Интерлюдия
Это место могло быть Олимпом, Валгаллой или Царством Небесным в зависимости от вкуса и конфессиональной принадлежности наблюдателя. Для художника-сюрреалиста оно оказалось бы неиссякаемым источником вдохновения, живым воплощением его фантастических видений.
Здесь не существовало видимых границ. Холодное голубое небо, кое-где покрытое легкими облаками, простиралось во все стороны бесконечного пространства. В зените, там, где его лазурь приобретала темно-синий, почти черный оттенок, блестели крошечные точечки звезд, никогда не изменявших своего положения. Здесь не существовало самого понятия времени, как и тверди земной под ногами и солнца над головой. Чистый неподвижный воздух, казалось, светился сам по себе, наполняя пространство мягким золотистым сиянием.
Если бы человеку довелось когда-нибудь увидеть это место, то скорее всего оно напомнило бы ему вид, открывающийся с горной вершины, высоко вознесшейся над облаками и бурями, страстями и тревогами нашего грешного мира. Здесь царили вечная красота и покой, недоступные воображению простого смертного, рождающегося и живущего в страдании и в свой срок гаснущего, словно пламя догоревшей свечи.
Неожиданно на фоне бездонного неба появилась мерцающая точка новой звезды и стремительно понеслась вниз, на глазах увеличиваясь в размерах. Опустившись на поверхность ближайшего облачка, она приняла образ молодого мужчины в золотой мантии, красивого как бог, высокого и широкоплечего, с пышными золотыми волосами и глазами янтарного цвета.
Он уселся на гребне волнообразной поверхности облака с величественностью императора, взошедшего на свой трон, и глубоко задумался. Спустя какое-то время рядом с ним спустился серебряный шар меньших размеров, преобразившийся в молодую женщину с черными волосами и огромными серыми глазами. Серебристая легкая туника облекала ее стройную фигуру.
— Похоже, тебе пришлась по вкусу форма человеческого тела, — заметила она.
Мужчина высокомерно поднял брови и бросил на свою гостью неодобрительный взгляд.
— Оно помогает мне лучше понять этих существ, — произнес он серьезно, — постигнуть их мысли и чувства.
— Но при этом ты наслаждаешься ролью бога.
Мужчина снисходительно пожал плечами.
— Должна ли я называть тебя по имени, которое ты избрал для себя при общении с представителями человечества. — Она уже не скрывала своей иронии. На ее губах играла насмешливая улыбка, но ее большие серые глаза смотрели холодно и строго.
Не выдержав этого взгляда, мужчина отвернулся в сторону.
— А ты предпочитаешь подобрать мне имя по собственному вкусу, не так ли? — усмехнулся он.
— В таком случае пусть будет Ормузд, — предложила она. — Бог Света. Твои маленькие игрушки должны оценить скромность своего господина.
— А как же мне прикажешь называть тебя?
— Аня, — отвечала она немного подумав. — Мне нравится это имя. До тех пор пока мы изображаем людей, ты можешь называть меня этим именем.
— Ты слишком легко к этому относишься, — предостерег ее Ормузд.
— Ничего подобного, — возразила Аня, переходя на серьезный тон. — Я знаю, насколько это важно. Я испытала на себе их чувства и думаю, что поняла их. Чувство ужаса, боли, страха перед смертью… перед превращением… в ничто.
— Тебе не следовало отправляться туда. Я предостерегал вас против этого шага.
— Все правильно, ты предпочел возродить своего воина и бросить его против Владыки Темных Сил, одного, без друзей, без надежды, даже без воспоминаний.
— Такова участь всех людей. Они не должны понимать того, что происходит. К чему было делать для него исключение?
— В том-то и беда, что они все понимают, — возразила Аня. — Правда, на свой собственный примитивный лад. Они интуитивно догадываются о происходящей борьбе и отдают себе отчет в том, что они не более чем пешки в игре сил, намного превосходящих их своим могуществом.
Ормузд недоверчиво покачал златокудрой головой.
— Они понимают только то, что я разрешаю им понять.
— Ты ошибаешься, — настаивала она. — Обрати внимание на их ученых, их тягу к познанию сущности вселенной. Они на пороге открытия истинной природы соотношения времени и пространства.
— Ты заблуждаешься. Они до сих пор убеждены в необратимости хода времени и полагают, что причина всегда предшествует следствию.
— Приглядись повнимательнее, о бог Света, — рассмеялась она. — Твои игрушки уже не те, какими были когда-то. Они начинают постигать тайны, еще недавно недоступные их сознанию.
— В таком случае мне следует вмешаться и изменить существующий ход вещей. Они не должны узнать слишком много. Во всяком случае не теперь.
— Нет! Только не это! Пусть они познают истину. Ты не можешь обращаться с ними как с простыми марионетками.
Он бросил на нее недоумевающий взгляд.
— Я могу обращаться с ними так, как мне угодно. В конце концов, я сотворил их. Они принадлежат мне!
— Но ты не в состоянии больше контролировать их.
— Глупости.
— Пора бы вам признать это, — стояла на своем Аня. — Они уже вышли из-под твоей власти.
— Я контролирую их!
— Ты сам вложил в них чувство любознательности, тягу к знанию.
— Это было необходимо, — вздохнул Ормузд, — но я уравновесил его чувством страха перед неизвестностью.
Глаза Ани гневно сверкнули.
— Уравновесил? Ты ошибаешься, мой благородный богоподобный творец. Ты только внес чудовищную противоречивость в их естество. Они разрываются между стремлением познать тайны бытия и страхом перед неизвестностью. Своим необдуманным поступком ты обрек их на вечные мучения, превратил их жизнь в настоящий ад!
Тот, кто называл себя Ормуздом, собрался было возразить ей, но остановился, прежде чем успел произнести хотя бы слово. Он наконец понял, что собирается сказать Аня.
Она хотя и недолго, но все же пожила среди людей и лучше его понимала их чувства и страдания. Вздохнув, он решил изменить свою тактику.
— Они наивно верят, что их боги всемогущи и всеведущи. Они порицают меня за свои болезни, свои собственные недостатки и промахи…
— Они еще верят в твое милосердие, — добавила Аня, — и в твою любовь.
Он снова вздохнул, на этот раз тяжело и устало.
— Они понимают, что их создание было осознанным актом творения, что у человечества есть свое предназначение, — продолжала она, — но им приходится брести на ощупь во тьме, дабы узнать, каково оно. Они и рады бы служить тебе, но не знают, чего ты хочешь от них.
Ормузд гневно выпрямился во весь свой огромный рост. Исходящая от него энергия озарила облака золотистым светом.
— Они уже выполнили свое предназначение много столетий назад, — раздраженно произнес он. — Сейчас, если Охотник осуществит свою миссию…
— Тогда ты победил, — прервала она его. — Отныне мы в безопасности.
— И я смогу наконец-то избавиться от них.
— Ты не можешь уничтожить человечество!
Ормузд насмешливо поднял брови.
— Не могу? Я?
— Ты не осмелишься, — поправила сама себя Аня. — Тебе известно, что наша собственная судьба неразрывно связана с существованием человечества. Создатели и их творения — части одного континуума. Если люди будут уничтожены, мы погибнем вместе с ними.
— Неужели ты способна поверить в подобную нелепость?
— Я знаю, что говорю. И ты знаешь. Иначе чего ради ты позволил им сохранить жизнь? Ты сотворил людей, чтобы с их помощью победить Темные Силы, Они выполнили свою задачу.
— Но не полностью. Владыка Тьмы еще существует!
— Да, правда. — Она вздрогнула. — И пока он существует, мы не можем чувствовать себя в безопасности. До тех пор пока Владыке Тьмы удается ускользнуть от тебя, вы нуждаетесь в помощи людей. Преданной тебе армии воинов. Твоих телохранителей, всегда готовых пожертвовать своей жизнью ради тебя.
— Это их долг. Я сотворил их воинами.
— Да, и справился со своей работой настолько хорошо, что они уже не могут жить без войны. А пока творец бездействует, им приходится убивать друг друга. И этому не видно конца.
Ормузд пренебрежительно пожал плечами.
— Ну и что же из этого? Их и без того слишком много, несколько миллиардов. И число их продолжает увеличиваться. Я сам вложил в них инстинкт продолжения рода. Я дал им радость, чтобы компенсировать боль.
— Ты опять заговорил о равновесии, — горько улыбнулась Аня. — Иногда я думаю, что ты на самом деле веришь, что тебе не в чем упрекнуть себя, что ты справедлив и даже добр по отношению к ним.
— Они всего лишь мое творение. Игрушки, как ты сама называешь их. Мне нет нужды быть добрым с ними.
Наступила продолжительная пауза. Глаза Ани блестели. Было очевидно, что она лихорадочно обдумывала какую-то мысль. Желая утешить ее, Ормузд нежно коснулся ее плеча.
— Тебе не было никакой необходимости становиться одной из них, — сказал он тихо. — В мои планы никогда не входило, чтобы ты стала такой же ранимой, как и они.
— Но это уже произошло, — возразила она еле слышно. — И мне никогда не забыть того, что случилось.
— Моя дорогая…
— Они такие… беззащитные, — вздохнула она, — такие слабые. Им так легко причинить боль.
— Да, их возможности весьма ограниченны. Ты знаешь это лучше меня. Такими я и задумал создать их. Я был обязан так поступить.
— И ты не чувствуешь своей ответственности по отношению к ним?
— Почему же? Конечно, чувствую.
— Ты знаешь, во что верят некоторые из них? — спросила она и, прежде чем он успел ответить, торопливо продолжала: — Некоторые из их философов полагают, что это они создали нас. Интуитивно они понимают, что и мы нуждаемся в них, что мы не сможем существовать без них.
Он пренебрежительно поморщился.
— Подумаешь, философы. Эти людишки ухитрились свалить в одну кучу истинные знания и редкостную чепуху. Тщеславные болтуны. Преподносят как высшую мудрость любую ерунду, которая приходит в их пустые головы, и еще называют это интеллигентностью.
— Но они учатся. Учатся, не щадя своих сил. Они создают музыку и пишут картины, строят машины, которые понесут их к звездам.
— Что же, тем лучше, — равнодушно согласился он. — Это делает их еще более ценными для нас.
— Но, с другой стороны, знания, которые они обрели, дали им и понимание собственной силы. Они уже обладают оружием, способным уничтожить целые народы.
— Такого никогда не случится, — резко возразил он.
— Но ты опасаешься этого?
— Нет. Я всегда могу остановить их, не дать им возможности полностью уничтожить друг друга.
— Ты сам создал их столь агрессивными. Ты создал расу бойцов, расу убийц!
— Конечно. — Кивком головы Ормузд подтвердил свое согласие с ее словами. — Агрессивность их натуры для нас ценнее всего.
— Даже если это качество заставляет их убивать друг друга?
— Даже если они уничтожат свою так называемую цивилизацию в ядерной войне. Невелика потеря. Какая-то часть из них переживет и эту катастрофу. Я присмотрю за этим. Сколько уже было таких цивилизаций! Где они теперь? Но само человечество выжило. И только это имеет значение.
— А как быть с Владыкой Тьмы? Полагаю, что если ты называешь себя Ормуздом, богом Света, то его следует назвать Ариманом, богом Тьмы.
В знак согласия Ормузд слегка наклонил голову.
— Он на самом деле располагает властью, способной уничтожить нас? — спросила она.
— По крайней мере, сам он уверен в этом. Он считает, что, если ему удастся уничтожить человечество, нам придется умереть вместе со своими творениями.
Впервые Аня выглядела испуганной.
— Это правда? Такое может произойти?
В свою очередь Ормузд в первый раз не смог сразу ответить на ее вопрос.
— Точно не знаю. Людям нравится верить в то, что они являются венцом творения, солью Земли, точкой опоры, на которой держится мир. В этом их сила и их слабость.
— Ты хочешь сказать, что, может быть, они недалеки от истины? — прошептала женщина.
— Не знаю, — рявкнул Ормузд, сжимая кулаки в бессильной ярости. — Этого не знает никто! Мы вовсе не всеведущи. Существует великое множество вещей, которые даже я не могу понять.
К его удивлению, Аня улыбнулась. Она стояла перед разгневанным богом Света, широко улыбаясь, пока в конце концов не расхохоталась.
— Следовательно, люди все-таки правы. Они больше не нуждаются в нас. Что мы дали им, кроме боли и горя?
— Я сотворил их! — прогремел Ормузд.
— Нет, нет, мой дорогой друг, вообразивший себя богом. Это они сотворили нас. Может быть, ты и слепил их из глины и вдохнул в них жизнь, но ты сделал это по их требованию. Они хотели этого, и ты, и я, и все так называемые боги и богини не более чем их слуги.
— Это безумие, — воскликнул Ормузд. — Ты сошла с ума! Я сотворил их, чтобы они служили мне.
Смех Ани наполнял воздух, словно звон серебряного колокольчика.
— И ты еще порицаешь их за непонимание причинной связи! Конечно, ты создал их. Но и они тоже создали тебя. Причина и следствие; следствие и причина. Что было вначале?
Ормузд стоял молча, опустив голову.
— Что же теперь? — спросила она и, не ожидая его ответа, добавила: — Их борьба — наша борьба. Если погибнут они, то умрем и мы. Наша обязанность помочь им. У нас нет выбора.
— Я и так помогаю им, — произнес Ормузд, принимая прежнюю величественную позу.
— Да, ты сотворил воинов, чтобы они сражались вместо тебя, пока ты сам оставался здесь, не зная ни боли, ни сомнений. Ты ограничивался тем, что управляли ими, как марионетками, отправляя их на верную смерть.
— Чего же ты хочешь от меня? Чтобы я, как и ты, отправился к ним и стал человеком?
— Да!
— Никогда!
— Я сделала это.
— Да, и умерла за них. Испытала агонию и страх. Поняла, что такое смерть.
— Да, и если понадобится, сделаю это еще раз. Столько раз, сколько потребуется.
— Зачем?
— Чтобы помочь им. Помочь нам.
— Это безумие!
— Я люблю их, Ормузд.
Он недоуменно уставился на нее.
— Но они только наши творения, наши игрушки.
— Да, но они живые. Помимо горя и боли и вечной неуверенности в завтрашнем дне они познали чувство любви, родства, радости жизни. Они ЖИВЫЕ, Ормузд. Ты их сделал лучше, чем задумал. И я хочу быть одной из них.
— Даже в том случае, если тебе снова придется умереть?
— Даже если мне придется умереть сто или тысячу раз. Жизнь стоит этого. Попробуй, и ты сам убедишься.
— Нет! — Он снова сделал шаг назад.
— Ты останешься здесь, пока все мы будем сражаться ради нашей общей окончательной победы?
— Я останусь здесь, — отрезал он.
— Кукловод, — сказала она презрительно.
— Я создатель, — возразил он гордо.
Аня рассмеялась и медленно растворилась в серебристом сиянии.
Ормузд остался один, вне времени и пространства, против собственной воли размышляя о том, как могло произойти, что люди, созданные им на маленькой планете, называемой Земля, оказались главной силой во вселенной, гарантами существования самого мироздания?
Иногда даже боги могут плакать, и Ормузд, продолжавший думать о Земле и странном нарушении причинно-следственной связи, неожиданно почувствовал себя очень старым и очень одиноким.
