ГЛАВА 3
Сказать, что Ратибор онемел, значит соврать. Правда, поначалу он смог лишь повторить свой заказ в несколько иных выражениях, рассудив, что шестерым «братьям» явно надо есть и, судя по запаху, пища в харчевне имеется. Хозяин, не удивляясь, кивнул на просьбу ведьмака и быстро принес чашу вина и копченую рыбу, лично сходив на поварню, после чего оставил Винта в одиночестве вкушать пищу.
Пока челюсти лихорадочно жевали, ведьмак успел обдумать ситуацию, и, честно говоря, приятного в его размышлениях было мало. Конечно, и с монетой повезло, и заказ явно совпал с условными словами, да и само упоминание о рыбе живо напомнило ведьмаку о человеке в сером плаще, зарезанном в переулке. Рыба была вырезана на его груди неспроста. От разгадки Ратибора отделял лишь один шаг.
Но не было времени этот шаг обдумать. В любой момент в харчевню мог прийти настоящий посланец, к тому же не один. А драться одному против шестерых «братишек» и настоящего посланца, вооруженных до зубов, ведьмака как-то не тянуло. Но и упускать подобную удачу было никак нельзя. В городе есть другие места сбора загадочных убийц, но просто так их найти будет сложно. Значит…
Закончив есть, ведьмак подозвал жестом хозяина, который буквально соткался из воздуха прямо перед ним. Откашлявшись для солидности, Винт начал нелегкий разговор, опасаясь неправильным словом насторожить хозяина.
— А скажи мне, почтенный, не терпят ли братья какой нужды в припасе?
Хозяин еще ниже согнулся в поклоне перед Ратибором и заговорил почтительным шепотом:
— Нет, братья бодры духом и горят желанием еще послужить Господу. Только бутыли почти закончились. Случись опять наступать, так огонька почти нет. Владыка в послании писал, что, мол, скоро прибудет еще, но не раньше чем через неделю.
— Не через неделю, а сегодня, — властно проговорил Винт, — и ты вместе с братьями понадобишься. Нужно будет порадеть о деле Господа, — ведьмак наставительно поднял к потолку палец, окончательно подстроившись под стиль речи хозяина, явного слуги «Белого Христа». Речь произвела впечатление, франк упал на колени. После чего принялся ловить правую руку Ратибора, старательно пытаясь запечатлеть на ней слюнявый поцелуй.
— Прощения прошу, почтенный! Засомневался в последний момент, и впрямь ли посланец от епископа? Сам ведаю, что бутыли сегодня прибудут. Решил проверить, еще раз прошу простить. В писании сказано: «Бодрствуйте, дабы враг не застал вас спящими. И ныне, когда бродит враг вокруг нас, аки лев рыкающий…»
— Встань, слуга божий, — проговорил Ратибор, окончательно убедившись, кто стоял за ночным нападением и кто виновен в смерти братьев, — сам знаешь, нет на тебе греха. И нынче ночью сослужим службу Господу. Собери братьев и немедленно уходи из дома сего, ибо опасно быть в нем. Ныне всякий верный человек на счету. А ночью у Причальной башни, в переулке, отсчитай третий дом от угла. Калитка открыта будет, зайдешь внутрь вместе с братьями. Ожидайте. Прибуду с братьями через два часа после полуночи.
Тяжко дался Винту этот разговор. Давно не появлялись в Ашуре проповедники «Белого Христа». Но по роду своих занятий некоторое представление об их речи, обычаях и повадках ведьмак имел. Этой ночью «братьев» схватят дружинники Филина, возвращающиеся в город. И не будет пощады убийцам. Пред глазами Ратибора вновь встало искалеченное лицо Горюна, и холодная ярость наполнила сердце ведьмака. Никогда не поддавался ярости Винт, презирал тех, кто получает радость от мучений других, но теперь сам был готов предать «псов божьих» лютой смерти…
«Жаль, что сам не смогу убить этих тварей! Правда, смерть от меча слишком хороша для них!»— так думал Ратибор. До этого дня он не ненавидел слуг Папы, но предсмертный рассказ Горюна и животная радость фанатика-убийцы окончательно расставили точки над «i»…
Ведьмак помнил, как однажды, в детстве, когда еще был жив его отец, в их дом зашел епископ Мартин, проповедовавший тогда в Ашуре. Долго рассказывал епископ о рае и аде, долго слушал его отец. Наконец отец Ратибора, кузнец Неждан, спросил епископа:
— Скажи, божий человек, вот мы с сыном примем крещение и попадем в рай. Так ли это?
Согласно наклонил голову епископ Мартин, блеснула тонзура в свете очага, и мягким, вкрадчивым голосом он подтвердил:
— Да, это так. Рай ждет всех, всех, кто следует путем Христа.
И вновь спросил его старый кузнец:
— Скажи, а куда попадет мой отец и мой дед? Куда попадет моя покойная жена? Неужели они не попадут в рай? Они никогда не слышали о Христе, но они были простые, добрые люди…
— Это ничего не значит, — перебил его епископ, и ярый огонь веры загорелся в его зрачках. — Сказано: «Да не будет иных богов у тебя». Для Господа важно, что они молились иным богам. Ваши боги кровожадны и злы, вы приносите кровь в жертву вашим ботам….
Спокойно поднялся с лавки кузнец Неждан, ухватил проповедника за пояс и ворот и вынес за ворота. Поставил на землю и так сказал:
— Ты говоришь, что моя жена, мой отец, мой дед и все мои родичи будут гореть в аду. Но это мой род, моя кровь, те, кого я люблю. Ты говоришь, что наши боги кровожадны и злы, — но они не обрекают на вечную муку всех, не молящихся им. Ты смеешь предложить мне наслаждаться вечной радостью, когда мои близкие будут гореть в аду. Ваш бог убийца и чудовище. Уходи. Только последний изгой, только последний трус, трясущийся за свою шкуру, примет такого бога.
Ты говоришь о любви и прощении, о великом милосердии — это ложь. Твой бог живет по другому принципу — ВСЕ МНЕ, И ГОРЕ ВСЕМ ОСТАЛЬНЫМ!
Ты был честен со мной, даже произнося ложь своей веры, я вижу, что ты сам веришь своему богу, что ж, каждому свое. Уходи! — так говорил епископу Мартину кузнец Неждан, и Ратибор навсегда запомнил слова отца.
Теперь же кровь легла между его сыном и слугами Белого Бога. Ратибору было все равно, какому богу молится враг. В ярости билась кровь в висках, пальцы уже нашаривали метательную пластину, затылок склонившегося в поклоне хозяина манил смертоносный металл. Но не точный расчет и не выдержка ашурского вора сдержали гибельный удар.
Ведьмачьим чутьем чувствовал Ратибор странные чары, лежащие на франке, непонятное, неизвестное колдовство. А околдованных не убивают, с них снимают чары. Это ведьмак знал точно. Так и не выпустив из пальцев пластину и борясь с яростью, Винт двинулся к выходу. Франк молниеносно поднялся с колен и с низкими поклонами проводил Винта к дверям. Судя по всему, чары весьма странно подействовали на хозяина харчевни, ухитрившегося на пороге все же поцеловать руку «посланца епископа». Нет, франк и раньше был марионеткой в руках пастырей, но, по мнению, ведьмака, под действием чар окончательно утратил понятия о добре или зле.
Во всяком случае, христиане не бросили бы своих раненых под греческий огонь. Чары явно лишили их разума. В дружине есть хорошие заклинатели, они смогут снять с них это колдовство. У Ратибора не было ни навыков, ни времени на это. Всего ведьмачьего таланта хватило лишь на то, чтобы почувствовать чары. Но это даже и к лучшему. Когда заклинатели снимут чары, этот человек вспомнит все содеянное им. А тогда…
«Мне же жаль его, — мелькнула в голове ведьмака мысль, — как они смогут жить после того, как с них снимут чары? Они же поймут, что совершили этой ночью, и не смогут жить дальше. Не зря говорят, что за все надо платить. Совесть станет их судьей и палачом. Я бы точно не смог жить, имея на совести такое злодейство…»
Он вышел из харчевни и направился в квартал Бронзовых Врат. Теперь Винт знал, что было срезано с шеи убитого — медный крест. Не носили ашурские слуги Христа иных амулетов. Было непонятно другое, и эта мысль занозой сидела в мозгу: зачем же христианину убивать христианина?
Для себя Винт давно решил, что понять, что думает враг, важнее всего. Поняв врага, можно догадаться, где он приготовил ловушку. Нужно узнать главное — зачем это убийство, — тогда станет ясно, кто за этим стоит и в чем его выгода. На груди у убитого была вырезана рыба. На языке греков слово «рыба»— знак христиан. Если на греческом языке написать фразу: Иисус Христос — Спаситель Мира и взять первые буквы, то получится слово «рыба». Но вырезать изображение рыбы на груди мертвеца? Зачем? Показать, что убитый принадлежит к этой секте?
Ясно, что убийца знал эту символику. И вполне возможно, что и сам принадлежал к христианам. Допустим, что он отошел от секты и начал нормальную жизнь. Но тогда ему незачем устраивать охоту на бывших единоверцев в ашурских переулках. Будь убитый хоть трижды христианином, за одну только веру убивать его в городе никто бы не стал. Хоть секта «Белого Христа» и была под официальным запретом городских властей. В Ашуре всякий молится своим богам, но лишь однажды из-за веры чуть было не пролилась кровь. И виновниками той истории были именно слуги Христа.
Конечно, теперь, после убийства в харчевне «Пять Углов», отношение к официально запрещенной секте изменится, и весьма сильно. Филин не простит крови убитых ведьмаков, а Совет Ашура — убийства заморских купцов. И для почитателей «Белого Христа» настанут в городе тяжелые времена. Ратибор помнил, как тридцать лет назад фанатики-христиане разрушили песчаную мандалу, возводимую буддийскими монахами с целью благословения города. Тогда за оружие взялся весь Ханьский квартал, кланы прекратили вековую рознь, и, опасаясь большого кровопролития, городской Совет выслал из города проповедников, запретив христианство в городе.
Напрасно бритоголовые ламы уговаривали патриархов кланов, напрасно цитировали единоверцам священные сутры. Понапрасну интриговал граф Гуго, получивший от преемника покойного епископа Мартина солидную взятку, пытаясь не допустить изгнания миссии, — ханьцы были непреклонны. Уже к вечеру католическая миссия покинула город. Не прощали ханьцы оскорблений учения Будды, как не прощали обид, нанесенных служителям Благородного Учения. Ведь по их законам человек, поднявший руку или оскорбивший буддийского монаха, недостоин права называться человеком и подлежит скорой смерти. Пусть новым рождением в виде червя искупит свою вину перед святыми людьми, желающими счастья всем живым существам.
Винт чувствовал, что ответ на все вопросы близок, но додумать ему пришлось позднее. Коротко свистнули в воздухе две стрелы, начиная свой гибельный полет. Ратибор отреагировал машинально, отбив стальным браслетом под правой перчаткой из тонкой кожи первую стрелу. От второй стрелы ведьмак уклонился, — стальной наконечник, лязгнув, выбил искру из гранита мостовой. Кожаная подошва правого башмака скользнула на мокром камне. Ловкач, подняв тучу брызг, рухнул в канал.
Падение спасло Винту жизнь. Об камень, там, где он стоял за миг до падения, звякнула сталь метательного ножа. Воровское везение продолжалось и в воде. Вынырнув на мгновение и набрав полную грудь воздуха, Ратибор нырнул на дно канала, поплыв к базарной площади. Пусть вода воняет как разрытая могила, но черный ил, густо покрывающий каменные плиты дна, превращал ловкача в черной одежде в невидимку. Дважды входили в мутную воду стрелы, и дважды неведомый лучник ошибался на добрых пять шагов.
На сушу из канала ведьмак выбрался лишь у Ханьского квартала, рассудив, что неизвестным убийцам вход в него закрыт. А отношение ханьцев к непрошеным гостям уже успело стать в Ашуре поговоркой. Теперь же, зайдя в Ханьский квартал, Винт на короткое время сможет оказаться в безопасности.
Стражи из кланов «Тигра», «Дракона» и «Феникса» подчеркнуто бесстрастно смотрели на выбравшуюся из воды фигуру, облепленную мокрой, черной тканью. Зная местные законы, Ратибор склонил голову в вежливом поклоне:
— Почтенные, я следую в квартал Бронзовых Врат. При себе у меня нет добычи, погони за мной нет. В вашем квартале я не работаю, просто прохожу сквозь него. Тем более, — тут ведьмак усмехнулся, — в таком виде работать невозможно. С меня уже семь ручьев течет.
Старший из караула, в одежде с богатой вышивкой, изображавшей Феникса, вежливо улыбнулся и склонил голову в ответном поклоне. Обычно, если кто-либо из прохожих был нежеланным гостем, дорогу ему преграждали скрещенные трезубцы или алебарды стражей. Если же прохожий, которым оказывался известный ловкач или убийца, упорствовал, то его больше не видели или видели на ограде его голову и отрубленные по локоть руки, прибитые к ограде крест-накрест.
В таких случаях гильдии делали вид, что ничего не случилось. Ратибор отлично их понимал. Вообще, связываться с ханьцами из-за дурака, самого выбравшего себе смерть, было не принято в Ашуре. Если бы у города был герб, то девизом на нем служила бы фраза: «За все нужно платить! А уж за собственную глупость — в первую очередь!»
Любезность старшего в карауле была приятной неожиданностью, ведьмак ожидал пожелания проваливать и мысленно вновь приготовился лезть в воду. Но дальше случилось настоящее чудо (во всяком случае, по меркам Ханьского квартала): страж в воротах заговорил. Ратибор замер, пораженный: услышать ему, ловкачу, в ответ на поклон вежливую речь! Такой чести, на памяти Винта, не удостаивался никто из его собратьев по воровскому цеху. К любому подошедшему к воротам квартала ловкачу приставляли сопровождающих, а стража, после подробной речи о его намерениях, в ответ удостаивала легким поклоном, не более.
И то если ловкач в простой одежде мирно направлялся сквозь квартал по своим делам. Например, прогуливал барышню. Сейчас, правда, Винт был без маски, но это не имело значения, он явно шел «на дело». Или «с дела». Никакой разницы в этом стражи не видели. Обычно в таких случаях стража поклонов в ответ не делала, а сразу предлагала удалиться прочь. Особенно ловкачам в полном снаряжении и маске. Погрузившись в свои мысли, ведьмак пропустил цветистое приветствие и начал слушать речь «Феникса» с середины.
— Патриарх нашего клана желает видеть почтенного Ратибора, ловкача по прозвищу Винт, своим гостем. Нижайше прошу почтенного господина воспользоваться нашим гостеприимством. Дорогу к нашему дому вам укажут провожатые, — учтиво и торжественно проговорил старший караула с золотой нашивкой на спине, изображавшей взмывающего в небо Феникса. На лицах стражей из других кланов не отразилось ничего, лица напоминали неподвижные маски.
За спиной ведьмака уже стояли четверо ханьцев в алом одеянии с вышивкой, изображавшей огненную птицу. Судя по всему, на случай, если дорогой гость отвергнет столь любезное приглашение и решит направиться обратно в канал. В придачу, стоило Винту пройти несколько шагов, как за его спиной вырос еще один «Феникс» в алом кафтанчике с серебряной вышивкой. Но и он возник лишь для того, чтобы отрывисто бросить несколько ханьских слов для свиты гостя.
Винт неплохо знал язык народа хань, но из всего сказанного смог расслышать лишь:
— Проводить дорогого гостя… Обед… патриарх… а если какой-то глупец или невежа осмелится… разъяснить…
После чего алый кафтан с серебряной вышивкой удалился, не забыв в свою очередь поклониться дорогому гостю, как младший старшему. И это несмотря на раннюю седину и изрезанную морщинами шею! Всю дорогу к заново отстроенной после пожара десятилетней давности усадьбе клана «Феникса» Ратибора терзали сомнения, не ошиблись ли стражи, приняв его за кого-то другого, хотя и правильно назвали его имя и прозвище. Ловкач не привык к такому вниманию, вряд ли патриарх приглашает в гости ловкача из-за украденных неизвестно кем и когда старых туфель. Хотя от этих ханьцев всего можно ждать.
Ратибор с сожалением вздохнул, вспомнив уютные воды канала. Но сделанного не воротишь, только глупец оглядывается на прошлое, терзая себя мыслями о несделанном вовремя выборе. Тут же вспомнилась история с христианами и трупом в переулке, благо он думал о ней не далее как десять минут назад. На миг Винт допустил, что за убийством христианина стоит один из ханьских кланов, но тут же отбросил бредовую мысль и решил не торопить события. А то можно еще и не до такого бреда додуматься.
Дорога не заняла много времени, и тут уже начались настоящие чудеса. В имение его провели не через Задние ворота для слуг, даже не через Боковые — для старших членов семьи и визитов друзей патриарха клана. Нет. Четверка провожатых ввела промокшего Ратибора через Главные, парадные ворота, что само по себе означало великие почести.
Затем бадья с теплой и ароматной водой, чистая и сухая одежда из тонкого шелка, правда, без вышивки, но черного цвета и отличного качества. И гость в сухой одежде, и все его оружие на виду, и мелкая монета в кармане не укроется. Особенно если карманов нет. Лишь после этого ведьмака ввели в комнату, в которой стоял столик с закусками, чайник вина и пиалы из фарфора не просто тонкого, но тончайшего. Восемь молодцов, как на подбор, окружали высокое сиденье, на котором сидел патриарх клана «Феникса».
Патриарх клана ждал Ратибора…
