Глава 82
Вскоре пришел Урмас и с ним двое тюремных охранников. Зевая и почесываясь, они ждали, пока смотритель выведет пленника, а палач, одетый в черный короткий балахон и закрывающий уши кожаный колпак, осмотрит свою жертву.
— Ну что, дружочек, позабавимся? — усмехнулся он и потрепал Каспара по щеке. Тот отшатнулся, а палач радостно захохотал, охранники отнеслись к его веселости спокойно, они здесь всякого насмотрелись.
— Ты уж там не запирайся слишком, сразу все говори, — посоветовал Каспару Озолс.
— Ну ты ему насоветуешь! Я так совсем без работы останусь, ежели каждый станет сразу все говорить! — возмутился Урмас и, оттеснив Озолса, скомандовал охранникам, чтобы принимали пленника.
Те взялись за цепи и пошли вперед, Урмас поплелся сзади. Каспар чувствовал на себе его расчетливый взгляд — так мясник посматривает на купленную корову.
На этот раз путешествие по сумрачным коридорам длилось недолго, и в отличие от подземелий замка Ангулем, где случилось побывать Каспару, здесь не раздавались поминутно отчаянные вопли и чьи-то мольбы о пощаде. Однако в этой сырой тишине был свой собственный ужас.
Пройдя по бесконечным коридорам, они спустились на пол-этажа и оказались в просторном подвале, освещенном полудюжиной смоляных факелов да несколькими свечами, что стояли на краю небольшого бюро и облегчали писарю его труд.
Рядом с бюро стоял дорф Иппон, он был в новом светло-сером суконном мундире и новых сапогах. Заложив руки за спину и покачиваясь на каблуках, он дружелюбно улыбался Каспару, как будто был рад его видеть.
— Как спалось, господин королевский шпион? — с издевкой в голосе поинтересовался Иппон.
— Спасибо, ваша милость, я немного отдохнул.
— Что ж, это очень кстати, Фрай, потому что тебе придется изрядно потратиться, ведь когда человек кричит, силы быстро покидают его.
Иппон прошелся по подвалу и остановился под двумя факелами, что торчали в стеновых подставках. И только теперь, в свете их пламени, Каспар заметил устрашающие станки и приспособления для пыток. Даже один вид стальных зубьев, проволочных удавок и блестящих ходовых винтов вызывал страх в спине и холод в деревенеющих ногах.
— Что, впечатляет? — угадал Иппон мысли пленника, что, впрочем, было совсем нетрудно. — Начинай, Урмас…
Палач шагнул к Каспару, взял его за плечи и мягко, но властно повлек в сторону своих ужасных приспособлений.
— Постойте, ваша милость, может, сначала поговорим? Зачем же так сразу? — попытался договориться Каспар, но довольный собой Иппон только смеялся.
— Постой! — сказал он палачу, когда тот уже просовывал руки Каспара в затяжные кольца. — У него там какая-то повязка на боку, сорви ее для начала…
Палач задрал на Каспаре куртку, рубаху, зацепил пальцем край грязного бинта и рванул… Ничего не произошло.
— Там нет никакой раны, дорф Иппон! — пожаловался палач. — А бинт как будто углем смазан, даже крови засохшей нет.
— Та-а-ак, — разочарованно протянул Иппон и подошел к Каспару вплотную. — Значит, обманываем, да?
— Еще вчера у меня была рана, ваша милость, — пролепетал Каспар.
Палач принялся ощупывать его раненый бок и вскоре сообщил Иппону, что на месте повязки остался рубец.
— Значит, если рана была, климат Тарду идет тебе только на пользу, — недобро улыбаясь, произнес Иппон. — Сними с него кандалы, Урмас, пора приступать к делу.
— Спрашивайте, ваша милость, я ничего не утаю, — старался завязать беседу Каспар.
— Конечно, спрошу, — кивнул Иппон, — но сначала Урмас приготовит тебя на тот случай, если потребуется освежить твою память.
Специальным ключом Урмас отпер замки сначала на одной, потом на другой руке, снял кандалы, и на несколько мгновений Каспар почувствовал облегчение, однако затем палач стал вращать приводную рукоять, застрекотали шестеренки и петли из стальных полос начали стягивать запястья Каспара.
— Достаточно! — сказал Иппон, затем повернулся к длинноволосому писарю, и тот кивнул в знак готовности. — Итак, Каспар Фрай, ты признаешь, что прибыл сюда с целью разведать возможности нашей территории?
— Да, ваша милость, признаю.
Иппон удовлетворенно кивнул, писарь заскрипел пером по бумаге.
— Какие именно возможности нашей территории тебя интересовали?
— Торговые, ваша милость, вез я с собою несколько штук холста и сукна крашеного, думал посмотреть, как они у вас на севере пойдут. У меня ведь красильня в Ливене, на реке стоит…
Иппон сделал рукой знак, и Урмас повернул рукоять на один поворот. Стальные петли стянули запястья с такой страшной силой, что Каспару показалось, будто ему перекусили руки. Он закричал так громко, как не кричал никогда. Но не от боли — нет, ее из-за шока он даже не чувствовал, но от животного страха, от боязни того, что прямо сейчас его безвозвратно покалечат.
Иппон подал следующий знак, и Урмас ослабил механизм. Каспар перестал кричать и стал пытаться пошевелить пальцами, но это ему плохо удавалось.
— Итак, вижу, ты уже понял, что запираться бесполезно, Фрай, правильно?
— Да… Да, ваша милость, я все скажу!
— Итак, я тебя слушаю.
— Я был послан сюда людьми герцога… преемника герцога, адмирала Пейна.
— Так, уже лучше, — кивнул Иппон. Оказалось, что пленник разбирается в дворцовой обстановке, неужели удалось попасть на настоящего шпиона?
«Ты молодец! Ты победитель!» — похвалил себя Иппон.
— Я должен был поехать в Тыкерью в качестве обычного торговца, но подмечать, сколько на дороге встретится бунтовщиков.
— Они знали, что здесь намечается восстание? — удивился Иппон.
— Эти люди весьма осведомлены, ваша милость, — продолжал сочинять Каспар. — Однако на тот момент, насколько я понял, о бунте они еще не знали, но догадывались, что в скором времени такое может произойти.
— Вот как? Ну-ну, продолжай!
Иппон был взволнован услышанным и нервно расхаживал по подвалу.
— Запомнив все, что увижу, я должен был двинуться из Тыкерьи к океану.
— Зачем?
— Чтобы найти там колдуна Саламура и взять у него Золотую Латку.
— Что за чушь ты несешь? Какую латку?
— Золотой Латкой называется кротовая шкурка, с помощью которой можно сделать так, что все тардийские и вердийские земельные грамоты потеряют подписи и печати, а стало быть, ваши народы можно будет изгнать отсюда навсегда.
— Но… с каких пор Рембурги занялись магией, ведь они даже башню в Харнлоне разрушили?
— Не могу знать, но скорее всего это было сделано для отвода глаз.
— Для отвода глаз… — задумчиво повторил Иппон, продолжая расхаживать.
Палач за спиной Каспара зевал, писарь увлеченно ковырялся в носу.
— А станок для метания стрел — зачем тебе дали столь дорогую машину, ведь не для того, чтобы отстреливаться в дороге от разбойников? Небось немалых денег такая штука стоит?
— Насколько я уловил из разговоров подручных герцога, за машинку было заплачено четыреста семьдесят дукатов, ваша милость, — сообщил Каспар. Он решил по возможности сообщать только достоверные факты, чтобы его рассказ выглядел более правдоподобно. Испытывать судьбу, будучи зажатым в стальные удавки, Каспару не хотелось.
— Ну так зачем она тебе? Зачем?! Говори, сукин сын, иначе сейчас же останешься без рук!
— В Тыкерье я должен был выследить наиболее важного чиновника и уничтожить его, но, если повезет, прорваться во дворец конвендора и убить его, благо мощь стреляльной машинки позволяла мне это сделать!.. — выпалил Каспар и почувствовал, что вся его одежда пропиталась потом.
— Вот! Вот она, главная истина! — воскликнул Иппон, победоносно вскидывая руку, и повернулся к писарю: — Ты все записал?
— Да, дорф Иппон.
— Хорошо.
Иппон повернулся к Каспару:
— Вот теперь ты получил право на быструю и безболезненную смерть. Тебе просто отрубят голову, а руки и ноги останутся при тебе. Кстати, а почему ты решил, что колдун Саламур отдаст тебе эту самую кроличью шубку?
— Кротовую шкурку, дорф, — поправил Иппона писарь.
— Да, кротовую шкурку. Или здесь опять обман?
— Никакого обмана, ваша милость, у меня с собой были деньги для ее выкупа.
— И сколько же выделили на выкуп этой шкурки?
— Сто дукатов, ваша милость.
— А куда же они делись, ведь мы тебя обыскивали — никаких денег, кроме двух золотых с мелочью в кошельке, у тебя не было.
— Казну унесли мои товарищи. Когда стало ясно, что бежать не смогу, я взялся прикрывать их отход…
— М-да, благородно, но бессмысленно.
Каспар ждал, что Иппон расскажет о судьбе его сбежавших бойцов, однако тот ничего не сказал, стало быть, все они благополучно ушли от погони. Это означало, что по дороге в Тарду он действительно видел Лакоба и, возможно, теперь тот с остальными находится где-то неподалеку. Но какой в этом толк? Даже если Лакоб снова сумеет вызвать «боевой огонь» и разрушит Тарду, живым из-под развалин уже не выбраться.
— Вот что я тебе скажу, рембуржец. В бою ты показал себя как храбрый солдат, ты не стал запираться сейчас и все рассказал мне, а потому имеешь право на вознаграждение. Так вот, я мог бы казнить тебя сегодня, но даю время до утра. Меня, правда, здесь уже не будет, ну да Урмас и сам справится. На этом будем прощаться.
Иппон повернулся к стоящим у дверей подземелья охранникам:
— Эй вы, уведите его в камеру, он мне больше не нужен!
— Ваша милость, а можно мне провести эту ночь без кандалов? — спросил Каспар.
Иппон думал недолго — сегодня он был великодушен, поскольку шпион дал ему самые лучшие козыри в борьбе за карьерные места при дворе конвендора.
— Я не возражаю. Урмас, сними с него все железо, а до камеры можно сопроводить его и с веревочной петлей на руках. Рембуржец заслужил и эту привилегию.
К себе в камеру на другой конец тюремного замка Каспар возвращался частично свободным человеком. Без кандалов на ногах шагалось на удивление легко, а неприятные ощущения от стянувшей руки веревки не шли ни в какое сравнение с жесткой хваткой стальных удавок Урмаса.
Озолс встретил его как родного — он опасался, что выгодного узника принесут на руках, но тот выглядел молодцом, и тюремщик поспешил поделиться этой радостью со своим «приятелем» Эдбергом.
— Ты видел, Густав, они вернули его в полном порядке! Даже без этих железок!
— Ты рано радуешься, дружище, — ответил Каспар, входя в камеру.
Озолс последовал за ним и снял с его рук веревки.
— Они опоили тебя ядом? — забеспокоился он.
— Нет, но завтра утром Иппон приказал Урмасу казнить меня, я ему больше не нужен.
Каспар скинул сапоги, забрался на топчан и, обхватив колени, уставился в стену перед собой. Оставался один вариант — попытаться завтра подкупить Урмаса, шансов на успех очень мало, но терять уже нечего.
— Казнь — это скверно, — задумчиво произнес Озолс и поскреб нечесаную голову. — Ладно, ты отдыхай, а я пойду посмотрю, что можно сделать.
Сказав это, он покинул Каспара, запер дверь камеры на засов и затопал куда-то по коридору.
«За золото свое беспокоится», — подумал Каспар и вздохнул. Положение было незавидным.
