Глава одиннадцатая. Искра
56.
Сашка лежал на каменном мосту и медленно приходил в себя. С каждым разом это становилось все труднее. Жизнь нехотя возвращалась в истерзанное тело. За мостом ждал противник, сумевший доказать свое превосходство не менее двух дюжин раз. И это когда Сашка почти уверовал в собственное искусство. После стрелка, над которым он взял вверх, открыв в себе способность замедления происходящего, Сашка встретил много воинов, и каждый казался сильнее предыдущего. А те шестеро, с которыми пришлось сражаться в последнюю неделю, превосходили всех остальных. Маленький банги, белу, нари, шаи и ари. И вот теперь этот воин, чем-то напоминающий Чаргоса. Противник, который раз за разом побеждал с непостижимой легкостью.
Правда и предшествующие пять соперников не подарили Сашке быстрой победы. Некоторые из них успели отпраздновать собственный триумф, а кое-кто даже не один раз. Маленький банги не единожды отправлял противника в небытие. Выпущенные с непостижимой частотой отравленные стрелы делали свое дело. Оцепенение охватывало мышцы, и остекленевшие глаза видели только одно — удачливый стрелок бежит, размахивая кинжалом, чтобы перерезать противнику горло. В последней схватке Сашка, пытаясь закрыться от стрел, в отчаянии вытянул перед собой ладонь и, пробежав половину дистанции до маленького лучника, с удивлением понял, что стрелы падают, натыкаясь на препятствие. Удивление едва не стоило очередной гибели, сразу две стрелы преодолели барьер. Но Сашка уже добежал и, легко отмахнувшись от неумелого выпада кинжалом, раскроил сопернику голову. И содрогнулся от отвращения. Каждый раз, когда убивал, он испытывал одно и тоже. Отвращение к самому себе.
Во время схватки с белу, Сашку не оставляло ощущение, что он сражается с Лукусом. Белу оказался опасным противником. Стрелы, выпущенные из клееного деревянного лука, едва не пробивали барьер. Бросив все силы на защиту от стрел, Сашка добрался до противника в полуобморочном состоянии и был располосован белужским мечом. Усталость проникла в тело и больше не уходила. Он почувствовал ее, когда очнулся, и подумал с тоскою, что противник все еще впереди на том же изгибе каменной тропы.
Сашка постарался успокоиться. Ран и шрамов на теле по-прежнему не оставалось, но он даже прикоснуться не мог к коже в том месте, где черканул узкий белужский клинок. «Ничего нет, это иллюзия», — успокаивал себя Сашка, но тело не верило, потому что помнило боль. Настоящую боль. Сашка встал, окинул себя взглядом. Штаны, разодранные от колен в лохмотья и прихваченные ремнем, на котором висело несколько ножей. Босые разбитые ноги. Меч в правой руке и меч за плечами, не раз принимавший на себя удары по спине. Его противники могли хвалиться доспехами, он — свободой движений! Усмехнувшись, Сашка мысленно обратился к наставнику, сетуя, что он считает отсутствие доспехов преимуществом и даже испытывает неловкость перед соперниками. Но тот вновь ничем не обнаружил своего присутствия. Сашка вспомнил мать, и звериная тоска засочилась в сердце. Нет. Он мотнул головой. Успокоиться и идти вперед.
Он пошел навстречу сопернику выпрямившись во весь рост. Остановил первую стрелу, сжег тетиву, так что вторая упала белу под ноги, и сошелся с ним на мечах. Белу мог гордиться искусством фехтования. Сашка уже отличал мастера от подмастерья. Но умение белу строилось на соблюдении канонов и правил, а Сашке требовалась победа любым способом. И чем быстрее, тем лучше. Отбив с десяток виртуозных ударов, Сашка метнул левой рукой нож и вдогонку послал клинок. Подождал, пока побежденный исчезнет, и пошел дальше.
Теперь тропа вела его между двумя каменными стенами, сложенными великанами из грубо обработанных валунов. Меч звякнул, когда Сашка коснулся морока. Кем бы ни оказался следующий противник, тропа не оставляла шансов воспользоваться зыбкостью собственных границ.
На страже каменного коридора стоял нари. Зеленокожий гигант отличался от всех нари, побежденных Сашкой в сотнях схваток. Мягкая кольчуга редкого плетения струилась по его плечам, кольчужный шлем прикрывал голову, но двигался нари так, словно носил одежду из легкой ткани! Он мастерски управлялся с двумя мечами! Сашка остановился, пораженный мельканием клинков, обратившихся в сверкающие веера. Снял с пояса нож и метнул. Нари не дрогнул, а нож ударился о стальную преграду и отлетел в сторону. Сашка поднял меч и замер. Попытался разобраться в сверкающем мельтешении, погрузиться в него, найти изъян в великолепной технике. Он понимал, что не сможет даже парировать такие удары, что уж тут говорить о нападении. Расслабился, замедлился и уловил амплитуду. Почувствовал, что успеет проникнуть между сверкающими окружностями, если будет достаточно быстр. Неестественно быстр!
Сашка попробовал. Сделал резкое движение вперед, когда правый клинок нари пошел вниз, а левый еще только набирал высоту. Тычок в незащищенную переносицу врага. Тычок, который потребовал мгновенного усилия, почти разрывающего сухожилия. Тело не могло двигаться так быстро. Но у него получилось. Конец лезвия на пол ладони вошел между глаз нари, и хотя летящий вперед клинок в левой руке противника уже срезал с Сашкиного предплечья мышцы и сухожилия, это уже был удар по инерции. Согнувшись от дикой боли, сжимая покалеченную руку и выронив меч, Сашка увидел, что воин валится на спину и тает, тает на тропе.
«Плохо», — подумал Сашка, зажимая страшную рану и напряженным усилием воли приглушая боль. Он понимал, что цена побед чрезмерна. Что не только бесчисленные варианты гибели, но и раны делают его беспомощным перед сколько-нибудь серьезным противником. Какая уж тут неуязвимость? Получалось, что задача дойти до какой-то неведомой цели никак не совпадала с пожеланиями наставника. Или цель путешествия заключается в том, чтобы вывернуть Сашку наизнанку, заставить нахлебаться крови, чужой и собственной? Вытряхнуть из него жалостливость и сентиментальность? Неужели не было другого способа?
Сашка разжал пальцы и осмотрел руку. Уродливый шрам тянулся от локтя до запястья. Он знал, что след клинка нари скоро рассосется, но боль уйдет не сразу. Сашка взял меч в левую руку и пошел навстречу следующему бойцу.
Шаи появлялись на тропе редко. Схватки с ними не отнимали много сил. Приходилось уклоняться от дубин и подрубать сухожилия на неимоверно длинных руках. Добродушные существа двигались с ленцой, не слишком подчиняясь создателю иллюзии. Но последний шаи отличался от предыдущих. Он пренебрег доспехами и размахивал перед собой секирой с двумя лезвиями, звякая острыми навершиями о каменную кладку. Нечего было и думать отбить удар, дотянуться до огромных рук, обежать противника справа или слева. Сашка метнул все оставшиеся ножи. Они вошли шаи в горло, в глазные впадины, в грудь, а тот все шел вперед, брызгая слюной и кровью, пока не упал на камень у ног соперника. Сашка пошевелил изуродованной рукой, перекинул в нее меч и двинулся дальше.
Тропа вела на каменный мост. За блеснувшим внизу обрывком реки начиналось что-то похожее на крепостную стену, а на мосту стояло существо, с которым пока еще Сашке сражаться не приходилось. Последний противник перед следующим, непреодолимым.
Глаза привычно выхватили оружие. Узкий чуть изогнутый меч на поясе и небольшой щит на левой руке. Правая сжимала серебристое копье. Древко начиналось от черной перчатки, а выше тянулся длинный и изящный наконечник, который словно светился изнутри. Завороженный сиянием оружия, Сашка не сразу рассмотрел самого воина. На первый взгляд на мосту стоял обычный человек, ничем не отличающийся от жителя Эйд-Мера. Возможно, под длинной, стянутой кожаным поясом, курткой скрывались легкие доспехи. Но лицом противник отличался от человека так же, как ювелирное украшение от грубой глиняной безделушки. Более всего он походил на иконописные лики, которые проглядывали с потемневших досок в переднем углу теткиного дома. Тонкие черты казались совершенными. Глаза смотрели спокойно. Сашка сделал шаг на мост, поднял меч и начал медленно приближаться. «Наверное, это ари, — внезапно подумал он. — Единственное существо, с которым я не сталкивался. Теперь понятно, отчего их не любят в Эйд-Мере. Это спокойствие слишком похоже на презрение».
Сашка прошел четверть моста, когда вдруг понял, что не знает, как отражать атаку. Отсутствие готовой схемы странным образом успокоило. Он почувствовал, что напряжение в коленях и локтях исчезло, дыхание успокоилось. Остановился, повернулся боком и замер. И тогда двинулся воин. Он сделал три шага и резким движением послал копье вперед. Удар оказался стремительным. Сашка с трудом отвел копье в сторону, но воин уколол снова. Человек не мог ударить так быстро. С ужасом Сашка понял, что не успевает. Его меч все еще оставался впереди, а белое жало копья уже летело в живот. И вместо того, чтобы попытаться уйти, отбить удар, Сашка пропустил копье внутрь себя. Дыхание замерло у гортани, и, насаживаясь на древко, он шагнул навстречу противнику и рубанул по серым раскосым глазам, в которых, как ему показалось, мелькнуло мгновенное удивление. Воин запрокинул голову и повалился навзничь. Сашка удивленно посмотрел на наконечник копья без следов крови, медленно задышал. Боли не приходила. Он провел дрожащей ладонью по животу и понял, что даже не ранен. Вспомнились слова наставника, что он мог бы сделаться прозрачным для стрел. «Зачем все это? — пришло в голову. — Ведь ни один из этих фокусов я не смогу применить в реальной жизни? И если это игра, для чего меня испытывают болью и отвращением к самому себе»?
Он прислонился к каменным перилам и отдышался. В крепостных воротах стоял следующий воин. Сашка поднял меч и пошел вперед. И вскоре рухнул на камень, истекая кровью. А потом еще не меньше двух дюжин раз.
Сейчас он вновь лежал на мосту и пытался прийти в себя. Противник превосходил его на голову. И ростом, и умением обращаться с мечом. Чем-то он напоминал Чаргоса. Только казался моложе. О чем успел подумать серый воин в проходе Северной Цитадели, когда внезапно понял, что Чаргос убивает его? Убивает легко, как несмышленого щенка, не оставляя ни мгновения на ответный удар или защиту. Сашка ни разу не смог даже коснуться клинком странного меча воина. Ничего не действовало. Ни одно из умений, приобретенных на тропе.
Сашка встал, опираясь о меч, казавшийся теперь ненужной железкой. Потер грудь. Воин с легкостью поражал его туда, куда хотел. Еще не ушла боль от предпоследней смертельной раны в горло, а теперь ныло и под сердцем.
— Кто ты?
Воин стоял неподвижно, опираясь рукой о каменный свод
— Ты валли?
Воин ничего не ответил.
Сашка сел на камень и закрыл глаза. Он не знал, что будет делать. Сашка понимал, что не пройдет мимо этого воина. А каждая его гибель словно что-то убавляла в нем самом. Словно он сам постепенно становился иллюзией, чтобы однажды окончательно растаять и никогда больше не воплотиться. Что там говорил наставник? Искра? Кровь Арбана? Но если что-то есть в нем, то как добраться до этого? Ведь ни собственная гибель, ни даже видение страданий матери не дали ему ничего кроме каких-то иллюзорных умений?!
Сашка открыл глаза. Из-под моста тянуло холодом, но он не стал даже пытаться восполнить ускользающее тепло. Странное спокойствие охватило его. Показалось очевидным, что он может десятилетиями орошать тропу кровью, но никогда не научится фехтовать как этот противник. Как Чаргос. Ему и не нужно учиться. Он много сильнее безупречного воина в крепостных воротах. Так же как и сильнее всех соперников. У наставника были причины раздражаться. Наставник не собирался учить потомка Арбана, он пытался разбудить уже существующие умения. Передались ли они по наследству, или влились в Сашку вместе с силой на границе Дары — не имело значения. Ошибка состояла в одном, пытаться разжечь в нем искру через унижение и боль.
Сашка раскрыл перед собою ладонь и представил, что кисть растворяется, тает в воздухе. Вначале ничего не происходило, судорога охватила пальцы, скрутила их уродливым жестом. Он вновь выпрямил ладонь, встряхнул и спокойно, может быть, равнодушно, приказал, чтобы она растворилась. Легкий зуд пронесся по коже, заколол в кончики пальцев. Ладонь захлестнуло сухим теплом, она заколебалась, расплылась и рассеялась мглистым облачком, или, точнее, факелом, потому что там, где начиналось запястье, туманность осталась. Сашка даже покрутил головой, так хотелось поделиться с кем-то собственным изумлением. Он не чувствовал ладони, но знал, что она вернется в то мгновение, когда он этого захочет. Еще несколько секунд Сашка смотрел на туманный факел, который медленно колебался у запястья и внезапно слепил новую кисть. С выступающими жесткими сухожилиями и желтоватой кожей. Пошевелил пальцами, осмотрел руку со всех сторон и поднес к лицу другую. Сжал два разных кулака, а раскрыл две одинаковые ладони. Чужие. Ладони наставника. Ладони существа, чьим отблеском был наставник. Медленно поднялся, уже зная, что стал наставником и лицом и фигурой, глубоко вздохнул и словно нырнул внутрь себя, сливаясь с образом, растворяясь в нем.
На что он рассчитывал? Наверное, на память тела, которое само знает, как поступить в тех или иных ситуациях. Подсказать движения, жесты, удары. За памятью тела он ринулся внутрь собственной силы, которая стояла комком где-то между гортанью и сердцем. Он качнул комок, представляя его наполненной чашей и мечтая только о том, что удастся выплеснуть из нее необходимое умение. Но вместо этого словно вытолкнул пробку. Волна захлестнула. Ударила в голову, в руки, в ноги, разбежалась на миллионы ручейков, пронизывая все капилляры тела, и в мгновение переполнила все его существо.
Он посмотрел на свои ладони. Обычные ладони Сашки Арбанова. Только теперь он владел ими. Сашка поднял меч и пошел вперед. Воин в воротах приготовился к атаке. Он словно почувствовал, что сейчас ему придется сражаться с иным противником, не выдержал и атаковал первым. И тут Сашкина рука сделала удивительно привычное, но странное круговое движение. Так, что лезвие противника словно прилипло к мечу. И замыкая круг или спираль, Сашкин клинок рассек сухожилия тыльной стороны ладони противника и сразу же коротким толчком пронзил ему горло. Воин стал заваливаться на бок, его меч еще только падал, выпущенный искалеченной рукой, а Сашка уже входил во двор.
Защитники крепости ринулись навстречу. Сашка не пытался угадать, чьи глаза смотрят на него из-под сверкающих доспехов. Он шел к входу в черную башню. Камни тропы странным образом выделялись на фоне мостовой округлого двора. Сашка, шел, поражая противников на ходу. Они нападали слишком медленно, тратили много сил на вычурные и неправильные движения. И вместе с тем, явно превосходили всех противников, которые встречались до каменного моста. Подойдя к башне, Сашка почувствовал, что стрела летит в спину, остановил ее, не оборачиваясь, и вошел внутрь. Стрелок его не заинтересовал. Сашка уже не участвовал в турнире, он шел к цели.
Лестница крутой спиралью уходила влево и вверх. Противники ждали на ступенях. Некоторые из них казались тенями, другие имели осязаемые тела. Сашка не стал останавливаться и готовиться к схватке. Он пошел вверх. Ступени под ногами плавились, исчезали, ноги охватывало пламя, а он шел вверх. Создавал ступени, наращивал новую кожу взамен сожженной. Ловил разряды молний, втягивая их в ладони. Дышал ядовитым газом и находил это забавным. Останавливал арбалетные болты и стрелы, хотя знал, что может принять их в тело и растворить. Сашка не убивал. Он просто забирал у противников силу, оставляя после себя бледные скулящие тени. Он поднялся. Его ждали.
Свет проникал через узкие бойницы, расположенные по периметру стен округлого зала. Тропа уходила в дверь на противоположной стороне. Возле нее на деревянной колоде висела мать. Или то, что казалось матерью. На тропе стоял огненный демон.
«Почти обычный человек, — подумал Сашка. — Только тело красное, а вместо одежды пламя». Демон расставил ноги и скрестил перед собой два раскаленных клинка. Сашка поднял над головой меч и двинулся вдоль бойниц. Этот враг был ему знаком. Точнее, знаком обретенному умению. Ради непонятного озорства Сашка обрушил на плечи чудовища водопад. Раздался вой, шипение, демон выскочил из клубов пара, и Сашка с удовлетворением заметил, что огненное тело покрыто темной паутиной трещин. Но трещины словно влили в чудовище большую злобу. Демон бросился на Сашку, и тот через секунду с изумлением понял, что каким-то непостижимым образом отражает беспрерывный калейдоскоп искрящихся ударов. Сашка рванулся в сторону и в мгновение, когда демон ринулся вслед за ускользающим противником, лишил его руки. Она упала со звоном, словно была выточена из железа, а еще через миг о каменный пол загремела и голова демона.
Сашка медленно подошел к матери. Не такой он запомнил ее в гробу. Сейчас она более всего напомнила тот облик, который навечно отпечатался в Сашкиной душе во дворе военкомата, когда призывники садились в потрепанный пазик. Темные круги под глазами. Дорожки от слез на щеках. Мать открыла глаза, вздрогнула, выдохнула чуть слышно:
— Саша?
Он кивнул и, чувствуя, как злость и боль ворочаются внутри, перерубил узлы на ее кистях. Мать осела живым комочком, стянула обрывки веревок, попыталась улыбнуться, но губы не послушались ее. Сашка протянул руку, помог ей подняться.
— Что-нибудь не так?
— Ты не настоящая.
— Что значит не настоящая? — она прикусила нижнюю губу.
— Ты не настоящая, ты умерла.
— А ты? — она удивленно приподняла брови, покачала головой, выпустила его руку и медленно пошла вдоль стены. — Ты настоящий?
— Это неважно, — он упрямо мотнул головой. — Важно, что ты не настоящая.
— А если ты ошибаешься? — в ее глазах стояли слезы.
Сашка молчал. Она остановилась у посеревшего трупа, наступила босой ногой на рукоять меча. Раздалось шипение, запахло гарью, но она словно не почувствовала боли. Пальцы демона разжались. Изогнутый клинок звякнул о камень. Она наклонилась, взяла его в руки. Меч демона зашипел в пальцах.
— Это демон не настоящий.
Протянула клинок Сашке.
— Настоящего демона нельзя убить обычной сталью. Попробуй убить меня. И ты увидишь, кто я.
— Откуда ты знаешь про демона? — выпрямился Сашка.
— Я слышала, — она перекинула меч в другую руку, откинула сожженными пальцами прядь волос со лба. — Ты слишком долго сюда шел. Убей меня.
— Мне не нравится эта игра, — сказал Сашка и кивнул в сторону выхода. — Я должен идти.
— Эта тропа бесконечна, ты никогда не пройдешь ее! — почти крикнула она и ткнула его рукоятью меча в живот, — Убей меня!
— Нет.
— Тогда это сделаю я, — медленно проговорила она и ударила.
Сашка даже не успел удивиться. Меч расплылся вытянутым облачком. Изменился. Теперь ее ладонь сжимала рукоять, а лезвие уходило в Сашкин живот. Но медленно. Очень медленно. Ушло в плоть на два пальца. Затем еще на палец. Струйка крови побежала по изодранным штанам, но затем клинок согнулся, и мать отступила.
Она внимательно осмотрела лезвие и покачала головой.
— Дрянь. Клинок дрянь. Ничего не смог сделать против никчемной магии. А что ты скажешь насчет этого?
Она продолжала держать лезвие перед собой, но внешний вид клинка вновь изменился. Превратился в меч наставника. Длинный и узкий. Блеснули синеватые знаки на лезвии. Сомкнулись сухие пальцы. Перед Сашкой стоял наставник.
— Только одна попытка, — холодно бросил он. — Ты все еще слишком слаб, но время для игр прошло.
— Я пойду по этой тропе? — спросил Сашка про уходящую под дверь полосу камней.
— Ты умрешь.
— Ну что же, — вздохнул Сашка. — Мне не привыкать.
И наставник напал. Он все еще превосходил своего ученика. И хотя время замедлилось и даже словно остановилось, Сашка не мог разобрать ни одного движения. Он почувствовал, что на этот раз может погибнуть по-настоящему. В схватке царствовал вихрь. Он завораживал, подминал под себя, лишал рассудка. Удивительным было только одно, почему Сашка не погиб в первые доли секунды? Каким образом он умудряется отбивать бешеные удары, каждый из которых должен был убить его?
«Ты зря испортил меч», — раздался голос наставника, и Сашка понял, что послуживший ему в тысячах схватках клинок свое отслужил. Через мгновение он сломается на запечатленной Сашкой зарубке. И не осознавая, что он делает, Сашка запрокинул левую руку за спину и выдернул клинок из привязанных к спине ножен. Выхватил меч, который почти уже стал частью его хребта. Вспышка света ударила в зрачки. Удар почему-то не встретил сопротивления. Странное лезвие рассекло противника как бесплотный призрак. И чувствуя, что камни пола уходят из-под ног, Сашка успел увидеть удивленное лицо наставника с рассеченной щекой. Кровь, бьющую толчками из его раскрытой груди. Обломок меча со светящимися знаками, и сломанную палку, которую когда-то, очень давно, он сам подобрал на тропе.
«Я же не ранен, — пробормотал он, погружаясь в темноту. — Нет. Не надо. Стойте. Мне надо идти дальше!»