Глава 87
Всю ночь шел снег, под утро облака разошлись — их разогнал пришедший с севера ветер. Снег прекратился, показалось солнце, но за него пришлось заплатить морозцем, что хватал работников за носы и уши, когда они брели после завтрака на стапеля.
— Эй ты, здоровяк, поди сюда! — услышал Углук, но не сразу понял, что обращаются к нему.
— Оглох, рыло соленое? — Это уже был Ваулис, бессменный охранник на стапелях. Плеть взвилась в воздух, и на плечо Углука обрушился удар.
— Не нужно его бить, господин Ваулис, он нужен нам для работы!
Услышав это, Углук удивленно уставился на Фундинула, который вместе со своим сыном Одигулом стоял подле группы солдат.
Углук потер ушибленное место и, подойдя к незнакомым солдатам, учтиво поздоровался.
— Пойдешь с этими гномами за нами, надобно починить ворота в тюрьме, — сказал сержант.
— Все нужные инструменты мы уже взяли, — сообщил Фундинул, показав Углуку плотницкий ящик и подмигнув.
— Как прикажете, ваша милость, — кивнул Углук.
— Ну идем.
Сержант выступил первым, за ним гномы и орк, а позади них, с оружием наголо, двинулись четверо солдат.
Колонна работников направилась к стапелям, многие с интересом посматривали на уходящих с солдатами товарищей, не зная, завидовать им или жалеть.
Одигул улыбнулся Углуку и протянул большой кусок старого пирога с мясом, должно быть отданный Фундинулу в уплату за починку обуви. Орк принялся есть пирог, солдаты поеживались от набегавшего с океана ветра, а под ногами перемешивался с песком успевший выпасть снег.
Слева виднелись острые крыши Тарду, справа — заросшие кустарником основания двух больших дюн. Навстречу, по прибитому непогодой песку, проехала телега. Сидевший на козлах с возницей мальчик что-то крикнул по вердийски и швырнул в гномов рыбью голову.
Огибая огромный валун, что давно лежал здесь без дела, дорога вильнула вправо и пошла вдоль самых кустов.
— Ишь ты, какой народец собрался, прямо как на торжище в праздник… — прошептал кто-то из самой чащи, откуда хорошо была видна проходившая мимо дорога.
— Гномов, что ль, не видел?
— Видел, конечно, да только внимания не обращал, а тут, когда они с этим… Экая рожа у него, прямо в дрожь бросает, такой небось и человека сожрет — не откажется.
— И в поддевке без рукавов — не холодно ему, — вмешался в разговор третий. — Куда ж их ведут?
— Понятно куда — в тюрьму.
— Должно, проштрафились, болезные. Вот сейчас их под топор и приспособят.
— Да за что же под топор-то?
— Да мало ли за что? Этим бунтовщикам только повод дай, вжик — и готово.
— Ты бочонок-то с мясом не потерял?
— Как же, потеряю я. Вот он — сижу на нем. Какое-то время наблюдатели сидели молча, потом самый маленький предложил:
— А давайте зарежем кого-нибудь, а? Пусть расскажет нам, как в тюрьму попасть.
— От зарезанного много не узнаешь, — вздохнул другой, с арбалетом в руках. — Ждать надо.
— Чего же ждать?
— Не знаю, но я нутром чую — случай нам подвернется.
Углук, гномы и солдаты ничего этого не слышали и держали путь прямо на мрачные стены Тарду. Углук и Фундинул с Одигулом, пожившие какое-то время на берегу, уже знали, что в этой тюрьме вердийцы держат самых заклятых своих врагов.
Скоро они пришли на место и получили задание на ремонт ворот, створки которых не сходились одна с другой. Причина была понятна — две свернутые петли на столбах. Сержант ушел, а солдаты, расположившись во дворе, с подозрением поглядывали на непривычных в здешних местах уродцев. Так далеко на север ни гномы, ни орки не заглядывали.
Наблюдая за тем, как великан с зеленоватой кожей в одиночку снимает неподъемные створки, вердийцы только покачивали головами — очень уж силен был этот орк, такого следовало опасаться.
— Ну и что у тебя за план? — негромко спросил Углук, прислонив створку ворот к крепостной стене.
— С чего ты взял, что у меня есть какой-то план? — так же негромко пробормотал Фундинул, внимательно осматривая вывернутую петлю.
— Ну а зачем ты меня сюда вызвал? Чтобы пирогом угостить?
— Папаша сказал — надо присмотреться, — вмешался Одигул, но осекся под взглядом Фундинула.
— Я надеялся, что здесь есть лошади… — вздохнул тот и принялся клещами вытаскивать сломанные четырехгранные гвозди.
Орк покосился на болтавших в стороне вердийцев. Те говорили на своем языке и понять, о чем именно, было невозможно.
— Лошади здесь есть, — сообщил Углук и перешел к второй створке. — Ну-ка, малой, придержи край…
Одигул без видимых усилий приподнял просевшую створку, и Углук сумел ухватиться за засовные скобы.
Сделав несколько шагов в сторону, он приставил к стене вторую створку, затем вернулся к Фундинулу и сказал:
— Крепкий у тебя наследник растет, не скажешь, что еще мальчишка.
— Моя порода, — довольно улыбнулся Фундинул, выворачивая последний гвоздь. Петля упала, гном подобрал ее и стал осматривать, она чуть скривилась, следовало поправить ее большим молотком, что был принесен в числе инструментов.
Положив петлю на один из валунов, которыми был вымощен тюремный двор, гном пару раз ударил по железу, поднял петлю и увидел, что она выпрямилась.
— Эх, какой мастер пропадает. — Он покачал головой и стал прилаживать исправленную петлю к столбу. — Вонючие башмаки местным дуракам чиню, а мог бы броши серебряные резать, камни золотом оправлять! Держи ее, Одигул, надо на место пришить…
Пока сын держал петлю, Фундинул подбирал в ящике подходящие гвозди.
— Ты с чего решил, что здесь лошади есть? — спросил он будто невзначай.
— Навоз в щелях меж булыжников свежий — сколько ни выметай, а если лошади тут, он не выводится.
— Они приехали и уехали, а навоз остался, — возразил Фундинул и, разогнувшись, взвесил на ладони острые четырехгранники.
— Ячмень тоже попадается, а справа в конце двора ворота широкие — конюшня там. А на бортике два седла лежат.
Гном вздохнул и, ничего не сказав, принялся забивать гвозди в старые отверстия. Наконец петля встала на место, гном отошел, оценивая работу, и сказал:
— Одного я не пойму, Углук, как же ты отсюда еще не сбежал, если и глаз у тебя наметан, и рука крепкая?
— Должно быть, он мало об этом думал, папаша, как и мы с тобой, когда в Капекслаа шли.
— Мы не от глупости сюда попали, — раздраженно одернул сына Фундинул. — Мы по собственной жадности!
— За двоих не говори, жадность только твоя была.
— Да я тебе… — Фундинул угрожающе шагнул к Одигулу, но тот быстро спрятался за орком.
Углук заулыбался, сын Фундинула ему нравился все больше.
— Смышленый парень растет, смелый и дерзкий — отличный боец будет!
Фундинул покосился на солдат и перешел к второму столбу.
— Типун тебе на язык, чудище зеленое, он будет мирным кузнецом и воевать не пойдет.
— Не пойдет, если папаша не подарит ему свой топор душегубский, — хихикнул орк и взялся за створку, чтобы повесить на обновленную петлю.
Одигул стал ему помогать. Фундинул со скрежетом выдернул закрученный гвоздь, затем вдруг стал прислушиваться.
— Ты чего? — спросил орк, заметив его странное поведение.
— Да почудилось…
— Чего почудилось?
— Будто голос его милости Каспара Фрая услышал.
Приладив на место створку, орк покачал ее, проверяя, как она ходит, потом со вздохом сказал:
— Его милости здесь делать нечего.
— Твоя правда, — согласился Фундинул и принялся выдергивать остальные гвозди.
Пока невольники работали, приведшие их солдаты обсуждали поведение дорфа Иппона, тот уехал на поиски колдуна Саламура якобы по велению самого конвендора.
— Должно, сгинет он, об этом Саламуре только плохое говорят, — сказал один солдат, почесывая в паху.
— Не сгинет, колдуны деньги любят, дашь ему серебра фунтов пять, он и отстанет. Я знаю, у меня тетка от колдуна откупалась.
— Ну и как?
— Вдовой осталась и сама в океан выходить стала, чтобы детишек кормить, а улов-то как отрезало. Муж ее исправным рыбаком считался, рыба его любила, без большого кошеля он никогда не возвращался, а тут — ну не идет рыба, хоть плачь.
— И чего тетка?
— Продала лодку, дом, отнесла серебро колдуну, а он сказал — мало принесла. А она ему — все продала, нету больше ничего, а он ей говорит: у тебя двое детей осталось — продай их. Она поплакала и продала за четыре рилли каждого. Отнесла деньги колдуну, он деньги принял и сказал: ну и утопись теперь.
— А она чего же? — спросил заинтригованный рассказом товарищ.
— Что она — пошла да и утопилась.
— Тьфу ты! — сплюнул товарищ. — Дурак ты.
Рассказчик засмеялся:
— А ты хотел сказку услышать? Нет, жизнь, она пострашнее будет.
Через полчаса вернулся сержант, он наведался к Урмасу, выпил пива на рыбьих кишках, и теперь от него на милю несло солдатским нужником.
— Ну что тут, заканчивают? — спросил он, выпучивая глаза, чтобы навести резкость.
— Да уж закончили, господин сержант, сухари жуют.
— Погоним-ка их назад, пусть идут на берегу работать.
— Как скажете, сержант, — ответил один из солдат, поднимаясь с крыльца. Идти на берег перед обедом никому не хотелось, но спорить с пьяным сержантом не следовало.
Едва орк и два гнома в сопровождении конвоя вышли на дорогу, часовой торопливо закрыл за ними ворота. Теперь он мог вздремнуть, не боясь получить нагоняй от сержанта или этого сумасшедшего дорфа Иппона. Двух лошадей по его милости пришлось зарезать и положить в ледник, чтобы не пропало мясо. Ну разве не сумасшедший — загнать всю четверку, и все только для того, чтобы обнюхать пьяного Урмаса и уехать к колдуну.
— Я так думаю — дорф Иппон сбрендил! — крикнул снизу часовой у ворот, адресуясь к товарищу на сторожевой башне.
— А пошли они все… — невнятно ответил тот, пристраиваясь у столба, чтобы поспать. Полночи он играл в кости, и теперь ему требовалась пара часиков тишины.
Небольшой конвой из солдат и трех работников двигался по дороге в сторону дюн, часовой на башне взглянул на них последний раз и, привалившись к столбу, смежил веки. Через мгновение он уже спал.
