14
При всей затруднительности для европейца определить точный возраст азиата нетрудно было заметить, что наш посетитель очень стар.
«Мандарин», как я тут же окрестил его, продолжал стоять у порога, вежливо ожидая моего разрешения войти в комнату. Стражи порядка почтительно держались в нескольких ярдах позади него, преданно пожирая глазами высокое начальство.
— Разумеется, — произнес я, почтительно наклонив голову. — Будьте добры, чувствуйте себя как дома.
С грацией, поразительной для человека его возраста, Елю Чуцай сделал несколько шагов вперед. Агла уважительно приветствовала его и, как и подобает добропорядочной монгольской женщине, опустилась на колени, чтобы раздуть едва тлевшие угли маленького очага. Кажется, я уже упомянул, что вечер был на редкость холодным. Наш гость выглядел настоящим патриархом. Длинные усы и жидкая бороденка были совершенно белы. Тонкая косичка такого же цвета опускалась на его плечи. Он стоял, чуть сгорбившись, посреди нашей небольшой комнаты, спрятав руки в широкие рукава шелкового халата.
— Пожалуйста, садитесь, мой господин, — предложил я, указывая в сторону единственного стула в комнате.
Он молча, с достоинством принял мое предложение. Растроганная Агла пыталась сделать его пребывание у нас чуть более комфортабельным, предложив ему две имевшиеся в нашем распоряжении подушки, но он легким жестом отклонил ее предложение, после чего мы сами уселись на них у ног нашего высокого гостя.
— Для начала мне следует подробно объяснить вам, зачем я пришел, — начал он так тихо, что я едва смог расслышать его голос за треском разгоревшихся поленьев. — Но прежде разрешите мне поблагодарить вас за внимание. В моем возрасте приятно чувствовать тепло очага за спиной.
— Вам нет нужды ничего объяснять, — остановила его Агла. — Всем известно, что вы правая рука Великого хана.
Он слегка наклонил голову в знак признательности.
— Я служу монголам еще с того времени, как их первый Великий хан носил имя Темучин. Я был еще зеленым юношей, когда войска Потрясателя Вселенной перевалили через Великую Китайскую стену и захватили город Янкин, где я родился. Я был оставлен в живых благодаря моему умению читать и писать, хотя и стал рабом. Монголы, конечно, дикари, но их вождь уже тогда умел смотреть на много лет вперед.
— Вы говорите о Чингисхане? — осторожно осведомился я.
— Естественно, но сейчас среди монголов не принято упоминать ни одного из его двух имен. Его называют Великим ханом, Потрясателем Вселенной, Величайшим из Величайших и еще несколькими другими именами, хотя все это не имеет прямого отношения к предмету нашего разговора. Он был отцом Угэдэя, нынешнего Великого хана, человеком, завоевавшим для монголов Китай, Сибирь и твердыни Хорезма. Воистину он был величайшим человеком в истории человечества.
Естественно, я и не собирался оспаривать его высказывания. Седой мандарин явно не был льстецом, не имел оснований произносить передо мной хвалебные речи в адрес кого угодно. Он искренне верил в то, что говорил, и многие его утверждения на самом деле соответствовали истине.
— Сегодня империя монголов простирается от Китайского моря до Персии. Хулагу готовится покорить Багдад. Субудай уже отправился в поход против русских и поляков. Кубилай замыслил захватить Японию.
— Ему лучше отказаться от этого плана, — неосторожно пробормотал я, вспомнив из курса истории, что флот Кубилая был уничтожен штормом, который японцы с тех пор величают «Священным черным ветром» или «Камикадзе».
Елю Чуцай подозрительно уставился на меня.
— Что вы хотите этим сказать? — требовательно спросил он. — Вы обладаете даром пророчества?
Агла бросила на меня предостерегающий взгляд.
— Ничего похожего, — возразил я, вспомнив ее слова о том, что монголы не жалуют предсказателей, и делая все возможное, чтобы мой голос звучал по возможности более искренне. — Просто, на мой взгляд, монголы прекрасные воины, но никак не моряки. Их стихия степь, а не море.
Китаец несколько минут изучал мое лицо.
— Вы правы, — произнес он наконец. — Монголы лучшие воины в мире, но они не моряки. Впрочем, они также не администраторы, не писцы и не мастеровые. Но для выполнения всех этих обязанностей у них есть пленники. Они найдут сколько угодно хороших моряков среди китайцев.
В знак согласия я вежливо склонил голову.
— Пределы империи должны постоянно расширяться, — продолжал он, — это завет самого Чингисхана. Он со всей очевидностью понимал, что его варварские полчища должны постоянно находиться в движении, покорять новые народы и страны, или империя рухнет. Монголы — дети войны, они созданы для нее. Если у них не останется внешних врагов, они начнут резать друг друга. Темучин нашел единственно верный путь, направив энергию древних кочевников Гоби в нужном для него русле, и создал таким образом сильнейшую армию в мире.
— Может быть, вы и правы, — согласился я, пожимая плечами.
— Империя должна постоянно расширять свои пределы, или она рухнет, — повторил он. — Иного пути нет. Во всяком случае пока.
— Но это означает гибель для десятков и сотен тысяч людей. Сотни сожженных и разрушенных городов.
Он равнодушно кивнул.
— И вы помогаете им в этом? Но почему? Вы же цивилизованный человек. Почему вы помогаете монголам, захватившим и превратившим в руины вашу собственную страну?
На секунду Елю Чуцай закрыл глаза. В мерцающем свете пламени очага его морщинистое лицо мгновенно превратилось в высохшую мертвую маску.
— В мире существует только одна цивилизация, — медленно произнес он, открывая снова глаза. — Это цивилизация Катая, или Китая, как вы зовете ее на свой западный манер. И я служу Великому хану, чтобы принести эту цивилизацию на копытах монгольских коней до самых пределов Обитаемого мира.
Теперь я уже окончательно перестал что-либо понимать.
— Но монголы покорили Китай. Кубилай правит в Янкине.
Старик снисходительно улыбнулся.
— Да, Кубилай родился в войлочной юрте, недалеко от того места, где мы сейчас находимся. Но он уже скорее китаец, нежели монгол. Он носит шелковый китайский халат, рисует изысканные пейзажи и управляет своей империей не менее разумно, нежели представители свергнутой династии.
Наконец-то до меня дошел смысл его слов.
— Вы хотите сказать, что монголы только исполнители ваших замыслов, а настоящие победители — вы, китайцы.
— Совершенно верно, — согласился Елю Чуцай. — Монголы всего лишь вооруженные руки империи, а древняя цивилизация Китая — ее мозг.
— Выходит, монголы всего лишь служат вам, — подала голос Агла.
— О нет, клянусь священной памятью моих предков, — поспешно возразил китаец, искренне расстроенный тем обстоятельством, что у кого-то в голове могла зародиться столь опасная идея. — Мы все служим Великому хану Угэдэю. Я не более чем раб, хотя мое влияние на его политику на самом деле велико.
— Но только потому, что Великий хан расчистил путь вам, китайцам, — настаивала Агла.
Елю Чуцай нахмурился и замолчал. Нетрудно было понять, что он пытался привести в порядок свои мысли, чтобы по возможности доходчиво изложить нам свои аргументы.
— Темучин, — произнес он еле слышно, словно опасаясь, что кто-то может услышать, как он произнес вслух имя Великого хана, — пришел к мысли о необходимости завоевания мира, чтобы помешать различным племенам Гоби уничтожить друг друга. Это было озарение гения. Таким образом, империя должна постоянно расширять свои пределы.
— Да, вы уже говорили об этом, — согласилась Агла.
— Какой цели, по-вашему, должно служить это бесконечное кровопролитие? — в свою очередь спросил китаец. — Неужели только для того, чтобы не дать диким кочевникам перерезать друг друга?
Ни Агла, ни я не смогли ответить на этот вопрос.
— С другой стороны, существует цивилизация Китая, — продолжал Елю Чуцай, — величайшая цивилизация, которая когда-либо существовала в мире. Культура Китая построена на мирных началах, поэтому у нас нет другого пути принести ее достижения другим народам.
— Вы хотите сказать, что монголы захватили Китай, — вставил я, — но рано или поздно это обстоятельство неизбежно приобщит к цивилизации диких кочевников?
— Решение такой задачи потребует усилий одного или двух поколений, — подтвердил Елю Чуцай, — может быть, даже больше.
— Следовательно, вы должны помогать монголам расширять границы их империи, чтобы не дать ей развалиться, ровно столько времени, сколько необходимо китайской цивилизации для распространения по всему миру.
Он кивнул.
— Возникнет одно колоссальное государство, распростершееся от океана до океана. Подумайте, к чему это может привести. Конец всем войнам, процветание еще недавно диких народов. Наступит вечный мир, на Земле будет править закон, а не насилие. Вот цель всей моей жизни.
Единая огромная империя, созданная монгольскими саблями, управляемая китайскими мандаринами и живущая по общим законам. В ней Елю Чуцай видел наивысшую цивилизацию, которая способна принести мир всем народам, а я — тиранию, при которой и речи не могло идти о свободе личности.
— Я поделился с вами своими мыслями, — продолжал советник Великого хана, — потому что хотел, чтобы вы поняли, какую проблему создали для меня.
— Проблему? — не понял я.
Он вздохнул.
— Угэдэй не похож на своего великого отца. Он слишком ленив, чтобы быть хорошим правителем. Он слишком привык к роскоши, чтобы думать о покорении мира.
— Но вы сказали…
Он остановил меня повелительным жестом узкой руки с длинными, ухоженными ногтями.
— К счастью, — продолжал он, — империя развивается по-прежнему достаточно динамично. Ее мощь продолжает расти. Хулагу, Субудай, Кубилай и другие орхоны и ханы, имеющие свои улусы на границах империи, все еще думают о новых завоеваниях. Сам Угэдэй предпочитает сидеть в Каракоруме, позволяя другим завоевывать для него мир, и наслаждаться плодами их побед. Это опасная позиция.
— Какое это имеет отношение к нам? — спросила Агла.
— Угэдэй суеверный человек, — вздохнул Елю Чуцай. — Недавно он получил предупреждение об угрозе, исходящей для него от человека, который прибудет с запада, чтобы попытаться убить Великого хана.
— Я и сам пришел предупредить его об угрозе, — напомнил я.
— Вы пришли с запада, — повторил Елю Чуцай. — Впрочем, существует еще один человек, который пришел оттуда. Некто по имени Ариман.
— Он здесь? — воскликнул я.
— Вы знаете его?
— Да! Именно об угрозе, исходящей от него, я и пришел предупредить Великого хана.
Китаец слабо улыбнулся.
— Но Ариман уже успел настроить Угэдэя против вас. Против светлокожего могучего воина из страны, лежащей далеко на западе, за Великим океаном.
Я принялся торопливо размышлять, пытаясь найти выход из положения, в котором неожиданно оказался.
«Мое слово против слова Аримана? Как я мог доказать свою правоту?»
— Есть и еще кое-что, — добавил Елю Чуцай. — Нечто, что делает проблему особенно острой.
— О чем вы говорите? — не понял я.
— Угроза самому существованию империи.
— Угроза? — повторил я.
— Что может угрожать империи, покорившей половину мира? — спросила Агла.
— Не далее как сегодня в разговоре со стражами порядка вы употребили слово «ассасин».
— Да, после того, как двое мужчин попытались убить меня.
— «Ассасин» — новое слово в языке монголов. Оно пришло к нам из Персии, где и возник этот культ. К сожалению, я знаю о нем не слишком много. Это секта убийц, члены которой и зовутся ассасинами. Мне говорили, что оно происходит от названия наркотика — гашиша.
— Но я все-таки не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — возразил я.
— Во главе секты стоит человек, который вербует молодых людей, обещая им райское блаженство при безоговорочном исполнении его приказов. Он дает своим последователям гашиш, и под воздействием этого средства им являются видения рая, куда они отправятся после смерти. Неудивительно, что молодые люди готовы на все ради исполнения воли своего владыки.
— Я знаю о действии лекарственных средств, подобных гашишу, — согласилась Агла. — Оно настолько сильно, что, раз попробовав, человек готов на все, чтобы получить его вновь.
Елю Чуцай наклонил голову в знак согласия.
— Предположим, члены секты получат приказ убить кого-то. Они без колебаний пойдут на верную смерть в полной уверенности, что после исполнения возложенного на них поручения проснутся в раю.
Я промолчал, хотя на личном опыте знал, что смерть не обязательно означает конец земного существования.
— Множество купцов, аристократов, имамов и даже принцесс в Персии уже стали их жертвами. Страх перед представителями секты настолько велик, что, получив предупреждение о смерти, люди готовы отдать все, что имеют, лишь бы не попасть в руки ассасинов. Орден необычайно богат и могуществен.
— Персия, — пробормотал я, — и есть страна Аримана, Ормузда и их пророка Зороастра.
— Влияние секты распространяется далеко за пределами Персии, — возразил Елю Чуцай. — Перед ней трепещет весь мир ислама. Я опасаюсь, что ассасины уже успели добраться до Каракорума и собираются совершить покушение на Великого хана.
— Ариман пришел из Персии, — напомнил я.
— А он и не отрицает этого факта. Но, по его словам, вы явились оттуда же, хотя сами это отрицаете.
— Ассасины едва не убили меня сегодня.
Китаец слегка пожал плечами.
— Возможно, вы всего лишь изобрели хитрый трюк, чтобы сбить нас с толку. Убитые вами люди не были монголами, несмотря на то что несомненно хотели выдать себя за таковых. Они могли быть персами. А вы могли убить их, чтобы отвести от себя подозрение.
— Зачем мне убивать своих сообщников и для чего им убивать меня?
Судя по всему, Елю Чуцай тревожился не на шутку.
— Мне хотелось бы поверить вам, Орион, но я должен быть готов к любым неожиданностям. Я убежден, что либо вы, либо Ариман принадлежите к этой секте, а может быть, даже и являетесь ее главой, человеком, известным под прозвищем Горный старец.
— Как мне убедить вас?
— В подобных случаях монголы не утруждают себя особыми размышлениями. Они просто убьют и вас, и Аримана, а возможно, и вас, моя дорогая госпожа, и тут же забудут об этом. Но я цивилизованный человек. Мне надо сначала решить, кто из вас ассасин, а кто нет.
— Тогда мне нечего опасаться, — заметил я, хотя далеко не был убежден в справедливости своего утверждения.
— Вам нечего опасаться меня, — подчеркнул он. — Во всяком случае в настоящий момент. — Помолчав немного, он с сомнением добавил: — Но Угэдэй не слишком терпеливый человек. Он может приказать убить вас, чтобы одним махом покончить с неприятной проблемой.
