Эсмерея почувствовала боль в левой руке. О боги, похоже, она от нетерпения крутила перстни и слишком сильно надавила на один из них. Она поднесла руку к глазам и увидела на безымянном пальце медленно набухающую капельку крови. Эсмерея вскочила на ноги и нервно прошлась по комнате. О творец, эти горгосцы… они все такие увальни! Ну куда подевался этот Сбагр?! Эсмерея раздраженно стиснула кулачки и притопнула левой ногой. У нее больше нет сил ждать!

Все началось вчера вечером. Они с Облионом садились ужинать, когда во дворе раздался торопливый стук. У Эсмереи екнуло сердце. Облион молча поднялся и исчез из комнаты. Послышался скрип открываемой калитки, приглушенный разговор, затем дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась сухощавая фигура капитана Арамия. Эсмерея выдохнула:

— Ну?

Капитан с достоинством кивнул:

— Вы оказались правы, Госпожа. Корабль появился там, где вы и ожидали. И это был боевой корабль Корпуса. Дирема. Мне удалось даже прочитать название, начертанное на ее борту. «Росомаха».

Эсмерея вздрогнула и уставилась на капитана испытующим взглядом. Это название было широко известно среди моряков Срединного моря, а ей не очень хотелось, чтобы по припортовым тавернам пошли слухи о том, что НЕКТО интересуется флагманским кораблем Грона. Но капитан Арамий безмятежно улыбнулся:

— Люди любят подражать своим кумирам, так что владелец этой НОВОЙ диремы явно хочет показать всем, что он преклоняется перед Великим Гроном.

Эсмерея слегка расслабилась. Что ж, такой ход ее устраивал. Конечно, надежнее было бы попросту устранить капитана и его команду, но подобное решение порождало гораздо больше проблем, чем решало. Во-первых, в этом случае пришлось бы задействовать людей Ордена, поскольку горгосцы не сумели бы сделать это тихо и незаметно, а Эсмерея считала, что обращаться к ресурсам Ордена еще рано. Во-вторых, даже если бы само устранение прошло без сучка без задоринки, исчезновение столь знаменитой личности, каковой был капитан Арамий, породило бы очень много вопросов, а главное, масса людей принялась бы искать на них ответы. И их нейтрализация потребовала бы намного больше усилий, ресурсов на которые могло бы уже не хватить. Так что лучше пусть капитан живет, но ничего не знает. Эсмерея обворожительно улыбнулась:

— Спасибо за службу, капитан Арамий. — Подойдя к небольшому сундуку, стоящему у стены, она подняла крышку и извлекла объемистый кошель. Он был настолько тяжел, что ей пришлось вытаскивать его обеими руками.

— Вот то, о чем мы с вами договаривались. Как вы и хотели — только золото, никаких камней.

У капитана блеснули глаза, но этот блеск был столь мимолетным, что если бы не умение Эсмереи подмечать малейшие нюансы, можно было бы сказать, что капитан вообще никак не отреагировал на то, что в его владение сейчас перейдет почти тысяча золотых стеариев, самой тяжелой золотой монеты Ооконы. На эту сумму капитан мог бы купить три таких акки, как у него, и еще осталось бы на то, чтобы нанять на них опытные команды. Впрочем, подобная показная невозмутимость капитана в принципе была вполне объяснима. Капитан Арамий был одним из самых удачливых капитанов Ооконы (а некоторые считали его самым удачливым) уже на протяжении почти двух десятков лет. А удачливость капитанов всегда хорошо оплачивается. Так что, очень вероятно, у капитана и без этого гонорара было достаточно денег, чтобы купить десяток судов, а то и два… но все равно, для одного сезона это был очень неплохой доход.

Кошель капитан принял с достоинством:

— Благодарю вас, Госпожа. Нет ли у вас ко мне еще какого поручения?

Эсмерея отрицательно качнула головой:

— Пока нет, капитан, в ближайшие несколько лун я буду занята делами на суше.

Капитан склонил голову в вежливом поклоне:

— В таком случае я могу со спокойной совестью принять предложение уважаемого Взварата. Он почти пол-луны дожидался, когда я объявлюсь в «Акульих зубьях». — Капитан развел руками, словно извиняясь. — Сезон заканчивается, Госпожа, и надо ценить людей, прибывших издалека, чтобы сделать хорошее предложение.

Эсмерея вновь улыбнулась и спросила, стараясь, чтобы ее голос звучал с вежливым безразличием:

— А откуда прибыл этот уважаемый человек?

— С Тамариса. Он рассчитывал нанять меня на две или три луны, но сезон уже почти закончился. И он предложил мне направиться с ним, чтобы успеть добраться на Тамарис до начала осенних штормов. Он согласен даже оплатить мне зимнюю стоянку, лишь бы оказаться по весне первым моим клиентом.

Эсмерея понимающе покачала головой:

— Ну кто не слышал о капитане Арамии? Что ж, капитан, желаю вам успеха…

Подобный расклад ее вполне устраивал. Чем дальше Арамий окажется этой зимой от берегов Венетии, тем ей будет спокойнее, а потом… вполне возможно, что к весне уже все разрешится, а если нет, то… путь на Тамарис долог и опасен, так что капитана вполне может прибрать к рукам Верховный морской владыка. Ну а если его удачливость сработает и на этот раз, а ей нужно будет, чтобы капитан исчез… что ж, когда-нибудь ей придется задействовать сеть Ордена, и тогда вполне можно будет отправить весточку на Тамарис, чтобы там побеспокоились о судьбе излишне везучего капитана…

Как только Арамий ушел, Эсмерея послала за Облионом. Не успел Посвященный перешагнуть через порог, как ему в уши ударил восторженный шепот (вернее даже шипение) Эсмереи:

— Он здесь!

Облион замер, ему почудилось, будто вместо красивого женского лица на него смотрит треугольная голова змеи. Наваждение длилось какое-то мгновение и исчезло. Облион хрипло спросил:

— Кто?

Эсмерея злобно рассмеялась:

— Измененный! Нет, как просто, оказывается, контролировать самцов! — Она вскочила и, не в силах сдерживать себя, стремительно прошлась по комнате. Облион следил за ней, стараясь справиться с охватившим его ознобом. До сих пор там, где появлялся Измененный, вскоре начинали рушиться стены, гореть города и осыпаться неубранные поля, изрядно удобренные человеческими останками. И никто не мог этому противостоять — ни могучие крепостные стены, ни многочисленные армии, ни океанские волны, ни мудрость Хранителей, ни могущество самого Творца. Впрочем, та, что сейчас стояла перед ним, ломая руки в нервном возбуждении, по его ощущениям была, возможно, опаснее всех их вместе взятых. И теоретически было бы довольно интересно понаблюдать, что произойдет, когда они столкнутся, но Облион слишком высоко ценил свою жизнь и потому предпочел бы в этот момент находиться как можно дальше от этого места, желательно вообще на противоположном конце Ооконы.

— Он здесь, в Венетии, а может, даже в Кире, или вот-вот будет… — Эсмерея вновь почти бегом пересекла комнату и, остановившись прямо перед Облионом, уперла в него свой горящий взгляд: — Ты мне поможешь!

— Как? — Голос Облиона прозвучал сипло, но Эсмерея этого не заметила. Ее мысли вообще уже перескочили на другое. В принципе сейчас Облион был нужен ей только для того, чтобы было перед кем излить свои восторги (ну не перед центором же это делать?). Так что, покончив с этим, она тут же перевела свои мысли в практическую плоскость:

— Центор!

Облион вздрогнул от неожиданности. Он даже не подозревал, что эти сладостные губки могут исторгать столь немузыкальный (но громкий) рев. Через пару мгновений за стеной послышались бухающие звуки, дверь распахнулась, и в комнату ввалился центор с обнаженным мечом. По-видимому, после того случая с молодым рабом центор ждал момента отличиться еще раз (и снова получить такую же награду), но, к его сожалению, на этот раз Госпоже, похоже, не угрожала никакая опасность.

— Центор, пошлите людей, пусть пройдут по кабакам, потолкаются в порту. Меня интересуют чужаки, а также любые слухи, сплетни, неожиданные происшествия… короче, все, что будет связано с появлением в Кире или его окрестностях новых людей.

И вот уже третий день горгосцы просеивали Кир мелкой сеткой, каждый вечер принося в уединенный дом Облиона кучу слухов и сплетен, которые, впрочем, оказывались на поверку полной чепухой. И это бесило Эсмерею. Конечно, ожидать от горгосцев многого не приходилось, в конце концов это были всего лишь старые рубаки, их опыт, знания и умения были весьма далеки от того, что требовалось для решения подобных задач. Поэтому многие не столько собирали информацию, сколько, наоборот, распугивали возможных ее носителей. Соглядатаи Ордена сумели бы отыскать Измененного намного быстрее и незаметнее, но она пока не могла воспользоваться сетью Ордена.

Сначала ей надо было встретиться с Измененным… Правда, вчера вечером появился один интересный слух — вроде бы в одной из привратных таверн остановился какой-то человек, называющий себя ветераном Корпуса. Но этот слух был слишком вызывающим, для того чтобы оказаться правдой. Чтобы Грон мог назвать себя ветераном Корпуса… скорее уж он назвался бы своим собственным именем. Но тем не менее утром она отправила Сбагра посмотреть, что это там за ветеран (Сбагр был одним из четверых горогосцев, которые видели лицо Измененного). И сейчас, спустя два часа после его ухода, ей вдруг стало мерещиться, что она непростительно опоздала, что там был сам Измененный, но сейчас он уже исчез… что Измененный узнал Сбагра и убил его… что Измененный захватил Сбагра, вызнал у него все и сейчас мчится сюда, а в доме кроме нее только Облион…

Она была уже на грани истерики, когда дверь распахнулась и снаружи послышался хриплый голос Сбагра:

— Это он!

Горгосец ввалился в дверь, хрипя и надсадно кашляя. Судя по всему, он бежал всю дорогу от таверны или еще откуда там его принесло. Эсмерея вскочила на ноги:

— Ну!

Сбагр наконец откашлялся:

— Я нашел его, Госпожа. Это точно он, Измененный.

— Сам?! — Эсмерея восторженно цокнула языком. — Где ты его нашел?

— Сегодня он дерется с Благом-катафалком.

— С кем?

Сбагр с молчаливым недоумением смотрел на Госпожу, пока до него не дошло, что она, вероятно, не слишком интересуется ставками на гладиаторских боях, а потому (как бы кощунственно это ни звучало) вполне может и не знать, кто такой Благ-катафалк.

— Это чемпион среди одиночников… ну, среди тех гладиаторов, что дерутся один на один.

— Один на один?

— Ну да, только Благ-катафалк такой бугай, что иногда выходит и против нескольких. Однажды он убил шестерых. Они прибыли из Кавлата и похвалялись, что там им не было равных, а Благ вышел и убил их всех… — Тут он увидел выражение лица своей Госпожи и невольно попятился, ожидая бури, но бури не случилось. Эсмерея некоторое время стояла, готовая разразиться проклятиями — ведь вся тщательно разработанная ею хитроумная конструкция может рухнуть из-за одного тупого убийцы, — но затем ей пришла в голову другая мысль.

— Значит, говоришь, он будет сегодня драться с этим самым Благом? И когда?

Сбагр, по тону голоса почувствовавший, что гроза миновала не разразившись (или хотя бы отодвинулась), обрадованно закивал головой:

— В пять пополудни. На большой арене. Уж и не знаю, кому удалось подбить его на такое…

Эсмерея усмехнулась:

— Что ж, пожалуй, на это стоит посмотреть. Сбагр замялся. Эсмерея нахмурилась:

— Ну, что еще?

— Так это… он убьет его, то есть Благ-катафалк. Он такой… что Фанеров бык-убийца… его уже как-то пытались завалить… ну, те, кто на нем много денег проиграл… но он своих убийц голыми руками… в клочья! Я сам видел. Мы как раз были в Кире в тот раз… ну, когда мы шли к Скал… — Он осекся.

Эсмерея скривила губы в надменной усмешке:

— Ты думаешь, о чем говоришь, горгосец? Этот человек не только ушел от лучших убийц Ордена, но и втоптал в грязь гордый Горгос, разрушил Орден, добрался до самого Острова и поверг его! Что ему какой-то… — она насмешливо фыркнула, — как его… Благ-катафалк? — Эсмерея мгновение помедлила. — А если он не сможет справиться с ним, что ж, значит, такова судьба и я… — Она оборвала себя, поняв, что чуть не проговорилась, и сердито взмахнула рукой: — Ладно, нечего болтать. Иди, вели приготовить мой паланкин.

На лице Сбагра появилось смущенное выражение.

— Ну, теперь что?

— Так это… на арену женщины не допускаются. Эсмерея несколько мгновений смотрела на него непонимающими глазами, потом ее губы снова дернулись в усмешке.

— Что ж, тогда найди центора и передай ему мой приказ — пусть собирает отряд. Я думаю, ЭТОЙ арене придется сегодня изменить свои правила. Или кто-то очень сильно об этом пожалеет…

Такого большая городская арена не видела уже давно. Вообще-то никто из служителей арены, имеющих свою законную мзду с каждого посетителя, никогда не мог пожаловаться на недостаток зрителей. Даже в самые тухлые времена трибуны арены, на которых могло вольготно разместиться почти двадцать тысяч зрителей, заполнялись не менее чем наполовину, но сегодня… Похоже, что на трибунах, забитых до отказа, собралось едва ли не все мужское население города. Народу набилось столько, что многим пришлось усаживаться боком, люди толпились на лестницах, толкались в проходах, гроздьями висели на колоннах и крышах портиков, предназначенных для особо уважаемых зрителей, а людской поток все не иссякал.

Этот паланкин старший служитель внешнего западного портала заприметил сразу. Сегодня ему выпала невероятная удача. Уважаемый Илораний, владелец третьего портика нижнего алого яруса, свалился с лихорадкой, вцепившейся в него так сильно, что заядлый любитель боев вынужден был остаться дома во время ТАКОГО боя. Служитель, уже прослышавший о болезни уважаемого (и щедрого) клиента, специально отправлял мальчика, чтобы еще раз уточнить, верно ли, что Илораний не в состоянии подняться с постели, но тот вернулся ни с чем. Жена Илорания, справедливо полагая, что, услышав о предстоящем бое, ее едва начавший оправляться супруг тут же вскочит на ноги и пулей дернет на арену, не пустила мальчика даже на порог. Служитель был этим очень доволен, поскольку отличный, просторный и удобный портик оказался в полном его распоряжении. И последние полтора часа, пока к арене тянулись возбужденные любители боев, служитель всматривался в толпу, стараясь угадать, кому можно, не продешевив, предложить столь удобное место. Надо было найти богатого провинциала или гостя из Ллира или Арнама, поскольку местные любители из числа состоятельных имели свои собственные портики. Этому человеку надлежало быть достаточно состоятельным, чтобы предложить служителю цену, на которую тот рассчитывал, и достаточно безумным, чтобы ее заплатить. Это было чрезвычайно редкое сочетание. Но в дни ТАКИХ боев многие состоятельные люди отбрасывали все свое благоразумие, и потому у служителя был шанс, что его планы осуществятся. Но пока ему не очень-то везло. Конечно, тех, кто мог утяжелить карман служителя на пять либо даже семь-восемь золотых, в текущей мимо толпе наметанный глаз уже выделил немало, но он твердо решил взять ЦЕНУ. Такой случай мог подвернуться еще очень не скоро (а возможно, и вообще никогда). Хотя Благ-катафалк пользовался всеобщим обожанием, бои с его участием уже давно не вызывали прежнего ажиотажа, поскольку у великого бойца давненько не было достойных противников. Нечто подобное творилось на арене полгода назад, когда Благ-катафалк принял вызов братьев из Кавлата. Но с тех пор ничего интересного не случалось. Так что, вполне возможно, такого боя надо будет ждать еще очень долго, и к тому же кто может поручиться, что и в тот раз в его секторе окажется свободный портик.

Так что когда паланкин, окруженный двумя десятками крепких мужчин, плащи которых подозрительно топорщились, поравнялся со служителем, он склонился в чрезвычайно учтивом поклоне:

— Чем я могу помочь господину?

Как он и ожидал, ответ раздался не из-за задернутых занавесок паланкина. Вперед выступил дюжий охранник:

— Благородному лицу нужно удобное место для наблюдения за сегодняшней схваткой.

Служитель скорчил грустную рожу и вновь низко поклонился.

— Увы-увы, сегодняшний бой вызвал слишком большой интерес. Все лучшие места давно выкуплены нашими постоянными клиентами, и все они прибыли, чтобы посмотреть на сегодняшнюю схватку, а те, что я мог бы предложить, не оскорбляя столь уважаемого господина, тоже уже заняты.

— Чего?! — Охранник насупился. — Ты что, не понял, благородное лицо желает посмотреть бой. И если ты не сможешь предложить достойное место, мы сами его отыщем…

В этот момент из глубокой чаши арены послышался восторженный рев. Похоже, бойцы вышли на арену для парада, каким открывался всякий бой. Служитель дернулся. Конечно, правильная раскрутка клиента на ЦЕНУ требует долгих переговоров, обмена угрозами и извинениями и еще кучу всяких словесных па-де-де, но ведь так можно и не успеть… но тут из-за полога планкина послышался мелодичный ЖЕНСКИЙ голос.

— Центор, мы опаздываем, дайте ему кошель, а если у него недостаточно мозгов, чтобы понять, что от него требуется, просто перережьте ему глотку и пойдем дальше.

Служитель вздрогнул. Женщина! На арене?! Но в следующую секунду до него дошло, ЧТО она приказала, он отшатнулся и выхватил свисток, чтобы позвать стражу. Однако эта мысль как прилетела, так и улетела, потому что дюжий охранник, с которым он вел разговор, шагнул вперед и, свирепо набычившись, сунул в руку служителю тугой кошель. Служитель машинально стиснул пальцы и остолбенел. Сквозь тонкую кожу кошеля его пальцы нащупали знакомые шестигранники полновесных золотых стеариев. Притом в кошеле их было не менее сотни! Служитель сглотнул. Он рассчитывал заработать десятка два, а тут… Полог паланкина слегка отдернулся, и в узкой щели показалось прекрасное, но до крайности сердитое женское лицо.

— Центор, он еще жив?!

Служитель опомнился. Да за сотню стеариев он готов был…

— О да… благородное лицо! У меня есть то, что вам нужно, прекрасный уединенный портик в нижнем алом ярусе… прошу… прошу.

Через пять минут Эсмерея откинула полог и, поплотнее закутавшись в накидку, уперла нетерпеливый взгляд в высокие золоченые ворота посередине северной стены арены. Арена была пуста. Бойцы уже совершили приветственный круг в парадных одеждах и сейчас скрылись в раздевалке, чтобы надеть на себя боевое облачение. Рядом слышалось напряженное сопение центора. Эсмерея несколько мгновений нетерпеливо ерзала, затем нервно хрустнула пальцами и, повернувшись к центору, негромко прошипела:

— Центор, перестаньте сопеть, вы можете дышать ртом? И отодвиньтесь, от вас несет потом.

Тот торопливо кивнул и вдруг замер. Эсмерея повернулась к арене. Ворота медленно распахнулись…