ГЛАВА 7
Когда я очнулся, дневная жара уже спала. Да и вообще, похоже, уже близится вечер.
Спросонья я соображал не слишком хорошо. Но сразу заметил, что негативные последствия слишком тесного общения с Сетью приказали долго жить. Что ж, постараюсь выполнить их приказ и проживу долго.
Встаю с кровати, иду к умывальнику — отдельной ванной в номере нет. Все правильно, я же просил самую дешевую комнату. Хотя ванная мне бы не помешала.
Позавчера я душ не принял: оказывал Олегу первую медицинскую помощь. Вчера тоже: уж слишком хотелось спать после праздника. Похоже, сегодня данная гигиеническая процедура мне также не грозит.
И все это время на жаре, в одной и той же одежде. И даже без смены белья. Нет, я не отношусь к тем людям, которые часами очищают поры и увлажняют кожу. Но три дня в таких антисанитарных условиях — это слишком. Может быть, когда бармен посчитал меня наркоманом, он ориентировался не столько на внешний вид, сколько на запах?
Закрыв входную дверь на хлипкий шпингалет, я разделся и, нависая над раковиной, хорошенько промыл наиболее «ароматные» участки тела. Сделать это было трудно, приходилось стараться не залить пол.
Несколько небольших луж все-таки окружили умывальник. Но зато я почувствовал себя чуть лучше. Надо обязательно купить мыло, зубную пасту, щетку и прочие подобные мелочи. А еще хорошо бы сходить в баню, поблизости наверняка должно быть подобное заведение.
А еще надо поесть, я чувствую зверский голод. Хотя ел всего несколько часов назад.
Спустившись в просторный зал, я обнаружил, что трапезничающих совсем немного. Видимо, здесь люди предпочитают питаться в определенные часы.
Впрочем, до режима питания аборигенов мне сейчас не было дела, нос уловил густой запах жареного мяса. Заворочавшийся желудок сообщил мне, что теперь-то я достаточно окреп для столь тяжелой пищи, как жаркое.
Бармена за стойкой не было. Однако между столами сновала та самая официантка.
Стоило мне усесться за пустующий столик, как она оказалась рядом и поинтересовалась: чего я желаю?
Я желал всего. Однако, как сказал какой-то великий экономист, аппетиты человека ограничены стенками его желудка. Вспомнив это изречение, я принялся выбирать.
Сей процесс оказался долгим и мучительным. Наконец я выбрал гречку и жаркое и продиктовал девушке заказ. При этом меня несказанно порадовал тот факт, что никаких посторонних волнений во мне не возникло. Думаю, в первый раз действительно было виновато перенапряжение психики.
Впрочем, теперь, когда больше ничто не помрачает мой разум, я особенно отчетливо вижу необыкновенность этой девушки. Сейчас она уже не кажется мне какой-то особенно сногсшибательной или невероятно красивой. Самая обычная внешность — если не считать глаз.
Однако глаза-то ее просто невероятные. И выражение лица. Наверняка у нее необыкновенный характер. Наверняка она очень хорошая, но не очень счастливая девушка.
Но не потому, что «жизнь не удалась». Напротив, похоже, что она довольна своей судьбой в целом. Однако что-то гнетет ее.
— Вы так пристально на меня смотрите, — произнесла девушка.
Я спохватился — действительно получилось не совсем прилично.
— Извините. Просто у вас очень красивые глаза.
— Не надо извиняться, вы же ничего плохого не сделали. А за комплимент спасибо. Обычно если кто-то из посетителей и говорит что-то подобное, то они расхваливают совсем другие части тела.
Похоже, девушка не просто старается вести себя вежливо. Интонации говорили, что ей действительно приятно. Должно быть, мои слова и впрямь выгодно выделяются на фоне обычных комплиментов с излишне явными намеками.
— Да, — продолжил я, — глаза у вас совершенно невероятные. Только в них есть какая-то скрытая боль. Может, я могу вам помочь?
И куда меня несет? А ведь теперь это не бессознательный словесный понос, которым я страдал несколько часов назад. На этот раз хотя предложение о помощи и вырвалось откуда-то из глубины души, но я вполне мог бы сдержать его. Однако не захотел. Почему? Мне что, своих проблем не хватает?
— Вряд ли вы чем-то поможете, — улыбнулась девушка. Но улыбка получилась какая-то кривоватая, вымученная. — Разве только у вас есть лишние двадцать тысяч кредитов.
Двадцати тысяч кредитов у меня нет. То есть они есть, но только теоретически — на банковских счетах. А все счета наверняка уже под наблюдением.
В голове мелькнула безумная мысль: может, все-таки сдаться? Тогда я снова смогу распоряжаться своими деньгами. И Олега спасу, и девушке помогу.
Я тут же оборвал себя — еще этого не хватало! Погубить человечество только ради девушки, имени которой я даже не знаю. И потом, зачем ей столько денег? Может, на какую-то глупость? Может, она просто хочет накопить круглую сумму и уехать отсюда. В прошлое. То бишь в мое настоящее. Из «правого» будущего часто уезжают люди в поисках лучшей доли. Наивные, они полагают, что если не смогли наладить жизнь в одном месте (точнее, в одном времени), то стоит переехать, и все уладится само собой.
Впрочем, здесь что-то не сходится. Не похоже, что девушка недовольна жизнью, я уже обращал на это внимание.
— А зачем вам столько денег? — спросил я.
— Мой брат умирает. — Ее глаза влажно заблестели. — У меня, кроме него, нет больше никого. Он еще ребенок совсем, ему всего десять лет. Нужна печень. А клонировать печень — это огромные деньги.
Ага, а еще помимо самого органа нужно оплатить операцию и последующую реабилитацию. В названную сумму можно едва-едва уложиться.
Интересно, в какую спецслужбу мне нужно звонить, чтобы сдаться?
Видимо, девушка уже пожалела, что разоткровенничалась. Сказала, что не будет мешать мне есть, и удалилась.
О какой еде она говорит? Да мне кусок в рот теперь не лезет. А ведь еще минуту назад меня мучил голод.
Я кое-как запихнул в себя содержимое тарелки, расплатился, поднялся в номер. Настроение — хуже некуда.
На той чаше весов, где ранее лежала только жизнь Олега теперь еще одна жизнь. Жизнь десятилетнего мальчика, которого я даже не видел, но которого обязан спасти.
Однако от такого внушительного утяжеления одной из чаш весы все равно не склонились в какую-то конкретную сторону. Их стрелка только заколебалась туда-сюда, внося в мысли сумятицу.
В Сети можно найти телефоны и милиции, и Федеральной службы безопасности. Стоит только решиться, и за мной придут. Но имею ли я право решать за все человечество?
Хотя нет, вопрос поставлен некорректно. Решить-то я просто обязан. У меня только две альтернативы, и никак нельзя сложить с себя этот тяжкий груз.
Вопрос надо ставить так: имею ли я право принять именно такое решение?
А имею ли я право принять другое? Может, я фатально заблуждаюсь?
В «левой» ветви невероятно сильное и авторитетное правительство. Вдруг им удастся избежать катастрофы? А что, если им не так уж и важно быть уверенными в выживании цивилизации?
В конце концов, они знают, что когда-то период предопределенности кончится. Конечно, одно дело — знать, что уже завтра произойдет нечто страшное. А совсем другое — быть уверенным, что еще десять лет в запасе есть. Но, с другой стороны, что я знаю о психологии жителей «левой» ветви? Если они привыкли мыслить категориями всего общества, то для них нет принципиальной разницы между одним днем и десятью годами. В отличие от «правой» цивилизации, они привыкли планировать будущее, а не жить сегодняшним днем.
Значит, то, что через десять лет предопределенность закончится, для них не просто абстрактное знание. И ничего, живут, с ума не сходят.
Может быть, их шансы на выживание не так уж и малы? А может, даже очень велики. В конце концов, они представляют собой монолит, они не раздроблены, как общество «правой» ветви.
Значит, я ошибался? Но ведь Егор Федорович тоже ратовал за «правую» ветвь! Хотя он же тоже человек, тоже может ошибаться.
Но я-то ошибиться не могу! Просто не имею такого права! Что мне выбрать?
Ничего путного в голову не шло. Мысли были рваные и бесформенные, складываться воедино не хотели. Кроме того, они метались и скакали. Тело понимало всю ответственность и важность ситуации, требовало делать что-то конкретное, куда-то двигаться. Однако куда именно, мозг приказов не давал. От этого я принялся ворочаться.
Ворочался я интенсивно, а кровать была старая, рассохшаяся. Если слышимость здесь хорошая, то у моих соседей сложится явно неверное мнение об интенсивности моей личной жизни.
Сейчас мне просто необходимо успокоиться. Инсайд, он наверняка поможет.
Едва на втором визуальном слое возникло главное меню чипа, мне уже стало легче. А когда перед глазами появилась знакомая мешанина четких линий на угольном фоне, я почувствовал себя в полном порядке.
Впрочем, выходить я не спешу — нужно побродить по Сети, хорошенько загрузить мозги. А иначе спокойствие уйдет, стоит мне открыть глаза.
Я уже собирался нырнуть в глубину информационной пучины, но вдруг понял, что ничего не получится. Я сейчас совсем не в том состоянии. Наверное, писатель или художник сказал бы — не творческое настроение, муза улетела. У инсайдеров это состояние называется «вне потока».
Впрочем, чтобы забыть неприятные мысли, вовсе не обязательно уходить в глубокий поиск через Инсайд — достаточно просто потолкаться на развлекательных сайтах, в чатах, почитать объявления.
Объявления…
Внезапно пришла мысль: а я ведь собирался раздобыть денег.
Хорошая мысль, правильная. Вот только мне не понравилось мелькнувшее на краю сознания ощущение, тень мысли.
Я принялся разматывать клубок собственного сознания, И обнаружилось, что мысль возникла не только потому, что я действительно собирался утяжелить свой карман. Мое подсознание пытается решить вовсе не мой финансовый вопрос! Вместо того чтобы решать судьбу человечества, мое подсознание тревожится о судьбе десятилетнего мальчика. Я попытался воспротивиться и начал разыскивать в Сети анекдоты. Однако мозг отказался усваивать юмор. Я поймал себя на мысли, что уже несколько минут читаю один и тот же анекдот, а сознание блуждает где-то далеко.
Ну хорошо, посмотрю объявления в Сети, поищу источники пополнения кошелька. И голову загружу, и подсознание успокоится, как только станет ясно, что раздобыть двадцать тысяч кредитов в моем положении просто невозможно. По крайней мере, легальным путем.
А нелегальным? Ну вот, до чего я дошел! Уже всерьез думаю о том, чтобы ограбить какой-нибудь зажиточный клан. И убегать не только от сотрудников внутренних органов, но и от разгневанных аборигенов.
Я уже опасался, что сейчас мое непокорное подсознание с огромной силой потянет меня «на дело». Однако оно совсем не заинтересовалось перспективой нелегального пополнения карманов.
Мои глаза без участия сознания пробегают строчки объявлений. То есть глаза-то не двигаются, информация подается напрямую в мозг и никак не зависит от движений органов зрения.
Я хотел было уже взять ситуацию под контроль, меня возмутило, что кто-то (пусть даже и мое подсознание!) так бесцеремонно обращается с моим телом. Однако мне стало интересно, что же подсознание надеется найти в Сети?
Я принялся наблюдать, как отточенные до автоматизма навыки сами ведут поиск. Откуда-то из глубин мозга всплывают реплики: «Не то; нет, не здесь; нет, и не сюда».
Похоже, мое подсознание ищет что-то конкретное. Оно знает, что мне нужно, но не может напрямую сказать. Оно может только направлять навыки, от частого повторения ставшие бессознательными. И только когда мое сознание увидит то, что ищет подсознание, я смогу понять, что же оно хотело сказать.
Одно за другим пробегают объявления. Прочитать их я не успеваю — подсознание первым узнает их содержание и. убедившись, что нужной информации в них нет, отбрасывает прочь.
Но все же сознание успевает выхватить отдельные слова. И по ним я замечаю определенную систему в поисках подсознания.
Компьютерные игры… Турниры… Киберспорт… Чемпионат… Вирт-игра…
Сообщения перестают мелькать. Не сразу я понимаю значение данного факта.
Мое подсознание нашло то, что хотело мне показать. По инерции я уже успел выхватить из текста ключевые слова.
Теперь перечитал объявление полностью. Завтра днем проводится чемпионат по одной из самых популярных вирт-игр. Теперь я вспомнил: Руслан Зиггер, мой коллега и безумный фанат вирт-игр, еще месяц назад говорил об этом турнире. Главный приз — двести тысяч рублей. Если перевести в доллары, то цифра получится еще более внушительная — почти шестьсот тысяч зеленых.
Но для меня гораздо важнее то, что эта сумма составляет около восьмидесяти тысяч кредитов. С лихвой хватит, чтобы оплатить все затраты на операцию.
Вот только смогу ли я? Вирт-игры терпеть не могу. Никакого практического опыта нет. Правда, говорят, что виртуальная реальность не требует каких-то особых, несвойственных для обычной жизни навыков. Если ты что-то умеешь делать в реальном мире, то в виртуальном сможешь то же самое и даже больше.
Это обычные компьютерные, не виртуальные игрушки требуют особых навыков. Будь ты хоть чемпион мира по всем единоборствам, ты не сможешь побеждать в файтингах, пока не выучишь все клавиши и комбо-удары. Если ты пилот-ас, твои навыки скорее помешают тебе в авиасимуляторе, чем помогут.
Но в виртуальности все наоборот. Если ты знаком с карате, то с тобой останутся знания приемов и ударов, и это дает существенный плюс в виртуальном сражении.
В виртуальном мире может меняться все, что угодно: гравитация, плотность воздуха, коэффициент трения поверхностей. Не только физические константы, но и сами законы физики могут быть совсем иными. Даже твое собственное тело может быть другим. Но навыки всегда останутся с тобой.
Так говорят. Да и мой скромный в этой области опыт подсказывает, что в виртуальности важнее то, чему ты научился в реальном мире.
Таким образом, шансы у меня очень даже неплохие. Но, с другой стороны, двести тысяч рублей — огромные деньги. Наверняка кроме меня в чемпионате будут участвовать достаточно сильные кандидаты.
Однако попытаться я просто обязан. В случае удачи я не только решу свои финансовые трудности, но и спасу жизнь десятилетнего мальчика.
Мое сознание устремилось по ссылке сквозь Инсайд на ресурс организаторов турнира. Сначала мне нужно зарегистрироваться. К счастью, можно вместо реального имени использовать псевдоним — сейчас мне вовсе не хочется засветиться под настоящей фамилией.
Какой бы псевдоним выбрать? Может быть, какое-нибудь животное? Хищное и агрессивное. В голове сразу замелькали представители семейства кошачьих. Нет, это слишком заезжено. И потом, я не чувствую себя ни тигром, ни леопардом.
Может быть, медведь? Не слишком агрессивный. Но предки-славяне считали его воплощением всех качеств, необходимых воину. Подходит.
Но просто «медведь» — банально. Нужно какое-то прилагательное или уточняющее слово. Желательно такое, чтобы сразу было понятно — я не добродушный мишка косолапый, а благородный, но безжалостный зверь. Тот, кого в старину называли коротким словом «бер». Тот, кто дал имя берсеркам.
Перебираю варианты в уме. Однако ни один из них не подходит. Почему-то медведь совсем не такой, как остальные хищники. К названию других достаточно добавить просто название цвета, чтобы получить хороший никнэйм. Белый тигр, лиловая рысь, огненный варан. Даже словосочетание «голубой козел» хоть и звучит двусмысленно, но вес же хоть как-то звучит.
А вот слово «медведь» плохо сочетается с прилагательными. Не получается емкого и лаконичного словосочетания. И нет в нем внутренней силы.
А если не с помощью прилагательных, то как добиться оригинальности?
Может «Медвежий Клык» или «Медвежий Коготь»? Уже лучше. Но мне не хочется быть ни клыком, ни когтем. Мне хочется быть целым медведем, хозяином леса, могучим бером.
А почему бы мне не взять в качестве ника само слово «бер»? Емко, лаконично. И из глубин слова сквозит та сила, которую вложили в него наши предки. Сила, оставшаяся в слове еще с тех пор, когда его записывали древними рунами.
Решено, зарегистрируюсь именно так. Теперь анкетные данные. Но это для заполнения не обязательно, и я их пропускаю.
А вот здесь нужно указать номер счета, куда следует перечислить выигрыш. Можно указать несколько счетов и то, в каких пропорциях следует распределить деньги между этими счетами. Очень хорошо, создам два счета. Один — Для оплаты лечения брата официантки. Кстати, я так и не знаю ни ее имени, ни имени ее брата. Другой счет для меня. Мне уже здорово надоело расплачиваться наличностью. Правда, в «правой» ветви это считается нормой.
Хорошо, что в наше время (или правильнее сказать «в чаши времена»? — ведь это верно для всех трех реальностей) можно нормально жить, не раскрывая настоящего Имени. Для того чтобы открыть счет, вовсе не обязательно идентифицироваться. Этим я и воспользовался.
Теперь надо прочитать правила участника чемпионата. Быстро пробежал глазами. Стандартный текст. В основном предназначен для того, чтобы обезопасить организаторов от юридической ответственности, если произойдет какая-то неприятная случайность. Например, если по не зависящим от организаторов причинам произойдет сбой в связи.
Но кое-что важное для себя я извлек. Чтобы принять участие в турнире, я должен иметь основные программные модули игры — иначе я просто не смогу подключиться, с самими модулями проблем нет, их можно бесплатно скачать из Сети. Но у моего чипа просто не хватит памяти, чтобы их вместить. Все-таки нейроконтроллер создавался не для вирт-игр. Придется покупать дополнительную память.
Я вышел из Сети, открыл глаза. Уже начинает темнеть. Сейчас идти искать нужное «железо» уже поздно. А что еще делать? Можно и дальше бродить по Сети. Но меня начинает утомлять это занятие, хотя раньше я легко проводил в Инсайде сутки напролет.
Можно побродить по улицам Москвы будущего. Этот вариант мне больше нравится — прогулки в темноте действуют благотворно на психику. Да и на умственную деятельность — мысли буквально сами лезут в голову. Было бы очень кстати, если бы туда залезли две-три дельные мыслишки.
Вот только насколько это безопасно? Тут же даже нет единой полиции или милиции — каждый род поддерживает порядок на своей территории собственными силами.
Я выглянул в окно. Ходят люди, вроде не боятся. Большинство идут не спеша, наслаждаясь вечерней прохладой. Если бы проблема преступности здесь стояла остро, то прохожих было бы мало, они старались бы как можно скорее добраться до нужного места. И постоянно бы оглядывались по сторонам.
А здесь ничего подобного не заметно. Мамаши выгуливают своих чад. Бородатый мужик выгуливает будущую мамашу — даже издалека виден выпирающий живот. Паренек лет семнадцати выгуливает девушку того же возраста. Что-то увлеченно рассказывает своей спутнице, энергичными жестами подчеркивает сказанное.
Уж если эти самые обычные люди не страшатся ходить по улицам, то мне, с моими физическими данными и навыками, тем более бояться нечего.
Вот только возьму с тумбочки свои очки — как я их там оставил днем, так и забыл о них. Надевать пока не буду, хочу перед уходом выпить чаю. Хотя чего это я стесняюсь? Еще днем я и не думал о том, что в темных очках неприлично с людьми разговаривать.
Впрочем, днем я не был знаком с той девушкой-официанткой. Да и сейчас не знаком — имени-то ее я до сих пор не знаю. Но это легко исправить.
Спускаюсь вниз. Она здесь — разносит заказы. Я присаживаюсь за столик и жду. Вскоре девушка подходит, спрашивает, что именно я хочу съесть.
— Есть-то я не хочу, — отвечаю я. — Мне бы чаю. С медом и мятой, как днем.
Девушка кивает и уходит. Уже через минуту передо мной появляется стакан, распространяющий горячий аромат.
— Девушка, а как вас зовут? — спрашиваю я.
— Дарья, — ответила она абсолютно ровным голосом, как будто я спросил, сколько стоит стакан чая. Другая девушка на ее месте как-нибудь отреагировала бы. Либо скромно потупилась бы, либо, напротив, принялась бы кокетничать. Или как-нибудь иначе показала, что мужское внимание ей небезразлично.
Другая, но не она. Сознание Даши пребывает совсем в другом мире, она полностью ушла в свое горе. И я просто обязан помочь ей вырваться оттуда.
Безумно хотелось пообещать, что все наладится, что уже через сутки она сможет оплатить лечение брата. Но вдруг я не смогу? Это было бы слишком жестоко — сначала обнадежить, а потом проиграть.
Еще я хотел спросить, а как зовут ее брата, ведь этого я еще не знаю. Но не спросил. Это тоже жестоко — напомнить о ее беде. Нет, конечно, она и так помнит об этом каждую секунду. Но всколыхнуть ее боль, выпустить ее на поверхность — значит причинить лишние страдания.
Придется мне спасать мальчика, имени которого я не знаю.
Однако судьба распорядилась иначе. С другого конца зала раздался детский голос:
— Даша, Даша!
Подбежал мальчишка лет десяти, темные волосенки, такие же зеленые глаза, как у Дарьи. На вид он пышет здоровьем. И только присмотревшись, замечаешь неестественный оттенок кожи.
— Игорь, я же тебе говорила не ходить сюда. Взгляд Даши непроизвольно метнулся к столику в углу, где краснорожие мужики наливались пивом. Видимо, она не хочет, чтобы ее брат видел подобное.
А в том, что паренек ее брат, я уже не сомневаюсь. Значит, его зовут Игорь.
— Даша, мне Дормидонт велел — иди, говорит, позови сестру.
— Беги отсюда, я сейчас приду. Игорь унесся, Даша пошла следом.
Интересно, раз она ушла, кому мне теперь платить за чай? Или я должен ждать ее? Вообще-то я уже настроился на прогулку по городу. Я кинул взгляд на стойку бармена — тот стоял на своем месте, протирал стаканы.
Опустошив стакан, я подошел к нему.
— Кому платить-то за чай?
— Можешь мне. Или на счет запишем, а при выселении и уплатишь.
— А почему же раньше меня сразу платить заставляли?
— Так у тебя такой видок был! Я и решил, что ты наркоман. Вот и поосторожничал — вдруг придет время платить, а у тебя денег не окажется.
— А сейчас, значит, непохож?
— Сейчас непохож, — невозмутимо ответил бармен и принялся еще усерднее драить стаканы.
Раз сейчас платить не обязательно, то можно пойти прогуляться.
Выходя из здания гостиницы, я вытащил очки из кармана и нацепил их. Может, я и выгляжу придурком — кто же в темноте солнечные очки носит? — но с ними я буду видеть лучше, чем без них.
Кабель я подсоединил к гнезду в «ошейнике». Чип адекватно отреагировал и высветил в углу второго визуального слоя маленькую пиктограмму. Сконцентрировавшись на ней, я вызвал меню. Переходить в режим ночного видения ни к чему, еще не настолько темно. Пока достаточно просто повышенной чувствительности сенсоров.
Встроенная в оправу очков пара микрокамер включилась, пересылая изображение на чип. Я отдал команду отключить зрительный нерв и выводить на первый визуальный слой данные с камер.
Мир вокруг изменился, стал четче, контрастнее. Каждый предмет обрел множество невидимых прежде деталей. Закатное небо заиграло мириадами невообразимых оттенков, оставаясь при этом абсолютно естественным. Я не стал видеть окружающее по-другому, я просто стал видеть лучше. На второй визуальный слой я приказал чипу выводить данные из инфракрасного диапазона. Каждый предмет приобрел ауру — красные силуэты людей, облаченные в оранжево-желтую одежду, сине-зеленые неживые предметы.
Тепловая карта накладывается на обычное изображение, но не перекрывает его. Я одинаково хорошо могу разглядеть и рисунок на пестрой рубахе встречного прохожего, и тепловые узоры воздуха, обволакивающего его фигуру.
На третий визуальный слой я вывел изображение электрических и магнитных полей. Очки обладали еще множеством полезных функций, но использовать их все одновременно я не могу — возможности человеческого мозга ограничены.
Я и так испытываю большую нагрузку на зрительный центр мозга. Мало того что ему приходится обрабатывать не один визуальный поток, а целых три, так еще каждый Ио них обладает огромной детализацией и цветовой гаммой.
Без тренировки такая нагрузка может оказаться фатальной. Но я привык работать с несколькими визуальными слоями. Правда, редко бывают случаи, когда приходится иметь дело с информационным потоком такой мощности. Одно дело — рафинированные и отфильтрованные схемы, цифры и графики, совсем другое — «сырой» видеопоток.
Закончив настройку, я принялся обозревать окрестности, используя новоприобретенные способности.
Удивительное зрелище. Темные черты зданий, обагренные последними лучами солнца, темные силуэты людей. Все это мрачное великолепие купается в океане великолепия феерических красок. Свой цвет имеет все: холодный пластик домов, последние теплые потоки воздуха, взмывающие к небу, разгоряченные тела людей.
Кроме этого, все, что так или иначе искажают электрические или магнитные поля, окутано особой аурой, у людей она имеет определенную структуру: можно рассмотреть пульсацию электричества в сердечной мышце, импульсы в мышцах, мягкое сияние вокруг головы и вдоль позвоночника — излучение нервных клеток.
Вокруг меня движется множество фигур — светящихся, переливающихся, пульсирующих потоками света. Сияния накладываются, сливаются как друг с другом, так и с фоновым излучением.
Все это порождает целую лавину ощущений, впечатлений, эмоций, мыслей. Я остро осознал, что каждый человек — целый мир; я почувствовал, что все люди едины; я понял, что мы есть часть окружающего мира, а он есть часть нас.
Мой мозг начал захлебываться, сейчас он получает гораздо больше информации, чем может переработать. В сознание неудержимой лавиной проскакивают обрывки каких-то очень больших, очень сложных и прекрасных мыслей. Но ни одну из них я не могу осознать целиком, я пытаюсь сконцентрироваться на одной, но волна других заливает меня.
Эмоции хлещут через край. Я не очень эмоциональный человек, но сейчас меня просто разрывает поток беспричинного счастья, волны бездумного восторга.
А это опасный признак.
Когда-то я всерьез пытался обучиться медитации. Не тому облегченному варианту, который доступен даже тупым среднестатистическим американцам, а настоящему искусству великих самураев и йогов, Толком я так и не освоил ее, для этого требуется слишком много времени. И слишком много усердия необходимо проявлять.
В тот период времени у меня катастрофически не хватало ни того, ни другого. Учеба в университете, тренировки по русскому рукопашному бою и некоторым восточным единоборствам, погружение в Инсайд, общефизические тренировки. На все времени не хватало катастрофически. Правда, можно было завязать с полевыми ролевками. Но это была бы слишком большая жертва — тогда для меня единственной отдушиной оставалась возможность поноситься по лесам с деревянным мечом наперевес в компании «эльфов», «гномов», «орков» и прочих фэнтези-существ.
В результате больших успехов в медитации я так и не достиг. Но кое-что усвоил твердо. Например, беспричинный, бездумный восторг допускать нельзя, это слишком опасно для психики. Позитивные эмоции — это маяк, который показывает, куда нам надо двигаться.
Если эйфория захлестывает просто так, не как реакция на какие-то наши действия, то это крайне опасно. Позитивные эмоции должны появляться только тогда, когда мы осознаем, что сейчас поступаем правильно. Неважно, осознанно мы одобряем свои действия или наше подсознание подсказывает нам это. Самое главное — эмоции должны подразумевать оценку нашего поведения.
Эмоции не должны быть реакцией на внешние раздражители. Они могут быть только реакцией на наши реакции на внешние раздражители.
Конечно, это не обязательно для обычного человека. Можно радоваться чему-то, что произошло само по себе, без нашего участия, и при этом оставаться вменяемым человеком.
Однако это правило должен неукоснительно соблюдать каждый, кто хочет совершить что-то очень сложное или достичь чего-то невероятного. Это правило следует обязательно помнить в экстремальной ситуации, а моя ситуация как раз экстремальная. И еще, это правило должно быть главной заповедью всех, кто вносит коррективы в свою психику. А раз я взломал на своем чипе «защиту от дураков», то вся ответственность за мои мозги лежит уже не на плечах создателей чипа, а на моих собственных.
Все эти доводы заставили меня слегка изменить настройку чипа. Я снизил информационные потоки, поступающие с инфракрасной камеры и электромагнитного сканера. А вот поток с визуального сканера я, напротив, повысил.
В результате этих манипуляций нагрузка на мозг снизилась. Теперь изображение не вызывает неконтролируемых эмоциональных реакций, а выполняет свою прямую функцию — предоставляет информацию, необходимую для адекватного ориентирования в окружающем пространстве.
Теперь я не вижу феерической игры красок тепла и электричества. Осталась только чистая информация — четкие силуэты и плавная градация цветов.
А вот зрение в видимом диапазоне, многократно усиленное сенсорами очков, дает великолепную картинку. Цвета не слишком хорошо различимы, даже высокочувствительные рецепторы вынуждены расплачиваться за возможность видеть в темноте. Но своими глазами я видел бы лишь серые фигуры, а очки позволяют не только великолепно различать мельчайшие детали, но и отличить один цвет от другого. Конечно, это не та насыщенность красок, которую можно наблюдать летним полднем, но все же сейчас, почти в полной темноте, я вижу так же хорошо, как без очков при свете.
И если цвета не слишком яркие, то такой чувствительности мельчайших градаций освещенности я никогда не смог бы добиться, надеясь только на свои глаза.
Я огляделся по сторонам. Не для того, чтобы насладиться местной архитектурой с помощью сверхвозможностей очков. Просто я вдруг обнаружил, что, забавляясь с высокотехнологичной игрушкой, я зашел в какой-то темный переулок. Людей здесь нет, и мне стало не по себе. Если сейчас выскочит толпа обкурившихся придурков, то от меня останутся только рожки да ножки.
Впрочем, придурков поблизости не заметно. Кроме меня. Пообещав себе, что впредь буду лучше следить за своими перемещениями, я выбрался на людное место. Эта улица освещена уже гораздо лучше, и чип автоматически сменил уровень фотоумножения, иначе мощный информационный поток привел бы зрительный центр мозга в ступор. Вскоре я вышел на площадь, которая жила активной ночной жизнью. Стоят ларьки, палатки, активно идет торговля. Но это не рынок, здесь в основном продаются товары, которые можно употребить сразу: бутерброды, пирожки, кофе, мороженое.
В центре площади в окружении толпы несколько бродячих актеров показывают представление. Очевидно, комедию — толпа то и дело взрывается громким хохотом.
Здесь же женщина в пестром цыганском платье держит в руке ладонь парня лет шестнадцати, водит по ней пальцем и с таинственным видом вещает будущее. Я заинтересовался — ведь мы с ней в некоторой степени коллеги. Правда, я-то людей не обманываю. Мне рассказывают будущее не линии ладони, а линии Инсайда.
Я подошел ближе. Парень, похоже, с компанией друзей— они стоят рядом и каждое слово цыганки сопровождают плоскими шуточками, по большей части пошлыми. Видимо, они в предсказания не верят, а к гадалке подошли только «ради прикола». Впрочем, сам объект предсказания смеется над шутками друзей вяло, только чтобы те не решили, что он и вправду верит в гадание. А то, что он действительно верит, видно сразу — гадалке он внимает с огромным, плохо скрываемым почтением. Впрочем, его друзья этого не замечают.
Я прислушался к словам цыганки:
— А здесь линия судьбы пересекается с линией сердца. Ждут тебя в скором времени сердечные приключения.
Громко гогочущие шутники выкрикнули несколько фраз, из которых можно заключить: под словосочетанием «сердечные приключения» они понимают приключения для совсем другого органа.
В голове пронесся старый анекдот про гадалку: «Вам надо аккуратнее переходить через дорогу, потому что линия жизни пересекается с линией трамвайных путей».
Гадалка вещала еще некоторое время, а потом подвела итог. Оказалось, что судьба у парня хорошая, вот только сглазил его кто-то. Однако это не беда, у нее есть надежные амулеты, отводящие дурной глаз.
Неизвестно, сколько еще денег выцыганила бы цыганка (прошу прощения за каламбур) у парня, однако тот не рискнул покупать псевдомагические вещицы в присутствии друзей — те наверняка засмеяли бы его.
Парни удалились, оставляя за собой ворох сальных шуточек и густой шлейф мата. Хотят казаться взрослее, но тем самым показывают, насколько же они еще дети.
Подростки остановились около человека с дрессированной обезьяной и принялись острить по поводу цвета задницы скучающего животного.
— Яхонтовый, позолоти ручку, погадаю!
Я настолько увлекся наблюдением за подростками, еще более похожими на обезьян, чем та меланхоличная макака над которой они смеются, что не сразу понял — цыганка обращается ко мне.
Сначала я хотел отказаться. Однако потом подумал: а почему бы и нет? Понаблюдаю за работой «коллеги», может быть, чему-то научусь. Нет, конечно, вряд ли она подскажет мне новые методы поиска через Инсайд. Однако гадалки — хорошие психологи. И еще задолго до появления машины времени они рассуждали о проблемах предопределенности и свободы выбора. Может быть, пообщавшись с ней, я смогу найти ответы на вопросы, которые меня мучают сейчас? Может быть, именно этой цыганке через меня суждено решить судьбу человечества?
Я позолотил ручку. Та взглянула на мою не совсем чистую ладонь и заявила:
— Вижу, стоишь ты на перепутье и не знаешь, что выбрать.
Похоже, я не ошибся — эта цыганка действительно замечательный психолог. Уж сколько раз мне говорили самые разные знакомые (в основном девушки, но к делу это не относится), что по моему лицу абсолютно невозможно ничего прочитать. Я человек не скрытный, но свои переживания напоказ выставлять не люблю. Однако цыганка сразу с огромной точностью определила все как есть. Если бы подобные специалисты-психологи были во внутренних органах, то меня поймали бы уже давно.
— Правильно, — отвечаю я. — На перепутье. И что же мне выбрать?
Посмотрим, что она скажет на это.
— Да разве могу я говорить человеку, что ему выбирать? Человек сам решить должен. Для того судьба и дает ему выбор. Вижу только, что разрываешься ты между велением сердца и долгом.
А она действительно великолепно разбирается в людях. Вот только догадывается ли она, что здесь все гораздо сложнее? Сначала я разрывался между жизнью друга (это веление сердца) и судьбой человечества (это долг). А потом все поменялось местами. Я начал думать, что более правильная ветвь развития — «левая», а не «правая». Но встретил Дашу.
И теперь моим долгом стало выбрать «левую» ветвь. Но сердце говорит: если правая ветвь «отбракуется», то Даша никогда не родится.
Веление сердца и веление долга поменялись местами. Но от этого мое затруднение меньше не стало — пожалуй, даже наоборот.
— И к чему же надо прислушиваться — к голосу сердца или к чувству долга?
Я ожидал, что сейчас она скажет: «К голосу сердца». Сейчас, когда эпоха рационализма канула в Лету, модно прислушиваться к своим чувствам. Такое мировоззрение получило огромную популярность, потому что это очень удобно. Люди могут наплевать на долг, на честь, на разум и оправдаться тем, что «так подсказывает сердце». Они говорят, что самое главное — это чувства, а и разум, и долг, и честь лишь служат чувствам.
Однако почему-то при этом под чувствами понимаются либо лень, либо примитивные животные желания. И против этого ничего нельзя возразить — демократия объявила, что внутренний мир каждого человека представляет высшую ценность. И неважно, чей это внутренний мир: алкоголика или трудоголика, подлеца или человека чести.
Все хотят, чтобы люди были равны. Подняться до некоего уровня, до стандарта сложно. Гораздо проще опустить стандарт до своего уровня. А потом опустить остальных до этого стандарта — чтобы не высовывались, не напоминали тебе, насколько низок ты сам.
Однако цыганка приятно удивила меня, сказав:
— Долг говорит нам, чего от нас хотят окружающие. Чувства говорят нам, чего хотим мы сами. Самое главное — разобраться, настоящий ли это долг, настоящие ли это чувства. Действительно ли окружающие хотят, чтобы ты исполнил то, что считаешь долгом? Действительно ли ты хочешь реализовать то, что считаешь чувствами? Ответь на эти вопросы, и у тебя уже не будет других.
Сказать, что я потрясен, — значит не сказать ничего. Мало того что сказанное цыганкой так разительно отличается от предсказания парню. Тому она говорила разные примитивные вещи, мне же она сказала слова, потрясающие своей мудростью. Очевидно, она невероятно умная женщина и, кроме того, хороший психолог — каждому говорит то, что отвечает его потребностям.
Но потрясла меня не столько разница в интеллектуальном уровне ее предсказаний, сколько смысл сказанного ею. То, что я услышал, теперь кажется мне само собой разумеющимся. Но почему же раньше я до этого не додумался?
Я отошел от нее, ощутив нечто, похожее на испытанное днем просветление. Лишь через несколько минут я окончательно пришел в себя. Решив, что как следует подумаю над этим в гостинице, огляделся.
Первое, на что упал мой взгляд, — возбужденные люди, рассматривающие нечто скрытое от моего взора. Пробившись сквозь толпу, я обнаружил, что предметом их интереса стали двое. Один из них сидит на низенькой табуреточке и с огромной скоростью перемещает по гладкому листу пластика три стаканчика. Другой же пристально наблюдает за манипуляциями первого. Одет он не по погоде легко — хоть сейчас и лето, но вечером довольно холодно. Куртка его лежит рядом. Очевидно, он не надевает ее не по причине высокой морозоустойчивости организма, а потому, что куртка ему уже не принадлежит.
В руках он мнет очередной предмет одежды — из-за спин людей мне не видно, что именно. Видимо, надеется отыграться.
Но у него это не получится. Очки уже сообщили мне, что стаканчики излучают сильное электромагнитное поле. Одной минуты наблюдения за игрой — естественно, с использованием особых возможностей очков — мне хватило, чтобы выяснить устройство «волшебных» стаканчиков. В стенки стаканчиков вшита Сеть из кваркотронных процессоров и микроскопических генераторов электромагнитного поля с особыми параметрами. А внутренняя поверхность стенок покрыта метаструктурным пластиком.
В нужный момент наперсточник просто надавливает невидимую обычным глазом выпуклость на стаканчике, под которым нет шарика. Микрогенераторы создают поле, которое заставляет пленку метаструктурного пластика стечь со стенок стаканчика, обнажив внутреннюю поверхность — того же цвета, что и метаструктурный пластик.
После этого параметры электромагнитного поля меняются. И стекший пластик формирует шарик. А внутри другого стаканчика шарик (который также сделан из метаструктурного пластика) растекается равномерной пленкой по стенкам своего стаканчика.
Одна секунда — и шарик оказывается совсем не под тем стаканчиком, под которым был до этого. Просто, как все гениальное. Даже не надо учиться трюкам со стаканчиками и способам отвлечения внимания. Единственное, что требуется, — умение определить, когда надо дать клиенту выиграть, чтобы разжечь его азарт, а когда можно обчищать его как липку.
В другой ситуации я обязательно разоблачил бы мошенника. Однако сейчас я этого сделать не могу, поскольку не знаю, как здесь организован криминальный мир. Но кто-то же наперсточника крышует. Мне совсем не хочется разбираться с местными «братками». В моем положении главное — не привлекать внимания.
Или тут нет «братков»? Ну да, конечно, в этом мире нет расслоения на честных людей и криминалитет. Здесь нет писаных законов. Однако этот наперсточник является членом какого-нибудь клана. И еще неизвестно, что хуже — разбираться с «братками» или с кланом. Кланы живут по законам чести, и за своего они будут стоять горой.
Но в любом случае сейчас мне нельзя высовываться. Я не могу рисковать своим инкогнито — на карту поставлена не только моя судьба, но и еще миллиарды судеб.
Захотелось спать. Я медленно побрел в направлении гостиницы, хотя абсолютно не помнил дороги. Но, уходя из гостиницы, я вышел в Сеть и через спутниковую систему засек свое местоположение.
Сейчас перед моими глазами подробная карта города, на которой показано не только то место, куда мне нужно добраться, но и как туда можно пройти. Самый короткий путь — переулками. Однако программа определила текущее время в том часовом поясе, где я нахожусь, и посоветовала добираться хорошо освещенными улицами во избежание не слишком приятных встреч.
Я счел данный совет разумным и последовал по маршруту, отмеченному стрелочками. Правда, за возможность видеть карту пришлось пожертвовать тепловым зрением и данными электромагнитного сканера — перетружденный мозг и так гудит и почти что дымится. Я и два-то визуальных слоя с трудом удерживаю.
От этого я чувствую себя не слишком комфортно. Расширенные возможности позволяют лучше контролировать ситуацию и дают определенные преимущества перед другими людьми. Если на меня сейчас кто-то вздумает напасть, то я окажусь гораздо уязвимее, чем десять минут назад, когда видел в темноте лучше кошки.
Впрочем, до гостиницы я добрался без приключений. Там выпил ставший уже привычным стакан горячего чая с медом и мятой, а после этого улегся спать.
