Сегодня их бригада вернулась с работы немного раньше, и Ольга решила перед свиданием с Уимоном сбегать в шестой блок и принять душ. Их душевые кабинки были закрыты уже второй день. Где-то этажом ниже прорвало канализационную развязку, из-за чего из вентиляционных решеток изрядно попахивало, а в самом блоке были закрыты все санитарные помещения. Вместо туалетов и умывальников в дальнем конце казармы установили переносные туалетные кабинки и ультрафиолетовые дезинфекторы кожи, а душ просто закрыли. Так что Ольга, за те несколько лет жизни, что она провела в капонире «Заячий бугор», успевшая привыкнуть к ежедневному душу, чувствовала себя несколько не в своей тарелке.

Пока ноги несли ее в сторону лифтового холла, мысли девушки были далеко. Уход Олега из деревни, так круто изменивший ее жизнь, из-за чего когда-то было пролито столько слез, сегодня казался ей просто неотвратимым фактом. Он должен был произойти, и он произошел. Да и вообще, вся ее жизнь виделась четкой чередой логичных поступков, которая то грубо, то незаметно вела ее по какой-то раз и навсегда определенной для нее дороге. Причем когда она как бы оборачивалась назад, в прошлое, эта дорога становилась логичной, ясной и понятной. А впереди все так же маячила каша из всевозможных путей и вероятных поступков.

Вот и с Уимоном. Этот юноша с детским удивленным взглядом светло-серых глаз по сравнению с другими ее кавалерами выглядел довольно бледно. Ольга невольно улыбнулась, мысленно поставив рядом с Уимоном старшего сержанта Крутилина и Потомственного лейтенанта Песцова по прозвищу «Писец». Один был здоровенным детиной ростом за два метра, с пудовыми кулачищами и короткими, крепкими пальцами, способными согнуть отвертку или без кусачек оторвать кусок колючей проволоки. Второй — сплошным комком мышц, пальцем пробивавшим стенку жестяного бачка с питьевой водой или свободно прыгавшим с высоты десяти метров, чтобы, оттолкнувшись от земли, подскочить шустрым мячиком и как ни в чем не бывало всадить короткую очередь из АКСУ в самую середку силуэта такта. Но этот тонкий сероглазый парень с тяжелой судьбой и не пытался корчить из себя крутого вояку (да и, сказать по правде, Ольга уже успела подустать от крутых вояк), но в нем было свое мужество. Когда он считал, что должен поступить именно так, а не иначе, то, несмотря на слезы и сопли, которые вполне могли его одолеть в самый неподходящий момент, он набычивался и делал так, как считал нужным. Даже если заранее было известно, что от него только ошметки полетят. Адамc, один из берсерков из команды Олега, рассказывал ей об эпизоде в самом начале их пребывания в блоке. Когда стая, претендовавшая на лидерство в их блоке, попыталась разобраться с командой.

— Знаешь, что меня поразило больше всего, — задумчиво сказал Адамc, уже окончив свой рассказ, — его глаза. Когда он потянулся за этой своей дурацкой ясеневой палкой, которую он все время таскает за собой, я увидел, что ему дико страшно. Но он все равно будет драться. — Он почувствовал, что Ольга не совсем поняла, ЧТО он имел в виду, и пояснил: — Ну, все наши программы подготовки построены на оценке противника, на выработке плана действий, с кем лучше не вязаться, кого вырубить первым, а кому достаточно просто выбить палец и он, вопя, даст деру. Этот парнишка ни о чем таком даже не подозревает. Но если он решил, что настало его время драться, — он будет драться. До конца. До того, пока его не убьют.

Весь вечер после этого разговора Ольга долго присматривалась к Уимону, пытаясь разглядеть в глубине его глаз эту, столь знакомую ей по Олегу, решимость обреченного. Но в его глазах было только счастье. Он весь вечер ластился к ней, как шаловливый котенок, хотя и пытающийся время от времени выгибать спину и грозно шипеть, будто матерый боевой кот. Когда в сумраке заброшенных коридоров, по которым они гуляли, внезапно появлялись чьи-то неясные силуэты, Уимон замолкал и, обняв ее за плечи, выпячивал грудь, глядя в сторону потенциальных обидчиков суровым взглядом. Ольгу это немного смешило. Перед самым уходом из капонира, когда она уже знала, что ее отобрали в команду для заброски в Средиземноморский производственный комплекс, она сдала Песцову зачет по второй категории руссбоя. Рукопашников такого уровня во всем капонире было всего шестеро, а первую категорию имел только сам «Писец». Но то, что идущий рядом парнишка готов положить за нее жизнь, — грело.

К душевым шестого блока оказалась очередь, и Ольга прикинула, что, если ждать, она никак не успеет, но возвращаться несолоно хлебавши ей не хотелось. Ольга припомнила, что уровнем ниже в ответвлении одного обычно пустого технологического коридора располагалась развязка магистрали питьевой воды. Их бригада как раз и монтировала ее пару месяцев назад. И тогда они врезали в магистраль отводной кран, чтобы ополоснуться после работы, еще до прихода в казарму. Чем и занимались, пока их не перебросили на другой участок. Все успели подзабыть об этой развязке. А сейчас как вспыхнуло. Ольга окинула взглядом раздраженную очередь, усмехнулась и, подхватив полотенце, двинулась в сторону пролета резервной межуровневой лестницы.

Она почувствовала неладное, еще когда подходила к знакомому повороту. На полу валялись какие-то тряпки, а после поворота ей под ноги попались обломки пластика и разбитые пластиковые контейнеры. Вокруг самой развязки вместо устроенной ими кабинки из двух листов сборочного пластика было построено нечто непотребное из мешанины пустых контейнеров, выпотрошенных матрасов и разнородных кусков пластика самой непонятной формы. А изнутри было слышно чье-то тонкое попискивание. Ольга даже сначала приняла его за мышиное, но этого просто не могло быть. В отличие от домов капониров в сооружениях канскебронов никогда не встречалось никаких посторонних организмов. Ни мышей, ни крыс, ни даже вездесущих тараканов. Как они этого добивались — непонятно, но факт, как говорится, налицо.

Когда Ольга распахнула грубую дверь, сделанную из двух криво сваренных кусков пластика, внутри странного сооружения послышалась испуганная возня. Ольга включила плечевой светильник. Яркий луч выхватил из темноты две обнаженные женские фигуры, забившиеся в угол и испуганно заслонявшиеся руками то ли от света, то ли от вошедшего гостя, кто бы он ни был. У каждой из девушек, а Ольга сумела разглядеть, что, несмотря на свой не очень-то ухоженный вид, обе довольно молоды, на лодыжку был надет грубо сделанный браслет, изготовленный, похоже, из обрезка трубы, к которому крепилась уродливая самодельная цепь из тронутых ржавчиной, тяжелых металлических звеньев. Ольга присвистнула:

— Это кто это у нас здесь такие?

Девушки убрали руки от лиц и испуганно вглядывались в лицо гостьи, потом одна тихо ойкнула и, прянув к ней, жарко зашептала:

— Уходи быстрее, они должны вот-вот прийти. Если они тебя увидят…

В этот момент из-за поворота коридора послышались грубые мужские голоса. Говорившая закусила губу и, со всхлипом выдохнув, горько прошептала:

— Поздно.

Ольга скрипнула зубами и, глухо буркнув: «Ну это смотря для чего», развернулась в сторону приближавшихся голосов.

Их было шестеро. Низкие лбы, выступающие надбровные дуги, тяжелые челюсти… Ото всех немного пованивало. Ее появление оказалось для них не менее неожиданным, поэтому сначала они вскинулись, не зная, то ли бежать, то ли каяться, но затем, разглядев, кто перед ними, расслабились и загомонили:

— Ты смотри, баба!

— Сама пришла.

— Они это дело чуют.

— Ты гляди, Карайк, скоро придется еще матрасы нести, бабы сами приходят.

— Ты помыться-то успела, сучка? А то мне не терпится на свежатинку.

Ольга разлепила сведенные судорогой ненависти губы и, скривив самую ехидную рожу, на которую только была способна в эту минуту, ернически расхохоталась:

— Девочки, так вы мне про этих убогих рассказывали?

Подошедшие замерли. Она растянула рот в глумливой улыбке и продолжила:

— Да ну, бросьте, у этих убогих концы такие тонкие, что их можно узелком связать, как проволоку.

— Чего!!! — Рев шести обиженных глоток едва не обрушил потолок. Ольга хохотнула. У этих уродов не было шансов. Они даже не подозревали, какие кладези вековой мудрости русского языка таились в памяти старшего сержанта Крутилина и как он щедро вываливал их на головы недостаточно усердных курсантов. Впрочем, с этими дебилами должно было вполне хватить и обычного лексикона.

— Да нет, — Ольга с сомнением покачала головой, — не получится, пожалуй, коротковаты будут. — Она сотворила фигуру из трех пальцев, используя в качестве центрального пальца мизинец, поднесла его к самому носу, с сожалением вздохнула и продолжила: — Ну куда воткнешь такую фитюльку, — тут она вновь глумливо усмехнулась, — разве только друг другу в задницу, а, мужики?

Этого они уже перенести не могли. Все шестеро взревели и бросились вперед. Главаря Ольга вырубила мгновенно, встречным ударом в гортань подъемом ступни. Тот только хрюкнул и плашмя рухнул на пол. Следующий поймал стиснутыми челюстями ее левый локоть и, подавившись осколками зубов, рухнул на стену. Третьим был тот, кто успел вцепиться ей в плечо. Ольга с хрустом вывернула ему большой палец и коротким ударом в переносицу отправила в нокаут. Но остальными пришлось заняться серьезно.

Когда все закончилось, она вытерла кровь, сочащуюся из ссадины на левой скуле, досадливо сморщившись, поправила лоскут комбинезона, оторванный от правого рукава, и устало опустилась на корточки. Двое из шестерых были еще живы, хотя вели себя по-разному: один плаксиво стонал, держась за изуродованный нос, а другой лежал не шевелясь, изо всех сил изображая потерю сознания. «Вот, черт, — досадливо подумала она, — сходила в душик. Ладно, пора кончать с этим приключением». Ольга сплюнула кровь из рассеченной губы, встала и двинулась к девушкам. «Если эти уроды просто заварили пластик — придется повозиться». Слава богу, все оказалось намного проще. Уроды приспособили к ножному браслету простенький контрольный замок, отпираемый примитивной магнитной полоской, что и нашлась в кармане у главаря. Так что через минуту обе девушки оказались на свободе.

Ольга довела их до лифтового холла. Слава богу, там никого не было. Когда они, укутанные в снятые с их мучителей комбинезоны, которые им были явно не по размеру, робко оглядываясь на свою спасительницу, уже заскочили в лифтовую камеру, одна набралась смелости и спросила:

— Кто ты такая?

Ольга усмехнулась:

— Да так, помыться хотела, — и надавила на клавишу закрытия двери.

В казарму она добралась только через час. После того как все-таки приняла душ в шестом блоке и слегка подлатала форму. Там ей сообщили, что Уимон прождал ее целых два часа, а потом надулся и ушел. Это известие Ольга приняла с облегчением. Не хватало еще попасться парню на глаза с побитой мордой.

Следующие несколько дней она, как могла, избегала Уимона, специально отправляясь после работы бродить по дальним коридорам или в тренажерные залы соседних секторов и возвращаясь в казарму, только когда дежурное освещение переключалось на ночной режим. Но Уимон оказался настырным и все-таки однажды подстерег ее в лифтовом холле. Когда она, выйдя из лифтовой кабины, разглядела в полумраке у стены его унылую фигуру, у нее екнуло сердце и она едва не отпрыгнула. Но Уимон уже оторвался от стены. Похоже, он прождал ее не менее шести часов и теперь не намерен был отступить, не получив объяснения. И она осталась на месте, только отвернула голову, стараясь повернуться к нему щекой.

— Почему ты меня избегаешь?

Ольга поплотнее стиснула губы, чтобы не так было заметно разбитую губу, пожала плечами.

Они помолчали. Потом Уимон тяжело вздохнул и шагнул к ней:

— Не знаю, если я чем-нибудь тебя обидел, то поверь… — Тут он осекся, насторожился и, всмотревшись в ее лицо, испуганно спросил: — Что это у тебя?

Ольга зло хмыкнула и потрепала его за вихор.

— Да так, повздорила тут с одними…

Уимон побагровел и стал очень похож на Олега.

— Кто они? — Он долго ждал ответа, но не дождался: — Скажи мне, пожалуйста!

Ольга хотела отшутиться, но, взглянув на его разъяренное лицо, оставила эту мысль и, притянув его к себе, крепко обняла.

— Брось, эта проблема уже решена.

— Кем?!

Уимон не хотел успокоиться, пока лично не разберется с ее обидчиками. Ольга вздохнула и ответила:

— Мной. И окончательно.

— Значит, ты тоже берсерк? — Он произнес последнее слово таким напряженным голосом, будто от ответа на этот вопрос зависела его жизнь или смерть.

Ольга зло хмыкнула. Если бы это было так…

— Нет, если бы я была берсерком, эти уроды умерли бы прежде, чем успели меня коснуться… да и это, — она махнула рукой перед своим подпорченным лицом, — затянулось бы за пару часов. — Она горько вздохнула. — Разве ты не понял, что Олег только здесь узнал, что я тоже среди людей капониров?

Уимон осторожно кивнул, не особо понимая, как одно связано с другим. Ольга поморщилась. Она же совсем забыла, что Уимон почти ничего не знает о людях капониров.

— Просто все берсерки готовились в одном месте, совершенно изолированно от остальных. Я сама все это время не могла понять, почему все эти годы никто не хочет ни передать от меня весточку брату, ни хотя бы объяснить, где Олег, пока не встретилась с ним здесь и не узнала о берсерках… — Она осеклась и настороженно посмотрела на Уимона: — А ты откуда знаешь о берсерках?

Уимон недоуменно посмотрел на нее.

— От Олега, конечно… — начал он, но затем оборвал себя и, потемнев лицом, отвернулся. — Ты мне не веришь.

Ольга раскаянно притянула его к себе:

— Прости…

Но он вырвался и, как-то по-мальчишески задиристо вскинув голову, горько заговорил:

— Конечно, я для вас — чужой. Вы — люди капониров, вы умеете драться и убивать, вы знаете, как обманывать Высших, что вам до какого-то Низшего, который всегда смотрел им в рот. По-вашему, я могу предать вас в любую секунду…

Но Ольга не дала ему закончить. Она понимала, что с ним происходит. По-видимому, на парня слишком много всего навалилось за последнее время. Она знала, что Олег сейчас сильно занят подготовкой эвакуации своей команды, к тому же эта эвакуация должна была совпасть с грандиозной Диверсионной операцией, в подготовке которой были задействованы практически все группы, которые люди капониров сумели переправить в производственный комплекс. Уимон последнее время чувствовал себя заброшенным, да еще она… Вот и результат. Что ж, в таком случае слова не помогут, но у женщины всегда есть средство, как успокоить своего парня. Ольга притянула его к себе и, прервав горькие излияния, потянула за собой.

— Пошли… — Девушка лихорадочно прикидывала, где бы найти укромное местечко, чтобы было не очень далеко…

Похоже, он почувствовал, что она собирается ему предложить, и как-то необычно, совсем по-мужски, обнял ее за плечи.

Ничего не придумав, Ольга остановилась за первым же поворотом и прильнула к нему, с удивлением поймав себя на том, что от простого желания успокоить Уимона не осталось и следа. Наоборот, ее, считавшую, что после стольких лет прямой и грубоватой казарменной любви в этом древнем ритуале для нее уже не осталось никаких тайн, буквально трясло от возбуждения. Но черт возьми, она даже не могла предположить, ЧТО ее ожидало. Он был застенчив и неуклюж, как любой девственник, но, елки-палки, она готова была поклясться, что несмотря на это он решил разбиться в лепешку, но сделать так, чтобы лучше всего было именно ей. И ему это удалось! Ольга попыталась начать с обычной игры, но он отреагировал с такой бешеной страстностью, что она даже не успела понять, когда и как они лишились остатков одежды. Лишь где-то на периферии сознания застрял звук затрещавшего комбинезона. Но это была отнюдь не бурная похоть сгоравшего от нетерпения мужика, к которой она тоже была готова, это было нечто иное. То, чего она никогда еще не испытывала. Ольга, собиравшаяся сама вести эту партию, спустя несколько минут после начала неожиданно бурных обоюдных ласк внезапно осознала, что потеряла нить и Уимон, повинуясь каким-то своим подспудным, но потрясающе верным инстинктам, ведет свою партию так, что у нее начинает кружиться голова, а руки и ноги будто покалывает тысячами маленьких иголочек. Она кое-где еще помогала ему, но все было как-то на автомате, а основные ее усилия были направлены на то, чтобы удержать за зубами отчаянно-сладострастный стон. Но это ей не удалось. В момент, когда Уимон выгнулся всем телом, а она ощутила внутри себя знакомый толчок мужского семени, ее скрутила странная судорога, и стон, воспользовавшись тем, что она уже не могла контролировать мышцы своего рта, радостно рванулся наружу.

Потом они лежали, нагие, покрытые испариной, на своей скомканной одежде, между которой проглядывали приятно холодившие кожу участки металлического пола, и молча смотрели в нависающий потолок. Уимон, по-видимому, и сам был поражен своим поведением. Поэтому он, не поворачивая головы, время от времени опасливо косился в ее сторону, и это вновь заставило ее почувствовать себя старше и опытней. Хотя они были ровесниками. Ольга повернулась на бок, коснувшись его своей обнаженной грудью и закинув ногу на его живот, ласково погладила его по взмокшей щеке и тихо произнесла:

— Пожалуй, тебя скорее можно принять за берсерка. Он вздрогнул и удивленно уставился на нее.

— Но… когда… почему? Ведь я же не умею драться?! И… — он обескуражено замолчал, не видя никаких причин для такого вывода и опасаясь принимать это за шутку.

Ольга нежно рассмеялась:

— Драться… Это чепуха. Я вот умею драться, а не берсерк. Берсерк в первую очередь отличается от обычного человека тем, что умеет чувствовать Рисунок. — Поймав его недоуменный взгляд, пояснила: — Он откуда-то знает, как надо поступить и что сделать, чтобы все получилось… — Тут она шаловливо рассмеялась и, игриво ткнув его носиком в висок, прошептала: — Вот совсем как ты сейчас.

Уимон густо покраснел:

— Я… Мне просто хотелось, чтобы тебе было хорошо. Ольга усмехнулась и села, потянув из-под себя комбинезон.

— То-то и оно. Я ведь знаю, что я у тебя первая, а ты, наверное, догадался, что ты у меня — нет. Но клянусь тебе, до сих пор я ни с кем не испытывала ТАКОГО.

Несмотря на то, что, казалось, покраснеть еще больше просто невозможно, Уимону это удалось. И чтобы не смущать его еще больше, Ольга встала и, отвернувшись, принялась натягивать комбинезон. Судя по шороху за спиной, Уимон решил последовать ее примеру.

Когда они уже шли к лифтовому холлу, Ольга внезапно повернулась к Уимону и спросила:

— Слушай, а почему ты так испугался того, что я могу оказаться берсерком?

Уимон долго молчал, а потом посмотрел на Ольгу каким-то особенным, чистым взглядом, свет которого она часто замечала в его глазах:

— Просто берсерки — уже не люди. Они — Высшие.

Ольга резко остановилась:

— Откуда ты взял такую чушь?

Уимон слегка покраснел и, виновато потупя глаза, пояснил, будто не желая говорить и не имея права не ответить:

— Потому что для того, чтобы победить канскебронов, надо СТАТЬ канскебронами. А они могут победить канскебронов.

Ольга раздраженно вскинулась, собираясь как следует отчитать мальчишку, так безапелляционно судящего о вещах, в которых он ничего не понимает, но замерла, остановленная прочитанной когда-то в сети и давно забытой фразой: «Чтобы убить дракона, надо стать драконом».