Глава пятая
Вернувшись к себе в квартиру, я долго не мог понять, чего мне хочется. Принял душ — не помогло. Потом, взглянув на часы, наконец вспомнил, что сегодня еще не ел. А прием пищи, как известно, — дело святое. Мой желудок всегда тщательно следит за тем, чтобы я вел праведный образ жизни.
Я наскоро вытер полотенцем мокрые после душа волосы, причесался и вышел на улицу в поисках местечка, где можно было бы перекусить. Идти в то же кафе, где я обедал вчера, не хотелось. Нет, я против Константина ничего не имел, и обед мне понравился, но не люблю повторяться. Лучше подыскать что-нибудь поинтереснее. Тем более что основа разума — разнообразие.
Как я уже успел убедиться, гораздо более вечными, чем всякие религиозные храмы, на любой планете были только храмы желудка: таверны, кафе, рестораны, трактиры — я знал на разных языках около пятидесяти наименований. Люди могут поклоняться своим богам, а могут не поклоняться — те все равно безмолвны. Между тем желудок напоминает о себе регулярно, и иногда даже чаще, чем хотелось бы, так что, по-видимому, он никогда не будет забыт.
Менигуэн в этом отношении не был исключением. То тут, то там я видел вывески, зазывавшие то просто на чашечку кофе, то на плотный обед «всего за…», то приятно провести вечер в компании изысканных блюд и спокойной музыки, — и еще многое тому подобное. Я не торопился с выбором, совмещая желание хорошо покушать со стремлением посмотреть город.
Впрочем, смотреть было особенно не на что. Калго представлял собой огромнейший мегаполис со всеми вытекающими отсюда последствиями: грязь в переулках, постоянный поток машин на улицах, многоэтажные дома, ютящиеся друг возле друга, вечно куда-то спешащие пешеходы. Может, где-то и были местные достопримечательности, но мне они пока не попадались.
Я несколько увлекся прогулкой — а может, слишком придирался к названиям, — так что нашел подходящее кафе только километрах в пяти от дома.
Правда, быть может, решение выбрать именно это кафе принял мой желудок, уже изрядно уставший томиться ожиданием.
Вывеска гласила: «Сагокша… Не так экзотично, как название, но очень вкусно».
Сагокша… Такого слова не существовало, но оно могло существовать!
Сама конструкция была правильной и очень умно составленной. Дело в том, что в переводе с одного из малоизвестных языков эта фраза означала одновременно и «Заходите, мы всегда рады вас видеть», и «Здесь вы почувствуете себя дома», и «Мы ждем вас ужинать», и «Приходите еще». Чтобы достичь такой игры значений, нужно было знать язык в совершенстве.
Пища действительно была самой обычной, но вкусной. Я не спеша и с удовольствием расправился с первым, также смакуя, приступил к второму. Постепенно голод отступил, освобождая мысли.
Именно тогда я вспомнил, что мне не мешало бы попробовать связаться с Майком. Ведь я так и не выяснил, убрались ли они с Сайгуса, или полиция их все-таки перехватила. Правда, последнее было маловероятным, но все же…
Итак, нужно найти сквилтур. По дороге я заметил парочку автоматизированных пунктов межпланетных переговоров, однако вид у них был не самый лучший. Этот район явно не принадлежал к респектабельным. Впрочем, ладно, посмотрим. Не такой уж я привередливый.
Я уже доедал второе, когда к моему столику подошел какой-то мужчина — на вид лет семьдесят-восемьдесят.
— Вы не будете возражать? — его голос прозвучал мягко и дружелюбно.
— Конечно. Присаживайтесь, пожалуйста.
Он поставил на стол стакан сока, который до этого держал в руке, отодвинул стул и сел напротив меня. Рост средний, широк в плечах, под рукавами рубашки четко прорисовываются мышцы. По уверенному и плавному перетеканию движений можно было догадаться, что он занимался каким-то видом борьбы, но вот каким — этого я определить не смог.
Я отставил пустую тарелку и занялся чаем, а незнакомец не спешил пить свой сок. Он изучал меня. Ну и пусть себе изучает на здоровье, подумал я.
— Мне кажется, я где-то вас уже видел, — сказал он наконец.
— А я вас не припоминаю, — признался я. — Хотя все может быть. Может, так случилось, что вы меня видели, а я вас — нет.
— Может быть, может быть… Вы, часом, не были на Диле лет шесть назад?
— Не был, — пожал я плечами. — Вероятно, вы все-таки ошиблись. А где это — Дил?
Не смешно. Я прекрасно помнил и сам Дил, и события, в которых мне довелось там участвовать шесть лет назад, но я понять не мог, как незнакомец мог об этом узнать. Выходит, вопреки законам логики и теории вероятностей меня снова вычислили. Вот только кто?
Незнакомец, однако, удовлетворился моими словами:
— Наверное, ошибся. Прошу прощения.
— С кем не бывает.
Он вдруг протянул через стол свою руку:
— Клод.
— Шен, — представился и я, пожимая руку.
— Вот и не нужно вспоминать, где я вас видел, если просто хочется поболтать, — он ухмыльнулся. — Вы местный или нет?
— Нет. Здесь у меня дела.
— Я тоже нет. Правда, я бывал здесь раньше. Давненько, — Клод задумался, что-то вспоминая. — Тогда все было по-другому. Тогда я был моложе… Слушайте, Шен, у вас есть в жизни цель?
Есть ли у меня в жизни цель? Если бы я знал. Этот простой вопрос, заданный невпопад, неожиданно для меня самого пробрался в глубину моего разума, заставляя пересмотреть все годы странствий. Была ли у меня цель когда-нибудь?
— Молчите, — вздохнул мой новый знакомый. — Не знаете. Хотите, скажу, почему я спросил? Вы напоминаете мне меня самого — много лет назад. Вы так и не нашли свое место в жизни.
Он залпом выпил сок, поставил стакан и встал из-за стола.
— К сожалению, мне пора идти. До встречи, Шен!
— До встречи! — автоматически откликнулся я.
Клод направился к выходу, но в дверях остановился, будто что-то вспомнив, и, повернувшись ко мне, сказал:
— И привет от Наташи.
От Наташи?! Клод шагнул на улицу.
Моя реакция была мгновенной. Я тут же вскочил и ринулся за ним. В этот миг мне было наплевать, что обо мне подумали люди, когда я в длинном сальто пролетел над их головами и тарелками. Я очень спешил.
И все же опоздал. Могу ручаться, что между словами Клода и моментом, когда я выскочил на улицу, прошло не больше двух с половиной секунд. Могу также ручаться, что за это время едва ли кто-нибудь умудрился бы скрыться из виду, тем более идя спокойным шагом. Но Клод исчез. Как сквозь землю провалился.
— Черт! — сказал я вслух, хотя запаха серы вроде бы не чувствовалось. В итоге к сонму загадок добавилась еще одна. Ну не мог человек так быстро исчезнуть. Физически не мог. А ведь он все и рассчитал так, чтобы я не успел задать ему несколько вопросов… Что тут сказать? Чистая работа, хотя не представляю, как ему это удалось провернуть.
Я побрел прочь от кафе — не возвращаться же лишь для того, чтобы послушать, какой я невоспитанный и как некультурно перепрыгивать через столики, за которыми обедают. Мои мысли снова неслись вскачь. За этот и предыдущий дни образ Наташи как-то отступил на второй план: слишком многое происходило еще, меня буквально захлестнули новые впечатления. К тому же я считал, что, покинув Сайгус, расстался с таинственной незнакомкой навсегда. А теперь здесь, на Менигуэне, меня находит какой-то человек и передает от нее привет.
Если мне после всего этого предложат какие-нибудь выкладки в духе теории вероятностей, то я… Ладно, ограничусь тем, что пошлю наглеца подальше.
Но человек не только передает привет. Он еще и бесследно исчезает сразу после этого. Как хотите, а все действительно смахивает на какую-то чертовщину. Может, там, в преисподней, с запахом серы научились бороться? То, что Клод как-то связан с Наташей и что наша с ним встреча далеко не случайность, стало бы понятно даже дураку. Проблема заключалась в том, что мне было понятно не больше, чем дураку…
М-да. Похоже, в последнее время я стал немного сомневаться в своих умственных способностях. Да и не только в них. Мне уже временами начинало казаться, что твердая асфальтовая дорожка, по которой я шагаю, на самом деле вовсе не твердая и к тому же никакая не дорожка. А высокие дома вокруг — отнюдь не высокие и далеко не дома. Может, я иду по какому-нибудь лесу? Или по болоту? Что, если все вокруг — лишь иллюзии?..
А может, меня вообще нет?
Тпру. Приехали.
Я приостановил ход своих мыслей, видя, что ни к чему путному они все равно не ведут. Не хватало мне еще прямо сейчас стать верным последователем древнегреческих скептиков. Отказ от суждений — не лучший способ осмысления реальности. По крайней мере, я так думаю. Конечно, возможно, я просто привык рассуждать, а от привычек трудно избавляться.
Постепенно в голове прояснилось. Мысли перестали жить бесконтрольной жизнью и роиться вокруг предмета, который им больше нравится, и я занялся наведением порядка. Случай с Клодом я отложил на потом, понимая, что сейчас все равно ничего не придумаю: будут мешать эмоции. К тому же маловато информации. Наташа? Ладно, тоже откладываем. Ага, я хотел связаться с Майком.
Почувствовав себя сытым, я решил не спешить возвращаться домой, так что моя прогулка продолжилась — теперь уже в поисках переговорного пункта. Далеко идти не пришлось. Уже метрах в двухстах от кафе я заметил грандиозную вывеску: «Калголинк. Говорите со всей Вселенной!» Она располагалась на таком же, как и все остальные вокруг, многоэтажном сером здании, а сам пункт переговоров занимал лишь одно маленькое помещение на первом этаже. В общем, получилось так, что по площади вывеска примерно равнялась помещению. Я хмыкнул: пожалуй, такое встретишь только на Менигуэне.
Пункт был полностью автоматизированный. В помещении стояли в ряд пять звукоизолированных кабинок со сквилтурами внутри, а напротив, возле единственного окна, кто-то счел нужным разместить мягкую кушетку — то ли для удобства ожидающих своей очереди позвонить, то ли заботясь о бездомных, которые наверняка водятся в Калго. Но в этот послеобеденный час я оказался единственным посетителем.
Выяснилось, что найти Майка не так просто. Я знал несколько мест, где он чаще всего бывает, в том числе знал, как выйти на «Туман», однако везде повторялось одно и то же: «Абонент не отвечает». Впрочем, если они на «Тумане», а «Туман» в гиперпространстве, то у меня ничего и не получится. Мне не хотелось думать о том, что еще может означать отсутствие ответа со стороны Майка. Да и вряд ли нашлись бы такие неприятности, которые мой давний приятель не смог бы обойти.
После очередной неудачной попытки я забросил эту идею и снова вышел на улицу. Солнце уже начало клониться к горизонту, заволакивавшая небо дымка стала еще более осязаемой, но облаков по-прежнему не было. Тени, спрятавшиеся в полдень от палящих лучей, потихоньку выползали из-под громадин-домов и блаженно простирались на нагретом асфальте. На Калго незаметно, но неуклонно опускался вечер.
Мысленно я прикинул маршрут, которым добрался до кафе, и решил возвращаться по другим улицам. В самом деле, какой смысл заново рассматривать дома, которые уже видел?.. А уж чувство направления меня не подведет, тем более что планировка Калго близка к прямоугольной.
И я зашагал, по-прежнему никуда не торопясь. Маргарет просила зайти к ней вечером, но в нашем мире общепринято, что вечер начинается с шести часов, а сейчас было только начало пятого. Пожалуй, я еще успею и к себе…
Есть ни с чем не сравнимое удовольствие — прогуливаться по послеобеденному Калго, наблюдая за снующими туда-сюда машинами, за сосредоточенными лицами пешеходов, взгляды которых свободно проходят сквозь тебя, ни на миг не задерживаясь, словно ты невидимка. А еще самому бесцельно блуждать взглядом по ничего для тебя не значащим вывескам, смотреть, как какая-нибудь сердобольная старушка, остановившись перед подъездом, роется в своей сумочке, а рядом застыла в ожидании бездомная собака; следить за полицейским, что-то терпеливо объясняющим юному нарушителю дорожного движения. И при этом осознавать, что вся эта суета — это здесь и сейчас, что в других местах все не так, все по-другому, что жизнь — это не только видимое тобой.
В общем, на сытый желудок в голову всегда начинают лезть умные мысли. Но я снова и снова возвращался к тому, на что обратил мое внимание Клод — к цели моей жизни. К чему я стремлюсь?
Лет тридцать назад я бы с легкостью ответил на этот вопрос. Я бы сказал, что моя цель — достичь совершенства, узнать и увидеть как можно больше, стать эдаким суперменом, умеющим все. За этим я отправился в путешествия, к этому я шел. Вначале.
Были радости побед, были горести поражений, было удивление при виде чего-нибудь нового. Я с головой погружался в изучение различных премудростей, даже обзаводился собственными учениками, которые подчас едва ли не боготворили меня, считая чуть ли не Мессией, знающим Истину. Но я всегда видел, как мне далеко до Истины. И я бросал учеников, снова собираясь в путь. Я искал.
Проходили годы. Постепенно я осознал, что невозможно охватить бесконечность, и так же постепенно мое движение потеряло смысл. Я продолжал вести привычный образ жизни, но что-то во мне неуловимо изменилось. Обнаружилось, что где-то там, впереди, исчезла цель.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю: в действительности цели у меня никогда и не было. Настоящей, глубокой цели, ради которой стоило бы жить. Не потому ли я постоянно пытался лезть на рожон, не потому ли так любил поиграть со смертью? Ведь та моя юношеская цель замыкалась на мне самом, а цель не может быть внутри нас. Какой смысл был бы в существовании Бога, если бы Он не творил?..
Не знаю, зачем Клод спросил, но его вопрос заставил меня признаться самому себе в том, на что я всегда старался не обращать внимания. Я вдруг остро почувствовал пустоту. Для чего нужны все те знания, которые я добывал в своих скитаниях? Почему я продолжаю что-то искать, теперь уже толком не представляя даже, что именно? Когда же я смогу остановиться? И если когда-нибудь остановлюсь, то снова-таки для чего?
Весь остаток дороги до своего временного жилища я размышлял над этим. Похоже, странный незнакомец затронул больную для меня тему. Я опять ощутил себя беспомощным подростком, который только что увидел, как велик и сложен мир, и еще не решил для себя, где же его место в этом мире. Прожив почти треть жизни, я снова вернулся к тому, с чего начинал. Значит ли это, что годы потрачены впустую?
Нет, возразил я сразу же. Я не жалею о прожитых годах, тем более что они отнюдь не были пустыми. Но вот к чему стремиться дальше?
Я зашел домой, еще раз принял душ, подождал, пока просохнут волосы, переоделся и направился к Маргарет. Было около шести.
Она уже ждала меня. Едва я прикоснулся к кнопке звонка, как дверь распахнулась.
— Проходи, Алексей, — Марго, как и вчера, сделала пригласительный жест, однако теперь он выглядел по-другому. Так приглашают старых друзей, с которыми знакомы не один десяток лет и: которых всегда рады видеть в своем доме. Это не проскользнуло мимо моего внимания.
На ней было шелковое вечернее платье темно-зеленого цвета, открывавшее плечи и даже не пытавшееся достать до колен, правое запястье по-прежнему украшал браслет, а волосы были уложены причудливыми волнами. Сейчас она совсем не походила на сказочную фею, как утром, но зато в ней появилась совершенно новая притягательность.
— Как я тебе? — Марго плавно, как в танце, повернулась, чтобы я смог рассмотреть ее со всех сторон.
— Великолепно, — честно признался я. — Впрочем, тебе хорошо в любом платье.
— Да ну? Спасибо.
— Не за что. Это простая констатация факта.
— А ты просто независимый эксперт? Брось, Алексей, при чем здесь факты?.. Тебе я нравлюсь или нет?
Как говорится, вопрос ребром. Ладно, Марго, не зарывайся.
Я состроил глупое лицо:
— А это как?
Она поняла, рассмеялась:
— Замнем для ясности. У меня есть предложение: давай поужинаем в ресторане. Скажем, в честь знакомства.
Я еще раз задумчиво осмотрел ее с ног до головы.
— Почему бы и нет? Поесть я никогда не отказываюсь, хоть в честь знакомства, хоть просто так.
— А может, в честь знакомства все-таки лучше? — Маргарет совсем не обиделась, напротив, всем своим видом показывала, что понимает и поддерживает мою достаточно грубую шутку. Мне даже стало неудобно за самого себя, и я сказал:
— Марго, честно говоря, знакомство с тобой заслуживает гораздо большего, чем простой ужин. В ее глазах блеснули хитрые искорки:
— А кто сказал, что это будет простой ужин?
У ворот стояло такси: очевидно, Марго каким-то образом сумела предугадать время моего прихода и заказать машину как раз к нужному моменту.
— Вам куда? — поинтересовался водитель, лишь мельком взглянув на нас. Правда, потом его взгляд украдкой вернулся — к Маргарет.
— Ресторан «Забытые мелодии», — не задумываясь ответила моя спутница.
Водитель кивнул и занялся своим делом. Машина поднялась, неспешно развернулась вокруг вертикальной оси, перестроилась в нужный ряд и, набирая скорость, устремилась в сторону центра города. Или, точнее, в сторону больших домов — я до сих пор не разобрался, где у Калго центр.
Ехать долго не пришлось. Вначале мы немного попетляли среди бетонных джунглей, а потом куда-то свернули, и впереди открылся простор. Я не сразу понял, что здесь заканчивается город: еще миг назад небоскребы заслоняли небо, и вот перед нами только широкая дорога с рядами одинаковых деревьев по бокам. Мы словно пересекли невидимую черту, за которую многоэтажки не смели шагнуть.
И почти сразу же наша машина стала замедлять ход. Справа показался съезд с дороги, а чуть поодаль располагалось приземистое одноэтажное здание, над которым, как мираж, колебалось свечение, сливавшееся в слова: «Забытые мелодии». Рядом с буквами так же призрачно дрожало изображение флейты.
Ночью это все, наверное, выглядело вообще грандиозно, но и сейчас, еще при свете солнца, название смотрелось.
Такси плавно опустилось на землю в сотне метров от ресторана: дальше начиналась пешеходная зона.
— Приятного вечера! — пожелал нам на прощание водитель.
Я поблагодарил, а Марго только улыбнулась, но ее улыбка стоила десятка моих благодарностей.
— Нравится? — кивнув в сторону здания, спросила Марго, когда мы уже отошли от машины.
— Симпатично сделано, — признал я.
— Это один из лучших ресторанов на всей планете. Ну, на мой вкус.
— Думаю, что соглашусь с тобой… А ты, наверное, неплохо знаешь Менигуэн, если так говоришь. Ты здесь родилась?
— Нет. На Менигуэне я работаю. Уже почти двадцать лет.
Я быстро взглянул в ее лицо. Сейчас оно было спокойным и серьезным, с легкой тенью задумчивости в глазах. Нет, моя спутница не оговорилась, а сказала именно то, что хотела сказать: она уже почти двадцать лет работает на Менигуэне. А это поднимает в моих прикидках нижний предел ее возраста сразу до сорока. Что, Марго, ты все-таки решила потешить мое любопытство?
Судя по улыбке, появившейся на ее губах, она уловила мой мысленный вопрос, однако отвечать не стала. М-да, телепатия — несправедливая штука.
Оставшуюся часть пути до входа мы прошли молча. Не скажу, что молчание было тягостным; я просто глазел по сторонам, а Марго предоставила мне возможность делать это, не отвлекаясь на разговор. А может, она что-то обдумывала.
Здание ресторана, будучи невысоким, компенсировало свой малый рост занимаемой площадью. Я подозревал, что там, кроме собственно ресторана, есть еще отдельный танцевальный зал, гараж для машин и парочка теннисных кортов. Ну и еще что-нибудь.
Перед входом была устроена довольно просторная асфальтированная площадка, окруженная живой изгородью аккуратно подстриженных кустов, за которыми примерно на равном друг от друга расстоянии росли невысокие деревья, формой и размерами похожие на кипарисы, но с листьями как у акации — феронны. Вечернее солнце уже придало зелени листвы красноватый оттенок, и на фоне глубокого сине-голубого неба феронны казались необычайно прекрасными. И какими-то… одинокими.
Мною вдруг овладела гложущая тоска: вспомнился другой похожий вечер, когда последними солнечными лучами так же в багровый цвет была окрашена листва… действительно последними для того, кто был рядом со мной. Но ведь тогда мы думали по-другому.
— Алексей, — Маргарет мягко коснулась моего плеча, словно почувствовав изменение настроения. Воспоминание, уже собравшееся было затопить собой сознание, испуганно отхлынуло в глубины памяти.
— Что? — рассеянно спросил я, возвращаясь в реальный мир.
— Давай все-таки войдем, — улыбнулась моя спутница.
Только сейчас я заметил, что мы остановились совсем рядом со входом и Марго в ожидании смотрит на меня.
— Конечно.
Внутри зал ресторана выглядел вовсе необъятным. Этому впечатлению, кроме собственно размеров, способствовала еще и планировка: массивные колонны, поддерживавшие низкий потолок, беспорядочно изломанные стены — так что, глядя вдаль, было невозможно определить, действительно ли там заканчивается помещение, или это только обман зрения. Я попробовал подсчитать, сколько же здесь может собраться людей, а потом бросил: цифра получалась фантастическая. Впрочем, я уже заметил, что гигантомания является неотъемлемой чертой отдельных перенаселенных планет вроде Менигуэна.
Некоторые столики были заняты, но основная часть зала еще пустовала. Тихо играла музыка, создавая мягкий фон, и так же еле слышно переговаривались между собой посетители. Мы с Маргарет выбрали себе место возле одной из колонн, откуда прекрасно была видна эстрада.
— Что ты будешь? — спросила моя спутница, вертя в руках меню.
— Полагаюсь на твой вкус.
— В еде или в напитках?
— Во всем.
По ее лицу пробежала улыбка:
— Опрометчиво. А вдруг я ем живых лягушек под соусом из сметаны и томата?
— Тогда я тоже их буду есть, — развел я руками. — К тому же это, наверное, вкуснее, чем живые лягушки без соуса.
Марго недоверчиво отвела взгляд от меню:
— Алексей, ты… в самом деле пробовал живых лягушек?
— Не скажу, что мне понравилось. Впрочем, тогда выбирать было особенно не из чего. А обычно я предпочитаю что-нибудь менее радикальное. Но если это твое любимое блюдо, то я присоединюсь. Тем более, говорят, сырое мясо полезнее.
Несколько секунд она пристально смотрела на меня, потом сдалась:
— Не могу понять, шутишь ты или говоришь серьезно.
— И то, и другое. Сейчас я шучу, но лягушек ел в самом деле.
— Живых?
— Они только сначала живые. В принципе, если им предварительно оторвать голову и вытащить внутренности, то они очень даже ничего. По крайней мере, вкуснее, чем сверчки. Правда, я не всегда был настолько сыт, чтобы так перебирать.
— Перебирать?..
Я впервые видел Марго в растерянности. Наверное, не так уж много она знала о моей жизни, которая местами была довольно-таки собачья, и не так уж хорошо читала мысли. Наконец она справилась с собой.
— Честное слово, никогда бы не подумала.
Я молча пожал плечами.
Подошел официант, и Марго сделала заказ. Большинство названий мне не были знакомы, что само по себе неудивительно: я ведь в первый раз на Менигуэне. Когда официант удалился, моя собеседница вновь повернулась ко мне. Теперь в ее глазах была улыбка, но лицо оставалось серьезным:
— Раз лягушками тебя не удивишь, то попробуем что-нибудь другое.
— С удовольствием.
— Но ты же не знаешь, что я заказала.
— Зато я доверяю твоему вкусу. — Она улыбнулась, и я вдруг понял, что уже привык видеть ее улыбающейся. Эта улыбка — доброжелательная, открытая, мягкая, понимающая, нежная — успела сформировать в моем сознании какой-то цельный образ, наделенный теми же качествами. Мысленный образ Маргарет. И я не мог уже представить ее другой — злой, угрюмой, жестокой, коварной, упрямой. Воображение просто отказывалось работать.
Но кое-что в рассказанной ею утром истории меня настораживало. Это снова и снова возвращало меня к исходному вопросу: возможно ли, что Маргарет лишь очень профессионально играет роль? И если да, то для чего она это делает? С такими мыслями я, с одной стороны, потихоньку начинал чувствовать себя параноиком, а с другой — постоянно пытался найти в моей собеседнице какое-нибудь несоответствие созданному ею образу. Второе у меня получалось плохо, тогда как первое — все лучше.
А Марго оставалась естественной. Мы повели спокойную беседу о разных пустяках, пробуя при этом блюда, принесенные официантом, — кстати, все оказалось весьма умеренным и очень вкусным, так что мое доверие было оправдано. Наш разговор перескакивал с одной темы на другую: я рассказал несколько занимательных историй, Марго ответила тем же, и постороннему наблюдателю могло бы показаться, что за столиком болтают старые друзья. Да что там постороннему — так уже казалось мне.
Тем временем людей становилось больше. На эстраду вышли музыканты, вызвав приветственные аплодисменты, незаметно стихла фоновая мелодия, уступая место непривычно резкому и сильному звуку саксофона. Как бы в ответ на это зал загудел громче, но теперь музыка словно обволакивала каждый столик, и в общем шуме стало трудно различать отдельные слова. Образовалась почти идеальная обстановка для разговора с глазу на глаз.
— Знаешь эту песню? — полюбопытствовала Марго.
— Если честно, то нет.
— Это «Солнечный ветер грез», одна из известнейших композиций двадцать второго века. Отзвуки далекого прошлого, докатившиеся до наших дней.
В ее голосе промелькнула мечтательность. Мне исподволь передалось ее настроение, и в тон я произнес:
— Тысячелетняя старина. Впрочем, говорят, музыка не стареет.
Маргарет кивнула и отпила из своего бокала, в котором играло изумрудными и бордовыми искорками настоящее гирейское вино. Потом снова поставила бокал на столик и уточнила:
— Не стареет не только музыка. Искусство вечно — так утверждали древние, и они, наверное, были правы.
Все-таки мечтательность ей шла. В неярком свете, смягчавшем оттенки и скрадывавшем полутона, ее задумчивое лицо стало еще красивее, и я поймал себя на мысли, что не могу оторвать взгляда от этого лица.
— Красота, — промолвил я.
— Что? — Марго отвлеклась от каких-то своих мыслей, мгновенно вернувшись к теме разговора.
— Вечна красота. А искусство — лишь форма ее выражения. Формы изменяются, содержание остается.
Моя собеседница неопределенно повела плечами:
— Может, и так. Но вечность ведь понятие относительное. Для людей две тысячи лет — уже вечность. А для Вселенной это миг.
Она задумалась, поглаживая ножку бокала. Потом, будто отмахнувшись от меланхолического настроения, улыбнулась:
— Мы, кажется, начали с музыки, а погрузились в философию. Это мне только что напомнило случай, когда я поджидала одного знакомого на университетской кафедре. Там, кроме меня, были еще двое старичков-профессоров. Они сперва занимались какими-то своими делами, потом один обронил замечание о погоде, второй поддержал, и они легко и естественно перешли к обсуждению основных проблем мироздания.
При этом, конечно, каждый забросил то, чем занимался, и уделил все внимание последовательности изложения своей теории.
— Да, нам такое не подходит, — согласился я. — Проблемы мироздания мы обсуждали вчера. А сегодня у нас другая повестка дня.
— Какая же? — в голосе Марго послышалась искренняя заинтересованность. Я протянул руку:
— Сейчас мы собираемся потанцевать.
Конечно, она не отказалась.
Танец был медленным, и возле эстрады неторопливо кружились пары.
Одни танцевали более или менее умело, другие неуклюже топтались на месте, стараясь не наступить на ногу своему партнеру, — ну, все как обычно. Мы с Марго присоединились к общей массе, и я достаточно уверенно взял ритм.
К несомненным достоинствам моей новой знакомой следовало отнести еще одно: она великолепно танцевала. Я не ставил своей целью выдавать образец для подражания и вел ее весьма сдержанно, но по тому, как безупречно Марго чувствовала следующее мое движение и как легко подхватывала его, было заметно, что она способна на гораздо большее. Впрочем, этого я от нее и ожидал: вспоминалось, как она пускалась в танец во время прогулки по парку. Танцевать она наверняка любила.
От близости ее тела, слегка пахнущего терпкими духами, мне вдруг стало немного не по себе. Прямо на уровне моих глаз колыхались светло-рыжие волосы, правой рукой я обнимал талию партнерши, — в общем, это был обычный безобидный танец. Вернее, он начинался как таковой.
Я все еще не доверял Марго. И потому старательно гнал от себя всякие посторонние мысли. Но рука лежала на теле, послушном каждому движению… даже каждому намеку на движение, и поневоле в голову лез образ это же тело, послушное…
Черт! Дернуло же меня танцевать!
Ощущал я себя довольно глупо. Вроде бы я был уже не новичок в танцах и успел попробовать всего понемножку. Уже давным-давно у меня не возникало неудобств от подобного довольно близкого общения с женщиной, которую я не собирался затаскивать в постель. Иногда я вот так во время танцев проводил деловые переговоры, чаще всего заканчивавшиеся успехом, и при этом не испытывал к женщине ни малейшего влечения. Все дело было в первоначальной установке.
Однако с Марго установка впервые дала сбой.
Моя правая рука переместилась чуть-чуть ниже. Мне стоило больших усилий удержать ее хотя бы в таком положении.
Как подросток, честное слово! Детский сад!
О подобном я не вспоминал уже как минимум лет двадцать пять.
Мы продолжали скользить в танце, а я лихорадочно пытался придумать, что бы такое сказать. Разговор разрушил бы загадочность невербального обмена, и все стало бы на свои места. По крайней мере, слова поддаются логике, а значит, управлению со стороны разума. Но всякий раз, когда я решался заговорить, мысли словно в насмешку надо мной полностью выветривались из головы, и, уже открыв рот, я понимал, что сейчас что-нибудь ляпну. И мы продолжали танцевать молча.
Марго совершенно игнорировала мои потуги завязать разговор. Если она и проникала в мысли собеседника, то сейчас ничем этого не показывала. С жестами же все обстояло наоборот, и на передислокацию моей руки партнерша отреагировала тем, что придвинулась ближе. Теперь ее волосы касались кончика моего носа, словно поддразнивая.
Я почувствовал, что еще немного — и мои руки перестанут повиноваться мне окончательно. Вот уже правая слегка усилила нажим, привлекая послушное упругое тело еще ближе, а левая незаметным ветерком пробежала по таким мягким рыжим волосам.
На мое счастье, в этот момент музыка стихла. Пары распались.
— Спасибо, — кивнул я, когда Марго отстранилась. Как я заметил, сделала она это с явной неохотой.
— Замечательный танец, — не осталась в долгу и партнерша. — Спасибо тебе, Алексей.
Музыканты чуточку помедлили, советуясь между собой, а потом заиграли что-то задорное, наверное, для желающих попрыгать до исступления. Мы вернулись за столик.
И только во взгляде Маргарет я прочитал какое-то сожаление… Или мне привиделось?
Последовала очередная смена блюд, однако я обнаружил, что уже сыт. Ну, нельзя требовать слишком многого от самого обычного желудка, в конце концов это не холодильник: в последний, как бы полон он ни был, при желании всегда можно вместить еще что-нибудь. С желудком такие номера не проходят, а поступать по примеру римских патрициев меня никак не тянуло. Так что я лишь потягивал вино, поддерживая непринужденную беседу с Марго, а креветки по-элхски оставались нетронутыми.
— Вот еще одна моя любимая мелодия, — сказала Маргарет, когда музыканты после небольшой паузы заиграли новую вещь — Это тоже песня, и, кстати, популярной она стала благодаря словам, а не музыке.
— А ты знаешь и слова? — заинтересовался я. Моя собеседница кивнула, а потом без всякого вступления начала декламировать:
Скользя по грани бытия,
Я видел мир совсем не так:
Что беспокоите меня,
Воспринималось как пустяк.
И жизнь предстала предо мной
Как что-то большее, чем сон, —
Пускай печальная порой,
Но не без радостных сторон.
Но я не буду сожалеть
О том, что было и прошло.
Я мог бы многое успеть,
Уж если вдруг на то пошло.
Но если б жизнь была простой,
То я отправился бы спать,
Я в самом деле не такой,
Чтобы надеяться и ждать.
Я не любил прямых дорог
Из ниоткуда в никуда.
Читая часто между строк,
Порой смотрел я сквозь года.
И мне казалось, где-то там
Засыпан пылью мир иной,
И я к нему стремился сам,
И часто кто-то шел за мной.
В руинах древних городов
Я не оставил часть себя,
Чтобы, исчезнув из портов,
Не возвращаться, путь пройдя.
Я никогда не обещал
Здесь оставаться навсегда,
Ведь это только тишь причал,
А рядом ждет меня вода.
Мир очень медленно взрослел
И становился одинок.
И если б что-то он хотел,
То я б, конечно же, помог.
Но он пытался быть другим,
А я искал свои пути.
Лишь позже поняли мы с ним:
Нам друг от друга не уйти.
Так остается на снегу
След уходящих за туман,
Находят так на берегу
Напоминанья дальних стран.
И, перебравшись за черту,
Сказав последнее «Прощай!»,
Я и останусь, и уйду,
Покинув — и вернувшись — в рай.
Ее слова удивительно гармонично слились с мелодией, хотя она не пела, а просто рассказывала. И не менее удивительно и гармонично слились они с моим собственным настроением Кто бы ни написал их, этот человек, несомненно, был моим братом по духу.
Когда Марго замолчала, я произнес.
— Я впервые слышу эти стихи, но есть в них что-то до боли знакомое. Как будто это я сам сочинил их давным-давно, а потом забыл. Странно, да?
Марго улыбнулась и, поставив бокал на стол, мимолетно коснулась моей руки.
— Ничего странного, — возразила она. — Эта песня очень старая, и ты, может быть, когда-то ее уже слышал. Правда, не представляю где: здесь играют действительно забытые мелодии. А может…
Моя собеседница задумалась. Я полюбопытствовал:
— Что?
— Может, мы на самом деле проживаем в этом мире не одну жизнь? Только подумай, Алексей! Что, если ты и был тем самым поэтом, написавшим эти строки?!
— Это тешит мое тщеславие, — признался я — Правда, с другой стороны, обидно, что песню все-таки забыли.
Что-то в моем ответе рассмешило Марго.
— Забавный ты человек, Алексей! У меня такое впечатление, что еще через пару минут ты пойдешь интересоваться, подписали ли они контракт с твоим менеджером.
— А кстати, да! — спохватился я. — Как это я сразу не подумал! Ну да ты же знаешь, с творческими людьми всегда так. Все мы невероятно рассеянны… Куда я подевал свои очки?..
Я вполне серьезно начал искать очки, чем снова потешил Марго.
— Какие очки? Их не носят уже почти тысячу лет.
— Упф! Наверняка они изрядно запылились за это время.
Было уже совсем темно, когда мы вышли из ресторана. На небе высыпали бесчисленные звезды; среди них было очень много ярких — гораздо больше, чем в небе Земли, к которому я успел привыкнуть за эти годы. Здесь, на Менигуэне, Млечный Путь ослепительно сиял, растянувшись от горизонта до горизонта, и казалось, что у отдельных звездочек даже виден диск. Конечно, это был обман зрения: все они очень далеко для таких подробностей. Но небосвод впечатлял своей грандиозностью.
С приходом ночи поднялся ветерок, и теперь листья фероннов непрерывно трепетали. Их шелест заглушал звуки близкого города, а ветерок приятно освежал, и хотя в зале ресторана не было душно, ночная прохлада показалась мне как раз тем, что нужно. Я с удовольствием вдыхал воздух, еще хранящий в себе воспоминания о просторах вокруг Калго.
Посетители все продолжали прибывать. Я издалека увидел, как роскошная машина подруливает к стоянке, на которую я днем не обратил внимания. На стоянке уже почти не оставалось места.
— Давай прогуляемся пешком, — предложила Марго. — Здесь совсем недалеко.
— Давай, — легко согласился я.
И мы направились в сторону города.
Отойдя немного, я оглянулся полюбоваться вывеской (если здесь подходит это слово). Теперь она переливалась всеми цветами, и ее свечение наверняка было заметно за несколько километров. Цвета изумляли яркостью и чистотой — так изумляет спектр радуги, полученный в затемненной комнате при интерференции или дифракции луча света.
Марго тоже обернулась:
— Красиво, да?
— Здорово придумано. Наверное, одна эта вывеска привлекает сюда ежедневно десятка два человек.
Я сказал это без всякой задней мысли, но моя спутница рассмеялась:
— Алексей, ты только что невольно подтвердил старую истину. Все мужчины — утилитаристы. Вместо того чтобы просто насладиться красотой, ты стал прикидывать, какой доход имеют с этой красоты ее создатели.
— Неправда, — возразил я насчет утилитаристов. — Я, к примеру, романтик, а насчет дохода — так это просто академический интерес.
Честно говоря, для меня самого осталось загадкой, почему на замечание Марго я ответил именно так. Пришло в голову, и все тут. Не может же быть, чтобы я на самом деле в глубине души был таким меркантильным!
Насмотревшись вдоволь на вывеску, мы отправились прочь.
Впереди мерцали огни Калго. Сбоку бежала дорога, по которой изредка проносились машины, помигивая габаритными огнями. А рядом со мной шла Марго. Ночной ветерок бесстыже зарывался в ее волосы, несколько раз попытался заглянуть под платье, но оно было слишком облегающим, и ветерок отступил. Темнота добавила моей спутнице загадочности, и теперь моя рука все норовила обнять ее…
В который раз я одернул самого себя и, дабы нарушить затянувшееся молчание, спросил первое пришедшее в голову:
— Марго, а ты читаешь мысли постоянно?
— Господи, Алексей, я не читаю мыслей. Я не могу тебе объяснить, что это такое, потому что ты, вероятно, никогда не испытывал чего-либо в этом роде.
— И все же?
— Иногда это удается лучше, иногда хуже. Вот ты, например, часто закрываешься, и тогда я даже приблизительно не могу сказать, о чем ты думаешь.
— А сейчас? Она рассмеялась:
— Сейчас все просто. Ты хочешь обнять меня. Правда?
Мы остановились. Я внимательно смотрел в ее глаза, которым выпитое вино добавило блеска, и она не отводила взгляда. Чуть приоткрытые в улыбке губы притягивали…
— Нет, Марго, — решительно сказал я, — давай определимся. Тебе нужна моя помощь — ты ее получишь. Я уже пообещал. Так что тебе вовсе не обязательно для этого соблазнять меня. Я сделаю все, что нужно.
Выражение ее лица не изменилось, только я вдруг заметил, как появилась в уголке глаза крохотная слезинка. Но когда Маргарет заговорила, ее голос был по-прежнему теплым и не хранил в себе никаких признаков изменения настроения:
— Для этого… Нет, Алексей, это было бы слишком грустно. Прости меня… Пойдем, уже поздно.
Она зашагала дальше. Я глядел на сникшую фигурку и совершенно не мог разобраться в своих чувствах. Потом, запоздало спохватившись, догнал Марго, поравнялся с ней, и мы долго шли молча, наблюдая, как приближаются огни мегаполиса.
После свежей прохлады загородного простора воздух бетонных улиц казался спертым и горячим. Фонари словно нарочно выделяли из темноты груды мусора, делая ночной город и вовсе неприглядным. Единственным, что как-то скрашивало это безобразие, были сверкавшие в своем многоцветий рекламные вывески.
Мало-помалу наш с Марго разговор ни о чем восстановился, и мы так же шутили, смеялись, рассказывали различные истории, как и до неприятного объяснения. Тем не менее меня не покидало чувство вины, которому, кстати, я не смог подыскать нормального логического обоснования. Да и не было у меня на это охоты.
Моя спутница, что-то вспомнив, как раз начала новую историю:
— Представь, Алексей, в прошлом столетии на Менигуэне…
В этот самый миг из светящегося круга прямо нам под ноги выпрыгнуло какое-то насекомое, отчаянно заверещав. В моей памяти что-то зашевелилось. Подозрительно знакомый звук…
В последний момент я успел зажмуриться и отвернуться, но даже сквозь сомкнутые веки яркость вспышки дала о себе знать. «Светлячок»!
Мгновение спустя чья-то рука грубо ухватила меня за плечо. Если кто-то собирался таким образом удержаться на ногах, то он сильно просчитался: мне было понятно, что это не Марго, так что я не церемонился. Мое плечо провалилось по ходу движения, а нога в это время придержала ноги нападавшего на месте, и я услышал, как тело грузно рухнуло на асфальт.
Я открыл глаза. В поле зрения все еще плавали разноцветные круги, но видеть я видел. Нападавших было как минимум шестеро, считая того, который уже решил отдохнуть на тротуаре. Двое что-то пытались сделать с Маргарет, а остальные трое хотели серьезно потолковать со мной. Нет, четверо — когда исчез очередной фиолетовый кружок, я обнаружил еще одного.
Марго стояла с широко открытыми глазами, очевидно, ничего не видя вокруг. Ну да, вспомнил я, она едва ли раньше сталкивалась со «светлячками» — игрушкой ребят из отдела спецопераций. Поэтому с ее стороны можно было ожидать стандартной реакции: что-то прыгает тебе под ноги и начинает визжать, ты нагибаешься посмотреть, что там такое, и в этот момент происходит ярчайшая вспышка. Потом ты уже не видишь ничего.
В руках одного из нападавших что-то блеснуло. Я внутренне напрягся: оружие!
Четверка мрачных парней обступила меня. Не старше двадцати, но вряд ли это отличники из местного колледжа, собравшиеся со вкусом провести вечер в тесном кругу. Мельком я вспомнил вчерашний инцидент. Что, это тоже любители почистить карманы прохожих?
Они бросились на меня все сразу. Впрочем, так они только мешали друг другу. Я провел руку ударившего первым, пропустил мимо себя и направил потерявшего равновесие неудачника на его же товарища, а сам нырнул в образовавшийся просвет. Не глядя, что получилось, я поспешил к Маргарет.
Как раз вовремя, чтобы пронаблюдать любопытную сценку.
Один из парней зашел моей спутнице за спину, а второй пытался вырвать сумочку. Марго наугад махала ею, и все попытки юного грабителя оказывались тщетными. В это время тот, что находился сзади, левой рукой захватил Марго за шею, а правой попытался выкрутить правую же руку моей спутницы.
Наверное, он надеялся на свою силу.
— Держись, Марго, я здесь! — крикнул я, отчасти чтобы отвлечь внимание нападавших на себя.
Но моя помощь не понадобилась. Раздалось сильное шипение, сопровождаемое треском, и тот, что выкручивал руку, с воем отпрянул назад, а потом и вовсе покатился по земле, не прекращая выть. В тот же миг охотник за сумочкой получил сразу два точных удара — в подбородок и в пах — и тоже повалился на тротуар. Я даже не успел добежать.
— С тобой все в порядке? — быстро спросил я у Марго.
— Я ничего не вижу, — она обернулась на мой голос, но ее глаза бессмысленно всматривались в пустоту.
— Это пройдет, — заверил я.
Больше я сказать ничего не успел: зашевелились те парни, которых я оставил за спиной. Пятеро. Напавший первым уже успел подняться с асфальта, и теперь они все надвигались с угрожающим видом. У одного в руке снова что-то блеснуло. Я присмотрелся и облегченно выдохнул: обычный нож — любимое оружие профессионалов и самый слабый аргумент в руках дилетанта. Нападавшие же профессионалами явно не были.
Они опять накинулись толпой — Господи, неужели так трудно научиться на собственных ошибках?! Я повторил свой прием, и только потом заметил, что это в меня попытались ткнуть ножом. Холодное острие прошло в сантиметре от моего лица, но я не успел испугаться, поскольку мое движение уже было завершено, и рука с ножом шла по своей траектории. Вслед за рукой мимо меня пролетело тело, затем раздался вскрик — лезвие пропороло живот парня за моей спиной.
Один кандидат в больницу точно есть! Ножевое ранение средней тяжести… недельки две постельного режима…
Эта дурацкая мысль, невесть откуда появившаяся в самый разгар драки, почему-то разозлила меня. Всего две недельки этот бездельник проваляется в кровати, под заботливой опекой врачей и родных, а потом снова возьмется за то же занятие. И будет налетать на ничего не подозревающих прохожих, отбирать у них деньги, возможно, избивать их…
«Стоп! — сказал я себе. — Никаких эмоций! Сейчас это касается только их и меня…». Гнев послушно отступил.
Двое ударили одновременно, и я переплел их руки так, что когда те рванулись назад, то оказались в надежном замке. Пусть разбираются. Я нырнул под образовавшийся мостик, уходя от очередного удара, попутно зацепил ногу одного из невольной пары, и незадачливые боксеры с руганью повалились друг на друга.
После этого трюка я оказался немного в стороне, и передышка дала мне возможность оглядеться. Из нападавших в данный момент только двое могли представлять опасность: тот, что был с ножом, и еще один. Но именно теперь парни, кажется, увидели, как обстоят дела. Один из них медленно оседал на асфальт с ножом в животе, второй, забыв обо мне, с ужасом наблюдал за этим результатом своей деятельности, еще двое перекатывались под ногами, не в состоянии расплести собственные руки, а последний, оставшийся в более или менее боеспособном состоянии тела и духа, оглядев поле битвы, решил все-таки приберечь эту боеспособность до лучших времен. То есть попросту сделал ноги.
Те же, с кем разбиралась моя спутница, были сейчас всецело поглощены собственными проблемами: один продолжал все так же с нечленораздельным воем кататься по асфальту, другой глубоко размышлял о чем-то, присев на корточки и раскачиваясь взад-вперед. По-моему, о нападении больше никто не думал. Я подошел к Марго:
— Как ты?
Она вздрогнула от звука моего голоса.
— Алексей? Я боюсь. Я ослепла, да?
В это мгновение я увидел ее по-новому. Та, недосягаемая Марго с экстраординарными телепатическими способностями и великолепным самоконтролем, исчезла. Передо мной стояла обычная девушка, и ей было страшно.
— Это все временно, — успокоил я ее. — Ты еще сегодня и почитаешь перед сном. Ты ведь любишь читать, правда?
Я осторожно обнял ее за плечи и повел прочь от места драки. Судьба нападавших меня не беспокоила: из них серьезно ранен только один. Правда, может быть, и два: я не знал, что такое Марго сделала с тем, который до сих пор не прекращал выть, ну да остальные — в добром здравии. Доставят своих товарищей в больницу, а там уже дело врачей. Впрочем, при желании и дома подлатают.
— Я не ожидала… Так внезапно…
Маргарет начала тереть глаза тыльной стороной ладони, потом долго и напряженно вглядывалась в пространство перед собой.
— Все равно не вижу, — вздохнула она.
— Не волнуйся, все будет хорошо. Однажды я тоже попался на эту удочку.
— Да? — вяло заинтересовалась Марго. — И как это было?
— Один знакомый притащил показать. Ну, он решил, что это будет очень смешно. Правда, его шутку не поняли, и кто-то сгоряча сломал шутнику руку. Он потом долго обижался…
Я продолжал говорить, чтобы хоть немного отвлечь мою спутницу от мыслей о своей неожиданной слепоте, а сам в это время мысленно вернулся к нападению. Я совсем забыл эту неприятную черту мегаполисов — вечерний разбой на улицах. Впрочем, случаются такие вещи не так уж часто, и последствия их не такие уж серьезные, чтобы бояться ходить по ночному городу. Если не дергаться, то у тебя просто заберут деньги, а дальше предоставят полную свободу действий.
Что мне не нравилось во всей этой истории, так это использование «светлячка». Дело даже не в том, что его просто так не раздобудешь — существуют различные нелегальные рынки, где можно купить все что угодно, вплоть до военного крейсера. Но у прохожих ведь далеко не всегда есть при себе достаточная сумма денег, чтобы хотя бы погасить стоимость использованного «светлячка», не говоря уже о какой-то прибыли.
Значит, напрашиваются два варианта. Первое: «светлячок» достался парням бесплатно, и они просто не придумали ему более достойного применения. Второе: нападавшие знали, что у меня при себе крупная сумма — такая, что наверняка покроет все расходы.
Тут же в голове всплыл и третий вариант: может, нападение было направлено именно на меня? На мой захват? Скажем, кому-то с Земли все-таки удалось меня отыскать и вычислить…
Я сразу отбросил эту версию. Неправдоподобно. Ребята явно были слабоваты для группы захвата.
Меня заинтересовал второй вариант. Я мог по пальцам пересчитать тех, с кем общался на Менигуэне. Никто из них не имел представления о состоянии моих финансов. Никто, кроме Анри и его приятелей. Означает ли это, что мне нужно поискать в этой стороне?
Но Анри также считал, что я офицер галактической полиции. Уже одно это гарантировало мне неприкосновенность по самому высшему разряду. Ладно, при случае поговорю с ним, а там посмотрим. Может, это и не последний сюрприз Менигуэна.
Я вспомнил свое общение с Анри, и печально подумал, как трудно иногда бывает предусмотреть последствия своих поступков. Когда я отдавал юному разведчику деньги, мне и в голову не пришла подобная схема развития ситуации. Неужели я стал слишком беспечным?
— Алексей! — Марго резко сжала мою руку.
— Что случилось? — встрепенулся я.
— Ко мне возвращается зрение! В ее голосе прозвучала радость, и мне снова подумалось, как легко сделать человека счастливым.
— Вот видишь. Я же говорил, что ничего страшного.
— Это в самом деле здорово! Она бы начала пританцовывать, если бы я не удержал ее:
— Эй, ты куда? Твои глаза, кажется, еще не настолько хороши.
В ответ она счастливо рассмеялась.
Мы уже подходили к ее дому. Район многоэтажек остался позади, теперь вокруг снова стрекотали цикады и шелестели листья. В некоторых домах еще горел свет, остальные же погрузились в сон вместе со своими хозяевами.
— Знаешь, Алексей, я ведь тогда испугалась по-настоящему, — призналась Марго. — Сначала я испугалась неожиданной вспышки. Потом, когда поняла, что ничего не вижу, я попробовала мысленное зрение…
— И как? — заинтересовался я.
— У меня ничего не получилось. Раньше это всегда было легко, и потому я снова испугалась. Мне показалось, что я лишилась и своих способностей.
— А сейчас с тобой все в порядке? Она лукаво взглянула на меня, одновременно давая понять, что видит уже достаточно хорошо.
— Сейчас да. Мысленное зрение вернулось тогда же, когда я поняла, что смутно различаю круги света от уличных фонарей. Несправедливо, правда? Как друг, неожиданно предавший тебя, когда твои дела пошли совсем плохо, и вернувшийся как ни в чем не бывало, когда положение улучшилось.
Возле калитки мы остановились. Марго повернулась ко мне, мельком посмотрела в глаза и тут же опустила взгляд. Тихо спросила:
— Зайдешь? Я приготовлю чай.
Я бережно отвел в сторону волосы, упавшие ей на лоб, и когда она вновь подняла глаза, встретившись взглядом со мной, так же тихо ответил:
— Не сегодня. Уже поздно. Доброй ночи, Марго!
— Доброй ночи! — откликнулась она. И улыбнулась.
Я провожал ее глазами, пока она не скрылась в зарослях собственного сада, а потом дождался, когда в доме вспыхнул свет, и лишь тогда побрел к себе. Отчаянно хотелось вернуться, но что-то глубоко во мне все-таки противилось этому. И только фантазии были тем, над чем мой разум не имел власти.
Едва я вошел в квартиру, как ожил домашний компьютер:
— Господин Уоллес. Вас срочно вызывают в местный полицейский участок. Записать адрес?
— Давай так, я запомню.
Полиция? Что им от меня понадобилось?
Будучи человеком не вполне законопослушным, я предпочитал общаться с полицией как можно меньше. Стоит ли говорить, что сообщение не доставило мне радости?
— Когда меня искали? — полюбопытствовал я.
— В половине девятого, — без запинки отчеканил компьютер.
Значит, это не по поводу уличной разборки.
— А сейчас сколько?
— Семнадцать минут первого.
— Как это было?
— Пришел полицейский, спросил, дома ли вы. Я ответил, что нет. Он спросил, как вас можно найти. Я ответил, что вы на этот счет не оставили мне никакой информации. Тогда он попросил вас зайти сразу же, когда вы вернетесь, независимо от времени суток.
— Спасибо, — сказал я, снова открывая дверь.
— К вашим услугам, — вежливо отозвался компьютер.
Раздраженно я подумал, что эти компьютеры вечно норовят оставить последнее слово за собой.
Для чего же я мог понадобиться полиции? Плохо, если они всерьез заинтересовались моей личностью. При детальном рассмотрении на свет могут выплыть некоторые вещи, способные заинтересовать их еще больше.
И еще то, что полицейский приходил лично… Хороший это знак или наоборот?
Ближе всего в участок было идти по той улице, где жила Марго. В одном из ее окон на втором, этаже все еще горел свет — может, в самом деле читала на ночь. Менигуэн, как я уже успел убедиться, относился к числу тех редких в наше время планет, где никакие технические новинки не смогли искоренить эту древнюю традицию. Пока не смогли, поправился я. А в будущем — кто его знает?
Порывы ночного ветра раскачивали ветви деревьев, то приоткрывая освещенное окно, то опять надежно пряча его в темной массе листьев. Повинуясь внезапному импульсу, я вдруг остановился и прикрыл глаза. Мысли послушно убрались из головы, сознание приобрело необычайную прозрачность. И я увидел.
…Небольшая комната, у одной из стен стоит кровать; окно, глядящее в ночь, возле окна — стол. Вокруг стола прямо на полу разложены книги; бра над кроватью вырисовывает световой круг на потолке; углы погружены в полумрак. На кровати лежит Маргарет, в ее руке книга, но глаза закрыты, а волосы золотом разметались по подушке. Я замечаю, что она обнажена, одеяло укрывает ее лишь до пояса. Грудь мерно вздымается, мышцы лица расслаблены. Спит. Уснула, когда читала.
Машинально я потянулся к лампе. И удивился сам, когда свет в комнате погас…
Я схватился за забор, пытаясь побороть неожиданное головокружение.
Видение растворилось, словно его и не было, но один взгляд на окно заставил меня невольно вздрогнуть: теперь оно было таким же темным, как и весь остальной дом. Это действительно сделал я? Или игра моего воображения совпала с моментом, когда Марго выключила свет?
Но видение было слишком уж реальным… и одновременно необычным. Игра воображения, как правило, строится на каких-то представлениях и ожиданиях, а я увидел совсем не то, что ожидал. И еще. Я понял наконец особенность мысленного зрения: я смотрел во все стороны сразу, так что мне не было нужды вертеть головой, чтобы оглядеться. Разум сопротивлялся такому непривычному для него положению вещей, и потому видение запечатлелось в моей памяти в виде чего-то сумбурного. Так запоминается бессмысленный утренний сон. Точнее, как раз поэтому он кажется бессмысленным…
Любопытно. Попробовать еще?
Что-то во мне подсказало, что это будет лишним. Произошедшее со мной было сродни минутному вдохновению, налетевшему и схлынувшему подобно морской волне. Не знаю, чем оно было навеяно, но сейчас я чувствовал себя совсем по-другому. Все мое состояние будто говорило: всему свое время.
Прежде чем отправиться дальше, я еще раз бросил взгляд на окно. И ухмыльнулся: «Вот, Алексей, на шестом десятке ты наконец нашел способ безнаказанно подсматривать за девчонками». Ради этого, конечно, стоило прожить такую жизнь.
Отделение полиции пустовало: меня встретил лишь дежурный офицер. Я представился. Офицер оживился:
— Добро! Господин Уоллес, извините за беспокойство, но оно не совсем по нашей вине. Нам нужна ваша помощь.
Скоро я начну думать, что я самый незаменимый человек в мире.
— Я слушаю.
— Сегодня вечером недалеко отсюда была драка. На месте мы взяли нескольких подростков. Всех уже забрали родители и родственники, а один остался. Вы, наверное, знаете, что мы не имеем права отпускать несовершеннолетних нарушителей просто так. Парнишка сказал, что у него нет родственников, а когда спросили, кто его опекун, он назвал ваше имя.
Необязательно уметь есть рис палочками, чтобы догадаться, кто из здешних подростков знает меня и может предполагать, что я поручусь за него.
— Анри?
Офицер облегченно вздохнул:
— Слава Богу! Простите, но я подозревал, что он беспризорный. Знаете, бывает: мальчишка называет первый попавшийся адрес, а человек, проживающий там, даже не знает, кто это такой.
— Зачем? — поинтересовался я.
— Ну, потянуть время, — пожал плечами полицейский. Потом он вдруг улыбнулся. — Поверьте мне на слово, господин Уоллес, почти все беспризорные, которые к нам попадают, пытаются как можно дольше тянуть время. Даже если знают, что это им не даст ровным счетом ничего. Мы уже привыкли.
Он еще раз пожал плечами.
— Так вы заберете мальчишку?
— Заберу. А что для этого нужно? Полицейский развел руками:
— Только ваше желание. Погодите, я сейчас его приведу. Только не пугайтесь его внешности.
— А что с ним?
— В драке ему досталось больше других. Мы уже кое-что успели заживить, но далеко не все.
Офицер вышел из помещения и минуты через три вернулся. Впереди него шел Анри — надо сказать, действительно не в праздничном виде. Исчезли часть левой брови и клок волос с левой же стороны головы, на этом месте была корка запекшейся крови. Правый глаз для разнообразия украшал огромный синяк, щеки были в сплошных царапинах, уши оттопырились и, казалось, излучали тепло не хуже домашнего камина. Остальных знаков доблести я не видел, но, судя по тому, как Анри хромал и поддерживал правую руку у груди, они были.
— Привет! — я невольно ухмыльнулся. Анри обрадовано ринулся ко мне. Полицейский широко улыбался:
— Ну вот, и нам забот меньше. Спасибо, господин Уоллес.
— Не за что. Вам спасибо. Кто знает, где бы без вас оказался этот повеса.
— Мы делаем свою работу.
Когда мы, раскланявшись с дежурным офицером, вышли на улицу, я полюбопытствовал как можно более непосредственным тоном:
— Ну и что это все означает? Анри хлюпнул носом и с готовностью заявил: _ — Я…
— Нет, начнем по порядку. Почему ты назвал меня своим опекуном?
Мальчишка как-то беззаботно махнул рукой:
— Потому что вы могли за меня поручиться.
— А где твои родители? Близкие? Он нахмурился:
— Нету у меня близких. Отца никогда и не было, а мать… Мать была. Вот только как-то она поругалась с отчимом — они там все время ругались — и наглоталась таблеток. И умерла.
Помолчав, он добавил с совершенно взрослым выражением в голосе:
— Вот так. После ее смерти назначили опекуна — ну, вы знаете. Только меня никто не спрашивал, и опекуном стал отчим, которого я ненавидел. Ведь это он свел в могилу мать, пьяница несчастный. Так что я сбежал из дому.
— Прости… Когда это было?
— Уже почти год прошел.
— Как же ты живешь? Анри дернул плечами:
— Живу. Привык. Да и проще как-то самому. Отчим, бывало…
Он говорил сдержанно, даже будто немного беспечно — так говорят люди, давно смирившиеся с тем, что поначалу доставляло боль. Но было в его тоне и что-то еще. И мне показалось: не будь мальчишка так благодарен мне за освобождение, я бы никогда не услышал этой истории.
Анри смолк, не договорив до конца фразу, и некоторое время мы шли молча.
— А почему ты отказался давать показания полиции, когда умерла мать? — спросил я. Мальчишка удивился:
— Откуда вы узнали?
— Понимаешь, если бы ты объяснил, как все было, то твоего отчима никогда бы не назначили опекуном.
— Правда? — вырвалось у него, но он тут же снова нахмурился. — Мне тогда было все равно. Я не хотел вообще никого видеть. Я хотел, чтобы меня оставили в покое.
Конечно, он просто молчал. Дети всегда очень тяжело воспринимают конфликты в семье и редко рассказывают о них посторонним. А когда после смерти матери — после такой глубокой душевной травмы для подростка — пришел следователь и начал задавать вопросы, как бы мягко он это ни делал, у него практически не оставалось шансов разговорить Анри.
— Трудно было?
Он вздохнул и признался:
— Трудно.
Мимо промчалась машина и, прежде чем скрыться за углом, огласила окрестности громкой музыкой вперемежку с оголтелым хохотом. Затем снова наступила тишина. Совершенно некстати мне подумалось, что сейчас, должно быть, уже начало второго.
Вид у Анри стал каким-то подавленным.
— Не горюй! — я ободряюще взлохматил ему волосы. Потом добавил другим тоном: — Прости, что заставил тебя вспомнить все это. Сам знаю, как тяжелы подобные воспоминания.
Он быстро взглянул на меня, словно ожидая прочитать по моему лицу нерассказанную историю, но ничего не ответил.
— Ну а что за драка, в которую ты сегодня ввязался? — сменил я тему.
— А, ерунда, — нехотя ответил мой юный разведчик. — Не поделили кое-что.
Не поделили… Анри досталось больше всех. Понятно!
— Случайно не о тех ли деньгах речь, что я отдал тебе утром?
— Угу.
— Рассказывай! — на этот раз мой голос прозвучал требовательно. — Начиная с момента, когда ты вышел от меня…
Тут же я осекся. Анри виновато смотрел себе под ноги.
Он вышел от меня утром. А драка была вечером! Значит, дело не в том, что у него хотели отобрать его законную долю.
— Погоди-ка!.. Впрочем, нет. Рассказывай!
И я услышал то, о чем уже успел догадаться на каком-то интуитивном уровне. Анри, получив деньги, быстро сориентировался и решил, что целое больше любой из своих частей. Раз так, то зачем вообще разбивать его на части? Можно попросту улизнуть от своих товарищей по улице.
Юный карманник так и сделал. С деньгами он добрался до космопорта и попытался взять билет на первый попавшийся корабль. Как оказалось, проблема в том, что детям не продают билетов. Вдобавок несколько блюстителей порядка заинтересовались, почему маленький мальчик хочет сам куда-то лететь. Анри пришлось поспешно ретироваться.
— А если бы это тебе удалось? — спросил я. — Что бы ты делал на незнакомой планете? Ты ведь никогда раньше не покидал Менигуэн.
Анри ответил сразу же:
— Я бы стал жить по-другому. Я давно уже хотел.
После космопорта он попробовал хотя бы уехать из Калго. Сел в междугородный лайнер, вышел в каком-то маленьком провинциальном городке. Но что-то ему там не понравилось, и он вернулся.
— Там все какие-то сонные, — объяснил Анри.
Ну а когда вернулся, его уже ждали обманутые товарищи. Ясно, что не с распростертыми объятиями.
— Я отдал им деньги, но они все равно меня избили. А потом приехали полицейские и забрали всех, кто не успел убежать.
— М-да, — я покачал головой. — Похоже, ты попал в не очень-то приятную ситуацию. Ну, из полиции я тебя вытащил. А теперь что?
— Не знаю.
— Ночевать-то тебе хоть есть где? — Теперь нет. Я легонько хлопнул его по плечу:
— Не расстраивайся. Пока поживешь у меня. Согласен?
Анри кивнул, все так же избегая встречаться взглядом со мной.
— Вот и хорошо. И у меня к тебе еще один вопрос. Ты говорил кому-нибудь из своих знакомых, что я офицер галактической полиции?
— Нет, — он немного недоуменно поднял брови. — Вы же сами об этом не говорили.
— Но ты ведь это знал.
— Я подумал, что вы проводите секретную операцию. А что?
— Да нет, ничего. Все замечательно.
Вот и решение. Кроме Анри еще уйма народу знала, что у меня есть деньги, и при этом не подозревала, что в моем кармане лежит достославное удостоверение. Так что «светлячок», кажется, нашел свое место.
По дороге ко мне мы снова проходили мимо дома Маргарет. Я посмотрел на темное окно ее спальни и понял, что завтра с самого утра мы опять встретимся. Хотя бы для того, чтобы наш первый урок по парапсихологическим способностям получил продолжение. А может, и не только для этого.
