Мы добираемся до комнаты в общежитии, и я плюхаюсь на кровать. Я все еще сержусь, но не так, как раньше. Мне не хочется знать о Джейсе больше, чем необходимо, но встреча с ним вызывает столько вопросов, на которые Хардин наверняка не захочет отвечать.

– Прости. Я не хотел задевать твои чувства.

Я не смотрю на него, потому что знаю, что сразу же раскисну. Он должен понять, что я не буду мириться с такими вещами.

– Хм… ты… все еще хочешь меня? – неуверенно спрашивает Хардин.

Я смотрю на него и немедленно таю. Я вздыхаю, зная, что не могу сердиться, когда он так на меня смотрит.

– Конечно. Иди сюда, – говорю я ему, поглаживая место на кровати рядом с собой.

У меня нет силы воли, когда дело касается этого человека.

Он садится на кровать, и я спрашиваю:

– Ты считаешь меня своей девушкой?

– Да. Просто мне кажется, называть тебя так довольно глупо.

– Глупо? – Я грызу ногти: ужасная привычка, от которой я до сих пор не избавилась.

– Ты для меня больше, чем какой-то детский статус.

Он берет мое лицо своими большими ладонями. У меня начинает сосать под ложечкой. Не могу не улыбнуться. И он сразу расслабляет плечи.

– Мне не нравится, что ты не хочешь, чтобы люди знали о нас. Как жить вместе, если даже друзьям ты не можешь обо мне рассказать?

– Это не так. Хочешь, я позвоню Зеду прямо сейчас и скажу об этом? Я думал, это ты будешь стесняться меня. Я видел, как люди смотрят на нас, когда мы вместе.

Значит, он тоже это замечает.

– Они так смотрят на нас, потому что мы слишком разные, и это их проблемы. Я никогда не стеснялась тебя, Хардин. Никогда.

– Я уже волновался, что ты от меня откажешься.

– Я – от тебя?

– Ты – единственное неизменное, что есть в моей жизни, знаешь? Не знаю, что бы я делал, если бы ты ушла.

– Я не оставлю тебя, если ты не дашь мне повода, – уверяю я.

Не могу вспомнить ничего, что могло бы заставить меня с ним расстаться. Я слишком далеко зашла. Даже мысль о расставании причиняет мне боль. Это бы сломало меня. Я люблю его, хоть мы и каждый день ругаемся.

– Я не дам повода, – говорит он. Он на секунду смотрит в сторону, потом снова на меня: – Мне нравится, какой я с тобой.

Я прижимаюсь к его ладони щекой.

– Я тоже.

Я люблю его целиком, во всех проявлениях. И люблю то, кем я стала с ним, – мы оба сделались лучше. Я сделала его открытым и счастливым, а он научил меня, как жить и не беспокоиться о мелочах.

– Я знаю, что пытался бросить тебя… несколько раз, но, ей-богу, ты просто сводишь меня с ума.

– Спасибо.

– Я хочу сказать, то, что мы ругаемся, вовсе не означает, что мы не должны быть вместе. Все ругаются, – улыбается он, – а мы просто ругаемся чаще, чем обычные люди. Мы очень разные и должны выяснить, как реагировать друг на друга, – и нам будет легче, – уверяет Хардин.

Я запускаю пальцы в его волосы.

– Мы так и не выбрали, что надеть на свадьбу.

– О, черт, похоже, что мы не сможем пойти!

Он поворачивается ко мне, шутливо хмурясь, и целует в нос.

– Сейчас только вторник, у нас еще целая неделя.

– Мы могли бы пропустить церемонию, и я свозил бы тебя в Сиэтл на выходные. – Он вопросительно приподнимает бровь.

– Что? – Я сажусь. – Нет! Мы собираемся на свадьбу. Но можем съездить в Сиэтл через выходные.

– Нет, предложение ограничено во времени, – дразнит он, поднимая меня к себе на колени.

– Ладно, придется мне найти кого-то, чтобы съездить в Сиэтл.

Он выставляет челюсть, а я провожу кончиками пальцев по его скулам.

– Только попробуй! – Его губы дергаются.

– Конечно, попробую. Сиэтл – мое любимое место.

– Твое любимое место?

– Да, я больше нигде не была.

– Это твое самое дальнее путешествие? – спрашивает он.

Я кладу голову ему на грудь, и он приваливается спиной к спинке кровати, обнимая меня.

– Я не выезжала из штата.

– Никогда? – восклицает он.

– Никогда.

– Почему?

– Ну, когда папа ушел, мы просто не могли себе этого позволить. Мама все время работала, а я была занята учебой и мечтой уехать и не замахивалась на большее.

– Куда бы ты хотела поехать? – спрашивает он, поглаживая мою руку.

– В Чоутен. Хочу посмотреть на ферму Джейн Остин. Или в Париж, посмотреть на места, где останавливался Хемингуэй, когда там жил.

– Я знал, что ты назовешь эти места. Я мог бы поехать с тобой, – говорит он серьезно.

– Давай начнем с Сиэтла, – хихикаю я.

– Я серьезно, Тесса. Я мог бы поехать с тобой куда захочешь. Особенно в Англию. В конце концов я там вырос. Ты могла бы увидеть мою маму и других родственников.

– Хм…

Так странно: час назад он называл меня своим другом, а теперь зовет в Англию, чтобы познакомить с мамой.

– Давай просто пока съездим в Сиэтл? – смеюсь я.

– Ладно, но я запомню, что ты хотела бы проехаться через англоязычную местность, увидеть дом, где выросла Остин…

Не могу себе представить, как отнесется моя мать к тому, что я полечу в страну Хардина. Вероятно, запрет меня на чердаке и никогда не выпустит. После того скандала, когда она мне угрожала и пыталась заставить не видеться с Хардином, мы так и не разговаривали. Я пытаюсь как можно дольше оттянуть неизбежное.

– Что случилось? – спрашивает он, глядя на меня.

– Ничего, прости, подумала о маме.

– Ох… Она свыкнется с этим, детка, – уверенно говорит он, но я знаю свою маму лучше.

– Это вряд ли. Но давай поговорим о чем-нибудь другом.

Мы начинаем обсуждать свадьбу. Тут в кармане Хардина начинает вибрировать. Я ложусь так, чтобы он мог вытащить трубку, но он не собирается делать это.

– Подождут, – говорит он, и мне становится радостно.

– Мы останемся в субботу у твоего отца после свадьбы? – спрашиваю я.

Мне нужно избежать встречи с мамой.

– Ты этого хочешь?

– Да, мне там нравится. Эта кровать такая маленькая. – Я морщу нос, и он смеется.

– Мы могли бы оставаться там чаще. Как насчет сегодня?

– С утра у меня стажировка.

– Ну и что? Ты можешь принести все с собой и готовиться в ванной комнате. Я давненько не ночевал в доме братства; они, наверное, уже сдали мою комнату в аренду, – шутит он. – Ты же не хочешь мыться в душе в присутствии еще тридцати человек?

– Согласна, – улыбаюсь я, поднимаясь с кровати.

Хардин помогает мне собрать вещи на завтра, а я все больше и больше волнуюсь, собираясь в дом братства. Я ненавидела этот дом и до сих пор ненавижу, но отдельный душ с настоящей ванной и большая кровать Хардина слишком заманчивы.

Он хватает красное нижнее белье из моего комода и протягивает мне, нетерпеливо кивая, и я запихиваю его в сумку. Туда же я кладу одну из своих старых черных юбок и белую блузку и вынимаю новое платье.

– Красный бюстгальтер с белой блузкой? – с сомнением спрашивает Хардин.

Вытаскиваю белую блузку и кладу на ее место синюю.

– Ты могла бы взять еще одежды, и не придется тащить ее в следующий раз, – говорит он.

Мне нравится, что он это предлагает, учитывая, что мы собираемся спать вместе каждую ночь.

– Думаю, ты прав, – говорю я и укладываю в сумку белое белье и несколько попавшихся под руку шмоток.

– Ты знаешь, как было бы намного проще, – говорит он, закидывая сумку на плечо, когда мы выходим наружу.

– Как? – Я уже знаю, что он собирается сказать.

– Если бы мы с тобой жили вместе. Не надо было бы решать, где ночевать, и постоянно паковать сумки. Был бы отдельный душ, ну, не совсем отдельный. – Хардин игриво подмигивает. Он открывает дверцу машины для меня, и я уже думаю, что все сказано, но тут он добавляет: – Ты могла бы просыпаться и варить себе кофе на нашей кухне, и мы каждый день встречались бы на собственной территории. Никаких соседей по комнате или по этому дерьмовому братству.

Каждый раз, когда он произносил «наше», я просто расцветаю. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне нравится эта мысль. Я просто в ужасе от того, как все быстро меняется с Хардином. Но я не хочу, чтобы по моему лицу это было заметно.

Подъезжаем. Он кладет руку мне на бедро и говорит:

– Не думай об этом.

Телефон Хардина снова вибрирует, но он не обращает внимания. На этот раз мне кажется странным, что он не поднимает трубку, но я гоню подозрения прочь.

– Чего ты боишься? – спрашивает он, когда я молчу.

– Не знаю. Что делать, если с моей стажировкой что-то случится и я не смогу себе это позволить? Или что-то случится между нами?

Он ненадолго хмурится, но потом снова говорит мне с прежней беспечностью:

– Детка, я уже говорил тебе, что буду платить за квартиру. Это была моя идея, так что давай так и будет.

– Неважно, сколько ты получаешь. Мне не нравится идея, что ты будешь все оплачивать.

– Можешь оплачивать телевидение, – ухмыляется он.

– Кабельное и продукты? – предлагаю я.

Не могу понять, насколько серьезно мы это решаем.

– Договорились. Продукты… Неплохо, как считаешь? Можешь каждый день к моему возвращению готовить ужин.

– Извини? Скорее наоборот, – смеюсь я.

– Мы могли бы готовить через день?

– Договорились.

– Значит, ты переезжаешь ко мне?

Не думаю, что видела когда-то на его лице более широкую улыбку.

– Я просто…

– Я буду заботиться о тебе, ты знаешь? Всегда, – обещает он.

Собираюсь сказать, что не хочу, чтобы он содержал меня, что я буду зарабатывать и платить свою долю, но понимаю, что он говорит не только о деньгах.

– Боюсь, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, – признаюсь я.

– Я тоже, – к моему удивлению, говорит он.

– Правда? – Я рада, что он чувствует то же самое.

– Да, я постоянно об этом думаю. Ты слишком хороша для меня, и я все жду, когда ты это осознаешь, но все-таки надеюсь, что этого не произойдет, – говорит Хардин, пристально глядя на дорогу.

– Этого не произойдет.

Он не отвечает.

– Хорошо, – нарушаю я молчание.

– Что хорошо?

– Хорошо, я перееду к тебе, – улыбаюсь я.

Он выдыхает, словно после нескольких часов тяжелой работы.

– Правда? – Он качает головой, и на щеках вновь появляются ямочки.

– Да.

– Ты представить себе не можешь, что это значит для меня, Тереза. – Он кладет руку на мою и слегка сжимает.

Мы заезжаем на нужную улицу. Я ликую. Мы действительно это делаем, мы съезжаемся. Я и Хардин. Вместе. Навсегда. В собственной квартире. На собственной кровати. Все наше. Мне ужасно страшно, но моя радость сильнее волнения, сейчас по крайней мере.

– Не называй меня Терезой, а то передумаю, – капризно говорю я.

– Ты сказала, что только друзья и близкие могу звать тебя так. Я думаю, что заслужил…

Он об этом помнит? Я сказала это, кажется, когда познакомилась с ним.

– Точно. Зови меня, как хочешь.

– О, детка, я бы на твоем месте так не говорил. У меня целый список извращенских прозвищ, которыми бы я хотел тебя называть.

Он улыбается. Чувствую, что хочу слышать от него эти непристойности, но я удерживаюсь от просьбы и свожу ноги. Он, видимо, замечает это, потому что его улыбка становится шире.

Я уже собираюсь спросить, как же он хотел меня назвать, но слова застревают у меня в горле. Подъезжаем к дому и видим, что на улице полно машин, а двор заполнен людьми.

– Черт, я не знал, что у них вечеринка! Сегодня ж, блин, вторник, вот дерьмо.

– Ничего. Мы сразу пойдем к тебе в комнату, – прерываю я, стараясь унять его раздражение.

– Хорошо, – вздыхает он.

Миновав переполненный зал, мы с Хардином поднимаемся по лестнице. Я уже думаю, что не встречу никого знакомого, как вдруг замечаю в конце лестницы копну сальных светлых волос. Джейс.