Олег насухо выжал тряпку и, взяв ее за уголки, легонько встряхнул, стараясь, чтобы мелкие брызги не попали на лицо, а затем отошел в дальний конец коридора, разложил тряпку на полу, аккуратно расправил, и, взявшись за два ближних угла, потащил на себя, стягивая разлитую воду. Несмотря на кажущуюся легкость, это вовсе не было простым занятием. Пол длинного коридора был выщербленным, и тряпка все время цеплялась за неровности. А если щербина была слишком глубокой, приходилось останавливаться и собирать воду тряпкой, свернутой в жгут.

Этот сквозной коридор в пятом дополнительном уровне был самым длинным во всем капонире и носил название «адова полоса». Но это название он заслужил не столько из-за своей длины, сколько из-за того, что располагался на самом нижнем уровне. Где и дышать-то было не очень просто. А ближайший кран и канализационный слив располагались на два уровня выше. И для того чтобы наполнить ведро чистой водой или вылить грязную, требовалось проявить чудеса эквилибристики и суметь забраться и спуститься по веревочной лестнице с полным ведром. Поэтому на уборку «адовой полосы» всегда ставили самых опытных Дневальных, либо сильно провинившихся Рядовых.

Олег еще раз прополоскал и отжал тряпку, но не стал ее расправлять, а отложил в сторону. Он поднял ведро и двинулся к лифтовой шахте. Из-за недостатка кислорода факелы горели только через каждые двадцать шагов, и это вкупе с выщербленным полом превращало путь до лифтовой шахты в серьезное испытание зрения и чувства равновесия. Но Олег за три с половиной месяца, что провел в капонире «Заячий бугор», мыл «адову полосу» практически еженедельно. И успел выучить каждую выбоинку.

Эти три с половиной месяца дались ему нелегко. Жизнь в капонире слишком уж отличалась от той, к которой он привык. Вся жизнь капонира подчинялась коротким, мелодичным звукам, извлекаемым из блестящего металлического музыкального инструмента. Утром, заслышав тонкий, звенящий звук, доносящийся на нижние уровни по специальным вентиляционным шахтам, в которых для усиления звука были устроены резонаторные камеры, сотни людей вскакивали с узких металлических коек, натягивали одинаковые форменные брюки и грубые высокие ботинки из толстой лосиной кожи и как сумасшедшие неслись наружу. Там люди строились в длинные шеренги и принимались приседать, подпрыгивать и размахивать руками. Это странное действо называлось утренняя зарядка. По сигналу этого странного музыкального инструмента, который, как выяснил Олег, носил название «труба», люди ели, приступали к работе и заканчивали ее, ложились спать и выполняли еще множество странных ритуалов, носящих не менее странные названия: «развод», «вечерняя прогулка» или «вечерняя поверка». Но ко всему можно привыкнуть, если не относиться к этому слишком уж серьезно. И в этом была основная заковыка. Ко всему, что с ним происходило, Олег привык относиться со всей серьезностью. Уж как-то так складывалась жизнь. И потому на него частенько обрушивалась очередная непонятность этой жизни, называемая «наряд вне очереди». Хотя сейчас уже можно было сказать, что эта непонятность за прошедшее время успела превратиться в полную понятность…

Когда он добрался до лифтовой шахты и, поудобней перехватив ведро с грязной водой, уцепился за нижнюю ступеньку лестницы, сверху высунулась чья-то голова.

Затем послышался злорадный голос:

— Эй, ты, щенок, всю воду собрал?

Олег стиснул зубы. Обладателя этого голоса он знал очень хорошо. Чего уж там, именно из-за него он столь часто отправлялся мыть «адову полосу». Впрочем, у Потомственного рядового Тамарова для глубокой нелюбви были не менее веские причины.

— Ну, так вот тебе еще водичка.

После этих слов сверху обрушился целый водопад, сопровождаемый громким, визгливым хохотом, в котором можно было различить как минимум три голоса. Олег еле успел скользнуть назад и отскочить за угол дверного проема, каким-то чудом увернувшись от потока и не замарав форму. Но вот от запаха было не увернуться. Похоже, Тамаров со товарищи уперли из столовой сорокалитровый бак с пищевыми отходами и пару дней выдерживали его где-нибудь на солнышке, дожидаясь, пока все это как следует завоняет.

— Это тебе, щенок, чтоб служба медом не казалась. Работай! — И голоса, возбужденно переговариваясь, удалились.

Олег тяжело вздохнул и ухватился за скользкие от обрушившегося зловонного водопада ступени веревочной лестницы. Что ж, ему придется сделать на пять-шесть ходок с ведром больше, чем он планировал. Это, конечно, если Тамаров не собирался устроить ему еще какой-нибудь пакости. Неприятно, но не смертельно.

Он едва успел собрать последнее, пятое, ведро, как веревочная лестница заколыхалась и перед его задранным вверх носом предстали обтянутые грубой форменной тканью крепкие ягодицы Потомственного старшины Пянко.

— Ну и запашок у тебя, парень, — первым делом констатировал Старшина, спрыгнув с лестницы, — как это ты только устроил?

Олег угрюмо промолчал. Пянко окинул его внимательным взглядом, хмыкнул, потом заглянул в ведро, в котором плавали ошметки полусгнивших овощей и поблескивающие от слизи обломки костей, понимающе кивнул и молча вышел из лифтовой шахты, жестом показав Олегу, что он может продолжать. Тот проводил Старшину взглядом, так и не поняв, для чего Старшина спустился на этот уровень — проверить, как он справляется, или по каким-то своим делам. Какие тут могут быть дела? Каптерок на пятом уровне отродясь не бывало, а сегодня тут, кроме Олега, вообще ни души. Выходной. Но размышлять над этим было некогда. Судя по коликам в пустом животе, уже наступало время обеда, а ему еще предстояло домыть половину «адовой полосы»…

Вечером Олег засел в классе и, раскрыв перед собой переплетенный в оленью кожу том одной из Священных Книг капонира, с тиснеными золотом на коже обложки буквами заголовка «Инструкция по эксплуатации дизель-генератора СДГУ-46-230-МПТ», принялся водить пальцем по желтым, хрупким от времени страницам. Он, конечно, умел читать и считать — в любом поселении дети должны были освоить подобную науку, — но столь толстые книги он видел только в Святом месте, где обычно собирались Главы родов, да еще в доме Старосты. Да и написана эта книга была столь странным языком, что понять в ней что-либо было чрезвычайно сложно. Ну как, скажите на милость, можно понять подобную фразу: «…Следующей причиной падения компрессии в цилиндрах может являться износ поршневых колец». Он абсолютно не представлял себе, кто такая эта «компрессия»? И зачем «поршни» носят такие непрочные кольца? А объяснить ему, что это означает, было некому. Благодаря Тамарову рядом с Олегом не оказалось не то что новых друзей, но даже более-менее близких знакомых. Поэтому оставалось только выучить все наизусть и ждать, когда наконец появится возможность во всем этом разобраться.

Через полтора часа он закрыл книгу. Еще восемнадцать страниц отложились в его памяти до последней запятой. Но до конца тома оставалось еще сорок страниц. А таких томов в Священном месте капонира, которое, как и в любом поселении, носило название «Библиотека», было больше сотни. Поэтому Олег, отложив в сторону одну Священную книгу, подвинул к себе вторую. Эта называлась «Руководство по 5,45-мм автомату Калашникова (АК-74, АКС-74, АК-74Н, АКС-74Н) и 5,45-мм ручному пулемету Калашникова (РПК-74, РПКС-74, РПК-74Н, РПКС-74Н)». С этой книжкой было немного проще. Обращаться с огнестрельным оружием он научился еще в деревне, да и о «калаше» был наслышан. Мужики о нем много рассказывали, но все сходились на том, что он пригоден только на крупную дичь. А, скажем, на птицу или «шкурковать» — не очень-то подходящ. Да и патроны к нему снаряжать было намного сложнее. Так что эта Священная книга была для Олега гораздо понятнее.

На следующее утро Олега вызвал Старшина:

— Ну что, парень, как дела?

Олег переступил с ноги на ногу, потерся щекой о плечо:

— Нормально…

— Это хорошо, что ты так отвечаешь. Рядовые не любят тех, кого называют «стукачами». Но здесь ты можешь говорить свободно. — И он остановился, уставя на своего молодого собеседника пытливый взгляд. Однако тот только набычился и продолжал молчать. Пянко кивнул. — Ну ладно, парень, можешь не отвечать. Только помни, если совсем уж припрет, — заходи. Посоветую, а то и помогу. Я чай двадцать шестой год Старшина, кое-чему научился. Понял?

Олег кивнул, но по его лицу было видно, что предложение Старшины не вызвало у него никакого энтузиазма. А вернее, он его просто пропустил мимо ушей. «Гордый, — подумал Пянко, — но, похоже, ему тяжеленько приходится. Вон мешки под глазами, да и лицо осунулось. Так, пожалуй, и сбежит». А вот этого он не хотел допускать никоим образом. Старшина поднялся из-за стола:

— Вот что, парень, пойдем-ка со мной.

Они спустились на второй уровень и подошли к тяжелой сдвижной двери, около которой стояли двое суровых часовых. Старшина жестом приказал Олегу оставаться на месте, а сам подошел к часовому и что-то прошептал ему на ухо. Часовой, который и сам был ненамного старше Олега, покосился на него, а потом солидно кивнул, повернулся к двери, несколькими быстрыми движениями повернул торчащие из дверной плиты рычаги и, навалившись, вдвоем с напарником с натугой отворил отчаянно скрипящую броневую створку. Старшина вытащил из связки пару свежих факелов, повернулся к Олегу и торжественным голосом произнес:

— Пошли.

Прошли длинным коридором и вышли на дырчатую металлическую площадку, с которой вверх и вниз вели длинные, теряющиеся во мраке ажурные пролеты металлической лестницы. Старшина поднял повыше факел, покосился на Олега и начал быстро подниматься вверх, грохоча башмаками по металлическим ступеням.

Подъем закончился у бронированной двери. Старшина придержал шаг, переводя дух, а затем отворил дверь и скользнул внутрь, на ходу запалив второй факел. Олег всю дорогу ломал голову над тем, куда ведет его Потомственный старшина. А то, что тот ведет его в какое-то особенное место, не вызывало сомнений. Об этом говорило и присутствие охраны у входа в сектор, и брошенный на него удивленный взгляд часового, и весь приподнято-торжественный вид самого Старшины. И вот теперь ему предстояло увидеть это место. Голос Старшины Пянко звучал приветливо:

— Ну что же ты, заходи. И Олег шагнул внутрь.

Он оказался в огромном зале. Стены, облицованные металлическими плитами, уходили круто вверх, теряясь во мраке, а купол вообще только угадывался. Олегу еще никогда в жизни не приходилось видеть такого большого помещения, построенного человеческими руками. Однако самым удивительным был вовсе не сам зал, а то, что располагалось в его центре. Огромная, под стать залу, металлическая конструкция высотой в четыре человеческих роста, опирающаяся на лафет, собранный из двутавровых металлических балок, толщиной в половину человеческого роста. Старшина повернул к Олегу возбужденное лицо и благоговейно спросил:

— Знаешь, что это, сынок?

Олег отрицательно мотнул головой.

— Шестизарядная пусковая установка противоракетной системы «Купол-С500». — Он сделал паузу и, выделив голосом следующую фразу, закончил: — Родовая установка нашего дивизиона…

И Олег почувствовал, что у него екнуло под ложечкой. Это действительно было Святое место. Самое святое место всего Восьмого гвардейского дивизиона…

Следующие несколько дней прошли сносно. То ли Старшина решил более плотно заняться делами своего крестника, то ли просто везло, однако Тамаров со товарищи его практически не беспокоили. У Олега даже получилось нечто вроде личного рекорда. Поскольку вот уже восемь дней он не спускался на пятый уровень и не драил «адову полосу». Он сумел неплохо сдать три зачета по знанию Уставов, а после зачета по физподготовке его вызвал к себе сам командир батареи. Кабинет Потомственного капитана располагался в лабиринте коридоров, расположенных за охраняемой сдвижной дверью, которую они проходили со Старшиной в тот памятный вечер. Олег, как кандидат в Рядовые, да к тому же с весьма сомнительным статусом, пока не имел права допуска за эту дверь без сопровождения. Поэтому дюжий Рядовой, который принес вызов, молча дождался, пока Олег приведет себя в порядок, и, окинув его придирчивым взглядом, поправил единственную эмблему, скромно притулившуюся в нижнем углу отложного воротника старенького, застиранного мундира. Этот мундир Олег получил, как только ему дозволили попытать счастья в качестве кандидата в Рядовые.

Командира батареи Потомственного капитана Осадчего Олег уже видел — на построениях Батареи и на некоторых инструктажах. Но никогда еще он не был от него так близко. По тому, как отчаянно-надсадно подавали команду дневальные при появлении Капитана в расположении Батареи и как срывался с места сам Потомственный старшина, получив распоряжение этого в общем-то совсем еще молодого человека, у Олега сложилось впечатление, что Потомственный капитан относится к какому-то особому виду человеческих существ, которым изначально предопределено властвовать над остальными. И потому, когда они оказались перед узкой дверью, каждая плашка которой была тщательно подогнана одна к другой, его охватило благоговение. Сопровождавший его Рядовой остановился, еще раз окинул Олега придирчивым взглядом, а потом осторожно постучал.

— Войдите.

Рядовой машинально провел пальцами под ремнем, привычно разгладив мелкие складочки мундира, и буркнул:

— Войдешь сразу за мной, — и быстрым, но аккуратным движением распахнув дверь, шагнул, а скорее даже рухнул вперед, вскинув ногу почти до уровня пояса.

— Товарищ Потомственный капитан, Рядовой Крутин ваше приказание выполнил.

Олег, понимая, что, несмотря на некоторое знакомство со строевой подготовкой, до подобного совершенства ему еще далеко, постарался со всем возможным старанием изобразить нечто подобное. Хотя, судя по тени улыбки, мелькнувшей в серо-голубых глазах Потомственного капитана, его потуги пропали даром. Этого стоило ожидать. Большую часть времени, которое было ему отведено для изучения строевой подготовки, Олег провел либо на «адовой полосе», либо драя кухонные котлы. На лице капитана не дрогнул ни один мускул, значит, подобная неуклюжесть пока еще была приемлема. Он собрался с духом, задрал руку к виску и старательно выпалил:

— Товарищ Потомственный капитан, кандидат в Рядовые Рюрик по вашему приказанию прибыл.

Капитан молча кивнул и, переведя взгляд на Рядового, степенно произнес:

— Спасибо, Рядовой Крутин, можете быть свободны.

Тот молодцевато вскинул руку к головному убору, брякнул каблуками, гаркнул: «Есть!» и испарился. Капитан вновь перевел взгляд на Олега и несколько мгновений пристально рассматривал его худую, нескладную фигуру, а затем кивком указал на стоящий перед ним грубый деревянный табурет:

— Садитесь, Рюрик.

Олег послушно уронил на табурет свой сухопарый зад.

Комбатр сдвинул в сторону бумаги, изучением которых он был занят, и извлек из ящика стола вощеную дощечку зачетной карточки с инициалами Олега, выведенными вверху.

— Вы показали очень приличные результаты по физической подготовке. — Капитан сделал паузу, ожидая реакции, но Олег продолжал молча сидеть. По лицу Капитана пробежала тень. Местным этикетом предусматривалось, что, даже если заданный начальником вопрос чисто риторический, Рядовой обязан вскочить с табурета и, выкатив глаза, громко проорать: «Так точно!» или «Никак нет!!» Но этот только сидел и молча пялился на него. Впрочем, чего еще ожидать от человека, который в капонире без году неделя? Он еще раз окинул взглядом эту худую нескладную фигуру и мысленно скривился. Он с самого начала был против эксперимента с предоставлением статуса кандидата в Рядовые столь юному рекруту, но Старшина Пянко был настолько настырен, что дошел до самого Командира дивизиона. А Потомственный капитан был еще слишком молодым Комбатром, чтобы рискнуть вступить в конфронтацию с тандемом, состоящим из непосредственного начальника и собственного Старшины. И потом ему казалось, что этот эксперимент долго не продлится, поскольку тот, кто сейчас сидел перед ним, никак не производил впечатление будущего образцового Рядового. Потомственный капитан Осадчий был еще слишком молод, чтобы знать, что из тех, кого считают образцовыми Рядовыми, часто получаются старательные солдаты, но очень редко — настоящие бойцы.

Комбатр еще раз покосился на вощеную табличку. Бумага была в дефиците и использовалась только для самых важных документов, поэтому большая часть текущей документации в капонире велась на меловых досках либо на таких вот табличках. И судя по тому, что значилось на табличке, этот худосочный парнишка должен был бы иметь бицепс диаметром сантиметров тридцать. Впрочем, остальные результаты были не менее впечатляющими, а скорость реакции просто поразительная. Пожалуй, стоило подумать над тем, где этого парня лучше использовать. Капитан вновь поднял глаза и еле заметно сморщился. Где бы то ни было, только подальше от него самого. Если нечто подобное будет постоянно маячить перед глазами, впору потерять веру в Избранность и Цель. Капитан вздохнул, да бог с ним, сейчас перед Комбатром стояла более насущная задача.

— Скажите, кандидат в Рядовые Рюрик, вы имеете представление о том, что такое баскетбол?..

Олег покинул кабинет несколько ошарашенным. Такого поворота он не ожидал. Нет, жизнь в капонире положительно полна сюрпризов. Он знал о птичьих правах, на которых его оставили в капонире «Заячий бугор», и о том, что, скорее всего, его довольно скоро выпрут за ворота. И вот теперь у него внезапно появился шанс этого избежать. И из-за чего?! Из-за того, что сборная команда дивизиона проигрывала первенство капонира в какой-то игре, которая называлась странным словом «баскетбол». Положительно — эти люди не совсем нормальные. Но Олег совершенно не собирался упускать свалившийся на него шанс. Он знал, что должен остаться в капонире хотя бы до того момента, пока не поймет, на кой ляд ему это надо, и собирался сделать все, что для этого потребуется. И если для этого надо было научиться играть в баскетбол — значит, да здравствует баскетбол!

Следующие две недели прошли более-менее нормально. Он уже довольно сносно освоился со сложными правилами местного этикета, и потому «адова полоса» ему больше не выпадала. К тому же и в баскетболе начали появляться первые успехи. К его удивлению, игра ему очень понравилась, и он частенько оставался на площадке после тренировки, чтобы попрактиковаться в одиночестве. Тамаров тоже вроде бы попритих. Во всяком случае, у Олега сложилось такое впечатление. Но жизнь показала, что оно ошибочно.

Однажды вечером он возвращался с очередной тренировки. Капитан посещал тренировки довольно регулярно, но сегодня его не было, и потому все разошлись немного пораньше. А Олег задержался, решив поработать над трех-очковыми бросками. Это было единственное, что получалось у него лучше, чем у других. Когда он вышел из душа и двинулся по посыпанной песком дорожке в сторону летних казарм, представлявших собой большие палатки из грубого полотна, то не сразу заметил несколько темных фигур, поджидавших его в проходе между ружпарком и батарейной кладовой. Для охотника это было непростительно, но он за последнее время несколько расслабился. Резкий злорадный голос, раздавшийся почти над самым ухом, застал его врасплох.

— Куда торопишься, щенок?

Олег остановился. Говоривший был настроен на решительные действия. У Олега засосало под ложечкой. Только этого не хватало. Тамаров стоял, привалившись плечом к стене. За его спиной виднелись еще три массивные фигуры. Было заметно, что в намечаемом спектакле Тамаров отводил им роль зрителей, собираясь самостоятельно разобраться с сопляком, существование которого рядом с собой он воспринимал как личное оскорбление. Тамаров отделился от стены и, вытащив руки из карманов, картинно тряхнул кистями.

— Ну что, щеночек, штанишки обмочил? — Он ждал аккомпанемента в виде радостного ржания трех луженых глоток. Ржание не заставило себя ждать. Тамаров приосанился и продолжил: — Правильно боишься, сучонок, сейчас дядя Рядовой будет тебя учить. — Он шагнул вперед и схватил Олега за подбородок. — А ты думал, дядя Тамаров о тебе уже забыл?

Олег отшатнулся, попытавшись освободить голову. Но Тамаров держал его крепко.

— Ша, не дергайся, пока дядя не разрешит.

Олег почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Тамаров лениво вздернул губу и, хохотнув, добавил:

— Ох, как мы засмущались, ах, как мы покраснели, а может, мы хотим попросить прощеньица? А вдруг добрый дядя Рядовой пожалеет? А вдруг он пару раз съездит по шее и отпустит? — И он вновь издевательски захохотал.

Олег, все это время старавшийся не дать рукам стиснуться в кулаки, не дать ногам сделать шаг вперед, почувствовал, как у него от напряжения закололо в висках. Он совершенно не боялся ни Тамарова, ни его дюжих дружков, да что там, после схватки с волками он понял, что может вообще никого не бояться. Кроме одного человека. Самого себя.