая верёвочка! Просто для меня её тут повесили… Ну-ка помоги, Серёг, чего-то не поддаётся.
Тютюнин пришёл товарищу на помощь и, скомандовав: «И-и взяли!» — что есть силы рванул за шнур.
В тополиной кроне послышался какой-то шум, потом с жутким треском, обламывая даже самые толстые ветки, в воздухе пронеслось что-то тяжёлое и ударилось о землю.
— Е-моё! Это чего же такое будет, а? — удивился Окуркин. — Это что, у нас в парках такие животные водятся?
— Да нет, это кто-нибудь выгуливал, а она удрала, — предположил Серёга. — Видишь, верёвкой за лапу привязана.
Тютюнин распрямился и посмотрел по сторонам. Ему совсем не хотелось объясняться с хозяином этой твари.
— Знаешь что, Лех, давай двигать отсюда, а то доказывай потом, что мы не специально её с дерева сдёрнули. Вон она какая здоровая, небось тыщу долларов стоит. Пошли скорее…
— Да не спеши ты, — одёрнул его Окуркин, на лице которого заиграла нехорошая жадная улыбочка.
— Ты чего задумал? — строго спросил его Сергей.
— Чего задумал? Ты смотри, шкура какая зелёная. Если умело ободрать, каждому по два кожаных чемодана получится.
— Кожа пресмыкающихся сложна в обработке. Это я тебе как профессионал скажу, — заметил Сергей.
— Да какой ты профессионал? — не сдавался Окуркин. — Это же тебе не кошка и не кролик… — Ну-ка постой. — Окуркин разворошил траву и увидел прибор наподобие кинопроектора, только с очень длинным объективом.
— Так-так-так, — деловито засуетился Леха, почувствовав новую поживу. — Нет такой машинки, в которую бы не пихали цветные металлы, — сказал он уверенно.
С этими словами Леха начал давить на все пимпочки подряд, пока что-то где-то не щёлкнуло и не открылась крышка.
— Ну что я говорил? — произнёс довольный Окуркин, вытаскивая из прибора увесистый цилиндр желтоватого металла. — Латунь! Считай чистые деньги!
— Давай клади в пакет и пошли скорее, а то, мне кажется, за нами кто-то наблюдает.
Друзья забрали добычу и, не оглядываясь, быстро пошли в сторону тупика, где и скрылись в густых зарослях.
