Проснувшись, несколько минут трачу на то, чтобы понять, что я все еще на диване.

– Хардин? – зову я, выпутываясь из одеяла.

Иду в спальню, надеясь, что он там. Но комната пуста. Где он, черт побери?

Я возвращаюсь в гостиную и хватаю со спинки дивана телефон. Ни одного сообщения – и это семь утра. Я звоню ему, но слышу только автоответчик и вешаю трубку. Отправляюсь на кухню и, прежде чем отправиться в душ, ставлю кофе. Мне повезло, что я проснулась вовремя: установить будильник я забыла.

– Где ты? – спрашиваю я вслух и иду в душ.

Сушу голову и ищу возможные объяснения его отсутствию. Прошлой ночью я думала, что он поздно закончил работу, так как у него ее много накопилось. Возможно, он столкнулся со знакомым и забыл про время. Но в библиотеке? Они закрываются довольно рано, даже бары закрываются, в конце концов. Скорее всего, он пошел на вечеринку.

Я чувствую, что случилось именно это. Но вдруг он попал в аварию? От этой мысли мне становится плохо. Но какую бы историю или причину я ни прокручивала в мозгу, я знаю: он делает что-то, чего не должен. Прошлым вечером все было замечательно, куда же он ушел и где оставался всю ночь?

Поскольку у меня нет настроения надевать сегодня платье, останавливаюсь на старой черной юбке и закрытой мягкой розовой рубашке. В моей голове сгущаются тучи, и в Vance я приезжаю в настоящем бешенстве. О чем, черт возьми, он думает, бросая меня на всю ночь и даже ничего не сказав мне?

Кимберли удивленно смотрит, как я прохожу мимо пончиков, не взяв ни одного. Но я улыбаюсь лучшей своей фальшивой улыбкой и отправляюсь в свой кабинет. Утро проходит как в тумане. Я читаю и перечитываю одни и те же страницы, не понимая ни слова.

От стука в дверь перестает биться сердце. Я отчаянно надеюсь, что это Хардин, хотя я жутко на него зла. Но это Кимберли.

– Не хочешь пообедать со мной? – ласково спрашивает она.

Почти отказываюсь, но сидеть на работе и раздумывать, куда делся мой парень, совершенно невыносимо.

Я улыбаюсь.

– Конечно.

Идем на угол в небольшой мексиканский ресторан Cantina. На улице мы ужасно мерзнем и просим посадить нас рядом с обогревателем. Столик находится прямо под струей теплого воздуха, и мы поднимаем руки к вентилятору.

– Такая погода не прощает, – говорит Кимберли, болтая о холодах и о том, как не хватает лета.

– Я почти забыла, как холодно зимой, – говорю я.

Времена года слились, и я не сразу заметила снегопад.

– Да… А как поживает мистер Засранец? – спрашивает она со смехом.

Официант приносит картошку и сальсу. В животе урчит от голода. Больше не буду пропускать утренний пончик.

– Ну…

Не знаю, стоит ли делиться с ней подробностями личной жизни. У меня не так уж много друзей. Вообще нет, если быть точной, не считая Стеф, которую я больше не увижу. Кимберли лет на десять старше меня и наверняка лучше разбирается в мужчинах. Я смотрю в потолок с люстрами в форме пивных бутылок и глубоко вздыхаю.

– В данный момент – точно не знаю. Вчера все было нормально, но вечером он ушел. На всю ночь. Это была наша вторая ночь в этой квартире, но он не пришел домой, – объясняю я.

– Погоди-погоди. Давай сначала. Значит, вы живете вместе?

– Да… пока что. – Я пытаюсь улыбнуться.

– Хорошо. Так он не пришел прошлой ночью?

– Нет. Он сказал, что должен закончить какую-то работу и пойдет в библиотеку, но домой не вернулся.

– Ты не думала, что он мог попасть в больницу или типа того?

– Нет, я не думаю, что это что-то серьезное.

Я знаю, что как-нибудь почувствовала бы, если бы что-то случилось, мы как-нибудь связались, и он дал знать.

– Он так и не позвонил?

– Нет. И не написал, – хмурюсь я.

– Будь я на твоем месте, я послала бы его подальше. Это недопустимо! – восклицает она.

Официант останавливается, сообщает:

– Ваш заказ скоро будет готов, – и наливает мне воды.

Я рада: небольшой перерыв дает мне шанс отдышаться после сурового приговора Кимберли.

Она продолжает, и я понимаю, что она не осуждает меня, а советует. Мне становится легче.

– Думаю, ты должна дать ему ясно понять, что так поступать нельзя, иначе он так и будет продолжать. Проблема мужчин в том, что они живут как привыкли. Если ты допускаешь это, сами они не в состоянии перебороть эту привычку. Он сразу должен понять, что ты не будешь с этим мириться. Ему повезло заполучить тебя, и он хочет сохранить все по-старому.

Кое-что в ее зажигательной речи поддерживает мою злость. Нужно на него рассердиться. Послать его, как сказала Кимберли.

– На словах-то легко, – смеюсь я.

– Да, это совсем не просто, – усмехается она, потом серьезно добавляет: – Но это надо сделать.

Оставшуюся часть обеда она рассказывает о своей студенческой жизни и о своих ужасных отношениях с парнями. После каждой истории она качает головой, и светлая челка мотается из стороны в сторону. Я хохочу до слез. Еда вкусная, и я рада, что пошла обедать с Кимберли, а не осталась дуться в одиночестве в своем кабинете.

На обратном пути встречаю Тревора, выходящего из туалета. Он, улыбаясь, подходит ко мне.

– Привет, Тесса.

– Привет, как дела? – вежливо спрашиваю я.

– Все нормально. На улице ужасный холод, – говорит он, и я киваю. – Прекрасно выглядишь сегодня, – говорит он, глядя в сторону.

Понимаю, что на самом деле он так не считает, но улыбаюсь и благодарю его, прежде чем он, очевидно смущенный, уходит.

Я уезжаю, буквально ничего не прочитав, беру рукопись домой в надежде поработать дома.

Когда я возвращаюсь, машины Хардина все еще нет на стоянке. Я снова бешусь, звоню ему и ору на автоответчик – и, как ни странно, становится легче.

Наскоро готовлю ужин и собираю одежду на завтра. Поверить не могу, что до свадьбы всего два дня. Вдруг он не вернется до выходных? Вернется. Вернется ведь? Я осматриваю квартиру. Удивительно, как она потеряла всю свою привлекательность, когда в ней нет Хардина.

Каким-то образом мне удается выполнить значительную часть работы. Когда я откладываю рукопись, входная дверь открывается. Хардин молча ковыляет через гостиную в спальню. Я слышу, как он сбрасывает ботинки на пол и чертыхается, видимо, упав. Я вспоминаю, что Кимберли сказала за обедом, и, прокрутив еще раз все в голове, иду к нему.

– Где ты был, черт возьми? – кричу я, входя в комнату.

Хардин сидит на кровати и снимает штаны.

– Я тоже рад тебя видеть, – невнятно бормочет он.

– Ты пьян? – изумленно спрашиваю я.

– Возможно, – отвечает он, бросая штаны на пол.

Я вздыхаю, поднимаю их и швыряю в него.

– У нас для этого есть корзина. – Но он только смеется. – У тебя железные нервы, Хардин! Тебя не было всю ночь и весь день, ты даже не позвонил, а теперь заявился пьяный и потешаешься надо мной? – кричу я.

– Хватит орать. У меня ужасно болит голова, – стонет он, ложась на кровать.

– Ты думаешь, это смешно? Это для тебя игра? Если ты не собирался строить серьезные отношения, зачем упрашивал к тебе переехать?

– Я не хочу говорить об этом сейчас. Ты принимаешь все близко к сердцу, иди сюда и дай сделать тебя счастливой.

Его глаза опухли от выпивки. Он поднимает руки и улыбается пьяной глупой улыбкой.

– Нет, Хардин, – говорю я строго. – Я серьезно. Ты не можешь просто исчезать на всю ночь, даже не пытаясь ничего объяснить.

– Господи, да успокойся, наконец! Ты мне не мать. Хватит ругаться и иди сюда, – повторяет он.

– Убирайся, – отрезаю я.

– Что-что?

Он садится. Теперь он весь внимание.

– Ты слышал, уходи! Я не собираюсь быть девушкой, которая сидит дома и ждет бойфренда до полуночи. Я думала, ты хотя бы придумаешь хорошее оправдание, но ты даже не пытался! Я не собираюсь этого терпеть, Хардин. Я всегда слишком легко тебя прощала. Не в этот раз. Так что либо объяснись, либо катись отсюда.

Я встаю, скрестив руки и гордясь тем, что выдержала характер.

– Может, ты забыла, что я один плачу по счетам, так что если кому и убираться, так это тебе, – говорит он и смотрит пустым взглядом.

Я смотрю на его руки; костяшки пальцев снова разбиты в кровь. Мозг все еще пытается придумать ответ, и я спрашиваю:

– Ты снова с кем-то подрался?

– Это имеет значение?

– Да, Хардин, это имеет значение. Этим ты занимаешься по вечерам? Бьешь людей? Ты даже не работал, так ведь? Или это и есть твоя работа, бить людей?

– Что? Нет, это не работа. Ты знаешь, кем я работаю. Я сделал работу и решил развлечься, – говорит он, закрывая рукой лицо.

– Как?

– Никак. Господи! – стонет он. – Ты всегда лезешь в мои дела.

– Я лезу в твои дела? А чего ты ожидал, появившись здесь после того, как пропал на всю ночь и весь день? Мне нужен ответ, Хардин – ты молчишь. – Не обращая на меня внимания, он стягивает рубашку. – Я весь день волновалась. Ты мог хотя бы позвонить. Я с ума сходила, пока ты бухал и черт знает чем занимался. Ты мешаешь моей стажировке, это ненормально.

– Твоей стажировке? Ты имеешь в виду ту, которую выбил мой отец? – говорит он.

– Ты отвратителен.

– Просто спросил. – Он пожимает плечами.

Как это может быть тот же человек, который всего две ночи назад шептал мне на ухо, как сильно меня любит, когда думал, что я сплю?

– Я даже не буду на это реагировать, потому что знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь скандала, но этого не будет.

Я хватаю одну из своих футболок и выхожу из комнаты. У дверей оборачиваюсь:

– Но позволь тебе сообщить: если это будет продолжаться – я уйду.

Ложусь на диван, вздыхая с облегчением, что оказалась подальше от него. Из глаз падает несколько капель; вытираю слезы и беру старую книжку Хардина «Грозовой перевал». Хотя я очень хочу вернуться и выяснить у него все – где он был, с кем, почему дрался и с кем, – заставляю себя остаться на диване, потому что это заставит его переживать еще сильнее.

Хотя, наверно, он не будет и вполовину страдать так, как я.