Александр Алфимов
Китайские палочки времени
ГЛАВА 1
В голове раздается едва различимый писк — чип-нейроконтроллер любезно сообщает, что уже восемь утра. Сознание выныривает из темных глубин сна. Через мгновенье мысли уже четкие и ясные. На втором визуальном слое пробегают зеленые строчки расписания: встать, заправить кровать, умыться, позавтракать, взять необходимые дискеты и бумаги, выйти из подъезда, сесть в машину и так далее. Причем с указанием примерного времени, требуемого на каждое из вышеупомянутых действий.
Отгоняю образ списка. Иногда чип ведет себя слишком навязчиво. Может, не стоило так сильно менять базовую программу?
Под влиянием чипа последнюю мысль мозг воспринимает слишком буквально. Проанализировав то, что он посчитал запросом, выдает ответ: «Стоило». А то я сам не знаю! Переключаюсь из сторожевого режима в дежурно-пассивный. Теперь можно не опасаться, что иронию или сарказм подсознание воспримет буквально.
На все эти манипуляции собственным мозгом уходят доли секунды. И все равно жаль потраченных мгновений. Заношу в расписание на вечер корректировку программы чипа. Хотя заранее знаю, что переделывать ничего не буду — сколько раз, возвращаясь с работы, стирал подобную запись из недр мозга. Давал себе обещание, что как-нибудь на бедующей неделе обязательно все исправлю, но не сейчас.
Наскоро запихнув одеяло и подушку в шкаф, направляюсь в ванную. Несколько раз провожу по зубам щеткой туда-сюда. Иду на кухню, где автоповар уже заварил чай.
Заливаю мюсли холодным молоком. Не дожидаясь, пока хлопья размокнут, поглощаю все содержимое тарелки.
Уже через несколько минут спускаюсь на лифте (поход в туалет, пожалуй, описывать не буду).
Выхожу из подъезда и тут же отскакиваю назад. Но, к моему удивлению, асфальт передо мной остается чистым. Нерешительно делаю шаг вперед, задираю голову кверху, А вот и ожидаемый плевок — видимо, Михайловна зазевалась и просто не успела харкнуть сразу. Уворачиваюсь от «снаряда» и быстрым шагом направляюсь к машине — надо успеть отойти подальше, пока Михайловна не накопила очередную порцию слюны. Через секунду еще один плевок смачно шлепается на асфальт, но я уже на безопасной дистанции.
Михайловна понимает, что даже при стрельбе прямой наводкой, а тем паче при навесной дальность до объекта (то бишь до меня) слишком велика. В связи с отсутствием возможности огневого подавления цели пенсионерка решает предпринять психологическую атаку. А именно — завывая, как сирена воздушной тревоги, она орет благим матом. Исчерпав запас мата благого, Михайловна переходит на мат обычный. Когда и он подходит к концу, старушка переходит на ультразвук и восклицает: «Ворюга! Олигарх вшивый! Буржуй!»
Михайловна оставила данные слова на десерт, ибо уверена, что они гораздо оскорбительнее. В конце концов, многие даже не ругаются матом, а разговаривают на нем. А вот обвинение в расхищении народного имущества — большое оскорбление, с точки зрения старушки, зять которой прикрывает вымышленными принципами элементарное нежелание работать. Удобная позиция — заявлять, что все вокруг воры, а честные люди вынуждены ездить на дешевом «мерсе» выпуска две тысячи сорокового года. Данную фразу повторяет он столь часто, что машина стала у его тещи своеобразным пунктиком. Михайловна искренне уверена, что все, у кого машина лучше «мерина», воры и мошенники.
Моя машина гораздо лучше, чем у зятя Михайловны, — хоть и не хаверкар, но и не примитивный монстр с водородным двигателем. У меня спортивный «жигуль». В связи данным фактом я подвергаюсь активным нападкам со стороны агрессивной пенсионерки. Сцена с плевками повторяется ежедневно с небольшими вариациями.
Михайловна еще полминуты орет мне вслед, а затем резко затихает, чтобы не спугнуть очередную жертву — обычно через несколько минут после меня на работу отправляется Петров из пятьсот четырнадцатой квартиры. У него совсем новенький «москвич». В связи с этим и страдает от атак Михайловны он больше, чем я.
Пока я еду до офиса, чип скачивает для меня из Сети свежие новости и прогноз погоды. За последние несколько часов ничего существенно не изменилось ни в стране, ни и мире. Какие-то главы каких-то государств опять собираются на каких-то тропических островах, дабы обсудить какие-то проблемы.
Конечно, я понимаю: президенты тоже люди. Им тоже хочется собраться вместе, отдохнуть. А чтобы нельзя было обвинить их в том, что они рванули на море, вместо того чтобы вкалывать на благо Родины, мини-отпуск маскируется под саммит. Одно мне непонятно — зачем так подробно описывать дуракаваляние президентов? А вдруг народ посмотрит, что именно гарант конституции делает на деловых встречах, и задастся вопросом: «А почему это народный избранник на мои деньги развлекается на полную катушку? Почему он под ярким солнышком со своими коллегами лясы точит и фермы по разведению дождевых червей посещает? Нехорошо. Он на то и гарант, чтобы круглые сутки без сна и отдыха гарантировать конституцию!»
Впрочем, еще никто подобные мысли при мне не высказывал. А многие даже серьезно рассуждают, как скажутся решения, принятые на саммите, на отношениях России и Объединенной Европы.
Вторая новость дня: США заявили, что в Москве скрывается один из лидеров арабских террористов. Очень странно, с чего бы это ему в России прятаться? Ему что, мало бескрайних гор родного Ирака? Или в Ираке нет гор? С географией у меня не очень хорошо.
Скорее всего, у Штатов просто появился какой-то интерес в нашей стране, вот они и решили прикрыться мифическим террористом, дабы иметь возможность проворачивать свои делишки в России. Старый трюк. Штатовцы уже более полувека прикрывают свои грязные делишки борьбой с терроризмом.
В Москве тоже происшествий немного — самой важной новостью по городу стал очередной рейд, направленный на борьбу с незаконными мигрантами из К-будущего.
Подъезжаю к офису «Хронотура» в половине десятого. Быстро забегаю внутрь — если я хочу выпить чаю перед работой, то надо поторопиться.
Большинство сотрудников уже здесь. Не глядя пожимаю несколько рук, которые тянутся ко мне, как клювы голодных птенцов к матери. Хватаю чайник, который только что закипел. Наполняю кружку кипятком, не обращая внимания на возмущенные вопли Кольки — видимо, именно он поставил чайник. Бросаю в кружку таблетку «Липтона», которая тут же окрашивает воду и обволакивается черной аурой чая.
— Как дела? — спрашиваю у Кольки, который пытается сообразить, что лучше — использовать остатки горячей воды или дождаться новой порции кипятка. Решив, что еще минуту без чая он проживет, Колька наполняет чайник снова, после чего удостаивает меня ответа. — Все нормально. Вчера весь вечер в Сети просидел. Сайт отлаживал.
У Коляна собственный интернет-ресурс. Не очень большой, но стильный. Да к тому же выполнен профессионально.
Колька принимается объяснять, что именно он изменил. Внезапно дверь распахивается, входит Хвостиков. Подбегает к нам, хватает чайник, выплескивает его содержимое в нечто огромных размеров, по недоразумению именуемое кружкой. Колян матерится громко, но невнятно. Из его монолога узнаю, что я был далеко не первым, кто лишил его кипятка. Колька наполняет чайник еще раз. Хвостиков невозмутимо задает вопрос:
— А знаете, что общего у гинекологов и туроператоров? Колька замолкает. На его лице появляется выражение крайнего напряжения умственных усилий. Наверное, и на моем тоже. Мы понимаем, что нас ожидает очередная шутка— Хвостиков острит не переставая. И очень удачно. Каждый раз, когда Мишка — именно так зовут Хвостикова — задает каверзный вопрос, мы пытаемся додуматься до правильного ответа. Но еще никому этого не удавалось.
Найти ответ на данный вопрос было интересно вдвойне — людям нравится слушать шутки про свою профессию. Только не подумайте, что я гинеколог. Нет, я работаю в турагентстве. А точнее, в трансвременном турагентстве. Целыми днями я уговариваю людей посетить будущее. Желающих находится немало. В основном, конечно, клиенты выбирают К-ветвь. Это понятно: дешевые наркотики, полный спектр самых изощренных интимных услуг, острые ощущения. Гораздо менее привлекательным считается L-будущее. Туда отправляются в основном тяжелобольные, которым не может помочь медицина настоящего, и любители тихого отдыха на песчаном пляже.
Наконец мы в очередной раз понимаем, что шутки Хвостикова — нечто принципиально непредсказуемое. Заявляем о своей безоговорочной капитуляции, ожидающе смотрим на Мишку. Он еще несколько секунд мучает нас неизвестностью, затем объявляет правильный ответ:
— Сходство гинеколога и туроператора в том, что и тот и другой работают там, где другие отдыхают.
Наверное, сама по себе шутка не такая уж и смешная, но в исполнении Хвостикова любая чепуха способна довести до гомерического хохота. Мы с Колькой принимаемся дружно надрывать животики. Секунд через десять у меня появляется еще один повод для смеха — Мишка в очередной раз грубо и цинично похищает кипяток, пока законный хозяин потерял какую бы то ни было бдительность.
Отсмеявшись, Колька хватается за чайник, несколько секунд тупо смотрит на опустошенный агрегат, потом понимает, что Хвостиков пьет уже вторую кружку чая. От ярости Колька становится красным, как будто Мишка не украл кипяток, а плеснул ему в лицо. Затем принимается разоряться по поводу «всяких типов, которые, вместо того чтобы работать, хохмят и крысятничают направо и налево, а также на все четыре стороны света». Взвинчивая себя все больше и больше, Колька сам закипает, как чайник.
Дверь неслышно открывается, и в офис входит шеф. Колька, стоящий к выходу спиной, продолжает поливать Хвостикова отборным матом. Вскоре, прочитав что-то на наших лицах, он оборачивается. Подавившись окончанием слова «мать», он краснеет еще больше, наводя меня на мысль, что в роду у него были индейцы.
Шеф, усмехнувшись, проходит в свой кабинет. Он и сам любит ввернуть крепкое словечко в свою речь, но подчиненные в его присутствии почему-то стараются не выражаться. Дождавшись, пока за шефом закроется дверь, Колька продолжает перечислять родственников Хвостикова по женской линии, но уже тише.
Входит Руслан Зиггер — русский эстонец немецкого происхождения. Колька подозрительно покосился на него, но решил, что такой «тормоз» не может представлять опасности для очередной порции его кипятка. Прерванный монолог возобновляется. На этот раз экзекуции подвергаются родственники Хвостикова по линии отца. Оставленный без должного внимания «тормоз» захотел чаю. Не подозревая, что кипяток в чайнике приватизирован Колькой, Руслан вливает драгоценную жидкость в свою кружку.
Вскоре пропажа обнаруживается, но рабочий день уже начался, о чем нам сообщает шеф. Перечисление родственников Зиггера откладывается на несколько часов. Может, оно и к лучшему — Колькиным мозгам без подпитки чаем не справиться с запутанной генеалогией Руслана. Пожалуй, здесь даже нужно что-нибудь покрепче чая.
Рабочий день проходит как обычно. Зиггер валяет дурака, Колька лазает по Сети, остальные сотрудники тоже очень заняты. Один Мишка пытается убедить толстого клиента в том, что L-Гавайи — лучшее место для семейного отдыха.
— Не сомневайтесь! L-Гавайи — именно то, что вам нужно! Там есть все! Солнце для вашей жены, песок для ваших детей, девушки для вас и акулы для вашей тещи!
Шутка старая, но клиент ее не знает и принимает всерьез. Он подозрительно косится на Хвостикова, на всякий случай отодвигается подальше и бормочет:
— У меня нет тещи…
— Как я вам завидую! — восклицает Мишка, который никогда не был женат.
В итоге клиент ломается, оплачивает основной пакет услуг, а также кучу дополнений, которые в общей сложности стоят больше основного пакета. Хвостиков — большой мастер впаривать людям то, что им не нужно.
Подходит время обеда. Я уже заранее договорился с начальством, что сегодня уйду пораньше. Сообщаю об этом коллегам. Руслан расстраивается, он-то надеялся, что во время обеденного перерыва поделится со мной подробностями очередной вирт-игры. Я несказанно рад тому, что меня чаша сия минует: терпеть не могу виртуальные развлекалки. Особенно в изложении Зиггера.
Забегаю в кабинет к шефу.
— Владимир Николаевич, так я пошел? — спрашиваю я.
Директор агентства меланхолично кивает мне, подтверждая мое право на отдых. Выхожу из кабинета, прощаюсь с очаровательной секретаршей Елизаветой.
До дома добираюсь быстро — посреди рабочего дня пробок не бывает. Радуюсь предстоящему отдыху: начался не только очередной уик-энд, но и мой отпуск. Однако валять дурака целый месяц я не намерен. Дело в том, что агентство — не единственный источник моего дохода. И даже не основной.
Я — предсказатель будущего. Каждый вечер после трудового дня в «Хронотуре» я сижу в Сети. Как и десятки мне подобных, я прочесываю недра единой Сети, в которую соединены миллионы серверов, расположенных как в настоящем, так и в обоих будущих. Я ищу какие-нибудь указания на события, которые для наших потомков стали далеким прошлым. После того как искомые материалы найдены, наступает этап отсева. Выясняется, что часть событий стала прошлым не только для потомков, но и для нашего мира — пусть для нас и очень недавним прошлым. Часть событий произойдет лет через десять, они тоже особого интереса для меня не представляют. Что-то подходит по хронологии, но недостаточно достоверно. Что-то просто некому продать — либо заинтересованных нет вовсе, либо они неплатежеспособны.
Наконец из кучи угля показывается маленький алмазик. Факт, который произойдет в недалеком будущем, достаточно достоверен и представляет интерес для какого-нибудь богатого человека. Остается только связаться с этим человеком, продать ему информацию и при этом постараться не влипнуть в неприятности. Последнее удается гораздо реже, чем хотелось бы.
Копаясь в прошлом, которое на самом деле будущее, я зарабатываю раз в двадцать больше, чем в агентстве. Но покидать «Хронотур» я не собираюсь — боюсь сойти с ума. Среди моих друзей слишком много программистов и интернетчиков, и я хорошо представляю, что может произойти, когда целыми днями общаешься только с компьютером.
И все-таки когда несколько месяцев работаешь с людьми по несколько часов пять дней в неделю, просто необходимо отдохнуть от живого общения хотя бы месяц. И начать я намереваюсь прямо сейчас.
Захожу в квартиру, жму кнопку включения компьютера — терпеть не могу голосового управления. Пока система грузится, иду на кухню и делаю себе пару бутербродов.
Когда возвращаюсь, в глубине холлопанели ожидающе вращается сфера главного меню. Надеваю интерфейс-перчатки. Несколько резких пасов запускают аудиогенератор, который у меня вынесен на основную панель. Колонки сотрясаются, окатывают меня адреналиновым штормом. Руки начинают двигаться независимо от сознания, отплясывая неистовый танец. Серо-сиреневая сфера раскрывается потоками огненных образов, заполняющими собой всю холлопанель.
Домашний компьютер, сообразив, что я в Инсайде, отключил прозрачность окон. Теперь холлопанель — единственный источник света в комнате. Забытые бутерброды лежат на краю стола, мне уже не до них. Для меня существуют только рождающаяся на ходу музыка и непрерывно меняющаяся мозаика горящих образов, символов, слов.
И музыка, и изображение — отображение информации, которая непрерывным потоком перекачивается на мой компьютер с десятков тысяч серверов, расположенных в настоящем и будущем. В основном в будущем — ведь меня интересует то, что еще не произошло. И звук, и картинка подвластны мне. Пальцы, облаченные в интерфейс-перчатки, выписывают немыслимые кривые. Жесты резкие, но в то же время плавные, точные и целесообразные. Каждое движение разворачивает передо мной пестрые массивы данных, тонкую пряжу светящихся нитей связей, чернильные пятна защищенной информации.
Захватываю куски яркого узора, запускаю программы обработки, направляю сумасшедший полет к ярким маркерам полученных результатов. Передо мной разворачиваются новые массивы; слова и числа мелькают на пределе восприятия. Одна из голубых нитей кажется мне подозрительной, я цепляюсь за нее, совершаю резкий рывок вперед. Хватаю один из кусков информации, другой рукой тыкаю в пиктограмму нужной программы. Растягиваю пиктограмму и помещаю в ее фрейм захваченный кусок данных. Освободившейся рукой растягиваю буфер обмена, достаю скопированные ранее массивы, кидаю его во фрейм программы, несколькими жестами задаю параметры анализа. Через мгновение огненными буквами высвечиваются результаты. Появляются три рубиново-красные нити. Цепляюсь за одну из них, и безумный полет продолжается.
Через полчаса я полностью выжат после экстаза среди неоново-ярких джунглей Сети. На холлопанели светятся только несколько строчек — результат моей работы.
Эти данные не для продажи. Когда в Инсайде я увидел знакомую фамилию, то принялся разматывать клубочек вовсе не для того, чтобы заработать денег.
Странно, что заставило меня изменить привычке? Я никогда не пытался узнать свое будущее или будущее своих близких. Зачем? Все равно ничего изменить нельзя. Конечно, зная, что произойдет, можно к этому подготовиться — за это мои клиенты и платят деньги. Но к чему готовиться мне? Я не брокер, которому важно знать ситуацию ни бирже через полгода. Вряд ли при моем образе жизни можно извлечь материальную выгоду из знания будущего. Подготовиться морально к предстоящим неприятностям? Нет, я уверен, что смогу выдержать удары судьбы без предсказаний. А вот то, что знание будущего убьет во мне вкус к жизни, — это наверняка.
Но сегодня я изменил своему правилу.
И узнал, что моему другу Олегу грозит неприятность, он получит серьезное ранение. Когда — не знаю. Может, через месяц, а может, в этот самый момент он лежит в луже крови посреди своей кухни. Но не это самое главное. Как бы дорог он ни был мне — он всего лишь один человек. А то, что я узнал, раскапывая обстоятельства его ранения, касается всего человечества.
Дело в том, что я попытался найти в Сети информацию о том, насколько серьезной окажется рана. И странная вещь — в L-будущем Олег выживет. А в R-будущем он погибнет. А это значит, что Развилка наступит гораздо раньше, чем предполагалось. Не в ближайшее десятилетие, как считалось раньше, а в ближайшие пару недель.
Что она еще не наступила, я понимаю сразу — Сеть до сих пор функционирует, а если бы мы прошли Развилку и история человечества начала бы развиваться по конкретной ветви, то все сайты из альтернативного будущего стали бы недоступны.
Но с будущим разберусь потом. Сейчас главное — Олег. Вызываю на холлопанели контакт-программу, тыкаю перчаткой в строчку «Go Blin» — это никнэйм Олега.
Передо мной появляется заставка, свидетельствующая о том, что коммуникатор абонента исправен. Автоответчика у Олега нет — он вообще не любит, когда компьютеры имитируют живых людей.
Ожидаю ответа около полуминуты, нервно барабаня пальцами по столу, — предварительно я перевел интерфейс-перчатки- в режим ожидания, иначе компьютер сошел бы с ума от подобных рукоблудий, пытаясь отнестись к ним как к командам.
Я уже встаю, чтобы ехать к Олегу домой. Конечно, может быть, он просто с головой ушел в работу и не реагирует на внешние раздражители. Скорее всего. Но вдруг он сейчас лежит на полу в луже крови?
Но тут Олег ответил. Волосы взъерошены, глаза задумчиво-отсутствующие. В общем, все как обычно. Похоже, пока с ним ничего плохого не случилось.
— А-а-а! — обрадовался он, узнав меня, — Дельфийский Оракул собственной персоной! А я как раз собирался тебе звонить.
— Что-то случилось? — забеспокоился я.
— Нет. То есть да. То есть… Ну, в общем, нам надо сконнектиться. Встречаемся в «Чаше» через час.
— Хоть в общих чертах объясни, что случилось!
— Все при встрече, — таинственно ответил Олег и прервал связь.
Ладно, самое главное, что он жив.
Я выхожу из дома и несколько секунд соображаю — ехать на машине или на метро. Выбираю метро, потому что припарковаться около «Чаши Хайяма» не получится — данное заведение находится на территории комплекса ВДНХ, который еще пару лет назад именовался ВВЦ.
Через полчаса я уже на месте. Решаю, что Олег придет не скоро: мало того что я приехал раньше, так еще он всегда опаздывает. Просто так сидеть за столиком мне не хочется, поэтому я покупаю бутылку красного. К сожалению, из безалкогольных напитков здесь только минералка, которую я не люблю.
Однако бутылка от скуки меня не спасает. Симпатичных девушек сейчас поблизости нет, так что знакомство и последующий милый треп в качестве варианта времяпровождения пролетают. В Сеть лезть неохота, тем более что чип обеспечивает низкий коннект.
Ладно, придется все-таки заняться программой чипа — когда-нибудь это все равно надо будет сделать.
Я прикрываю глаза и вызываю главное меню. Вообще-то здесь не должно быть строчки «Изменить программу» — ее добавил я. Разработчики вообще не предусмотрели возможность правки кода пользователем. И даже поставили защиту против подобных попыток: уж слишком хрупкая штука — человеческий мозг. Но если русский человек захочет что-то раскурочить, то он это сделает.
Передо мной загорается трехмерная схема модулей программы. Конечно, чтобы точно отобразить графически структуру такой сложности, не хватило бы и сотни измерений. Но это уже далеко за пределами человеческого восприятия. Поэтому пришлось обойтись не точной блок-схемой, а приближенным планом. Может быть, есть лучший способ отображения подобных структур. Например, не через визуальный канал, а напрямую через мыслеформы. Но я не специалист в кибернейронике. Да и в простом программировании я скорее любитель. Пусть и высокого уровня, но все же любитель. Так что написанный собственноручно движок графического представления данных — предмет моей особой гордости.
Перед моими глазами стоит мешанина красных и синих блоков и линий. Все это базируется на зеленой плоскости, которая символизирует мой мозг.
Я приблизил к себе тот фрагмент схемы, где программные модули чипа «крепятся» к плоскости, — именно этой частью мне и предстоит заняться. Сама-то программа работает отлично, но она не всегда правильно интерпретирует, что именно я от нее хочу.
После долгих и кропотливых манипуляций я добился своего — теперь программа выполняет только четко сформулированные запросы и не рыпается в тех случаях, когда ее не просят.
Вообще-то она так и работала с самого начала. Но когда я только поставил себе чип, он мало чем отличался от обычного электронного секретаря. Я сразу взломал код — благо помогли знакомые хакеры, включая того же Олега. После этого я принялся изменять базовую программу. Уже без посторонней помощи — после того как блокировка была обойдена, в коде разобрался бы и школьник.
Тогда я думал только о том, как добиться от чипа большего. Все-таки прямой доступ к мозгу должен давать еще какие-то преимущества, кроме возможности обойтись без периферийных устройств.
О том, что мои действия могут дать какой-либо побочный эффект, я не задумывался. Как выяснилось, зря. Получив свободу от тесных рамок четко сформулированных запросов, чип принялся таковую свободу вовсю использовать.
Например, стоило мне задуматься, что лучше съесть — яичницу с ветчиной или картошку с котлетами, чип тут же выходил в Сеть, скачивал данные о пищевой ценности каждого блюда и определял, что для меня полезнее. И так во всем. Сначала я пребывал в эйфории, ведь это я сам напрограммил!
А потом я понял, что абсолютно потерял свободу выбора. Все за меня решало мое подсознание, подстегиваемое не в меру ретивым чипом. Жизнь потеряла всякий интерес.
Но самое паршивое — оказывается, наше подсознание абсолютно не отличает серьезные мысли от иронии или сарказма. Например, просят меня куда-нибудь сходить, а я отвечаю: «Щаз-з-з-з! Уже побежал». А подсознание, «услыхав», что я собираюсь бежать, активизирует надпочечники.
Да-да, и в психосоматику чип залез. А на заре внедрения нейроконтроллеров мы все читали в газетах леденящие кровь статьи о том, что происходит с людьми, чипы которых контролируют психосоматику. Так вот, хотя это и были желтющие газетенки, пугающие народ глупыми выдумками («Тараканы насмерть загрызли хозяина квартиры!»), но истории про чипы — правда. Я, конечно, пережил не все описанные эффекты. Иначе сейчас я не сидел бы за столиком, прикрыв глаза, а лежал бы в деревянном ящике. Тоже прикрыв глаза.
После этих случаев я начал переводить чип в дежурно-пассивный режим. Но стоило мне задремать или просто задуматься, как нейроконтроллер переходил на сторожевое функционирование. Данная примочка «вшита» в систему, изменить ее программно нельзя — при нормальной-то эксплуатации устройства она совсем не мешает. Хорошо еще, что во время сна чип выполняет только заранее запрограммированные задачи. Иначе каждый раз, видя сон, я превращался бы в лунатика.
Короче говоря, необходимость приструнить чип возникла давно. Правда, пока я справлялся — если регулярно переводить нейроконтроллер в дежурно-пассивный режим, то он особых проблем не доставлял. Но вдруг однажды я забуду или не успею это сделать?
Правда, теперь все позади, проблема устранена. Я открываю глаза, оглядываюсь. Похоже, никто не обратил внимания на мое «отсутствие». А то могли бы забеспокоиться, что мне плохо, вызвать «скорую помощь». Хотя вряд ли, скорее решили бы, что я пьяный. Вполне логичная мысль в заведении, где основной ассортимент составляют спиртные напитки, а из закуски — только минералка.
Олега до сих пор нет. Интересно, который сейчас час? Чип на данный вопрос не ответил, хотя, когда я правил программу, он наверняка переключился в сторожевой режим. Это хорошо, значит, я все сделал правильно. Я еще раз повторил вопрос, на этот раз адресовав его чипу. Доля секунды понадобилась подсознанию, чтобы выйти в Сеть, узнать московское время и вывести его на второй визуальный слой.
Значит, я отлаживал программу минут сорок. Олег опаздывает, как всегда. Я почувствовал, что проголодался. Неподалеку продают неплохие пончики — то, что надо, чтобы заморить червячка.
Возвращаюсь в «Чашу» через несколько минут с большим бумажным пакетам. Однако дорогу мне преграждает девушка с бейджиком.
— С пончиками нельзя! — заявляет она.
— Почему это?
— Вы что, читать не умеете? — Девушка тычет пальчиком в висящую на двери бумажку. Там и правда значится: «Запрещается проносить с собой и потреблять пончики и другие остропахнущие продукты».
— Но пончики пахнут вовсе не остро! — пытаюсь возражать я.
— Все равно пахнут! Их запах будет мешать другим посетителям наслаждаться букетом напитков.
— Можно подумать, что к вам ходят, чтобы нюхать вино!
Я все же выхожу на улицу. Встав около большой стеклянной витрины, демонстративно поедаю пончики. Девушка, оставшаяся внутри, смотрит на меня и глотает слюни. Интересно, она голодная или ей просто хочется пончиков?
Опустошив пакет, я захожу в зал и опять проверяю время. Что-то уж слишком долго нет Олега. Через чип я выхожу в Сеть, пытаюсь ему позвонить. Никто не отвечает. Если он уже выехал, то домашний компьютер должен переадресовать вызов на мобильник. Однако этого не происходит. Значит, Олег все еще в квартире.
Я бросаюсь из зала, опрокинув столик. Мне вдогонку что-то кричат, но я уже ничего не слышу.
Пока еду в метро, мысленно уговариваю вагон ехать быстрее. Чип продолжает вызывать номер Олега, но попрежнему никто не отвечает. Наконец поезд подъезжает к нужной платформе. Расталкивая людей, я протискиваюсь через толпу, едва двери вагона начинают раздвигаться.
До дома Олега добегаю, по дороге несколько раз едва не попав под машину. Хорошо, что с компьютером-«привратником» возиться не надо — у меня неограниченный допуск в квартиру Олега. Не дожидаясь лифта, взбегаю по лестнице — до второго этажа быстрей добраться пешком. Чтобы попасть в квартиру, допуск не понадобился — дверь не заперта и даже прикрыта не очень плотно.
С порога замечаю тело Олега — посреди маленькой кухни на линолеуме в луже крови.
— Олег, Олег, ты в порядке? — Наверное, в данной ситуации более тупого вопроса придумать нельзя.
Олег еще дышит и даже пытается мне что-то сказать. Однако я его прерываю.
— Лежи, тебе нельзя говорить! Сейчас я отвезу тебя в больницу.
— Нет… В больницу не надо… Там они найдут… Пока они думают, что я умер, я в безопасности…
Его слова похожи на бред, однако ранен-то он иглой из гауссовика! Я замечаю, что вокруг беспорядок — здесь явно что-то искали. Похоже, Олег действительно перешел кому-то дорогу. В этом случае ему и в самом деле нельзя в больницу. Но медицинская помощь-то ему необходима!
Решение возникает само. Теперь остается придумать, как довезти Олега, не привлекая внимания. Открыв шкаф, сразу натыкаюсь на черный плащ. Отлично, если я одену Олега в это, никто не увидит ран.
Какими-то тряпками я обвязал ему грудь, чтобы остановить кровотечение. На большее моих медицинских познаний не хватило. Наряжаю Олега в плащ, на голову цепляю первое, что попалось под руку. Дополняю картину темными очками. И последний штрих — достаю из холодильника полупустую бутылку водки, хорошенько обрабатываю Олега ее содержимым.
Теперь уже никто не догадается, что этот человек смертельно ранен. Скорее подумают, что он мертвецки пьян.
Выволакиваю тело в подъезд. Втаскиваю его в лифт. Когда на первом этаже двери открываются, я замечаю, что там стоят два человека.
Чтобы полностью убедить их в том, что на мне повис самый обычный алкаш, я восклицаю первое, что взбрело в голову:
— Ну и свинья же ты, Васька! Ну ладно, выпил бы бутылку, выпил бы две. Но зачем же так нажираться? А ведь нам сегодня еще к Жорику ехать!
Я понятия не имею, кто такие Васька и Жорик, которых я упомянул. Надеюсь, что не слишком переиграл. Впрочем, публика и не особо обратила на нас внимание. С одной стороны, хорошо. А с другой — все-таки обидно, что мои актерские потуги пропали зря.
Но, похоже, данная парочка просто слишком занята собственными мыслями. Одеты они, как Олег, во все черное и в темных очках. Лица не выражают ничего. Наверное, за очками скрывается холодный взгляд, полный стали. Такими обычно в фильмах представляют агентов спецслужб. Внезапно у меня на спине выступает холодный пот — я понимаю, куда эти люди направляются. И мне уже не обидно, что они не обратили внимания на мое актерское мастерство. Напротив, я рад этому.
Выволакиваю тело из подъезда. Я приехал сюда на метро, поэтому сажусь в машину Олега, компьютер которой узнает меня, как и компьютер-«привратник». Хорошо, что Олег мне так доверяет. Если бы он не дал мне когда-то давно неограниченный допуск, то ему бы точно пришел конец. Запускаю двигатель, одновременно отдаю чипу команду запустить нужную программу. Теперь передо мной карта города, на которой отмечен оптимальный маршрут к заданной точке. Маршрут составляется с учетом ситуации на дорогах, как текущей, так и прогнозируемой.
Я набираю скорость, максимально разрешенную на этом участке дороги, — мне совсем неохота оказаться в лапах доблестных сотрудников ГАПа.
Однако, как я ни осторожничал, этой участи мне избежать не удалось. Перед одним из патрульных пунктов на бортовой компьютер пришло сообщение:
«Серебристый «москвич», номер Г-463-5820-00, остановитесь около патрульного пункта».
По-моему, дикий идиотизм — сообщать цвет, марку и номер автомобиля: уж если сообщение пришло на мой бортовой компьютер, то понятно, что оно адресовано мне.
Интересно, что я нарушил? Скорее всего, ничего. Просто ГАПник увидел дорогую машину — новенький «москвич» — и решил «подзаправиться».
— Сержант Елдынь, — представляется он. — Пожалуйста, ваши права.
Достаю пластиковый прямоугольник.
— Все в порядке, проезжайте, — козыряет сержант, удовлетворенно пряча купюру в карман.
Решаю, что денег на взятки у меня с собой хватит, так что можно не обращать внимания на спидометр. Тем более, раз соблюдение правил все равно от гапников не спасает. Как ни странно, но больше меня не останавливали, хотя ехал я, нарушая все правила.
Удача улыбалась нам: дверь нужного подъезда широко распахнута, рабочие в комбинезонах таскают мебель из стоящего рядом фургона. Так что проблем с компьютером-«привратником» не возникает.
Поднимаемся на лифте. Я жму кнопку видеодомофона, висящего возле нужной двери. На экране появляется лицо Гали, хотя я и понимаю, что это просто автоответчик.
— Здравствуйте, сообщите свое имя и цель визита.
— Галка, привет, это твои бывшие одноклассники, — отвечаю я.
Только бы она была дома! Олега я предварительно прислонил к стене так, чтобы он не попал в объектив домофона — незачем пугать девушку раньше времени.
— Привет, Сашка! — отвечает Галка. На этот раз настоящая, а не запись. — А почему ты про себя во множественном числе?
— Мы так и будем через дверь разговаривать? — Прием грубый, но эффективный, а ведь сейчас дорога каждая секунда.
— Ой, извини. Проходи, — Красный огонек на домофоне сменяется зеленым. Дверь немного приоткрывается.
Я толкаю ее ногой, затаскиваю Олега в квартиру. При этом я распахиваю его плащ, чтобы были видны кровавые пятна на его рубашке.
— Ему медицинская помощь нужна, — бормочу я. Надо отдать Галке должное — она держит себя в руках великолепно. Несколько секунд стоит молча. А потом быстро, но спокойно произносит:
— Ну что ж ты стоишь? Неси его в комнату! А я руки помою.
Я волоку тело в глубь квартиры. Снимаю со стола пластиковую скатерть, расстилаю на диване, укладываю на ней Олега.
Входит Галка. Она успела не только помыть руки, но и накинуть белый халат. В руке держит светлый чемоданчик, из которого извлекает какие-то медицинские инструменты, приборы, ампулы.
Галя принимается колдовать над телом.
— Жить будет? — не вытерпел я.
— Пока трудно сказать. Чем это его так?
— Похоже, из гауссовика.
Наконец Галя заканчивает таинственные манипуляции.
— Плохо. Ему кардиоэмулятор вдребезги разнесло, — заявляет она.
— У него кардиоэмулятор? — поражаюсь я.
— Да. А ты не знал?
Я киваю. Конечно, я не знал. Это же не я в него в школе был влюблен.
— Слушай, Галка, как же он до сих пор жив? Мозг через пять минут без кислорода умирает. А мы вон сколько ехали.
— Когда ему эмулятор ставили, родное сердце решили не удалять. Ему тогда двенадцать было. Врачи думали: организм молодой, сердце еще оклемается, тогда и эмулятор извлечь можно будет. Я сейчас проверила, сердце и правда в порядке. Он, видимо, просто забыл или не захотел на операцию ложиться, чтобы эту штуку вынули.
— Вполне в его духе, — соглашаюсь я. — Раз все нормально, зачем вынимать?
Мы немножко помолчали.
— Слушай, Галка, а что у него с сердцем было? — спрашиваю я.
— Одна вирусная болячка.
— Это та самая, из-за которой он полгода в школу не ходил?
Галя кивает. Я вспоминаю, что именно эта болезнь Олега внушила Галке мысль поступать в медицинский. Родители долго уговаривали ее изменить решение — она была девочкой впечатлительной, боялась крови. Да и вообще много чего боялась.
Но Галя твердо решила быть доктором. И раз характер препятствует этому, то надо менять характер. Галка решила покончить со всеми своими страхами раз и навсегда.
Если она боится всего склизкого, то надо завести террариум и поселить в нем лягушек. Если она боится крови, то надо смотреть боевики, ужастики, триллеры.
Эти фильмы дали ей понять, что она боится еще очень многого. Например, оружия. Тогда Галка записалась в стрелковую секцию.
Однако устранять каждый конкретный страх оказалось слишком долго. В одном из китайских боевиков Галя услышала, что кунг-фу — это не просто удары и блоки, а образ жизни, способный изменить человека. В том числе и научить бороться со страхами.
После этого Галка увлеклась кунг-фу. Потом были ушу, карате, что-то еще. Конечно, чтобы по-хорошему отрабатывать все удары и блоки, времени не хватало. Галка брала и.; каждого единоборства понемногу, делая основной упор на философию и развитие духа.
Однако она не только преодолевала свои страхи, но и активно изучала медицину и все сопредельные науки: биологию, химию, психологию. По этим предметам наша подружка очень скоро стала отличницей, регулярно побеждала на всех олимпиадах.
На все времени не хватало катастрофически. Галка забросила развлечения, с головой погрузилась в самосовершенствование.
Родители перестали отговаривать, видя, что дочь настроена серьезно. Лишь однажды они обмолвились, что медработник — это не только герой, спасающий жизни. Приходится ухаживать за людьми, многие из которых не могут ходить. Точнее, могут, но только под себя.
Галка намотала эту информацию на ус — она завела щенка и с упоением убирала за ним лужицы и кучки, стараясь навсегда избавиться от естественного отвращения.
Все эти старания не прошли даром. Галка поступила в медицинский и, закончив его с красным дипломом, стала первоклассным хирургом.
Она совершила то, что под силу лишь немногим, — поставила перед собой цель и шла к ней долгие годы, посвящая ей каждое мгновение своей жизни. Галка сделала это потому, что любила Олега. Каждый раз, когда ей становилось слишком трудно, когда силы были на нуле, когда усталость и отчаяние возводили перед ней непреодолимую стену, Галка вспоминала Олега. Вспоминала, как он лежал на больничной койке, его бледное лицо, дрожащие от слабости веки. И это давало ей силы продолжить: она сразу видела, что если через стену нельзя перелезть, то ее наверняка можно обойти.
Галка никогда не мечтала, что ей придется лечить Олега. Однако она знала, что у каждого ее будущего пациента будут родные, которые его любят, которым он так же дорог, как ей Олег. Этого ей было вполне достаточно.
Однако судьбе это не показалось достаточным. И теперь человек, которого Галка любит, лежит на кровати в ее квартире и его жизнь зависит от нее. И теперь Галка знает наверняка: все, через что она прошла, было не напрасно. Я где-то читал, что труднее всего для врача — лечить близкого человека. Того, кого любишь, боишься потерять. И если знаешь, что только ты и никто более ответственен за его жизнь, начинаешь волноваться. А врачу нельзя волноваться. Потому что медицина — не точная наука, а искусство. Искусство более высокое, чем рисование или графоманские потуги. И даже не потому, что необходимо обладать настоящим талантом, опытом и теоретической подготовкой, а не только особым мировоззрением. Потому что цена ошибки — жизнь человека.
Однако сейчас, глядя на Галку, нельзя сказать, что она волнуется, — все-таки она работала над собой так долго и интенсивно, что ее нервы давно превратились в стальные тросы.
— Слушай, Галка, а в чем опасность для его жизни? — спрашиваю я. — Кровь ты остановила. Кардиоэмулятору конец, но у него же свое сердце цело. Легкое, конечно, в клочки порвало. Но при современном уровне медицины и твоих способностях ему и одного с избытком хватит. Так почему же ты сказала, что дела плохи?
— Да потому что с таким сердцем долго не проживешь. Оно же у него с двенадцати лет почти бездействовало, миокард сильно атрофирован. В больницу бы его… Там бы он наверняка выжил.
— Нельзя ему в больницу! — отзываюсь я. — Там его найдут и завершат начатое. Это серьезные люди. Выстрелили не абы куда — в сердце метили. Олегу жутко повезло, что ему врачи сердце в правую часть груди переместили. Слушай, неужели ты больше ничего сделать не можешь?
— Я ввела ему препарат, замедляющий метаболизм. Жизнь в нем еле теплится — так меньше нагрузка на сердце. Пока он держится. Но в таком состоянии нельзя находиться долго. Если бы у меня был «Митохондр»!
— Но это нелегально! Вирусы-симбионты запрещены.
— Уж поверь мне, я об этом знаю не хуже тебя. Все-таки я врач.
Я задумываюсь. Вместо нужных мыслей в голову лезет всякая чепуха. В памяти всплывает неизвестно когда прочитанная мною статья уголовного кодекса, которая обещает м использование вирусов-симбионтов до семи лет тюрьмы.
Я мотаю головой, отгоняя ненужные мысли. Жизнь моего лучшего друга зависит от «Митохондра», а это значит, что я достану его. Даже если мне будет грозить смертная казнь через посажение на кол.
— А если я достану «Митохондр», он выживет? — спрашиваю я.
— Я ничего не могу гарантировать, — отвечает Галка. — Но у него будет гораздо больше шансов. Если клеточное дыхание улучшится, то сердцу надо будет меньше напрягаться, чтобы обеспечить тело кислородом. Да и клетки Миокарда будут вырабатывать больше АТФ, что повысит потенциал самого сердца. Другого пути вытащить его я не вижу.
