2
Бодрый и предприимчивый, Окуркин хлопнул дверцей и попытался с разбегу перемахнуть через верёвку. Зацепившись, упал сам и повалил два кое-как установленных столбика.
Впрочем, такой пустяк не смог испортить Лехе настроение. Он отряхнул с себя рыжую глину и крепко пожал Тютюнину руку, сказав:
— Тебе идёт лопата, Серёг! Ты с ней прям женщина с веслом.
— Скажу лучше — с кайлом, — невесело усмехнулся Тютюнин.
— Почему с кайлом? — Окуркин нагнулся и, подобрав кусочек сухой глины, с видом знатока растёр его на ладони. Затем плюнул на растёртую глину и шевельнул бровями. — Понятно, — сказал он, однако в свои выводы друга не посвятил. — И давно ты тут ковыряешься?
— С утра.
— Не густо, — покачал головой Окуркин. — Земля как гранит. Ты так будешь до первого снега её окучивать.
— Я тоже так думаю… — согласился Тютюнин. — Была бы у меня фреза…
— Какая фреза?
— Которой старый асфальт срезают… Два прохода, и дело сделано.
— Фреза — это да. Без фрезы здесь делать нечего… — повторил за Серёгой Окуркин и почесал нос, что было первым признаком очередной окуркинской идеи.
— Я вот чего подумал, коллега… — Окуркин ещё раз почесал нос, и идея в его голове сформировалась полностью. — У меня знакомый метростроевец есть, думаю, он поможет нам с оборудованием.
— А я потяну по деньгам? — осторожно осведомился Тютюнин.
— Никаких денег и не нужно. Услуга за услугу. Он нам оборудование, а мы ему поможем из шахты мотор поднять с медной оплёткой. Он себе его давно отложил, только поднять не было возможности.
— А теперь что же?
— А теперь возможность будет.
Из «красного уголка» вышла Люба.
— Здорово, принцесса! — поздоровался Окуркин.
— Здравствуй, Лёш, — осторожно ответила Люба, подходя ближе и внимательно глядя на карманы гостя — не оттопыриваются ли они не ко времени привезённой пол-литрой.
Поняв, о чем думает тютюнинская супруга, Леха широко улыбнулся и развёл руками.
— Да ты что, Любаша! Ты же знаешь, с моей Ленкой в такие шутки играть нельзя. Расправа будет короткой.
Тютюнина кивнула. Её приятельница, Окуркина Лена, была на полторы головы выше Лехи и имела в своих руках достаточно силы, чтобы свернуть в колечко лом. Не большой конечно, а так — средних размеров.
Окуркина стеснялась своей силы и не раз признавалась, что сильно пугается, отвесив своему благоверному очередного леща.
— Представляешь, Любаш, пульну его несильно, а он отлетит, болезный, к стенке, ударится в неё и сползёт на пол да ещё глазки закатит. Я тут же в слезы — все, думаю, овдовела… Потом гляжу нет, живой…
Несмотря на такую тяжёлую артиллерию, Окуркин время от времени уходил в загул, как правило, в компании с Серёгой, которому тоже в таких случаях доставалось дубовой скалкой.
— Почему, Лён, они у нас такие непонятливые? — бывало, спрашивала Люба Тютюнина у подруги. — Вот ведь и достаётся им, а они опять напиваются. Завтра пятница — опять наклюкаются.
— Наклюкаются, подруга, наклюкаются, — обречённо вздыхала Лена, поводя богатырскими плечами. — Это потому, что они у нас шебутные и отчаянные.
— Отчаянные, — соглашалась Люба, и они с Леной молча смотрели телик, осознавая, как какие-нибудь декабристки, свою нелёгкую женскую долю.
— Я просто приехал дачу вашу посмотреть, — сказал Леха.
— Ну и как, нравится? — сразу загорелась Люба.
— Да, красиво. Такой красной глины я нигде ещё не видел. Из неё охру можно делать.
— Правда? — поразилась Люба. — А зачем?
Из «красного уголка» выглянула Олимпиада Петровна. Заметив Окуркина, она тотчас выбежала наружу, позабыв снять кухонный фартук с надписью «Аи лав Ю-Эс-Эй».
— Что, доча, перехватила наркокурьера?! Подскочив к Лехе, Олимпиада с криком замахнулась на него дубовой скалкой.
— А ну скидывай дозу, дохлик!
— У него ничего нет, мама, — доложила Люба.
— А чего тогда приехал? — удивилась тютюнинская тёща, нехотя опуская скалку.
— Я Сергея хотел на речку пригласить, на Каменку, — скромно улыбнувшись, сообщил Окуркин.
— Да? Купаться захотелось? А кто целину будет возделывать — две слабые женщины?
— Нет, об этом не беспокойтесь. Мы с Сергеем завтра приспособление привезём и буквально весь ваш участок перекопаем.
— Весь? — с сомнением уточнила Олимпиада Петровна.
— Буквально, — уверенно кивнул Окуркин.
— Ну-ну, маркшейдер.
— Моя фамилия Окуркин, — обиделся Леха.
— Ну ладно, раз так, езжайте мыться, — согласилась Люба. — Только никаких выпивок. Ты понял, Сергей?
— Конечно, — обрадовано закивал Тютюнин. — Поплавать очень хочется. Давно я не плавал.
