Слабое жужжание нарастает и становится непрерывным. Почему оно не прекращается? Я поворачиваюсь, не желая просыпаться, но что-то все равно жужжит. Я не понимаю, где я. Потом осознаю, что я – на кровати Стеф, уже почти забыв, что в комнате спит Хардин.
Почему мы, в конце концов, всегда оказываемся вместе? И что важнее, что это за звук? В тусклом свете фонарей за окном вижу светящийся экран телефона в кармане Хардина. Оттуда же доносится сигнал, вырвавший меня из сна. Я не решаюсь достать из кармана Хардина мобильник, лишь смотрю на выпуклый контур. Телефон перестает звонить, когда я подхожу к своей кровати и, пользуясь возможностью, украдкой наблюдаю за мирно спящим Хардином. На его лбу нет ни морщинки, хотя обычно он всегда нахмурен, а розовые губы не сжаты. Я вздыхаю и уже поворачиваю обратно, как жужжание начинается снова. Я хочу достать телефон так, чтобы Хардин не проснулся. Запускаю руку в его карман и пытаюсь нашарить мобильник. Не будь джинсы такими узкими, я бы его вытянула… но мне не удается.
– Что ты делаешь? – спрашивает Хардин.
Я отскакиваю от кровати на несколько шагов.
– Звонил твой телефон, и я проснулась, – шепчу я, хотя мы в комнате одни.
Я молча наблюдаю, как он лезет огромной рукой в карман, пытаясь вытащить телефон.
– Да? – Он трет подбородок, потом изо всех сил бьет себя по лбу, когда кто-то отвечает ему в телефоне. – Нет, я не вернусь сегодня вечером. Я у подруги.
Мы друзья? Конечно нет, просто это удобный предлог не возвращаться на вечеринку. По-прежнему стою, неуклюже переминаясь с ноги на ногу.
– Нет, в мою комнату нельзя. Ты знаешь. Я сейчас буду спать, больше меня не буди. И моя дверь заперта, так что не трать время.
Хардин заканчивает разговор, и я инстинктивно отодвигаюсь. Чувствуется, что настроение у него испортилось, и мне не хочется снова оказаться под огнем. Залезаю на кровать и натягиваю на себя одеяло Стеф.
– Извини, что разбудил, – тихо говорит он. – Это Молли.
– А, – вздыхаю я и ложусь на бок, спиной к стене.
Хардин улыбается, будто догадываясь, что я думаю о Молли. Не могу унять волнение, вызванное тем, что он здесь, а не с Молли, – хотя его поступки не имеют для меня никакого значения.
– Тебе она не нравится, правда? – Он поворачивается на бок и лежит головой на моей подушке.
Я качаю головой.
– Не очень, только, пожалуйста, не говори ей. Я не хочу никаких драм, – прошу я.
Я знаю, что на него нельзя положиться, но надеюсь, он забудет этот разговор.
– Не скажу. Мне нет до нее дела, – бормочет он.
– Да, тебе и правда на нее наплевать, – саркастически говорю я.
– Нет. Я имею в виду, она веселая, и все такое, но иногда очень раздражает, – признается Хардин, отчего мое волнение только растет.
– Ну так, может, тебе перестать с ней спать? – спрашиваю я, повернувшись так, чтобы он не видел моего лица.
– А почему бы мне с ней не спать?
– Я имею в виду, что раз она так тебя раздражает, зачем это делать?
Не хочу слышать ответ, но ничего не могу с собой поделать.
– Чтобы занять себя чем-нибудь, наверное.
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Разговор с Хардином о Молли задевает меня гораздо сильнее, чем следует.
Переживания прерывает его нежный голос:
– Иди сюда, ложись.
– Нет.
– Давай, просто полежи со мной. Мне лучше спится, когда ты рядом, – говорит он так, будто признается.
Я сажусь и смотрю на него.
– Что?
Не могу скрыть удивления. Правда это или нет, но внутри меня все плавится.
– Я лучше сплю, когда ты со мной. – Он опускает глаза. – В прошлые выходные я спал лучше, чем сейчас.
– Это, наверно, из-за виски, а не из-за меня.
Я пытаюсь заставить его говорить. Я не знаю, что еще могу сделать или сказать.
– Нет, из-за тебя.
– Спокойной ночи, Хардин.
Я отворачиваюсь. Если он будет продолжать говорить, а я буду продолжать слушать, то снова попаду в его силки.
– Почему ты мне не веришь? – шепотом спрашивает он.
– Потому что ты всегда так делаешь: сначала подманиваешь меня ласковыми словами, а потом отворачиваешься. И в итоге я плачу.
– Я заставляю тебя плакать?
Неужели он об этом не знал? Он видел, как я плачу, чаще, чем кто-либо.
– Да, часто, – говорю я, крепко сжимая одеяло Стеф.
Я слышу, как скрипит кровать, и закрываю глаза – от страха и от чего-то еще. Хардин садится на край кровати и стискивает мою руку, и я говорю себе, что уже слишком поздно, точнее, рано, для четырех утра.
– Я не хотел, чтобы ты плакала.
Я открываю глаза и смотрю на него.
– Нет. Нет, именно что хотел. Это то, чего ты каждый раз добиваешься, когда говоришь обо мне всякие гадости, когда заставил меня рассказать все о нас Ною. И когда унизил меня тогда, в постели, когда я не могла сказать, чего именно я хочу от тебя. Сейчас ты утверждаешь, что лучше спишь, когда я рядом, но если я лягу с тобой, то, проснувшись, ты скажешь, что я страшная или что со мной невыносимо. После того как мы купались, я подумала… неважно. Я столько раз говорила тебе об этом!..
Разволновавшись, делаю несколько глубоких вдохов.
– На этот раз я слушаю.
Его непроницаемый взгляд заставляет меня продолжить.
– Я не знаю, почему тебе нравятся эти «кошки-мышки». Ты сказал Стеф, что мне не поздоровится, если мы снова повстречаемся, и вдруг подвозишь меня до дому. Ты просто повсюду.
– Я не это имел в виду. Не то, что я хочу навредить тебе, просто я… не знаю. Просто вырывается иногда, – говорит он, проводя рукой по волосам.
– Почему ты бросил литературу? – спрашиваю я наконец.
– Потому что ты хотела, чтобы я держался подальше, и я держался.
– Так почему ты сейчас здесь?
Чувствую легкое напряжение между нами. Каким-то образом мы оказались рядом друг с другом, между нашими телами – всего несколько сантиметров.
– Не знаю, – фыркает он.
Руки его то сцепляются, то снова спокойно лежат на коленях.
Я хочу сказать что-нибудь, но если заговорю, то скажу только, что я не хочу, чтобы он был далеко, что я думаю о нем каждую секунду каждый день.
Наконец, он нарушает молчание.
– Могу я кое-что спросить, только хочу, чтобы ты ответила абсолютно честно?
Я киваю.
– Ты… скучала по мне эту неделю?
Это последнее, что я ожидаю услышать. Несколько раз моргаю, пытаясь собраться с мыслями. Надо ответить правду, но страшно.
– Ну?
– Да, – бормочу я, пряча лицо в ладонях только для того, чтобы он отвел их, и от его прикосновений кожа на запястьях полыхает.
– Что да? – Напряженный голос выдает нетерпеливое ожидание ответа.
– Я скучала по тебе, – залпом выдыхаю я, ожидая самого худшего.
С губ Хардина срываются неожиданный вздох облегчения и улыбка. Хочу попросить его отпустить меня – но он заговаривает, и я упускаю возможность.
– В самом деле? – спрашивает он, будто не доверяя.
В ответ я киваю, и он застенчиво улыбается. Хардин способен стесняться? Скорее всего, он доволен ответом, потому что это показывает, как легко обвести меня вокруг пальца.
– Теперь мне можно поспать? – жалобно спрашиваю я.
Он не захочет ответить мне искренней исповедью на исповедь, к тому же действительно очень поздно.
– Только если ты будешь спать со мной. В одной постели, конечно, – улыбается он.
Я вздыхаю и бормочу:
– О, Хардин, мы можем просто поспать?
Поворачиваюсь, стараясь не касаться его. Но вдруг рывок за ноги заставляет меня изумленно вскрикнуть: Хардин поднимает меня с кровати и кладет на плечо. Он не обращает внимания на то, что я пинаю его ногами и умоляю опустить, доходит до кровати и, поставив на нее колено, осторожно кладет меня у стены. Я молча смотрю на него, опасаясь, что, если я буду сильно сопротивляться, он уйдет, чего я не хочу.
Он наклоняется и, подняв подушку, которую я бросила в него, с усмешкой кладет ее между нами, как барьер.
– Теперь можешь спать, все надежно и безопасно.
Я улыбаюсь в ответ. Ничего не могу с собой поделать.
– Спокойной ночи, – игриво шепчу я.
– Спокойной ночи, Тесса, – смеется он, и я отворачиваюсь.
Неожиданно понимаю, что сна нет ни в одном глазу, и я просто смотрю на стену и надеюсь, что поле между нами рассеется и я смогу заснуть.
Или почти надеюсь.
Через несколько минут я чувствую, что подушка пропала, а потом Хардин обнимает меня за талию и прижимает к своей груди. Я не двигаюсь и не отвечаю на его движения. Посто наслаждаюсь.
– Я тоже скучал по тебе, – шепчет он мне в затылок.
Я улыбаюсь, зная, что он меня не видит. Я чувствую, как его губы слегка прижимаются к моему затылку, и в животе разливается тепло. С этим ощущением, вконец запутавшись, я погружаюсь в сон.