Глава 6
Наймит
Посетители в полуденный час, да еще и верхами. Нет, особой прибылью тут не пахнет. Эти не останутся ни на ночь, не станут пользоваться банькой. Впрочем, ею пользовались только заезжие славены, иноземцы в лучшем случае заказывали себе в комнату лохань с теплой водой, с ужасом взирая на то, как другие с веселым гомоном лезут в бревенчатую постройку, переполненную паром и угаром. Что ж, каждому свое. Этот отряд из пары десятков всадников, появившийся из-за уреза холма, куда нырял тракт, вьющийся в сторону Звонграда и дальше до Брячиславля, мог разве что остановиться пообедать, а то и вовсе проскочить мимо.
Нет, не прошли мимо. С ходу свернули к воротам постоялого двора, которые в этот час гостеприимно открыты нараспашку. Здесь всегда рады посетителям, пусть даже и тем, кто решил остановиться только ради того, чтобы утолить голод. Каждый ступивший на территорию постоялого двора приносит его хозяину прибыль. Небольшую, но с миру по нитке – нищему рубашонка.
Вообще-то надежды Виктора на то, что народ повалит валом, не оправдались. Было однажды, что на этом пятачке сошлись сразу три купеческих каравана, они тогда буквально на пупе извернулись, чтобы всех разместить да накормить. А тут еще, как назло, посланник великого князя, благо хоть на постой становиться не стал, не то пришлось бы самому выметаться на сеновал, предоставляя свои комнаты послу, этот пользовался особым приоритетом, так что хочешь – свое жилище выделяй, хочешь – купцов гони, но постой предоставь. Однако слуга государев торопился, так что обошелся только ужином, а потом в ночь ускакал дальше, сопровождаемый эскортом из шести драгун. Хорошо хоть карета была легкая и ямских лошадей хватило, иначе пришлось бы еще и транспорт искать. У него самого было только две лошаденки, да и те так себе, под солдата или в упряжь кареты ну никак не пойдут. Но тот суматошный день был единственным в ряду размеренных дней, когда в лучшем случае сходились два каравана. Но и это случалось только дважды: было тесновато, но двор вполне всех принял. Бывало, что за весь день их не посещал ни один человек.
Когда отряд уже оказался во дворе, Виктор понял, что ему показалось несколько необычным в путниках. Среди всадников была одна всадница, восседающая в самом натуральном дамском седле. Нет, скомороху раньше в западных королевствах приходилось наблюдать таких наездниц, и довольно часто, так как псовая охота там была весьма популярна, а она возможна только при верховой езде, пешком за гончими не набегаешься. Но то на Западе, где отношение к женщинам значительно отличалось от такового в славенских княжествах.
Здесь женщины из знатных родов преимущественно были домоседками. А если хотели куда поехать, то им был доступен только один вид транспорта, вернее, теперь уже два. Первый, исконно славенский, – колымага… Ага, Виктор чуть челюсть не уронил на землю, когда узнал, что так назывался местный вариант кареты, вот только кузов на них жестко крепился к осям, отчего ее сильно трясло, а уж при быстром передвижении и подавно. Второй – карета, пришел с Запада и в настоящее время только там и производился, поступая сюда лишь в виде готовой продукции, оттуда же ввозились и лошади, так как подобных пород здесь не разводили. В зависимости от того, насколько была украшена карета, определялось и количество пар лошадей, тянувших ее. Чем богаче карета, тем больше лошадей, потому как все это убранство и позолота больно много весили. Для легких достаточно и одной пары, а для особо выдающихся своим убранством требуется никак не меньше четырех, это уже королевские.
Но среди въехавших на подворье явно была всадница в амазонке на западный манер, вот только лицо прикрыто, и не поймешь, то ли от пыли и солнца, то ли из скромности. Тут знатным незамужним девушкам впору было носить паранджу, при таком-то отношении. Правда, уже шли кое-какие перемены, новый князь всячески их вводил в обиход, но палку сильно не перегибал, предпочитая полегоньку подтачивать старинные устои. Смолины, которые у великого князя были во всем в фаворе, не могли не оказаться в числе первых, кто поддержал новшества. А в ворота сейчас въехал глава именно этого рода, полковой воевода Световид. Его Виктор узнал сразу.
Как же не признать благодетеля, чуть по миру не пустил. Ну да ничего, вроде выправилось все и наладилось. С планами пока придется погодить, но свой угол имеется и старость есть где встретить, уже большое дело. Остальное приложится. Этот месяц, конечно, минусом пошел, причем хорошим таким, но зато удалось уложиться в те деньги, что оставались, и теперь какая-никакая копейка потекла. Понятно: все уходило на то, чтобы пополнить запасы, опять же к зиме нужно было и самому одеться, и людей одеть, так что о прибылях и речи не шло. Но зато, хвала Отцу Небесному, подворье окупалось и не требовало дополнительных затрат.
Когда Виктор увидел ту разруху, что здесь творилась, то мысленно помянул воеводу всеми «ласковыми» эпитетами, которые вообще сумел припомнить. Но по зрелом размышлении отбросил эти мысли в сторону. Ну развел немного, не без того, но ведь не заставлял. О том, что здесь все разграбили, можно было и догадаться, если мозги вовремя включить, а воевода – тот в первую очередь решает личные вопросы, сбрасывая со своих плеч заботу о ямской станции и налаживая быт путешественников. Тем более уже решается вопрос о том, чтобы наладить почтовое сообщение между Брячиславлем и Пирмой, столицей Фрязии, а это пассажиры, которым голову приклонить нужно. Опять же поступления в казну. Одним словом, радел об уезде, но в то же время дал возможность и ему осесть, остальное… это нормально. Ну покипел Волков вначале, да успокоился. К тому же, если начнутся пассажирские рейсы, это стабильный доход, остановка на этом постоялом дворе будет однозначно.
Быстренько сбежав с крыльца, Виктор принял поводья у воеводы. Ждан буквально одновременно появился у лошадки с девушкой, но ему позволили только взять лошадь под уздцы. Спуститься девушке, а, судя по гибкому стану, это была именно девушка, помог боевой холоп, принадлежность которого тоже сомнений не вызывала.
– Здрав будь, батюшка-воевода.
– И тебе не хворать, Добролюб. Ты вот что, давай кузнеца в кузню, у нас одна лошадка охромела, подкову потеряла. Да прислуге вели накрыть обед.
– Деда…
– Цыть, егоза. Все, что могло случиться, уже случилось. Нам еще тридцать верст скакать. Самой кусок в глотку не лезет, так подумай о людях, – зло и в то же время взволнованно произнес Смолин-старший.
Едва услышав девичий голос, Виктор тут же поплыл. Не может быть! Смеяна! Здесь! Ой божечки, держите меня трое! Что такого могло случиться, что воевода взял ее с собой в дальний поход, да еще и верхами? Это говорило о спешности и важности произошедшего события. Мысли об этом поселили в его душе тревогу. Однако он мог сколько угодно изнывать от любопытства, но задать вопрос не имел права. Понимать надо, кто они и кто он. Нет, со Смеяной еще можно было пообщаться, в ней пока преобладала непосредственность, свойственная юности. Другое дело, что сделать это, не нарушив приличий, не получилось бы, а за такое здесь вполне можно и без головы остаться. Спрашивать воеводу – тоже проще самому повеситься, меньше мучений.
– Людей накормить, – это уже к Добролюбу, – нам только попить, ей квасу, мне пива.
Стало быть, еда в глотку не лезет не только Смеяне, но и воеводе. Симптомчик, однако. Девушка прикрыла лицо от дорожной пыли и солнца. Как только она оказалась в тени крыльца, тут же убрала в сторону угол платка. Вся одежда изрядно пропылилась, хоть палкой выбивай. Еще бы: сушь стоит, так что пыли дорогой наглотаешься, даже если будешь ехать первым, а первыми ехали холопы, что случись – они и удар на себя примут.
Глянув на ее лицо, Виктор едва не лишился дара речи. Ну как не лишился, как раз и лишился: язык к небу намертво прирос, хорошо хоть нашел в себе силы отвести взор в сторону, закивать, как китайский болванчик, в знак понимания да провести дорогих гостей в помещение. Ох, стыдобища. Ведь понимает, что ничегошеньки-то ему не светит, а иди сердцу объясни, мозги-то разумеют, да только это бесполезно.
– Деда…
– А? Вот итить твою, навязалась на мою голову.
– Лучше бы было, если бы матушка поехала? А иначе никак, ведь сам ведаешь.
– Да ведаю. Добролюб, пришли кого из девок.
– Голуба.
– Я, хозяин.
– Помоги боярышне.
– Слушаюсь.
Отчего-то он подумал о том, что тут без женских дел не обойдется, а потому предпочел направить в помощь девушке многоопытную Голубу. Веселина, дочь кузнеца, могла и не управиться, молодая еще, а матери ее только успевай поворачиваться. Постояльцы торопятся, потому и обслужить надо быстро, тут же готовых блюд нет, готовят только по мере возникновения надобности. Имеются, конечно, холодное отварное мясо, колбасы, копчености, солонина, сыр, а если горячее, то это только ждать. Но тут, похоже, обойдется холодными закусками.
Видя, что персонал разрывается на части, припахали даже Ждана, отец с расковавшимся конем сам управляется. Виктор направился в ледник, откуда вернулся с запотевшим кувшином пива. Благо хоть не прошло и года, как здесь хозяина не стало, лед все еще был в силе и служил новым хозяевам, иначе намаялись бы. Поставив пиво перед воеводой, севшим в одиночку в дальнем углу, он уже хотел удалиться, чтобы также включиться в процесс обслуживания, но его окликнул Световид:
– Ты бы людишек моих горячим попотчевал.
– Дак нет ничего готового, батюшка-воевода, а вы, по всему видать, спешите. Богдан с конем быстро управится, глазом моргнуть не успеете.
– Ничего, яйца с салом твоя повариха пожарить поспеет. Как приказ отдашь, вернись, слово к тебе есть.
Вроде и кинул его воеводушка, а вот нравился он Виктору, спасу нет. Настоящий Хозяин, именно так, с большой буквы. Есть возможность о людях проявить заботу, хотя и холопы они ему, он и проявляет. Пожелал скомороха пригласить выступить у себя на дому, устроил развлечение не только семейству, но и всей дворне, да еще постарался устроить так, чтобы присутствовали те, кто не видел в прошлый раз. Но вот просьба вернуться и выслушать его слово отчего-то не понравилась вовсе. Это какой же может быть вопрос у воеводы к хозяину придорожного постоялого двора?
Ну коли уж не погнушался Световид сидеть за одним столом со скоморохом, то стоит ли удивляться, что он посадил напротив себя хозяина подворья, этот по положению на три, а то и на четыре головы выше будет. Но вот неуместно это: там-то было свое подворье и свои люди, а тут уж и посторонние глаза. Однако Виктор, хоть и удивился, предпочел сделать все молча, состроив морду кирпичом. Местному, скорее всего, было бы куда сложнее преодолеть свою робость, но он был представителем совершенно иного общества, поэтому перенес произошедшее без внутренней паники. Но вот сказать, что ждал добра от подобной чести, не мог. Непрост Смолин-старший, ох непрост.
– Гадаешь, отчего за стол к себе посадил?
– Дак в прошлый раз, когда вот так вот сиживали, я всю свою мошну порастряс, воевода-батюшка.
– Хм. Остер ты на язык. Но разве напрасно растряс? Ить теперь свой угол, заработок не в пример больше, чем когда на торжке скоморошил. Был ты перекати-полем бесприютным, а сегодня – уважаемый человек на всю округу. Не боярин, не купец, но и не ремесленник и не смерд.
– Это так, и судьбу клясть у меня и в мыслях не было. За совет добрый благодарствую.
Про то, что догадался о поддержке боярина при покупке холопов и усадьбы, Виктор все же решил не упоминать. Ни к чему оно. Не стоит давать понять человеку, что о том, чем обязан, полностью в курсе. Коли сам напомнит, то дело другое, а коли гордость не позволяет о том даже намекнуть, то тут уж Волков ни при чем. Вот не ведает, и все тут.
– Но думается мне, не за тем ты посадил меня за свой стол, батюшка-воевода, чтобы об этом речи вести. – Все же натура человека из другого общества взяла верх, и он, не удержавшись, задал вопрос, стремясь перейти к сути, уж больно любопытно было.
– Не затем. Ишь что деется-то. Золото барона Берзиньша добралось до Градимира и в крепости.
При этих словах Виктор совершенно искренне расстроился. Что ни говори, но живой боярич, помнящий об услуге, был куда предпочтительнее мертвого. Но если быть до конца честным, скребанула его обида, что вот он старался, жизнью рисковал, спас человека, а все зря.
– Царствие ему небесное, – перекрестившись, севшим голосом произнес Волков.
– Типун те на язык! – тут же вскинулся, как наскипидаренный, Смолин. И не было в его взгляде гнева, а только страх и беспокойство. И что все это значит?
– Так жив сын-то? – уже с облегчением спросил Виктор.
– Жив. А ты с чего взял, что преставился? Прости Отец Небесный речи мои неразумные.
– Дак, батюшка-воевода, сам же сказывал, что золото баронское…
– Я и без тебя ведаю, что сказывал. Отравить его хотели, да Бог миловал, вовремя спохватились, на счастье, бабка-травница в крепости обреталась, помощь оказала. Вот только как оно сейчас, не ведаю. Я тебя зачем позвал. Градимир выкарабкается, коли не так, то бабка поостереглась бы надежду вселять, прикрылась бы волей отца нашего. Да только аспид этот не успокоится и еще что измыслит. Конца тому не будет, покуда старик в могилу не сляжет. Сыновей у него не осталось, а потому все достанется родне его дальней, что ждет не дождется, когда наследство в руки упадет. Стало быть, и мстить никто не станет. Понимаешь, к чему я?
– Нет, батюшка-воевода, – приняв самое глупое и наивное выражение морды лица, проговорил Виктор. Нет, в киллеры он не нанимался. Пошло оно все.
– Коли порешишь барона, получишь двести рублей серебром. Сможешь начать то, что хотел, да на что денег недостало. Что для дела понадобится, сказывай, помогу, да только чтобы к первому вересеню барона того на этом свете не было.
– Побойся Бога, воевода-батюшка, чай, я не душегуб.
– Это ты-то? Не каждый воин столько народу угробит, сколько ты сумел за два месяца, ить девять душ на суд небесный отправил.
– То со страху, – как можно убедительнее кивнул Виктор.
– Всем бы так бояться в Брячиславии, так и ворогов уже не осталось бы. Сделаешь, получишь награду достойную.
– А отчего меня-то выбрал, боярин? У тебя не одна сотня боевых холопов, которые не по долгу – по любви готовы за тебя хоть в сечу, хоть на дыбу, а ты меня сватаешь? – Со стороны могло показаться, что разговаривает Добролюб со Световидом, почтительно склонившись, насколько это возможно сидя за столом и зажав коленями руки. Но на Смолина в этот момент смотрели внимательные глаза, и голос новоявленного трактирщика был тверд.
– Вот теперь вижу, что не ошибся в тебе, – довольно ухмыльнулся наниматель. – Если моего человека схватят, то выйдут на меня и дознаются, что это я умышлял против барона.
– А с чего ты взял, что я буду молчать и тебя не упомяну?
– Никто молчать не станет. Не родился еще тот, кто сможет выдержать пытки. Все от заплечных дел мастера зависит, коли окажется хорошим и торопиться не станет, то сломает любого. Вот только твои слова словами и останутся, а мой холоп приведет ко мне, как путеводный клубок из сказки, укажет, как яблочко наливное на блюдечке серебряном. Но это если все плохо. А коли все ладком, на что я надеюсь, уж больно ты ловок, то получишь возможность на своем подворье устроить то, что задумывал.
– Я…
– Молчи, Добролюб, – резко осадил воевода. – Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Раз высказав свое решение, потом сложно его поменять. Ты подумай хорошенько, а когда назад буду ехать, обскажешь, что надумал. Но думай крепко. Такое не так часто случается. А потом – деньги ведь не самое главное на земле.
Вот где прав, там прав. Не все решают деньги. Подчас поддержка сильных мира сего значит никак не меньше, а порой и куда больше. Вот только быть для них напоминанием о чем-то нехорошем, недостойном – удовольствие ниже среднего, в особенности если ты не имеешь страховки. Это не двадцать первый век, тут с судами все просто, а с доказательной базой ой как тяжко. Кто такой вчерашний скоморох, да даже купец, чтобы свидетельствовать против боярина из старинного и уважаемого рода, да еще и стольника великого князя. Вот если бы была аудио-, а еще лучше видеозапись… Глупые мечты. Но в любом случае, чтобы жить долго и счастливо, от всех этих затей нужно держаться подальше.
Но тут ведь еще какая оказия. Барон – лицо наверняка сильно охраняемое, а потому подобраться к нему не особо просто, если вообще возможно. А Виктору уже и срок назначили – месяц с небольшим. Отказаться сложно, могут и на тот свет спровадить. Согласиться? Можно, вот только тут никаких форс-мажоров не может быть. Тут либо ты все сделал как надо, либо труп, третьего не дано. Кстати, в первом случае тоже совсем не обязательно в живых оставаться, с мертвыми оно как-то попроще будет.
С другой стороны, сейчас никто от него ответа не требует, и то ладно. Будет время подумать над тем, как отсюда слинять. А линять нужно однозначно, как там говорят: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат». Тут как бы не хуже. Тут живота легко лишиться можно. Твою дивизию, сто тридцатый полк!!! Двести тридцать рублей псу под хвост!!! Да в Новом Свете с такими деньжищами можно было бы устроиться гораздо лучше и плевать, что он славенин, там нравы куда проще. Да в крайнем случае можно где-нибудь затихариться, поставить усадьбу и жить в свое удовольствие.
Решено. Нужно выбираться за океан, потому как там его никто не ждал. Зря, что ли, западные мастера выезжают в славенские княжества? Выдавливают их конкуренты. На Западе сильно развиты гильдии и чуть что не по их – держись. Так что подняться там не дадут. Максимум, что ему светит, это скоморошество, но этим старость не обеспечить. Встал вопрос по холопам, но тут же и затух. Там они ему уже холопами не будут, потому как закон здесь останется, а вот обузой очень даже могут сделаться. Так что если выбираться, то одному, оно и проще, и дешевле, никто бесплатно на корабль не посадит.
Значит, нужно соглашаться. Выпросить у воеводы хоть пять рублей, и то уже дело. Потом возьмет все необходимое и обеих лошадей. Перевозка их дороговата, но говаривали, что в Новом Свете даже кляча чуть не на вес золота, так что продажа одной лошаденки вполне покроет перевозку обеих, а лошадь там пригодится, уж больно все смахивало на колонизацию Америки. Жаль, подворье не продать, не поспеть просто. Можно, конечно, отдать за бесценок, помнил он, кто тогда разочарованно и с завистью взирал на него, но такая сделка тут же привлечет к себе внимание. А ведь корабли ходят не каждую неделю и даже не каждый месяц, а когда идут, так попробуй еще попасть на борт. Людей, жаждущих отправиться за новой долей, более чем достаточно. Так что, ожидая, можно и руки воеводы дождаться. Не похож он на того, кто прощает кидалово, а так у него месяц будет, по-любому смыться поспеет. Решено, дождется возвращения воеводы и согласится.
– Это она?
– Кто она? – встрепенулся Виктор от внезапного вопроса, произнесенного голосом Голубы. Вот так вот стоишь на крыльце, думаешь о своем, а тут к тебе тихонько так подходят сзади и спрашивают не пойми о чем.
– Та, о ком ты порой думаешь, когда со мной бываешь? Ведь это Смеяна.
«Бабу не обманешь. Баба – она сердцем видит»… Да-а-а, Армен Борисович, как же был прав тот горбун, которого вы сыграли в знаменитом фильме. Именно, что сердцем. Но так дело не пойдет. Сначала никого, потом тот старик, теперь вот Голуба, а как говаривал другой персонаж из другого фильма: «Что знают двое, знает и свинья».
– Ты ума лишилась. Думай наперед, что говоришь, – строго одернул он ее и вроде сделал это практически без заминки и голос не дрогнул, вот ей-ей, поклясться мог.
– Стало быть, она, – горько вздохнула девушка. И было в том вздохе столько всего намешано, что и виновным себя грешного посчитаешь.
– А ну разговоры. Марш в дом. Делом займись, слоняешься, словно дел никаких нет, – тут же в ответ взъерепенился Виктор.
Нет, ну кто объяснит, что за народ такой эти бабы? Ведь не обещал ничего, мало того – хозяин ей, не замуж звал, а сменить одну неволю на другую. Ну да, спит он с ней, и что с того? Никакого повода ни разу он ей не дал, а тут поди ж ты, ревновать вздумала.
Двое суток Виктор думал. Крепко думал. Вот только не над тем, как выполнить задачу, поставленную воеводой, над этим он сам пусть голову ломает. Ну да, спас он однажды Градимира, да только не его он спасал, а себя. Не заметь его тогда в кустах тать, так и уволокли бы Смолина-младшего и он уже прекратил бы свой путь в этом бренном мире, а может, по сей день мучился бы в узилище. Иные мысли кружились в голове. Надо было решать, что брать с собой в поход, а главное, где взять деньги. По здравом размышлении он решил, что все же подворье продать можно, даже если получить за него шестьдесят рублей. Этого хватит, чтобы с нехитрым скарбом добраться до новых земель за океаном, еще и останется. А там он уж будет сам хозяином своей судьбы. Вот оружие нипочем продавать не станет, к тому же в случае чего в тех краях цену за него можно получить куда лучшую.
А к исходу вторых суток все пошло прахом. Его, как говорится, накрыло, и накрыло наглухо. Как бы теперь воевода ни хотел смерти старого барона Берзиньша, Виктор жаждал ее гораздо больше. Настолько, что умри сегодня тот в своей постели или погибни от другой руки, и вовек не успокоился бы, может, чего с могилой учудил бы, а то и на родственничков открыл бы охоту, хотя и ненавидели они его. Но так просто не спустил бы точно. В СМЕЯНУ СТРЕЛЯЛИ!!!
Понятно, что целили в Градимира, которого, все еще слабого, везли в Звонград на повозке, но попали в лошадь, на которой сидела девушка, ехавшая рядом с отцом. Снаряд ударил под лопатку животное, которое практически полностью скрывало раненого, оставляя в качестве цели только голову. В нее-то и вознамерился попасть убийца, да только, как видно, лошадь Смеяны отчего-то дернулась или просто двинулась вперед, прикрыв собой раненого, вот тогда-то и ударил арбалетный болт. Лошадь заржала и встала на дыбы, девушка вскрикнула. Не сразу и сообразили, что произошло нападение, все-таки не огненным боем воспользовались. А когда наконец дошло, устроили самую настоящую облаву, да только все зря, никого не нашли. Дальше путешествовали уже по всем законам военного времени, с боковым охранением, которое в пешем порядке прочесывало охватывающий дорогу лес.
Будь девушка в обычном седле, ничего не произошло бы, но она была в дамском, которое конструктивно предусматривает посадку ближе к холке, а не посредине спины. Поэтому болт оцарапал ей ногу. Ничего серьезного, самая натуральная царапина, каких дети получают великое множество и которые заживают без следа. Куда больше растерявшаяся Смеяна пострадала от падения, сильно зашибив колени и руки. Но факт остается фактом: та царапина была от оружия, направленного в ту, на кого Волков был готов чуть ли не молиться. Ага, вот так вот влип по самые уши и сам не понял, как и когда это случилось.
Пока Голуба суетилась над боярышней, Виктор направился прямиком к воеводе. Не было у него больше выбора, а раз так, то стоило оговорить еще кое-что.
– Вызывали, господин барон?
Крепкий мужчина атлетического сложения, затянутый в мундир драгунского капитана, войдя в кабинет, вытянулся, прижав руки к бедрам и вскинув подбородок. Настоящий потомок древнего воинственного племени, некогда обитавшего в этих лесных краях. Его представители жили практически за счет набегов на соседей.
Военные получили особую униформу сравнительно недавно. Впрочем, не во всех королевствах перешли к единому образцу, хотя процесс шел. Все же дело весьма затратное, а потому в одночасье не решается. До этого военная одежда подчас ничем не отличалась от гражданской. Разве что военной форме присущи металлические пуговицы, более грубая ткань и крепкая обувь, но одеться так мог каждый. Множество войн и возникающих при этом неразберих, которые подчас приводили к печальным событиям, заставили все же обратить на этот вопрос более пристальное внимание. Например, поражение в войне с Аквилией армии Балатонии под командованием фельдмаршала Бойля. Фельдмаршал в решающем сражении принял войска противника за свои и был пленен, армия же, лишившаяся руководства, была разбита.
До этого только Сальджукская империя имела регулярную армию, снаряженную по единому образцу, эта традиция тянулась у них с древних времен и не сказать, что обходилась дешево. Именно дороговизна в первую очередь являлась сдерживающим фактором для возникновения униформы. Солдаты зачастую обряжались в то, что им удавалось взять в качестве добычи на полях сражений, выдерживался только общий стиль.
Так, мушкетеры носили короткие куртки разного покроя и цвета, штаны до колен и грубые чулки с башмаками, на голове – фетровая шляпа, иногда с перьями, а порой и вовсе без украшений. Вооружение – мушкет и шпага, иногда еще и кинжал, но оружие не единого образца, от разных мастеров. Пикинеры имели кирасы и шлемы различного качества и исполнения, главное – чтобы были прикрыты грудь, спина и голова. Пики также не отличались единообразием, одинаковой была только длина. На поясе висел длинный кинжал, опять же у каждого свой.
В стремлении отделять свои войска от чужих военачальники бросались в крайности. Одни приказывали прикреплять на шляпы дубовые листья, другие – пучки соломы, третьи обязывали повязывать перевязи различных цветов. Так и продолжался этот бардак, пока латгалийский король не принял решение взять-таки пример с империи. Он начал обряжать свою армию в мундиры единого образца, дело затратное, но необходимое. За ним скрепя сердце нехотя потянулись и остальные королевства, в конце концов, кроме удобства для военачальников, тут в дело вступал еще и престиж королевства.
Хозяин кабинета бросил пристальный взгляд на офицера. Этот капитан командовал ротой драгун, которую был обязан содержать за свой счет барон, что освобождало его от повинности в содержании регулярного полка мушкетеров постоянного состава и резервного полка на случай войны. Организация армии Гульдии отличалась от таковой в других странах, где оная состояла только из наемников, которые своим ремеслом избрали войну. Однако содержать такую армию весьма накладно. Ведь воины ничего не производят, а находиться в состоянии постоянной войны, чтобы армия была при деле, не под силу никому. Однако каждое государство заинтересовано в том, чтобы иметь большую армию.
Пятьдесят лет назад Валдис Третий, покойный король Гульдии, принял закон, согласно которому от каждых пяти семей должен был выставляться один солдат, содержание которого полностью брали на себя эти семьи. Резервисты регулярно участвовали в учебных сборах, проводимых в столице округа. Практика показывала, что хотя они и занимались в свободное время крестьянской деятельностью, в боевой подготовке мало чем уступали наемным частям.
Каждое графство должно было содержать за свой счет полк пехоты при четырех пушках и роте драгун постоянного состава, а также пехотный полк резервного состава. Если второй графству ничего не стоил, то первые влетали в солидную сумму. Барон Берзиньш, как один из наиболее богатых дворян графства, самостоятельно содержал вот эту самую роту.
– Андрис, я только что получил предписание его величества, согласно которому должен убыть главой посольства во Фрязию, – проскрипел старческий голос хозяина кабинета.
Облик заговорившего полностью соответствовал голосу. За рабочим столом, заваленным свитками и стопками бумаги, восседал старик, которого отличала болезненная худоба. Орлиный нос и рубленые черты лица также выдавали в нем потомка древнего племени, ныне превратившегося в народ под именем гульды. Однако этот болезненный вид был обманчивым, только возраст более или менее соответствовал его облику. Ему было уже за шестьдесят, но в остальном это был крепкий мужчина, который все еще уверено держал в руках шпагу и вполне мог позволить себе потягаться с молодыми соперниками. Барон Лиепиньш мог бы это подтвердить, останься он жив после того, как имел наглость задеть Берзиньша, предполагая, что тот не в состоянии ответить, а вступиться за старика фактически некому, так как детей у него не осталось. Непростительная ошибка, за которую Лиепиньшу пришлось заплатить непомерно высокую цену.
– Сколько человек подготовить в эскорт?
– Я думаю, десятка драгун будет вполне достаточно. Ты останешься здесь. Не нужно обижаться, Андрис. С тех пор как ты согласился командовать ротой, на тебя легли несколько иные обязанности, так что каждый будет заниматься своим делом.
– Но, господин барон, я всегда сопровождал вас и командовал вашим личным эскортом. – В голосе капитана послышалось огорчение.
Все так, Андрис всюду путешествовал со своим господином, был бесконечно ему предан и являлся неодолимым препятствием на пути любой напасти. Однако когда Берзиньш-младший стал полковником и возглавил полк, то Берзиньш-старший поспешил приставить к нему своего верного слугу, назначив его командовать ротой драгун. Многих это возмутило, так как тот был простолюдином, но барон сумел настоять на своем. Однако эта мера не помогла уберечь наследника: проклятый брячиславский дикарь нанес бесчестный удар, в результате которого последний прямой потомок барона пал на поле брани. Капитана он в этом не винил, так как тот сделал все, что мог, и сам едва избегнул гибели. Сюзерен с удовольствием забрал бы офицера обратно, но тут была одна трудность. На его должность подходящей кандидатуры пока не нашлось, а поставить абы кого барон не мог, так как весьма серьезно относился к вопросу преданности и верного служения своему королю. Так что придется в дороге обойтись без верного и крепкого плеча. Впрочем, не стоило сомневаться в том, что в эскорт будут отобраны самые лучшие.
Была у Андриса только одна черта, которая никоим образом не нравилась барону. Не такой уж и молодой капитан имел несколько забитые дурманом мозги и весьма болезненно реагировал на все, что касалось чести. Если бы не это, он был бы просто идеальным подручным во всех делах. Нет, он выполнял все приказы своего сюзерена, но если приходилось исполнять щекотливые дела, то делал все без души, чисто формально, правда, от этого не менее добросовестно.
У самого барона понятие чести было несколько своеобразным. Так, например, он был предан королю и королевству, но считал, что на службе хороши все методы, в том числе и порочащие честь. Главное, просто уметь сохранить лицо, чтобы никто не мог обвинить напрямую, а в остальном – полная свобода в достижении намеченной цели.
– Ты нашел того, кто сможет достойно заменить тебя на твоей должности? – сухо бросил старик.
– Нет, господин барон.
Андриса ничуть не смутил тон, которым с ним разговаривали. Таков уж был последний из прямых отпрысков Берзиньшей, капитан никогда не знал другого. Сколько он себя помнил, столько и жил в этом замке, служа этому роду. Сначала мальчишкой на побегушках, занимаясь чем придется, – его, сироту, лишь из милости приняли в замковую челядь. Потом, когда подрос, стал постоянным партнером сыновей барона, на нем они оттачивали свое мастерство владения клинком. Затем стал тенью барона. Он знал, что тот любит его, вот только любовь свою он выражал подчас так, что и не возрадуешься ей.
– Тогда не может быть и речи о том, чтобы оставить роту. Что с этим брячиславским боярином?
– Пока безрезультатно.
Андрис болезненно сморщился, словно откусил южный плод под названием лайм. Потеряв последнего сына и наследника, барон словно взбесился. Он требовал пленить и доставить боярина, повинного в его смерти, так как хотел самолично видеть, как будет страдать тот, кто посмел лишить его последней радости в жизни. Как нетрудно догадаться, заниматься этим поручили капитану, и он взялся за выполнение поручения, хотя и не одобрял его.
– В чем причина?
– Те, кого мне удалось нанять, погибли, хотя и были близки к удаче. Одному из них удалось отравить боярича, но он был схвачен. – После неудачной попытки с похищением барон согласился на послабление: он заявил, что удовлетворится смертью этого человека, но за доставленного живьем заплатит втрое.
– Найми других и не скупись, цена не имеет значения.
Вот уж что правда, то правда. Старик все еще крепок, но как мужчина уже ни на что не годен, а потому рассчитывать на прямых наследников ему не приходилось, тех же, кому достанется его баронство, он искренне презирал. Чем меньше они получат, тем счастливее он будет чувствовать себя на том свете. Его искренне расстраивало то, что он не мог оставить баронство кому-нибудь другому, в этом отношении законы королевства весьма суровы. Он мог обобрать баронство как липку, но домен должен оставаться неделимым. Можно, конечно, продать или заложить, но кто захочет связываться с его родственничками, которые уже потирали руки, посматривая на богатое баронство, которое нежданно-негаданно само плыло в руки. А люди они были весьма влиятельные, так что даже церковь не осмелится принять эти земли в дар. Впрочем, церкви в первую очередь воспрепятствует король – эдак эти святоши приберут все владения королевства. Барон мог оставить служителям только деньги, но не майорат.
– Я уже приступил к поискам, но желающих пока не находится. Все, кто принял заказ, кончили плохо, так что с этим брячиславским боярином никто не хочет связываться.
– Ерунда. Все дело в награде. Если никто не хочет рискнуть за большие деньги, значит, найди того, кто сделает это за очень большие. Когда я вернусь из посольства, то хочу, чтобы Смолин был в замковом подземелье. Как это произойдет, меня не интересует. Понадобится – возьми штурмом Обережную, но доставь его мне.
– Значит, просто устранить его вы уже не хотите?
– Теперь уже нет. Да, совсем забыл. Вот, возьми.
– Что это, господин барон?
– Грамота, в которой указано, что с первого числа этого месяца ты являешься дворянином гульдской короны.
Вот и объяснение перемены решения. Как видно, барон понимал: первое, что сделает капитан, это направится в Брячиславию и вызовет боярича на поединок, а Андриса барон ценил почти как сына и не мог позволить ему вот так рисковать.
– Господин барон…
– Не нужно меня благодарить, ты заслужил это, как никто другой.
– Как скажете, господин барон. Я только хотел высказать свое сожаление по поводу того, что это дворянство несколько припоздало.
– Ты о бароне Лиепиньше? Ха-ха-ха. – Кабинет огласил дребезжащий хохот старика. – Не стоит расстраиваться, мой мальчик, как видишь, я и сам справился. – Затем он посерьезнел и продолжил: – Жаль, я не смогу объявить тебя своим наследником, король не позволит отдать баронство в твои руки. К сожалению, нет у меня и лишних земель. Но никто не запретит мне вознаградить тебя по заслугам.
– Мне не нужна иная награда, кроме возможности служить вам.
– Знаю, но тут уж позволь мне поступить так, как я посчитаю лучшим. Кстати, прими совет. Как только сделаешь все распоряжения относительно эскорта, отправляйся в таверну и устрой попойку, чтобы весть о твоем дворянстве разнеслась далеко и очень быстро. Не хотелось бы терять дворян только потому, что кто-то окажется не в курсе, что верный пес барона Берзиньша уже не слуга, а их ровня.
– Я всегда буду служить вам.
– Отрадно это слышать, но только ты будешь не служить мне, а состоять у меня на службе. Это огромная разница, мой мальчик. И пусть для нас с тобой это ничего и не меняет, ибо ты никогда не был мне просто слугой, остальные должны ощутить разницу.
– Я все понял, господин барон.
– Вот и хорошо. Иди.
Новоявленный дворянин четко, по-военному коротким кивком изобразил поклон, после чего повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета. Вот еще одна отличительная черта гульдской армии, в которой жестко насаждалась дисциплина и муштра. Король мог экономить на чем угодно, но он никогда не экономил на армии. Однако заработок солдаты отрабатывали сполна, легким их хлеб назвать было нельзя. Изнывая на плацу и учебном поле, обильно сливая на землю пот, одуревшие от беспрерывных занятий, они мечтали только об одном: поскорее отправиться на войну, потому как только там, в боевой обстановке, они могли надеяться на послабление и возможность жить более или менее вольготной жизнью.
Вообще-то это село тянуло на небольшой город, потому как никто из живущих в нем никогда не пахал землю: этим занимались крестьяне, проживающие в раскинувшихся окрест фермах. Принцип прост: один род, одна ферма, и в основной массе это арендаторы на землях барона. Есть и свободные, которые обрабатывают свою землю, но таких мало, и год от года их становится все меньше. Неурожаи, падеж скота, потеря кормильца – все это ведет к недоимкам по налогам и, как следствие, к утрате земли. Большинство остаются в своих же домах, вернее, в домах, некогда принадлежавших им, но теперь они уже выступали в качестве арендаторов.
А в этом поселении, как-то уж так традиционно сложилось, проживали одни ремесленники. Повелось это издавна, еще три века назад предок нынешнего барона в деревне при замке стал селить лишь мастеровых, рассудив, что крестьянам лучше быть поближе к своим полям. К тому же продукция мастерских приносила более ощутимый доход, нежели взращенная на полях. С веками деревня разрослась в село, со своей церковью и устоявшимся укладом, с районами, где преобладали те или иные ремесла. Здесь не было прославленных мастеров, они предпочитали селиться в больших городах, а то и столицах, но никак не в глухом селе. Но те, которые были, не зря ели свой хлеб, производя вполне приличную продукцию. Так, например, был целый квартал, где несколько домов занимались изготовлением карет, в основном уходивших на продажу в славенские княжества. Этим дикарям пришелся по душе западный вид транспорта, и они давали весьма приличную цену. Вот и ладили элитные повозки для них, хотя торговать с ними открыто не получалось и ни один каретник не сказал бы, что готовит свой товар именно для славен. Все знали, куда пойдет продукция, но упорно делали вид, что ничего подобного не происходит. Торговцы доводили закупленные кареты до потребителя через Латгалию или Фрязию, иначе никак, потому как иной переправы и не было.
Вообще-то дурацкая ситуация, которая была во вред и Гульдии, и Брячиславии. В продукции друг друга они нуждались, но вынуждены были торговать через подставных лиц, наживавшихся на перепродаже. Но вражда была давняя и крепкая.
Имелся в селе и оружейный квартал. Опять-таки ничего выдающегося, но оттуда выходили весьма добротные мушкеты и пистоли. Были и пороховых дел мастера. А вот тут, пожалуй, имелся и выдающийся дом, потому как уже сотню лет его представители изготавливали порох по собственному рецепту, который держали в секрете. Мелкозернистый, он сгорал настолько полно, что практически не оставлял нагара. Великолепный порох, такого больше нигде не делали.
Одним словом, по всему выходило, что село могло претендовать на статус города, но таковым не обладало, как не обладало и городскими стенами. Баронский замок, как и века назад, возвышался на господствующем над местностью холме, являясь оплотом безопасности поселения. Народ здесь жил весьма зажиточный и прижимистый, как и все гульды. Но, может, на развлечения они не пожалеют монету.
На центральной рыночной площади сегодня был ажиотаж. Циркачи нечасто забредают в эти края, а то, что вытворял этот акробат, заслуживало того, чтобы остановиться и поглазеть на происходящее. Виктор старался от души, не рассчитывая на достойный заработок. Он питал надежду получить несколько иную плату. В виде информации.
Славенину появляться в Гульдии вообще-то не рекомендовалось, уж больно их здесь не любили, но Добролюб в роду имел кого-то из иноземцев, потому как вполне мог выдать себя за фрязича. К тому же, как выяснилось, он довольно прилично разговаривал на их языке. Не без акцента, но мало кто сможет уличить его в этом, здесь не так чтобы много людей, владеющих иностранными языками.
Интересно, почему это гульды так недовольны тем, что циркачи и комедианты стараются не появляться в их землях? Как оказалось, не такие уж они ханжи и с удовольствием взирали на представление, охая и ахая от охватившего их возбуждения. Это же с ума сойти, что только ни вытворял этот человек, у которого, казалось, отсутствуют кости. Продолжалось это до той поры, пока Виктору не пришло время пойти по кругу с перевернутой шапкой в руках. Конечно, он старался совсем не подавать виду и сохранял мину с приклеившейся лебезящей улыбкой, но то, как быстро эти селяне начали расходиться по окончании представления, не могло не вызвать презрения. Стало быть, халяву любим. Едва ли треть осталась и бросила акробату мелкую монету, причем они сделали это с таким видом, будто как минимум одаривали его золотым. Всего заработка в перерасчете вышло едва ли десять копеек. А ведь у суетливо прячущих взор и спешно уходящих зрителей были деньги, людей с достатком видно. Но вот платить за то, что никак нельзя взять в руки, они считали неправильным. А хорошее настроение в руках не подержишь.
Как ни странно, но в трактире ему были рады. Виктор припомнил трактирщика. Тот был среди зрителей и оказался среди тех немногих, которые не побоялись расстаться со своими кровно заработанными денежками. Едва он оказался на пороге, как хозяин тут же подошел и, взяв под руку, поволок его к дальнему столику. У него был разговор к этому акробату, а потому незачем остальным подслушивать. Не хватало, чтобы украли идею.
– Как тебя зовут, акробат?
Трактирщик говорил на фряжском с сильным акцентом, который был гораздо сильнее, чем у Добролюба. Но оно и к лучшему: значит, некому будет его изобличить. Уже большая удача, что хоть кто-то говорит на этом языке, здесь с образованностью было несколько сложно, а с изучением иностранных языков и тем паче.
– Виктор.
В западных странах не видели ничего предосудительного в том, чтобы называться именами, полученными при крещении. Разумеется, местные жители тоже были суеверными, как и все представители Средневековья, и верили во многое, но не придерживались мнения, что истинное имя нужно скрывать. Так что Волков просто назвался своим настоящим именем. Случись что – и у него не выйдет никакой заминки, зачем городить сложности там, где можно обойтись простым решением.
– А меня Марис. Я вижу, Виктор, у тебя не больно-то ладится с заработком?
– Да-а-а уж, – не удержался тот от горькой ухмылки. – Говорили мне, что в Гульдии циркачам заработать очень сложно, но я не верил. Столько, сколько сегодня, я зарабатывал, если задерживался на одном месте в течение недели, уж не говорю о столице. А у славен…
– Славен тут лучше не упоминай. Не любят их у нас. Хм, даже каретники… Хотя все знают, что денежки к ним текут по большому счету именно от славен.
– Не буду, – легко согласился Виктор.
– И какие у тебя планы?
– Я, признаться, немного поиздержался, но денег, чтобы покинуть благословенную Гульдию и убраться в родную Фрязию, у меня достанет. Разве только еще попытаю счастья в замке. Может, владетель этих земель окажется несколько щедрее, чем местные жители.
– Пустая затея, – тут же отмахнулся трактирщик. – Барон Берзиньш – старик преклонных лет, желчный и нелюдимый. – Говоря это, он склонился в сторону Виктора, чтобы исключить любую возможность подслушать их разговор. – В замке нет ни детей, ни женщин, если не считать прислугу и их потомство, а ради них он устраивать ничего не станет. Есть еще солдаты, но эти предпочтут наломать тебе бока и заставить выступать, но не платить. К тому же через два дня барон выезжает с посольством во Фрязию, в Пирму, так что там сейчас не до развлечений. Тебя и на порог не пустят. Впрочем, ты можешь попытаться, – пожав плечами, закончил он.
– Плохо. Тогда ничего не остается, кроме как затянуть потуже пояс и двигаться к границе. Извини, но Гульдия отчего-то оказалась ко мне жестока. А может, я недостаточно талантлив для местных жителей.
Два дня. Этого слишком мало, чтобы успеть спланировать что-нибудь и исполнить. Замок выглядел весьма внушительно, проникнуть за его стены – задачка не из простых. К тому же, как выяснилось, он полон солдат, а это караульная служба со всеми вытекающими. Через ворота же его не пустят, отчего-то он сразу в это поверил, уж больно уверенно держался трактирщик, сделавший ставку на акробата, значит, не боялся ничего потерять. Черт! Не могло тут случиться какого праздника!
– Можно и к границе, но отчего же затягивать пояс?
– Ты хочешь мне что-то предложить?
– Предлагаю нам помочь друг другу. Ты станешь выступать у меня в трактире. Судя по тому, что я видел, места тебе много не надо. Сдвинув столы и поставив их потеснее, я освобожу угол, поставлю там светильники, и ты сможешь выступать.
– Думаешь, в трактире твои односельчане, после того как подвыпьют, станут более щедрыми?
– Не надо на нас обижаться. Бережливость у нас в крови. Конечно, даже пьяные они не станут щедрыми, а даже скорее всего, наоборот, не бросят тебе ни одной монетки.
– Я ничего не понимаю. Зачем тогда это нужно?
– Я сейчас пошлю своих работников в разные части села разнести весть о том, что давешний акробат будет выступать в моем трактире. Они, конечно, слишком бережливы и не имеют желания выбрасывать серебро на ветер, но за пиво и колбаски всегда платят честно.
– То есть они придут сюда, чтобы иметь возможность посмотреть еще раз на мое представление, но платить станут только за то, что съедят или выпьют.
– Необязательно. Кто-то опять пожелает одарить тебя монеткой, но в основном именно так и будет. А вот я с тобой расплачусь частью заработанного серебра. Еда и ночлег с меня, и за это ты не должен будешь ничего.
– Согласен.
А что ему, собственно, еще оставалось, как не согласиться. Отказ мог вызвать ненужные подозрения, ведь ему предложили реальную возможность заработать после такого фиаско на рынке. А еще нужно было собрать дополнительную информацию, и трактир подходил как нельзя лучше. Правда, данные он мог черпать пока только от трактирщика, сомнительно, что тут на каждом шагу встречаются полиглоты, но хотя бы так. К тому же информации ему нужно было не особо много: сколько человек будут сопровождать барона и какой дорогой они поедут. Понятно, что скорее всего по основному тракту, но это если барон не решит по пути куда-нибудь заехать.
В этом мире с путешествиями не так просто, каждое из них сродни военному походу, так как опасность подстерегала повсюду. Плюс к этому дорога отнимала слишком много времени и сил. Поэтому путешественники старались приурочить посещения своих знакомых к какой-нибудь поездке, предпочитая сделать небольшой крюк. Если же решались съездить в гости, то отправлялись в длительное путешествие, проводя визиты, сроки которых порой доходили до пары месяцев.
Зачем ему это? Просто Виктор не исключал, что достать барона в пути может оказаться несколько проще, чем в столице Фрязии. Так что информация никак не помешает, а там как масть ляжет.
Выступление, как всегда, было на высоте. Если бы Добролюб оказался с его способностями в мире Волкова, то непременно стал бы звездой мировой величины. Или, во всяком случае, имел бы шансы таковой стать, все же шоу-бизнес пронизан интригами, куда там королевским дворам. Однако не это было примечательным в этот вечер.
Люди входили и выходили, но зал все время оставался полон, пока Виктор не сдался и не заявил трактирщику, что все же выдохся. Тот с удовольствием устроил ему тайм-аут и велел накрыть отдельный столик, но посоветовал не наедаться слишком сильно, потому как ожидается новый наплыв посетителей. Господи, и почему все его хотят поиметь? Причем без разницы где: что на родной Земле, что здесь. Ладно, сейчас не до этого.
Он едва успел разделаться с первой колбаской, как к нему подсел рослый драгун и, вперив в него твердый взгляд, что-то сказал на гульдском. Компания из шести драгун недавно появилась в зале, как раз когда он уже заканчивал очередной круг выступления. Интересно, чем недовольна эта обезьяна в синем мундире с желтыми отворотами, что использует гульдская армия?
Вид драгуна, надо признать, производил впечатление: суровое лицо бывалого солдата, решительный взгляд, рубленые и экономные движения. Сразу виден ветеран, такой шутить не станет. Вот только это никак не могло восполнить пробел в образовании. Ну не знал Добролюб гульдского языка, так только, некоторые слова, с помощью которых ну никак не построить предложение, а Виктор не знал и того. Понятое им «свинья» и «сын шлюхи» никак не могли донести смысл сказанного, но, похоже, служилый был чем-то изрядно недоволен. Волков даже попытался напрячь память и припомнить: может, Добролюб в прошлой жизни изрядно обидел эту вонючую образину с длинными, нечесаными и немытыми светлыми волосами.
Кулак солдата стремительно полетел в лицо Виктора, одновременно с гневным выкриком. Господи, да за что ему это? Он едва успел уклониться, и рука гульда пролетела мимо, взвихрив его волосы, он буквально почувствовал это. Вообще-то все было проделано настолько стремительно, что спасла скомороха только его отменная реакция. Вот же, зараза, привязался, а тут еще эти гады, дружки его, гогочут так, что спасу нет, подзадоривают. Завалить его? Даже не смешно. Если он просто поднимет руку на солдата, его ждет одно наказание – смерть, это не громкие слова, а данность.
Благо трактирщик все же оказался не робкого десятка и быстро встал между разъяренным солдатом и забившимся в угол, но все еще избежавшим побоев циркачом. Все же этот грязнуля оказался бывалым бойцом и сумел лишить его маневра и возможности бегства. Даже ловкость акробата не помогла. Решив для себя, что просто так не дастся, Виктор уже изготовился порешить этого задиру, а потом заняться и остальными, благо появились они здесь уже в подпитии. Ножи он забрал с собой, так что шансы у него были. Дурость? Есть такое дело, но он уже просто кипел, переполняемый яростью.
Марис, загородив собой циркача, что-то сказал нападавшему, и тот, удивительное дело, хоть и зло, но ответил. Хозяин заведения и не думал отрабатывать назад, а вновь заговорил, добавив в голос металла, при этом он словно преобразился: уже погрузневший мужчина как-то незаметно подобрался, и из него наружу попер страшный и опасный зверь. Да ведь он сам бывалый ветеран, это сейчас проступало в каждом его движении, позе, во всем, только, как видно, с армией по какой-то причине он завязал. Наконец не выдержав, солдат отправился к своим товарищам, которые, как ни странно, и не думали его подначивать по поводу произошедшего.
– Марис, а что это было? Я ведь не сказал ему ничего.
– Не обращай внимания. Это Иварс, он отчего-то решил, что может командовать в моем заведении, его порой заносит. Но после того как полгода назад я взашей вытолкал его и его дружков, изрядно намяв им бока, он предпочитал ходить в другие трактиры. А тут им сказали, что у меня выступает акробат, вот они и приперлись.
– И что, сразу нужно в морду?
– Ему не понравилось, что они пришли к самому концу представления, а хотелось бы посмотреть, ведь послезавтра им с товарищами предстоит дальняя дорога с господином бароном, вот они и оттягиваются.
– С этими, что ли?
– С этими и еще четверыми, но те предпочли шлюх, а у меня их отродясь не водилось.
– А тебе не опасно с ними сцепляться?
– Нет. Я долгое время служил у барона Берзиньша, пока из-за ран не сменил солдатскую лямку на трактир, так что тот скорее им головы поотрывает, чем что-нибудь сделает своему старому сержанту. Кстати, с тебя кружка пива.
– Не вопрос.
– Ха, с Иварса, пожалуй, тоже нужно поиметь кружечку.
– А с него за что?
– За то, что я ему жизнь спас. Не смотри на меня так. Только глупец не поймет, что еще чуть-чуть – и ты порвал бы его, как волкодав – волка, забравшегося в овчарню. Только если я это заметил, то и он сумел рассмотреть. Так что давай ужинай и иди выступать, а ночью тебе нужно будет уходить, я выведу тебя за пределы села.
С одной стороны, вроде как и нежелательно уходить, поджав хвост и фактически битым, но с другой стороны – нужно быть идиотом, чтобы лезть и кому-то что-то доказывать. Во-первых, это может обойтись слишком дорого, а во-вторых, нужное он узнал, времени что-либо предпринять здесь у него нет. Если в пути подвернется шанс, количество охраны ему известно, место, куда направляется объект, тоже. И не менее важно то, что он не просто бежал, а по рекомендации того же Мариса, а значит, не возбудит никаких подозрений. Одним словом, здесь его больше ничего не держало. Оставалось только одно неудобство. За сегодняшний день он изрядно умаялся, давая представления, а предстояла еще и бессонная ночь. Ну да никто не говорил, что будет легко. Уж как-нибудь.
Трактирщик не обманул. Ну, почти. Он действительно без проблем вывел акробата за пределы села и поставил на дорогу, ведущую обратно во Фрязию, вот только при расставании в руку Виктора лег один талер, что в пересчете составляло примерно шестьдесят семь копеек. Учитывая, что он отпахал весь вечер как проклятый, выступая практически без перерыва около шести часов, вымотавшись донельзя, оплата просто фантастическая. Все же гульды – жлобы редкостные. И ведь никто даже не подумал дать деньги непосредственно ему, посчитав, что парень просто работает, пусть наниматель с ним и расплачивается. Тот и расплатился.
Двое суток он провел в пути, всю дорогу размышляя над тем, как быть с бароном. Вполне могло оказаться, что в Пирме тот окажется недосягаем. Поселится в посольстве и поди доберись до него. Убить на улице? Вряд ли тот будет разгуливать по ночам, а днем народу столько, что попробуй скройся, да и в любом случае он будет с охраной. Изображать же из себя смертника-шахида Виктору не блажило.
Подстеречь в пути? Но тогда встает вопрос уже не просто с охраной, а со всем эскортом. Десять драгун. Если судить по тем, которых видел он, – парни тертые и просто так в руки не дадутся, так что помощников нужно ничуть не меньше, да еще и снаряженных не для разбоя, а для боя. Ну и где таких найти? Шутка ли, десяток наемников. А даже если и найдет, им ведь еще и заплатить нужно или придется целенаправленно вести их на разбой. Идея неплоха, да только отчего-то под кустами отряды наемников не росли и на службу наниматься не торопились. Оставалось ждать удобного случая в столице Фрязии. По крайней мере, с голоду протянуть ноги ему не грозило, там народ куда менее обстоятельный и более бесшабашный, чем домовитые гульды.
Приняв решение, Виктор пришел к выводу, что гнать ему больше нет смысла. До столицы оставалось еще два дневных перехода, а потому он вполне мог себе позволить остановиться на пару дней, перевести дух и дождаться барона, благо у того особого выбора нет и этой дороги ему не миновать. Но даже если он и проедет незамеченным, ничего страшного, найти в столице дом, в котором остановился посол Гульдии, будет нетрудно.
Постоялый двор при дороге впечатления на Виктора не произвел. Будучи сам владельцем подобного заведения, он внимательным образом осмотрел его и пришел к выводу, что у него все устроено куда более разумно. Единственное преимущество было в том, что все здешние строения были каменными и крыты черепицей, но это скорее вопрос безопасности, потому как сказать, что само жилье более комфортное, нельзя. Ограда также каменная и довольно высокая, все же дикое зверье здесь водилось ничуть не в меньших количествах, чем в славенских землях, что лесное, что двуногое. Из построек был только двухэтажный дом, с таверной на первом этаже и комнатами для постоя и проживания хозяев на втором, конюшня, сеновал, совмещенный с курятником, колодец посреди двора, мощенного камнем, вот, пожалуй, и все.
Виктор вошел в обеденный зал, миновать который никак не получилось бы, даже если тебе нужно было просто пройти в комнату, где ты стал на постой. Едва он переступил порог, неся на плече переметные сумы, как перед ним тут же предстал хозяин. Все как и положено: маленький, кругленький, с наметившейся лысиной, бегающими глазками записного плута, заискивающий и стелющийся перед посетителем. Вряд ли его к этому подвигла воинственная экипировка гостя в виде пары пистолей в поясных кобурах и карабина в руках, скорее всего, он так встречал всех.
– Чего изволите, господин?
– Я давно в пути и хочу отдохнуть. Найдется у тебя комната на пару дней?
– Да, конечно. Вы один?
– Один.
– Есть особые пожелания?
– Нет. Просто комната, в которой найдется удобная постель.
– Самая удобная, должен заметить. Только вчера набили матрац самым душистым сеном, кипенно-белые простыни и мягкое, нежное одеяло. Я гарантирую, что такого отдыха вам не предложат нигде в округе.
– Замечательно. Во дворе мой конь.
– Не извольте беспокоиться. Жан! Займись конем господина.
– Да, хозяин.
– Неплохо бы лохань с водой, хочу помыться.
– Исполним в лучшем виде, только нужно будет подождать. О-о-о, самую малость.
– Я подожду.
Первый день прошел просто замечательно. Он ел, пил, спал. Одним словом, наслаждался отдыхом, выбросив из головы все дурные мысли. Других постояльцев, кроме него, здесь не было, если не считать тех проезжих, которые заезжали на подворье, чтобы перекусить или опрокинуть кружку-другую пива или вина, чтобы затем вновь продолжить путешествие. К вечеру стали подтягиваться жители окрестностей, по той же самой надобности, иными словами – опрокинуть пару кружек пива после тяжкого трудового дня. Но еще до полуночи все движения прекратились и дом погрузился в тишину.
Утро не принесло никаких неожиданностей. Было тихо и безлюдно. Ближе к обеду проехало несколько путников. Хм. А движение здесь куда более оживленное, чем у него, так что хотя у Виктора все с размахом, с доходами тут, пожалуй, получше будет. Впрочем, вряд ли. У себя Волков добирал при помощи кузни и бани, опять же комнат у него было больше, а плата за комнату и за сеновал сильно разнится. Так что выходил паритет.
– Эй, хозяин! Вина и мяса, да побыстрее!
– Сию минуту, все будет исполнено.
Трактирщик, рассыпавшись бисером, поспешил обмахнуть тряпицей ближайший к окну стол, это место летом считалось наиболее почетным. Здесь и окно можно открыть, чтобы вдыхать свежий воздух, и попрохладней, потому как даже летом жаркое готовилось в большом то ли камине, то ли очаге. С названиями Виктор испытывал затруднение: как обозначить конструкцию, где можно на вертеле запечь целиком теленка, он не знал. Зимой приоритеты менялись диаметрально и почетным становилось именно место у камина. Ничего удивительного. Вот вроде и живут практически в таких же климатических условиях, как брячиславцы, ан нет: используют не великолепно зарекомендовавшую себя у славен печь, а камины, пришедшие из империи, расположенной несколько южнее и обладающей более мягким климатом. В домах победнее, понятное дело, обходились очагами. Ну да все у них не как у людей.
Волкова гораздо больше заинтересовали не перипетии почетных мест в тавернах, а сама братия, завалившаяся сюда с шумом и гамом. Если судить по их внешнему виду, то это военные. Во Фрязии, да и в других королевствах, еще не все войска обрядили в единую форму, но по крепкой кожаной одежде, высоким сапогам, грубым, но носким, по обилию оружия, а также повадкам легко было угадать именно военных. Если же быть более точным, то это были наемники, и по всему выходило, что в настоящий момент они находятся в процессе поиска найма. Отчего такой вывод сделал Виктор? Все просто. Поблизости отсюда не было ни одного гарнизона, топота лошадиных копыт при их прибытии слышно не было, а служилых в дальний патруль пешком не отправят, во всяком случае, не четверых. Парни ввалились, перегруженные амуницией и оружием, у каждого при себе имелись мушкет, пара пистолей, короткая сабля, заплечный мешок. Все это они волокли на себе, поэтому не на шутку взопрели. Стало быть, царица полей – пехота.
– О-о-ох, хорошо-то как, – довольно вздохнул тот, что горланил больше всех и, несомненно, выступавший в роли лидера, ставя на стол опорожненную единым духом кружку с пивом.
Что же, с этим Виктор был вполне согласен. Хозяин производил отталкивающее впечатление, но пиво у него было отменным, такое без страха можно подавать прямиком королю, если тот снизойдет до столь простого напитка. По слухам, король Фрязии был тот еще фрукт и пил только сальджукские вина. Это пиво варил один пивовар в деревне, расположенной неподалеку. Живи он в городе – озолотился бы, но мужик предпочитал тихую сельскую жизнь.
Чем дольше всматривался Виктор в наемников, тем больше проникался к ним уважением. Есть такие: во что ни обряди, из них все равно торчит волчара, готовый в любую секунду вцепиться в глотку. Эти парни ничем не уступят драгунам барона. К чему это он? А ведь все просто. Банков здесь нет, а посольство подразумевает под собой некоторые финансовые траты, не может быть иначе. Содержать себя и охрану какое-то время надо, приемы устроить нужно, без подношения, а то и прямой взятки какой-либо персоне тоже не обойдешься. Коррупция не вчера появилась. И не в России, вопреки расхожему мнению, просто за бугром не поведутся на вшивые сто долларов, а вот за тысячу уже посмотрят на вас как на делового человека. И чем выше цифра, тем выше вы выглядите в глазах чиновника. И вымогательством там не брезгуют, куда без этого, просто стараются соблюдать приличия и делают все гораздо тоньше.
Так вот. По всему выходило, что Отец Небесный благоволил ему и послал помощников. Они об этом пока даже не догадывались, но это ничего не меняло. Закончить все быстро, одним махом, а при удаче и пополнить свой бюджет, да о таком он даже не мечтал. Скажете, грязные деньги? Ничуть не бывало. Он все равно убьет этого барона, вот не сможет чувствовать себя спокойно, пока не определит его на два метра под землю. Думал, может, остынет со временем, да куда там. Как только представлял мертвую Смеяну, так грудь едва не разрывало от клокотавшей ярости. Может, позже, когда хоть малость истает образ девушки, он будет реагировать иначе, но в настоящий момент об этом не могло быть и речи. Ну а коли так, то нападение на кортеж будет не грабежом, а устранением барона. Без трофеев не обойдется, но это уже иная ипостась.
Оставалось уломать этих четверых. Они-то всегда готовы рискнуть за звонкую монету. Наверняка за свою бурную жизнь – а каждому из них было уже под сорок – успели поучаствовать и в грязных делишках: доля наемника такова, что не всегда разберешь, когда он честный наймит, а когда тать. Но тут дело такое: сумму обозначить он не мог, а чтобы добраться до этого призрачного куша, нужно пройти через десяток солдат, тоже не новобранцев, кучера и самого барона, если с ним больше никого не будет.
Делать нечего, под лежачий камень вода не течет. Но и говорить нужно так, чтобы не возбудить на свой счет никаких подозрений. Уж больно хозяин плутоват, такой подставит с легкостью, а если сможет получить хоть мало-мальскую прибыль…
– Здравствуйте, господа.
– Тебе чего, славенская морда?
Угу, не признать в Викторе славенина могли только гульды, не знавшие фряжского языка, но эти-то были фрязичами, так что безошибочно определили акцент и национальную принадлежность.
– Славенская морда хочет говорить с тем, кто может вести речь от имени всех вас, и если это не ты, то не с тобой.
То, что это не он, было ясно сразу, но тут такое дело: наемники нипочем не станут иметь с тобой дело, если ты не готов заплатить звонкую монету и при этом даешь слабину. А монеты у Виктора не было, были только призрачные обещания.
– Жак, уймись. Давай сначала послушаем, чего он хочет.
– Он хочет добрый кусок стали в глотку, – продолжая накручивать себя, заявил тот, кого назвали Жаком.
– Еще одно слово – и у меня пропадет всякое желание иметь с вами дело, а вот желание поговорить с тобой лично появится, и очень большое, – спокойно и уверенно глядя в глаза Жака, произнес Виктор.
Нет, он не собирался вызывать его на поединок, не настолько Добролюб хорошо владел оружием, чтобы без оглядки схватываться с наемником-ветераном. Но и блефа в его словах не было, это все явно прочли в его глазах. Вот только они и понятия не имели о том, что при этом он не подразумевает привычное для них оружие. В точности и скорости метания клинков ему не было равных в округе, а может, во всей Фрязии, и именно ножи он и собирался использовать, если дойдет до драки.
– Жак, помолчи. Если этот человек хочет предложить работу, то мы выслушаем его. А ты попридержишь язык. – Последнее наемник сказал с нажимом, устремив на товарища такой взгляд, что не возникло никаких сомнений в возможных неприятностях для ослушника. Жак, явно намеревавшийся что-то сказать, только хмыкнул и, пожав плечами, вцепился в кружку, где еще оставалось пиво. – Мой друг иногда бывает несдержан, но многословность не мешает ему быть отличным бойцом.
– Надеюсь, все именно так и есть, потому что у меня имеется кое-какая работа, для выполнения которой нужны крепкие парни не робкого десятка.
– Ты обратился по адресу.
– Тогда выйдем на свежий воздух.
– Ты, дружище, перепутал нас с лихими людишками, – выслушав Виктора, произнес наемник, – а между тем мы честные бойцы. Так что ты совершил глупость, предлагая нам разбойное нападение. С другой стороны, мы сможем изрядно заработать, передав тебя в руки барона.
– Пожелай ты этого, и твои дружки уже спешили бы на зов. Но ничего не происходит, значит, я был прав, когда решил, что вам приходилось браться за разные дела. Это – не лучше и не хуже. Если тебя смущает количество охраны, так мы ее ополовиним в самом начале. Надеюсь, один к одному вам выйти не слабо?
– Ты думай, кому и что говоришь, – задумчиво оборвал Виктора наемник. – Плату ты нам не предлагаешь, остается только то, чем мы сможем поживиться на дороге, а это может оказаться очень мало.
– Если бы гульдский барон решил проехаться в гости, ты был бы прав, но барон едет с посольством.
– Напасть на посла?!
– А какая разница? Главное, что в эту поездку он без денег не поедет, посольство – дело недешевое. Так что куш будет однозначно. Судя по вашему виду, времена у вас не самые удачные, так что деньга лишней не будет. Потом, я слышал, в армии постепенно отказываются от наемников, заменяя их регулярными солдатами. – Заметив тень, мелькнувшую на лице собеседника, Виктор понял, что оказался прав. Скорее всего, эти не пожелали связываться с пожизненной солдатской кабалой. – Но если отправиться в Новый Свет, то там будет куда проще найти уютный уголок.
– Это ты лишку хватил. На наш век наемничества хватит за глаза. Так что без работы не останемся.
– Но ведь там возможностей куда больше.
– Это тоже да. И если куш будет хорош, то можно и попытаться. Вот только сколько нас останется после дела?
– Это зависит от того, насколько хорошо мы подготовимся, и от воли Всевышнего.
– Как делим добычу?
– Моя пятая часть, остальное ваше.
– Не жадный. Видать, и впрямь хочешь достать барона. По рукам.
– Что же, с парнями советоваться не станешь?
– Тут решение за мной.
– Добро.
На открытом месте сейчас было наверняка очень жарко. Вроде и серпень, это по-славенски август, но солнышко припекало немилосердно, сушь стояла такая, что и не поверишь, что осень уж на подходе. Здесь же, под покровом леса было прохладно и дышалось легко, а под слоем опавшей листвы проступала влажная земля. Это один из признаков надвигающейся осени. Дни все еще жаркие, но с наступлением темноты приходит прохлада, которая охватывает все. С наступлением дня все снова быстро прогревается, но только не в лесу, где листва не дает разойтись солнечным лучам. Есть, конечно, особенно настырные, которые все же прорываются сквозь густой зеленый покров, но только они уже не доставляют особого беспокойства, а скорее наоборот, ласкают своим теплом, все время пребывая в движении и как бы заигрывая с путником.
Виктор осмотрелся по сторонам. Дорога вьется между деревьями, смыкающими над ней свои кроны, образовывая сплошной шатер. Хорошо накатана, без слоя пыли. Земля в лесу просыхает не настолько быстро, так что пыль здесь появляется гораздо реже. Глядя на эту узкую полоску, сразу и не поверишь, что это Северный тракт, второй по значимости торговый маршрут, ответвляющийся от Большого и уходящий в Гульдию, затем пересекающий Латгалию, Меотид, Ниневию, Имеретию, Гарию и упирающийся в Мехелению. По значимости он равен старшему брату, пересекающему весь материк, просто маршрут охватывает страны, лежащие севернее.
Вообще-то в понимании Волкова это была обычная лесная дорога. Здесь если встретятся повозки, то возницам придется проявить всю виртуозность, на какую они только способны, чтобы разъехаться, не допустив столкновения. Понятно, что движутся здесь со скоростью неспешного пешехода, но больно уж вплотную к дороге растут деревья, только подлесок отступает на пяток сажен от обочины, где уже стоит чуть не сплошной стеной, что очень удобно для засады. Но тут уж ничего не поделаешь. Иное дело – светлый сосняк. Его потому так и называют, что видимость там доходит до сотни метров, а то и больше и верховой может двигаться практически беспрепятственно. Сосны не дают расти под собой ни траве, ни иным деревьям, так что земля под ними покрыта только опавшей желтой хвоей. Ельник тоже не больно-то позволяет другим растениям плодиться рядом с собой, но то уже другие деревья и видимость там ограничена ничуть не меньше, чем в лиственном лесу, а под раскидистыми лапами можно укрыть просто неприличное количество нападающих.
Однако здесь дорога вилась именно по лиственному лесу. Деревья, устроив между собой соревнование в борьбе за выживание, вымахали до неприличной высоты, хотя и имели сравнительно тонкие стволы. Но этот лес для стройки не годился, если только возникнет желание сладить нечто кривое и несуразное, потому как стволы хоть и были длинными, прямыми линиями не отличались: плавно извивались на всем протяжении или же изобиловали развилками. Попадались, конечно, и ровные, да только их было настолько мало, что вырубками здесь никто не занимался. Больно хлопотно, а прибытка чуть. У подножия этих деревьев густо разросся подлесок.
Обычно купеческие караваны, преодолевая подобные лесные массивы, запускали по сторонам от дороги боковое охранение, страхуясь на случай нападения разбойничков. Но то купцы, которые передвигались медленно и верно. Иное дело, если это был какой знатный путник или почтовая карета. Эти двигались побыстрее, преодолевая верст шесть-семь в час, а при таком темпе обследовать подлесок просто некогда.
Дорога немилосердно петляла, лес был изрезан оврагами с крутыми склонами, так что если массив имел по прямой протяженность шесть или семь верст, то по дороге выходило все двенадцать. В том месте, где сейчас находился Виктор, она как раз закладывала очередную петлю, огибая глубокий овраг у его основания, и, далее пролегая вдоль его южного края, вилась на запад. Склоны оврага хотя и поросли деревьями, как ни странно, на подлесок были бедны: он практически отсутствовал, что позволяло просматривать склон до самого дна и видеть противоположный край. Однако нельзя сказать, что там легко пройти. Пространство между деревьями завалено буреломом настолько плотно, что если и возможно сквозь него протиснуться, то с большими затруднениями и уж точно при наличии очень прочной одежды или той, которую не жаль изодрать в этих дебрях в клочья.
Звуки приближающейся кавалькады он услышал задолго до того, как увидел ее. Дробный топот копыт и грохот повозки разносились довольно далеко. А вскоре он смог и наблюдать тех, кто таким образом возвещал о своем приближении. Присмотревшись к противоположному краю оврага, шагах в двухстах от него, он рассмотрел сквозь деревья двигающихся сейчас на восток всадников и карету, запряженную двумя парами лошадей. Он смог составить общее представление о путниках, но из-за деревьев, между которыми сейчас мелькали путники, не удавалось рассмотреть детали. Однако он все же разобрал, что на всех всадниках синие кафтаны, наверняка мундиры, иначе и быть не может, больно уж все одно к одному.
Что ж, значит, все идет именно так, как он и предполагал. Барону незачем было покидать постоялый двор ни свет ни заря, так как время его особо не поджимало. К этому выводу Волков пришел, оценив состояние лошадей: не больно-то и заморенные, все еще полные сил, выходит, их не сильно подгоняют, а это возможно, когда нет особой спешки. В отряде, помимо драгун, только кучер да сам барон.
Не желая лишний раз рисковать, Виктор решил было попытаться достать барона на постоялом дворе, раз уж так все удачно срасталось и ему удалось прихватить того на месте ночевки. Однако вовремя вспомнил, что шестеро из десятка солдат его видели и были на него злы, так что на глаза им лучше не попадаться. Другим аргументом для отказа от этого намерения послужило то, что ему был незнаком этот постоялый двор, в который он даже не входил, ведя за ним наблюдение из придорожных кустов. Одни минусы. Вот если завалиться туда с наемниками, появление которых, конечно, поначалу насторожит драгун, но не вызовет особых подозрений, тогда можно было прихватить их всех. Но тогда придется пойти на открытое нападение при наличии нежелательных свидетелей, которых тоже нужно будет зачищать, а наемникам этого не нужно.
Поэтому, убедившись, что барон остается здесь на ночевку, Виктор направился в лес, где уже вторые сутки маялись от безделья его подельники. За это время они успели основательно подготовиться к встрече дорогих гостей, а потому шансов выскользнуть у тех было очень мало, а вот у нападающих положить всех и при этом не понести потерь самим – достаточно много. Что же, пока все шло так, как и задумывалось, главное, чтобы эта тенденция сохранялась и впредь.
Обогнув край оврага, до того отдалявшиеся от него карета и эскорт начали быстро его нагонять. Ничего удивительного, ведь он вел свою лошадку в поводу, а сам топтал землицу ножками. Вполне обычная манера передвижения, если у тебя нет запасной лошади, а на имеющуюся пришлось навьючить поклажу. Стоит заметить, что вот таким вот образом Добролюбу приходилось путешествовать не один год, нося с собой все свое имущество.
Впереди основного отряда, оторвавшись шагов на сто, двигались два всадника, передовой дозор, который обычно перемещается, оставаясь в пределах видимости. Здесь дальность обзора сильно снижалась, поэтому эта пара была не столь удалена. Видя, что его уже нагоняют, Виктор предпочел сойти с дороги, уступая путь всадникам и элитному в этом мире виду транспорта. Во-первых, здесь было узко. Во-вторых, оказаться в зоне досягаемости хлыста или кнута гульда славенину просто не рекомендовалось. Вот такая вот у них была любовь. Хотя соседи вполне ладили между собой, воевали иногда, не без того, но вот такой неприязни или даже ненависти не наблюдалось. Кстати, славены были куда более покладистыми и незлопамятными. Ну и в-третьих, ему нужно было, чтобы в момент нападения эта пара миновала его, так как убрать их должен был именно он.
Заметив у одного из драгун кнут, притороченный к седлу, Виктор предпочел сделать еще несколько шагов, вплотную приблизившись к стене подлеска, и, судя по брошенному в его сторону взгляду, не зря. Нет, славенина в нем сейчас было признать мудрено, потому как одет он был на западный манер, но этот, похоже, вообще переполнен спесью, так что ему было плевать, кого стегать. Его Волков не помнил, наверное, это был один из четверых любителей шлюх. Они так и проехали бы мимо, если бы его напарником не оказался уже знакомый Добролюбу Иварс. Нет, ну а что? То не везет, не везет, а потом ка-а-ак не повезет.
И надо же было, чтобы этот злобный тип сразу же узнал его. Он что-то бросил напарнику на гортанном гульдском, и они дружно съехали с дороги, причем второй с угрюмой ухмылкой отцеплял кнут, а знакомец что-то громко говорил и добром от его слов не веяло, хотя и ничего не понять. Вот же зараза, скорее бы уже эти ироды начинали. Клинки скользнули в руки, Виктор украдкой бросил взгляд на основную колонну. Останавливаются! Видать, старшего обеспокоило поведение дозорных. Ну все верно, пока не выяснится, что и почем, дальше лучше не двигаться. Остановились, вертят головами. Ну падла, теперь по-любому кончу. Решатся напасть наемники или нет? Сейчас в зоне действия ловушек получались в лучшем случае только те, четверо, что были в голове, замыкающие вообще оставались в стороне, да еще и частично прикрытые каретой.
Все же наемники и Добролюб оказались далеко не Чингачгуками и достойно замаскировать свои сюрпризы не смогли. Послышались тревожные крики, отрывистые команды, драгуны посыпались с коней, запоздало качнулось подвешенное на веревке бревно, но достать никого оно уже не могло. Затрещали выстрелы, и дорогу заволокло сизым дымом.
Одновременно с этими событиями Виктор метнул клинки. Бросать пришлось из неудобного положения, по всадникам, сидящим верхом на рослых лошадях, да еще в условиях, когда торс слегка прикрыт шеей животного. Однако метнул удачно. Другое дело, что любитель постегать кнутом тут же заскреб грудь с торчащей из нее простой рукояткой, оплетенной кожаной тесьмой, а вот знакомец оказался весьма ушлым пронырой. Он носил под мундиром легкую кольчугу. Такая от сабельного удара или от выстрела в упор не спасет, но вот если стрелять с расстояния, когда пуля или стрела уже начинают терять скорость, то очень даже защитит. Кстати, нож Виктора она выдержала так же уверенно. Как говорится, даже «мяу» не сказала. Вот только сам Иварс на пару секунд опешил: сначала крики, потом выстрелы, удар в грудь, – но с началом третьей он уже тянул из ножен палаш и послал своего коня на скомороха.
Воспользоваться пистолем никак не получалось, времени для этого катастрофически не хватало. Волков вновь метнул нож. Бросок получился, вот только результат опять нулевой, бросать в такой ситуации в шею – это заведомо промазать, даже он не надеялся на положительный результат. Но вновь угодивший в грудь клинок все же сделал свое дело, подарив лишнее мгновение. Подскочив к стремени, Виктор ухватил драгуна за ступню и задрал ногу всадника вверх. В этой ситуации тот ничего не мог поделать, так как пытался сохранить равновесие и найти выход из сложившейся ситуации. Но времени ему не хватило: этот чертов акробат выбросил-таки его из седла, откуда только у него сил-то столько!
Иварс не грохнулся на землю мешком. Он сумел перекатиться, собирая на свой нарядный новый мундир лесной мусор в виде опавшей листвы, веточек, травинок и комочков земли. Мгновение – и он уже стоит на полусогнутых ногах, а в руке у него кинжал, вторая цапает рукоять пистоля за поясом. Вообще-то в обиход уже вводились поясные кобуры, до этого их изготавливали только в варианте крепления к седлу, но большинство все еще предпочитало носить пистолеты за поясом. У этого гульда, как и положено драгуну, к седлу были приторочены два, а за спиной покоился карабин, но ветеран он и есть ветеран, никто не запретит ему иметь дополнительное оружие, вот он и имел.
Да пошло оно все. Уж теперь-то условия вполне себе нормальные. Виктор вновь махнул рукой, все еще даже не пытаясь схватиться за огнестрел. Тут дело такое, у драгуна практика все одно побольше будет. Хотя Волков и постоянно тренировался, все же времена развеселые, но оценивал свои способности трезво. А вот нож… Клинок вошел точно в горло немного сбоку, грудь и правое плечо тут же залило кровью, которую пульсирующим фонтанчиком выталкивало из тела гульда через перерезанную аорту.
Тем временем на дороге продолжалась перестрелка, вот только велась она лишь со стороны обороняющихся, наемники на ходу перезаряжались, расстреляв все заряды. На дороге валялись двое драгун. Кучер свисал с облучка, все еще сжимая в руках короткий мушкет: как видно, мужик тоже бывалый и не растерялся, вот только не солдат, потому как те действуют на инстинктах и если не находятся в строю на поле брани, то тут же стремятся найти укрытие, вот как эти.
Сняв с убитых карабины, прихватив из вьюка свой, Виктор порысил к месту основной схватки. Лошаденка хотела смыться, перепуганная творящимися здесь безобразиями, да повод запутался в кустарнике. Она металась из стороны в сторону с дико выпученными глазами, так что Виктор едва сумел дотянуться до приклада.
Примерно шагах в шестидесяти-семидесяти он присел за поваленное бурей или еще какой напастью дерево. Ствол так себе, в поперечнике едва тридцать сантиметров, но дерево лежит на уровне груди сидящего человека, ниже не дают просесть изогнувшиеся и переломившиеся ветки кроны, так что если не серьезную защиту, то крепкий упор он дает, а это уже немало. Почему Виктор приблизился на такое близкое расстояние, рискуя попасть под обстрел? А для верности. Все же стрелять с большой точностью с расстояния в сотню шагов из местных ружей его практика пока не позволяла, а скорострельность кремневого оружия сама по себе рекомендовала вести огонь с максимальной отдачей.
Как показали тренировки, метко стрелять из этого оружия – не тривиальная задачка. Во-первых, мешал тяжелый вес: мушкеты тянули на семь-восемь килограммов, карабины полегче, но не сказать что намного, пистоли дотягивали до четырех с половиной фунтов, это около тысячи восьмисот граммов. Кстати заметить, удивил тот факт, что насколько ружья имели неудобные ложа и приклады, настолько же ухватистыми, несмотря на избыточный вес, были пистолеты. Стрельба – это вообще отдельная песня. При спуске курок ударял по кресалу, высекая искру и поджигая порох на полке. Будучи довольно увесистым, он несколько сбивал линию прицеливания, у пистолей больше, у ружей меньше, но между воспламенением запального пороха и основного заряда проходило какое-то время, а потому если продолжать целиться, то прицел можно было подправить. Почему «если»? Потому что большинство предпочитало при стрельбе закрывать глаза, чтобы не получить раскаленное зерно не прогоревшего до конца пороха в глаз. Артиллеристы – те вообще, убедившись, что запальный фитиль направлен точно в затравочное отверстие, отворачивались в сторону.
Пристроившись за стволом, Виктор вскинул свой мушкет, все же попривычней будет, и посадил на мушку первого. Тот пристроился за лошадью, положив карабин на седло. Все же хорошие у них кони. Если учитывать тот факт, что животина эта по натуре очень пугливая, то вот так спокойно стоять может только та, на которую потрачено очень много времени и сил. Такая лошадка будет стоить никак не меньше сотни рубликов. Вот гадство, подумать больше не о чем. Выстрел! Отворачиваться он не стал, и прилетевшее в правый висок горячее зернышко возвестило о том, что не все так гладко в этом мире. Но риск того стоил. Тяжелая пуля ударила драгуна в бок, развернув его вокруг своей оси, словно волчок, и уронив его на землю.
Картину на миг заслонило предательское облачко дыма. Вот еще беда, дымный порох. Каждый раз, стреляя, показываешь всем, что вот он ты, прошу любить и жаловать. Дым рассеялся быстро. Не сказать что окончательно истаял, но видеть сквозь него можно было без проблем. За это время Виктор успел подхватить трофейный карабин и изготовить его к стрельбе.
Ага. Что и требовалось доказать. Единственный драгун, оставшийся на ногах из тех, кто находился в голове кавалькады, уже целился в сторону Волкова из пистоля. Вообще-то выстрел будет все еще убойным, но вот попасть из этого оружия на таком расстоянии… Впрочем, стрелки всякие бывают, а дураки ветеранами не становятся. Виктор, поспешно прицелившись, или, если быть более точным, направив оружие в сторону противника, нажал на спуск. Выстрелы практически слились, но драгун все же запоздал и стрелял, уже получив пулю в ногу, а потому его гостинец полетел далеко вбок. Виктор схватил второй карабин и тщательно прицелился в солдата, который отползал за карету, стараясь избежать копыт взволнованных лошадей в упряжи. Выстрел! Как говорится: добавки не надо.
Четверо находившиеся в арьергарде, похоже, решили, что перестрелки достаточно. Они рванули в заросли, сжимая в одной руке клинки, а во второй держа по пистолю. Словно атакующие носороги, они вломились в заросли, откуда тут же послышались крики, выстрелы, лязг металла, звуки борьбы, которые могут быть только тогда, когда в рукопашной сходятся не на жизнь, а на смерть, когда единственным желанием противников является порвать, растерзать, растереть в порошок.
Сам Волков не стал присоединяться к веселью. Он обещал наемникам схватку один к одному, они ее получили. Конечно, могло статься и так, что сейчас соотношение было иным, и не в пользу его союзников, но это их проблемы, потому что он здесь по другому поводу. Его цель, человек, за возможность забрать жизнь которого заплатили уже многие, все еще находился в карете. Интересно, с чего бы это? По всему выходило, что он должен был вывалиться из нее в противоположную от нападающих сторону, но барон оставался внутри. Что ж, значит, не придется бегать за ним по всему лесу. Виктор не переживал, что карета окажется пустышкой и внутри никого не будет. Он видел, как из окна на дверце выметалось пороховое облако: Берзиньш не собирался отсиживаться в сторонке и стрелял по нападающим.
Очевидно, находящийся внутри кареты сейчас внимательно осматривает подступы со стороны леса. Из подлеска все еще доносились звуки борьбы, когда скоморох приблизился к дверце со стороны оврага, сжимая в руках по пистолю. Оружие, конечно, тяжеловатое, но он наловчился обходиться с ним довольно ловко, опять же сказывались стереотипы человека двадцать первого века, верящего в несомненное превосходство огнестрельного оружия. На самом же деле все зависит от ситуации, порой куда проще воспользоваться простой вязальной спицей, чем хвататься за пулемет.
Он рывком поднялся с присядок и заглянул в открытое окно. Его не услышали. Единственный пассажир с пистолетами, готовыми к бою, внимательно смотрел туда, откуда сейчас доносились звуки борьбы. По закону жанра в этот момент Виктору полагалось окликнуть злодея, высказать все, что он о нем думает, дать ему прочувствовать, насколько он неправ, а затем убить. Как-то, листая странички в Интернете, он набрел на один литературный журнал, у основателя которого была прикольная подпись: «Добро непременно победит зло! Непременно… Затем поставит его на колени и зверски убьет!» Вот только кто здесь представитель добра, а кто злодей, большой вопрос, а коли так…
Вообще-то стрелять в спину ничего не подозревающему человеку некрасиво и еще огромное количество «не», но Виктор отчего-то не терзался сомнениями по этому поводу. Все произошло как-то буднично. Он просто вскинул пистоль и нажал на спуск, не забыв слегка подправить прицел. Он не видел, как пуля ударила в середину спины старика, поскольку карета тут же наполнилась дымом, который отнюдь не спешил рассеиваться в тесном пространстве. Но в том, что он попал, Виктор не сомневался ни секунды.
Когда он обогнул карету и был готов бежать на подмогу случайным товарищам, они сами вывалились из кустов, держа наготове клинки. Перезаряжаться им было некогда. Двигались грамотно, широко разойдясь по фронту, чтобы создать засевшему внутри и вооруженному пассажиру максимум неудобств, стремительно вихляя, словно пьяные. Вот только попасть в такого бегуна не так уж просто.
– Стой! – едва осознав, что объектом атаки разгоряченных схваткой наемников вполне может оказаться и он, выкрикнул Виктор. – Все кончено. Здесь чисто.
– Расскажи это бабушке, щенок.
Выплюнув эти слова, Жак тут же приблизился к одному из солдат и коротко чиркнул его по горлу, отчего тот забился в предсмертных судорогах и захрипел. Ну да, конечно, без контроля никуда. Они провели его четко и быстро, впрочем, без участия нанимателя или, если быть более точным, подельника.
Едва открыв дверцу кареты, Виктор тут же понял, отчего барон не спешил покидать убежище и почему простую с виду повозку тянули две пары лошадей. Престиж тут был ни при чем, вес здесь определяло вовсе не наличие украшений. Оказывается, плахи, из которых набран кузов, были весьма толстыми, так что, скорее всего, выдержали бы ружейный выстрел. По всему получалось, что это было самое безопасное место на момент схватки.
– Йошки-матрешки. Так вот ты какой, северный олень, – заглянув внутрь, не удержался Виктор от высказывания.
Иссушенный, словно мумия, старик был мертвее мертвого. Виктор, конечно, проверил пульс, но, как и ожидал, нащупать его не смог. Что ж, с этим покончено, тогда нужно заняться добычей. Ничуть не смущаясь, он быстро ощупал труп в карете и в карманах камзола обнаружил кожаный мешочек, в каких обычно хранят деньги. Ну не станет же барон подвешивать к поясу кошель, как какой-то купец. Виктор быстренько развязал мешочек, там было серебро различного достоинства. По всему выходило, что это деньги на, так сказать, карманные расходы. Вот только, скорее всего, были еще деньги, их не могло не быть. Мелькнула было мысль, что он занимается плохими вещами, но он ее тут же задавил. Он не грабитель и не вор. Этот человек – враг. Неважно, как это случилось, случилось, и все тут. Он с ним разделался, а теперь просто собирает трофеи на поле боя. Все.
Задавив в себе позывы цивилизованного человека, он полез внутрь, поднимая сиденья, под которыми обнаружились ящики со сложенными там коробами и корзинами. Была поклажа и снаружи, вот только в том, что деньги там, были большие сомнения. Этот товар обычно стараются держать поближе к себе. Стоп. К себе. Ну конечно. Он переместил тело на сиденье напротив и заглянул под то, на котором восседал барон. В одном из плетеных коробов обнаружилась шкатулка темного дерева, не особо больших размеров, но запертая на ключ. Действуя по наитию, он ощупал грудь убитого. Как и ожидал, он наткнулся на крест, а еще на отдельной цепочке висел небольшой ключ, который прекрасно подошел к замку.
Внутри шкатулка, обтянутая бархатом, без затей была поделена на три отделения. В одном, самом маленьком, были золотые монеты Сальджукской империи. Гульдия, в отличие от других западников, не имела своей золотой монеты. Впрочем, все западное золото вызывало сомнение в своей ценности, только имперские монеты ценились во всем мире. С недавних пор начал приобретать популярность брячиславский червонец, так как чеканился он только из высокопробного металла, но у него еще все было впереди, а может, и не было. Многие страны начинали гонку с имперским чеканным двором, но затем неизменно скатывались к фальшивомонетничеству, причем на государственном уровне. И, как следствие, их деньги обесценивались. В другом отделении, побольше, монеты серебряные, все достоинством в талер, в третьем, самом большом, хранились золотые перстни с самоцветами, всевозможные печатки, цепочки и медальоны. Сколько здесь было, он не взялся бы сейчас подсчитывать, но по всему выходила просто запредельная сумма.
– Да-а, это куда больше, чем мы могли рассчитывать, – нависнув у него над плечом, проговорил предводитель наемников.
– А ну-ка. Ха! Парень, признаю, что был неправ, это того стоило, – поддержал товарища Жак.
Высказав свое отношение к произошедшему, он тут же переместился к трупу старика и без затей чиркнул его по горлу. Тот даже не дернулся, подтверждая диагноз Виктора, но Жаку было плевать, он предпочитал знать, а не доверяться каким-то там умозаключениям. В довершение он содрал с пальцев трупа перстни и бросил во все еще открытую шкатулку в руках Виктора, демонстрируя чистоту своих помыслов и отсутствие крысиной натуры.
Виктор хотел было предложить ограничиться только содержимым шкатулки и быстренько линять отсюда, но встретился с глухой стеной непонимания. Бросить такое количество добра? Это насколько же нужно заболеть на голову? В ходе схватки ни одна лошадь не пострадала, беспокойство проявляли только те, что были в упряжи, и кляча Виктора, а значит, это были обученные боевые кони, которые стоили более сотни талеров каждый и более тысячи в общей сложности. Оружие опять же, да и в карманах что-то найдется. Нет, этот парень явно не дружил с головой.
– Если все это собрать, то тут получится больше, чем в той шкатулке.
– Звуки схватки могли услышать. Может, сюда уже спешат солдаты.
– Успокойся, – оборвал его старший наемник, кстати, продолжавший оставаться безымянным. – Мы влезли в это по самые уши, а потому возьмем столько, сколько сможем унести. Лучше помоги собрать лошадей, с остальным мы разберемся сами.
– Нам не уйти с таким количеством лошадей так, чтобы не оставить следов.
– Здесь уж доверься нам.
– А что с остальными?
– Андре наповал, о Генрихе позаботится Жак, с такой раной ему все одно не выжить, только промучается перед смертью.
Виктор опять хотел возразить, ему претило убивать своих, но тут же решил не лезть, в конце концов, это не его дело, а вот…
– Тела нельзя оставлять, по ним могут выйти на нас. Навьючьте на лошадей, а когда запутаем след, прикопаем в лесу.
– Так и поступим. Давай, не тяни время.
Вообще-то Виктору казалось, что со всей этой добычей они будут разбираться как минимум час, но уже через пятнадцать минут с делом было покончено. Его помощь понадобилась в одном: увязать лошадей в три нитки и погрузить на них тела погибших товарищей, остальное с явным профессионализмом и небывалой быстротой проделали оставшиеся в живых наемники. Это сказало ему о том, что парни действительно за свою бурную жизнь занимались многим. А может, все дело в том, что разница между разбойником и военным здесь заключалась в том, что последние все же действовали, больше тяготея к закону. Однако и те и другие жили оружием, только то, что у татей было добычей, у солдат считалось трофеями, амуниция подавляющего большинства наемников была именно трофейной. Так что стоило ли удивляться их сноровке? Чем лучше экипировка, тем более удачлив или профессионален боец. А эти и до встречи с Волковым были экипированы весьма неплохо.
Уходили не по дороге, а прямиком через лес. Дойдя до речушки с каменистым дном, они вошли в русло, а затем повернули в противоположную сторону, пройдя по потоку несколько верст. Когда речушка приблизилась к дороге, они вышли на твердую поверхность. Оно и понятно: если хочешь спрятать следы, то лучше всего сделать это там, где их гарантированно затопчут. Только Виктору показалось, что дорога – та самая, на которой они отметились. Но его успокоили, заявив, что она не имеет никакого отношения к Северному тракту, ну разве что все же соединяется с ним. Выход на сухое Жак тщательно замаскировал.
К вечеру они вышли на открытое место и продолжили путь, несмотря на опускающуюся темноту. Хотя колея была наезженная, за все время им никто не встретился. И это не могло не радовать. Трое всадников на пятнадцати лошадях, да еще и с двумя трупами, – это лишние вопросы и внимание. По всему было видно: парни очень хорошо знакомы с местностью и уверенно двигаются в им одним известном направлении. Добролюб мог лишь предполагать, куда они движутся. Скорее всего, это Пульпо, если, конечно, парни действительно хотели отправиться в Новый Свет. Это был единственный большой порт во Фрязии.
На привал встали в очередном лесу, значительно углубившись в него, сойдя с дороги, для чего опять-таки воспользовались руслом речки. Место выбрали на дне большого оврага. Оно и подальше от глаз, и звуки не больно-то распространяются, и костер запалить можно.
Осмотрев лошадей, упряжь и седла, Виктор пришел к выводу, что все же он мыслит своими стереотипами. Основной тезис известной ему армии гласит: «В армии хоть и безобразно, зато единообразно». Здесь до единообразия было еще очень далеко, так как это подразумевало большие затраты со стороны казны, а одно лишь введение единой формы уже влетало в копеечку. Одним словом, владелец еще мог узнать свое седло, но вот определить, что оно является собственностью армии Гульдии, было решительно невозможно. Та же песня и с лошадьми, причем и с теми, что были впряжены в повозки: клейма были самыми разномастными. Очевидно, отсюда ждать беды не приходилось.
Оставались вопросы с украшениями, выбрасывать которые никак не позволяла жаба. Но тут Виктор решил действовать радикально. Пока наемники хоронили товарищей, он вооружился простеньким тигелем, в котором плавил свинец для изготовления пуль, раскурочил несколько перстней и поставил плавиться первую партию, начав курочить следующую. К тому моменту, когда вернулись его подельники, он уже заканчивал с последней партией.
– Ты что это тут делаешь? Мать!.. Ты только посмотри, что этот умник натворил! – Жак, бешено вращая глазами, схватился за кинжал, но вожак его остановил:
– Парень, тебе придется объяснить.
– А чего тут объяснять? Украшения всегда можно опознать, а так – просто золото и камни.
– Ты понимаешь, что ценность этого упала как минимум вдвое?
– А ты понимаешь, что мы вообще-то совершили разбой? Может, тебе за свою жизнь пришлось пройти через многое и еще предстоит пройти, вот только мне этого счастья не нужно. Возможно, эта страховка лишняя, но я предпочитаю не связываться с тем, что можно опознать.
– Ну так и не связывался бы, – снова начал заводиться Жак, – забрал бы свою долю монетами, а цацки – нам.
– С чего ты взял, что мне все равно, поймают вас или нет? Возьмут тебя, узнают, что навел славенин, свяжут одно с другим, а тогда и мне не жить. Повторяю: я не наемник и собираюсь жить тихо и мирно в своем доме. А для этого мне нужна самая малость: чтобы произошедшее сегодня осталось тайной, покрытой мраком.
– Уймись, Жак. – Это уже стало входить в привычку: один постоянно кипит, как самовар, второй его остужает. – Мы рассчитывали на куда меньшее, так что немного потерять можно. Не обеднеем.
– Вообще-то я там присмотрел одну печатку для себя лично. Ну да чего теперь-то.
– Кстати, Жак, от тех пистолей, что ты прихватил, тоже нужно избавиться, – глядя в глаза вспыльчивому наемнику, потребовал Виктор.
– Да ты…
Понятное дело, такое просто так снести он не мог. Оружие было просто великолепным, и каждый из пары стоил никак не меньше двух сотен талеров, прямо как револьверы Градимира, хотя эти и были однозарядными. Богатая инкрустация, а главное – сделаны под заказ, с гербами и вензелями. Хорошая балансировка, настолько удачная, что вес оружия практически не ощущался, правда, он и был поменьше драгунских пистолей. Линия прицеливания выдерживалась легко и уверенно. Отличное оружие.
– Хватит на меня орать! Ты что думаешь, только ты псих?! – не выдержав, вспылил Виктор. – Пистоли приметные, штучная работа мастера, их опознать еще проще, чем украшения, – уже более спокойно проговорил он, пытаясь достучаться до мозгов человека, которому разум застила жадность. – Мы взяли достаточно неприметного оружия, оно если и хуже этих, то не намного.
– Жак, он прав.
– Да ведь мы собрались в Новый Свет.
– Тебе нужно напоминать о чести наемника? Наниматель ставит условия, мы их выполняем.
– Он нам не наниматель. Мы пошли за добычей.
– И получили гораздо больше, чем могли ожидать. Еще пожелания есть, славенин?
– Только вопрос. Вы хотите отправляться в Новый Свет из Пульпо?
– Была такая мысль.
– Тогда вам лучше отправиться прямиком в Киренаику. Из ее портов достаточно часто отходят корабли, и это уже другая страна. Как пересечь границу, чтобы не возникло сложностей, я думаю, сообразите. Мы убили посла. Как считаете, нас будут сильно искать?
– Втравил ты нас, парень.
– Я не скрывал, кто он.
– Согласен.
– Тогда давайте ужинать и отдыхать, завтра разделим добычу и разбежимся.