Глава 22
Тучи сгущаются

Под моросящим дождем армия Ранда выстраивалась среди невысоких складчатых холмов в колонны, лицом к темневшим на фоне западного горизонта остроконечным пикам Немареллина. В действительности для Перемещения вовсе не требовалось открывать проход именно в том направлении, в каком предполагалось Переместиться, просто Ранду так было удобнее и привычнее. Несмотря на дождь, быстро истончавшаяся пелена серых облаков пропускала на удивление яркий солнечный свет, хотя, возможно, день лишь казался таким ясным в сравнении с недавним сумраком.

Передовые отряды четырех колонн составляли легковооруженные салдэйцы Башира. Кривоногие солдаты в коротких куртках терпеливо стояли рядом со своими конями, а над ними сиял наконечниками небольшой лесок копий. Пятью колоннами пехотинцев в синих мундирах с вышитым на груди драконом командовал Джак Масонд. При необходимости этот кряжистый мужчина мог двигаться с поразительной быстротой, но сейчас стоял неподвижно, расставив ноги и заложив руки за спину. Его люди уже построились, так же как Спутники и Защитники, ворчавшие из-за того, что их разместили позади пехоты. Задерживали дружинники знати, бестолково сновавшие вокруг, словно не зная, куда приткнуться. Колеса телег тонули в вязкой грязи, она налипала на копыта и сапоги. Не так-то просто было сформировать девять четких линий из шести тысяч промокших до нитки людей, не говоря уже об обозах и запасных лошадях.

Ранду предстояло быть на виду, и он намеревался предстать во всем возможном великолепии. Золотое свечение Короны Мечей и зеркальное сияние наконечника Драконова Скипетра – и та, и другой были отполированы им с помощью Силы. Выполненная в форме дракона пряжка пояса и золотое шитье голубого шелкового кафтана ловили лучи солнца. На какой-то момент Ранд пожалел, что избавился от драгоценных каменьев, украшавших прежде рукоять и ножны меча. Конечно, простые ножны из кабаньей шкуры практичнее, но такие мог иметь любой воин. Людям надлежало знать, кто он такой. Шончан надлежало знать, кто явился им на погибель.

Сидя на Тай’шайдаре, Ранд нетерпеливо наблюдал за мельтешившими среди холмов людьми аристократов. Неподалеку сидели в седлах Гедвин и Рочайд. Их люди стояли двумя стройными шеренгами: в первой – Посвященные, во второй – солдаты. Все выглядели так, что хоть сейчас на парад. Седовласых и лысых среди них насчитывалось примерно столько же, сколько и молодых – иные были не старше Хопвила или Морра, – но каждый обладал достаточной силой, чтобы открыть врата. Что от них и требовалось. Позади Ранда, сбившись в кучку, ждали Флинн, Дашива, Эдли, Хопвил и Наришма, а с ними два неизменных знаменосца – тайренский и кайриэнский, в начищенных до блеска шлемах, кирасах и латных рукавицах. Намокшие под дождем знамена – красное Знамя Света и длинный, белый Драконов Стяг – обвисли, с них капала вода. А вот Ранд оставался совершенно сухим. Коснувшись Источника в своей палатке, где никто не мог стать свидетелем его кратковременных затруднений, он удерживал Единую Силу, образовав в дюйме от себя и Тай’дайшара невидимый, непроницаемый для дождя барьер.

Порча на саидин ощущалась сегодня с особенной остротой. Тошнотворная мерзость просачивалась сквозь поры, проникая до мозга костей, пятная самую душу. Ранду казалось, что он привык к этому, однако на сей раз отвратительная гнусность порчи воспринималась даже сильнее, чем леденящее пламя и жгучий холод саидин. В последнее время он касался Источника так часто, как только мог, стараясь научиться справляться с любыми неожиданностями. Нельзя допустить, чтобы болезненные ощущения отвлекли в решающий момент – это могло оказаться смертельным. Возможно, полагал Ранд, ухудшение саидин и краткие головокружения как-то связаны между собой. О Свет, но ведь он еще не сошел с ума! Пока еще нет. Ему слишком много оставалось сделать.

Ранд стиснул ногами бока Тай’дайшара, чтобы почувствовать внутренней поверхностью бедра закрепленный между стремянным ремнем и алой попоной длинный сверток. Поступая так, он всякий раз улавливал нечто, возникающее за пределами Пустоты, – предчувствие, а возможно, и прикосновение страха. Хорошо обученный мерин попытался повернуть налево, и Ранду пришлось выровнять его, натянув узду. И когда наконец эти лорды соберут и построят своих вояк? Он стиснул зубы от нетерпения.

Мальчишкой ему доводилось слышать от взрослых шутку: будто бы дождь, идущий в солнечный день, не что иное, как слезы Семираг, которую лупит Темный. Шутка, однако, не больно-то веселила: старый Кенн Буйе всегда ворчливо добавлял, что после такой взбучки Семираг злится и, чтобы сорвать злость, является за шалунами, не слушающимися старших. Слыша такое, в ту пору Ранд думал лишь о том, куда бы спрятаться, но теперь хотел, чтобы Семираг явилась за ним прямо сейчас. Он заставил бы ее плакать.

Семираг никогда не плачет, пробормотал Льюс Тэрин. Она заставляет рыдать других.

Ранд усмехнулся. Явись она сегодня, ей пришлось бы плакать. И ей, и всем Отрекшимся вместе взятым. Но скорее он заставит проливать слезы Шончан.

Отданные приказы воодушевляли отнюдь не всех. Масленая улыбка Сунамона исчезала всякий раз, когда тот полагал, будто Лорд Дракон его не видит. Ториан, по всей видимости, возил в седельной суме фляжку, не иначе как с бренди. А возможно, и не одну, поскольку постоянно пребывал в подпитии. Семарадрид, Марколин и Тихера – каждый сам по себе – с мрачным видом пытались указать Ранду на слишком, по их мнению, малую численность армии. Несколько лет назад шеститысячное войско сочли бы достаточным для ведения любой войны, но теперь они повидали армии в десятки, даже в сотни тысяч человек, как во времена Артура Ястребиное Крыло. Выступая против Шончан, они хотели иметь побольше сил. Ранд отослал их прочь, не вдаваясь в объяснения. Эти люди не понимали, что пятьдесят с лишним Аша’манов представляли собой всесокрушающий молот. Ранд мог только гадать, как восприняли бы они его слова, вздумай он сказать, что сам по себе он – такой же губительный молот. Порой ему хотелось проверить свои догадки; возможно, случай еще представится.

Не обошлось и без Вейрамона, который, во-первых, не желал получать приказы от Башира, во-вторых, возражал против выступления в горы, где «невозможен правильный бой, потому что коннице не развернуться в атаке», в-третьих... Поняв, что жалобам не будет конца, Ранд не дал ему закончить.

– Салдэйцы, кажется, всерьез думают, что я поскачу на правом фланге, – бормотал Вейрамон, пренебрежительно пожимая плечами, словно размещение на правом фланге представляло собою нечто оскорбительное. – И эти пехотинцы, милорд Дракон. Я действительно думаю.

– Я думаю, вам не мешало бы привести своих людей в готовность, – холодно произнес Ранд. – Иначе не придется ехать ни на каком фланге. – Он не имел в виду ничего страшного: просто хотел сказать, что, если люди Вейрамона не встанут в строй вовремя, армия отбудет без них. Отряд этого болвана был не настолько велик, чтобы причинить серьезное беспокойство за время отсутствия Ранда: в худшем случае он мог бы разграбить деревеньку.

Однако от лица Вейрамона мигом отхлынула кровь.

– Как будет угодно милорду Дракону, – выпалил он с несвойственной для него поспешностью и развернул коня – сегодня это был рослый, с мощной грудью гнедой, – прежде чем отзвучали слова.

Появившиеся перед Рандом следующими леди Айлил и Благородная Леди Анайелла представляли собой странную пару, и не только потому, что принадлежали к враждующим сторонам. Для кайриэнки, а пожалуй, и не только для кайриэнки, Айлил была высока ростом, и все в ней, от разлета бровей на бледном челе и движения обтянутого красной перчаткой запястья до того, как ниспадала на круп ее дымчато-серой кобылы дождевая накидка с расшитым жемчугом воротом, являло собой воплощение изысканности и достоинства. В отличие от Семарадрида или Марколина, Вейрамона или Тихеры она почти не моргала при виде обтекавших Ранда дождевых струй. А вот Анайелла моргнула. И охнула. И хихикнула, прикрыв рот рукой. Стройная, гибкая Анайелла тоже была красива и тоже носила накидку от дождя, расшитую золотом, с усыпанным рубинами воротником, но на этом ее сходство с Айлил заканчивалось. Суть Анайеллы составляли манерность, жеманство и кокетство. Когда она кланялась, ее белый мерин делал то же самое, сгибая передние ноги. Гарцующее животное выглядело эффектно, но Ранд подозревал, что этот конь не отличается выносливостью. Как и его хозяйка.

– Милорд Дракон, – промолвила Айлил, – я должна еще раз возразить против моего участия в затеваемом походе. – К тону ее невозможно было придраться: холодный и ровный, однако без намека на недружественность. – Я пошлю своих приверженцев, когда и куда вы укажете, однако у меня самой вовсе нет желания оказаться в гуще битвы.

– О нет! – пылко подхватила Анайелла, поводя плечами. Жеманность слышалась в самом ее голосе. – Мой Предводитель Конницы рассказывал мне про битвы – это такая гадость! Вы ведь не заставите нас участвовать в одной из них, милорд Дракон? Мы слышали, вы особенно заботитесь о безопасности женщин. Правда ведь, Айлил?

Услышанное поразило Ранда настолько, что Пустота исчезла, а вместе с нею и саидин. Дождь сыпал ему на волосы, капли затекали за шиворот, но он был слишком ошеломлен и не обращал на это внимания. Тем паче что удержаться прямо ему удалось лишь вцепившись в луку седла: голова пошла кругом, и вместо двух женщин перед ним предстали четыре. Откуда они узнали. Они слышали?! Сколько еще народу прослышало? Как вообще это могло стать кому-то известно? Свет, слухи приписывали ему убийство Моргейз, Илэйн, Колавир! Может быть, сотен женщин, каждую из которых он убивал способом, еще худшим, чем ее предшественницу! Ранд сглотнул: его тошнило, и не только из-за порчи на саидин. Чтоб мне сгореть! – билась в его голове яростная мысль. Сколько же шпионов следит за мной?!

Смерть следит за тобой, пробормотал Льюс Тэрин. Смерть никогда не закрывает глаз. Ранд поежился.

– Я в самом деле пытаюсь заботиться о женщинах, – учтиво ответил он, как только обрел способность говорить. – И именно по этой причине намеревался удержать вас при себе в ближайшие несколько дней. Однако, если вы и впрямь находите пребывание здесь неприемлемым, я могу приказать одному из Аша’манов препроводить вас в Черную Башню. Там вы будете в безопасности.

Анайелла очаровательно пискнула, но лицо ее посерело.

– Благодарю, не стоит, – совершенно спокойно промолвила Айлил мгновение спустя. – Полагаю, мне стоит переговорить с моим Капитаном Копий и лучше подготовиться к тому, что меня ждет. – Уже поворачивая кобылу, она задержалась и, серьезно глядя на Ранда, неожиданно добавила: – Мой брат Торам нетерпелив, милорд Дракон. Даже тороплив. Я – нет.

Прежде чем последовать за ней, Анайелла одарила Ранда чрезмерно слащавой улыбкой, но, повернув коня и пустив в ход усыпанный самоцветами арапник, скоро обогнала Айлил. Белый мерин выказал удивительную прыть.

Наконец все было готово. Позади, на низких холмах, тянулись выстроившиеся колонны.

– Начинай! – бросил Ранд Гедвину, и тот, развернув коня, принялся отдавать приказы своим людям. Восемь Посвященных выехали вперед, спешились и, стоя лицом к горам, огляделись: им надлежало запомнить местность. Один из них – седеющий малый, с заостренной на тайренский манер бородкой, выглядевшей нелепо на морщинистом простоватом лице, – казался знакомым. Восемь вертикальных линий яркого голубого света развернулись во врата. И за образовавшимися проемами открылся вид на поднимавшуюся к высокому перевалу, поросшую редким лесом горную долину, лежавшую в Алтаре. В горах Венир.

Убей их! – умоляюще стенал Льюс Тэрин. Они слишком опасны, чтобы жить!

Даже не задумываясь, Ранд загнал его голос куда-то вглубь. Всякий раз, когда поблизости оказывался мужчина, направлявший – или просто способный направлять Силу, – Льюс Тэрин вел себя именно так. И Ранда больше не удивляло, почему.

Он отдал негромкий приказ, и Флинн, растерявшись от неожиданности, моргнул, прежде чем присоединиться к остальным и свить девятые Переходные врата. Ни один из созданных проходов не превосходил размерами тот, какой мог бы открыть сам Ранд, но в каждый могла въехать подвода. Поначалу Ранд собирался открыть проход сам, но, упустив саидин и памятуя о своих головокружениях, решил не рисковать на глазах у остальных. Он приметил одинаковые понимающие улыбки на губах Гедвина и Рочайда. А потом хмурый взгляд Дашивы, губы которого шевелились, словно тот говорил сам с собою. Почудилось ему, или Наришма тоже смотрел искоса? И Эдли? Морр?

Ранд поежился и заставил себя отогнать бессмысленные подозрения. Недоверие к Гедвину и Рочайду диктовалось здравым смыслом, но вот не было ли все остальное признаком начинающейся болезни, которую Найнив, кажется, называла «манией»? Болезни, представлявшей собой разновидность безумия и заключавшейся в мрачной подозрительности по отношению ко всему и всем. В детстве один из Коплинов, Бенли, умер от голода, отказываясь есть из опасения, что ему подложат отраву. Бенли Коплину казалось, будто против него злоумышляют все вокруг.

Нагнувшись к шее Тай’дайшара, Ранд пятками направил мерина сквозь самый большой проход, открытый, так уж получилось, Флинном. Он первым ступил на почву Алтары.

Остальные быстро последовали за ним – в первую очередь Аша’маны. Дашива и Наришма еще хмуро поглядывали в сторону Ранда, но Гедвин тут же направил своих солдат вперед. Один за другим они открывали проходы, заводили в них под уздцы коней и исчезали. Яркие вспышки, говорившие об открывавшихся и закрывавшихся проходах, стали появляться на дальнем конце долины. Для Перемещения на близкое расстояние не требовалось запоминать отправную точку, и такой способ позволял двигаться гораздо быстрее любого всадника. Вскоре, не считая Гедвина и Рочайда, на месте остались лишь Посвященные, удерживавшие проходы. Прочие Аша’маны, развернувшись веером, удалились на запад в поисках Шончан. Салдэйцы, пройдя из Иллиана в Алтару, тут же вскочили в седла, пехотинцы из Легиона с арбалетами наготове рассыпались по лесистым склонам. Здесь, в горах, кавалерия не имела перед ними преимущества в скорости.

Остальная армия еще втягивалась сквозь проходы, а Ранд уже ехал по долине, следуя за вспышками Перемещений Аша’манов. Позади высился сплошной горный массив, стеной отгораживавший Бездну, на западе зубчатый кряж тянулся почти до Эбу Дар. Ранд тронул поводья и пустил коня легким галопом.

Башир нагнал Ранда прежде, чем тот добрался до перевала. Его небольшой гнедой – салдэйцы редко ездили на крупных конях – отличался примечательной резвостью.

– Шончан здесь, кажется, нет, – почти равнодушно пробормотал Башир, усмехнувшись в усы, – но могли и быть. Я последовал за живым Возрожденным Драконом, а если Дракон погибнет, у Тенобии появится отличный повод насадить мою голову на пику.

Ранд нахмурился. Возможно, ему следовало взять с собой Флинна: пусть бы прикрывал спину. И Наришму... Ведь Флинн спас ему жизнь, почему же не положиться на его верность? Впрочем, люди меняются. А Наришма? Даже после того... Ранд ощутил холодок, вспомнив о недавнем отчаянном риске. Нет, мания тут ни при чем. Наришма доказал свою верность, но риск все равно граничил с безумием. Равно как и бегство от взглядов, возможно, лишь почудившихся ему, бегство в неизвестность. Правота Башира не вызывала сомнений, но говорить об этом Ранд не хотел.

На поднимавшемся к перевалу склоне громоздились камни и валуны всевозможных размеров. Среди них угадывались обломки исполинской статуи: некоторые выветрились настолько, что стали почти неотличимы от природного камня, но другие еще сохраняли форму, приданную ваятелями. Огромная, почти по грудь взрослому мужчине, кисть руки сжимала рукоять обломанного меча. Каменную голову с женским, чего не скрывала даже густая сеть трещин, лицом венчала корона, словно бы из устремленных остриями вверх кинжалов. Иные зубцы еще сохранились.

– Кем она была, как думаешь? – спросил Ранд, сам понимая, что, конечно же, королевой. Даже если в давние времена купцов или ученых венчали чем-то вроде корон, таких изваяний всегда удостаивались лишь правители или полководцы.

Башир повернулся в седле, присмотрелся и лишь после того ответил:

– Бьюсь об заклад, что королевой Шиоты. Памятник никак не древнее. Раз мне случилось видеть статую времен Эхарона. Она выветрилась так, что никто не взялся бы судить, мужчина это или женщина. Наверняка завоевательница – иначе ее не изваяли бы с мечом. Да, кажется, припоминаю – в Шиоте такую корону возлагали на голову правителя, расширившего пределы страны. Может, ее называли Короной Мечей, а? Коричневая сестра наверняка рассказала бы побольше.

– Это не важно, – досадливо буркнул Ранд. Каменные зубья и впрямь походили на мечи.

Но Башир, насупив седеющие брови, продолжал говорить, серьезно и с оттенком печали.

– Полагаю, тысячи людей восхищались ею, провозглашали надеждою Шиоты, а возможно, даже верили, что она таковой являлась. В те времена ее могли бояться и почитать, как позднее – Артура Ястребиное Крыло, но теперь и Коричневые сестры не скажут, какое имя она носила. Как только человек умирает, люди начинают забывать, кем он был, что делал или пытался делать. Рано или поздно все умирают и рано или поздно всех забывают, но нет никакого распроклятого смысла умирать раньше своего часа.

– Я и не собираюсь, – резко отозвался Ранд. Он знал, где собирается умереть, если и не знал когда. Во всяком случае, считал, что знает.

Внезапно краешком глаза Ранд уловил движение. Внизу, шагах в пятидесяти позади, где сквозь каменную россыпь пробивались кусты и низкорослые деревца, выступивший на открытое пространство мужчина поднял лук и плавным движением натянул тетиву до щеки. Казалось, все произошло в одно мгновение.

Взревев, Ранд круто развернул Тай’шайдара, стараясь выиграть время, пока лучник сменит прицел. Он ухватился за саидин: сладостная полнота устремилась в него вместе с мерзостью порчи. И тут же голова пошла кругом. В глазах двоилось: в него целилось два лучника. Неистовый поток Силы протекал сквозь него, грозя иссушить в пепел, заморозить в лед. Он не мог обуздать эту волну, его хватало лишь на то, чтобы оставаться в живых. Ранд отчаянно пытался прояснить зрение; чтобы свить потоки, которые из-за почти столь же неистового, как и сама Сила, головокружения, ему едва удавалось сформировать, требовалось видеть более отчетливо. Послышался крик Башира. Оба лучника спустили тетивы.

Ранд должен был умереть: на таком расстоянии не промахнулся бы и мальчишка. Но, возможно, его спасло везение та’верена. В самый момент выстрела прямо из-под ног стрелявшего с громким щебетом вспорхнула стайка серокрылых перепелов. Маловато, чтобы отвлечь тренированного стрелка; и действительно, он сбился с прицела только на волосок. Ранд ощутил ветерок, стрела просвистела у самой его щеки.

И тут лучника поразили огненные шары, каждый размером с кулак. Истошный вопль сотряс воздух, когда все еще сжимавшая лук оторванная рука отлетела в сторону. Почти одновременно второй шар угодил в колено левой ноги, и кричащий человек упал.

Ранд свесился с седла, его вырвало. Казалось, желудок стремился освободиться от съеденного. Словно вместе со рвотой исчезла Пустота, а с нею и саидин. Все, что он мог сейчас, это не упасть.

Когда ему наконец удалось выпрямиться, Башир молча протянул белый льняной платок. Салдэйец озабоченно хмурился. Ранд вытер рот, думая, что, наверное, бледен как мел. В уже опустошенном желудке продолжались спазмы. Он глубоко вздохнул. Терять саидин так, как это случилось, – смертельно опасно, но он, по крайней мере, мог ощутить Источник. Значит, саидин не выжгла его. И зрение снова стало нормальным. Во всяком случае, перед ним сидел в седле только один Даврам Башир. Однако казалось, что все болезненные ощущения снова стали толику сильнее, как бывало теперь после каждого прикосновения к Источнику.

– Посмотрим, что осталось от этого малого. Может, удастся порасспросить, – сказал он Баширу. Но расспрашивать было уже некого.

Рочайд стоял на коленях, спокойно обшаривая обгоревший, окровавленный кафтан мертвеца. Мало того, что лучник потерял руку и ногу, так еще и в груди темнело выжженное отверстие размером с голову. Но лицо осталось неповрежденным, и в этом человеке, глядевшем в небо невидящими глазами, Ранд узнал Иагана Падроса. Гедвин, не обращая внимания на тело у ног, смотрел на Ранда, подобно Рочайду, сохраняя холодное спокойствие. Оба удерживали саидин. Странно, но Льюс Тэрин только застонал.

Послышался перестук копыт: снизу, из долины, галопом примчались Флинн и Наришма. За ними торопилась почти сотня салдэйцев. Когда они подъехали ближе, Ранд ощутил Силу и в седом старике, и в молодом человеке. С битвы у Колодцев Дюмай мощь обоих резко возросла. Именно так это происходило у мужчин: женщины наращивали свое могущество постепенно, а мужчины – неожиданным, резким скачком. Флинн превосходил мощью и Гедвина, и Рочайда, а Наришма лишь немногим ему уступал. Это сейчас – никто не мог сказать, как пойдет дело дальше. До сих пор даже самым сильным из Аша’манов было далеко до Ранда. До сих пор: но способа узнать, что принесет будущее, не существовало. И мания тут ни при чем.

– Кажется, мы не ошиблись, решив последовать за вами, милорд Дракон. – Голос Гедвина казался полным заботы, но глубоко под ней таилась насмешка. – Похоже, сегодня утром вам достался несвежий завтрак.

Ранд не ответил, лишь молча покачал головой, не в силах оторвать взгляда от лица Падроса. Почему? Потому, что он завоевал Иллиан? Потому, что погибший до конца хранил верность «лорду Бренду»?

С громким восклицанием Рочайд вытащил из кармана Падроса замшевый кошель и вытряхнул его. По камням со звоном покатились золотые монеты.

– Тридцать крон! – проревел Рочайд. – Тарвалонские кроны! Ясно, кто его нанял.

Он подхватил монету и бросил Ранду, однако тот даже попытки не сделал ее поймать, и золотой кругляш упал наземь.

– Тарвалонские монеты везде в ходу, – спокойно заметил Башир. – Выверните карманы у половины людей в долине, и почти у каждого найдете хотя бы несколько. У меня они тоже есть.

Гедвин и Рочайд обернулись к нему. Башир улыбнулся в густые усы – по крайней мере, показал зубы, – но некоторые из салдэйцев беспокойно заерзали в седлах, ощупывая свои кошельки.

Чуть выше, там, где заканчивался подъем и перевал, выровнявшись, шел по дну ложбины меж двумя крутыми склонами, возникла светящаяся щель. Она развернулась в проход, откуда, ведя за собой коня, выскочил шайнарец в черной куртке, с пучком волос на бритой голове. Сомневаться не приходилось – Шончан обнаружены. В противном случае разведчик не вернулся бы так скоро.

– Пора двигаться, – сказал Ранд Баширу. Тот кивнул, но не шелохнулся, продолжая рассматривать двух стоявших над Падросом Аша’манов. Те не обращали на него внимания.

– Что делать с этим? – спросил Гедвин, жестом указывая на тело, – По мне так не худо бы отослать его к ведьмам, в назидание.

– Оставьте где лежит, – отрезал Ранд.

Ты готов убить их сейчас? – прозвучал в голове вопрос Льюса Тэрина, на сей раз вовсе не казавшийся безумным.

Еще нет, подумал Ранд. Но, может быть, скоро.

Ударив пятками в бока Тай’дайшара, он галопом помчался вниз, к своей армии. За ним следовали Дашива, Флинн и Башир с сотней салдэйцев. Все настороженно озирались, словно ожидая нового покушения на жизнь Ранда. На востоке, меж пиками, сгущались черные тучи, сулившие новую бурю.

Лагерь на вершине холма был устроен безупречно: извилистая речушка в достатке обеспечивала водой, с высоты превосходно просматривались все возможные подступы к длинному горному лугу. Но Ассид Бакуун не испытывал по этому поводу гордости. За тридцать лет службы в Непобедимой Армии он устроил сотни лагерей и с таким же успехом мог бы гордиться умением пересечь комнату не споткнувшись. Тридцать лет службы Императрице – да живет она вечно! – причем службы в те времена, когда безумные выскочки, зарившиеся на Хрустальный Трон, дерзали поднимать восстания, подготовили его ко всему. На протяжении жизни двух поколений, пока велось строительство огромных кораблей Возвращения, Непобедимая Армия обучалась и готовилась. Чем Бакуун действительно гордился, так это выпавшей ему честью стать одним из Предвестников. И если он лелеял мечты о возвращении истинным наследникам Артура Ястребиное Крыло похищенных у них земель, а возможно, даже дерзкие мечты о завершении нового Объединения до прибытия Коринне, это было простительно. Быть может, его мечты не столь уж несбыточны, хотя многое в этих землях оборачивалось не совсем так, как он воображал.

По склону холма поднимался возвращавшийся патруль: пятьдесят тарабонских копейщиков в кирасах, расписанных красными и зелеными полосами, и кольчужных вуалях, скрывавших их густые усы. В седле они держались неплохо и даже сражались недурно, но лишь когда их возглавляли настоящие командиры. Вдесятеро больше тарабонцев располагались сейчас у костров, ухаживали за лошадьми или несли караулы, не говоря уж о еще трех пока не вернувшихся патрулях. Прежде Бакуун и представить себе не мог, что под его командованием окажется отряд, более чем наполовину состоящий из потомков воров, причем ничуть этого не стыдившихся. Любому из них ничего не стоило смотреть тебе прямо в глаза! Когда патруль проезжал мимо, командир поклонился Бакууну, но многие солдаты продолжали болтать, со своим особым выговором и слишком быстро, чтобы Бакуун смог понять, не вслушиваясь. Представление о дисциплине у них тоже особое.

Покачав головой, Бакуун направился к большой – больше его собственной – того требовала необходимость, – палатке сул’дам. Четыре женщины в темно-голубых платьях со вставками в виде разветвленных молний на юбках сидели снаружи на складных скамеечках, наслаждаясь погожим днем: в последнее время перерывы между бурями и грозами случались нечасто. Одна из сул’дам, решительного вида женщина по имени Нерит, поглаживала по голове сидевшую у ее ног светловолосую дамани в сером платье и о чем-то с ней говорила. Остальные сул’дам негромко посмеивались и тоже роняли какие-то словечки. Серебристый браслет ай’дам лежал на земле. Бакуун кисло хмыкнул. Дома у него был волкодав, он любил пса и вполне мог сказать ему пару слов, но никак не собирался беседовать со своим Хватом.

– С ней все в порядке? – спросил Бакуун у Нерит, не в первый раз. Возможно, в десятый. – Все хорошо?

Дамани умолкла и опустила взгляд.

– Она вполне здорова, Капитан Бакуун, – отозвалась Нерит тоном, почтительным ровно настолько, насколько того требовала дисциплина. И ни на волосок больше. При этом она продолжала успокаивающе поглаживать дамани. – Имело место маленькое расстройство. Пустяк, и теперь уже все в порядке. Вам не о чем беспокоиться.

Дамани дрожала.

Бакуун снова хмыкнул. Примерно такие же ответы он получал и прежде. Однако в Эбу Дар что-то случилось, и не только с этой дамани. Все сул’дам позакрывали рты, как моллюски – створки раковин, а Высокородные, само собой, никогда не сказали бы ничего человеку его положения, но никому не в силах помешать слухам. Поговаривали, будто все дамани – все до единой! – то ли больны, то ли не в себе. О Свет, кто прежде слыхал, чтобы, когда город привели к покорности, над ним, в честь победы, не зажглись бы Небесные Огни?

– Ну, надеюсь, она... – начал Бакуун и осекся, приметив подлетавшего с востока ракена. Мощными взмахами кожистых крыльев ящер взлетел над холмом, а затем неожиданно резко снизился, развернулся в воздухе так, что кончик одного крыла смотрел почти вниз, а другого вверх, и проделал над лагерем быстрый круг. Узкий красный вымпел полетел вниз, увлекаемый тяжестью свинцового шара.

Бакуун проглотил проклятие. Летуны всегда любили показуху, но если, сбрасывая свое донесение, эта парочка поранила кого-то из его людей, он сдерет с них три шкуры, и не важно, с кем ему придется иметь дело, чтобы до них добраться. Ему вовсе не хотелось воевать без воздушной разведки, однако летуны были избалованы, как любимые зверушки Высокородных.

Падая, вымпел вытянулся, став прямым как стрела. Свинцовый груз ударился о землю и подпрыгнул, упав на гребень поблизости от высокого, тонкого шеста для посланий. Он стоял вертикально и когда никаких посланий на нем не было: стоило положить шест на землю, как кто-нибудь непременно его ломал – к примеру, лошадь нечаянно наступала копытом.

Бакуун зашагал к своей палатке, где его, с перепачканным вымпелом и трубочкой для свитков в руках, уже дожидался Первый Лейтенант Тирас: костлявый, с реденькой бороденкой на кончике подбородка, ростом на добрую голову выше своего командира.

Извлеченное из тонкой металлической трубки донесение, написанное на еще более тонкой, полупрозрачной бумаге, оказалось кратким. Что и не диво: Бакууну – благодарение Свету и Императрице, да живет и славится она вечно! – никогда не доводилось летать ни на ракенах, ни на то’ракенах, однако он подозревал, что писать на лету, сидя в седле, прикрепленном к спине крылатого ящера, не слишком удобно.

Прочитанное заставило Бакууна поспешно откинуть крышку походного столика и самого взяться за перо.

– Войско, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Тираса, – в десяти милях к востоку отсюда. Их раз в пять-шесть больше, чем нас. – Конечно, порой летуны преувеличивали, но все-таки знали в преувеличениях меру. Так каким же образом столь многочисленная армия смогла перебраться через горы, оставшись никем не замеченной? Бакуун видел береговую линию и твердо знал, что, прежде чем пытаться там высадиться, не помешает заказать по себе погребальную молитву. Испепели его Свет, а ведь эти летуны похвалялись, будто не проглядят и муху! – Нет никаких оснований думать, будто они знают о нашем присутствии, однако я не стал бы возражать против подкрепления.

Тирас рассмеялся.

– Да будь их хоть вдесятеро больше нас, мы сметем их с помощью дамани.

Единственным недостатком этого, в остальном превосходного, солдата являлась излишняя самонадеянность.

– А если с ними несколько Айз Седай? – негромко вымолвил Бакуун, слегка запнувшись перед внушавшим отвращение словом. Он засунул доклад летуна в пенал-трубку вместе со своим кратким посланием. Ему до сих пор не верилось, что кто-то может оставлять таких женщин на свободе.

Выражение лица Тираса показало – он тоже припомнил рассказы об оружии Айз Седай. В следующий миг Первый Лейтенант уже бежал к шесту, и красный вымпел реял позади него.

Очень скоро вымпел развевался в пятнадцати шагах над Гребнем, на верхушке шеста, вместе с закрепленной трубочкой с посланием. Ракен, неподвижно раскинув крылья, пошел на снижение. Неожиданно один из летунов, резко соскользнув с седла, завис прямо под когтями ящера. Вниз головой! У Бакууна скрутило желудок, но рука женщины-летуна уже ухватилась за вымпел. Шест согнулся, потом спружинил, выпрямился и задрожал: трубочка с посланием была вырвана из зажима. Женщина ловко вскарабкалась на спину ракена, который медленными кругами набирал высоту.

Бакуун с радостью выкинул из головы летунов вместе с их ракенами и принялся обозревать долину. Широкую, длинную и почти плоскую, если не считать этого холма. Вокруг вздымались лесистые склоны, столь крутые, что пробраться по ним мог разве что горный козел. А все ущелья, лощины и другие возможные проходы лежали как на ладони. Используя дамани, Бакуун имел возможность разорвать в клочья любого противника прежде, чем тот сможет пойти в атаку по открытому размокшему лугу. Однако он счел необходимым запросить подкрепление. Правда, если противник движется сюда, он всяко поспеет раньше любой подмоги: своим быстрее чем за два-три дня не добраться. Но как могло целое войско зайти так далеко, оставшись незамеченным?

Последние битвы Объединения завершились за две сотни лет до начала службы Бакууна, однако ему довелось принимать участие в подавлении восстаний. Взять хотя бы бунт в Марендаларе: два года сражений и тридцать тысяч погибших, не говоря уж о несчетном множестве обращенных в собственность. Помимо всего прочего, опыт подсказывал ему, что солдат, не упускающий из виду ничего странного, как правило, живет дольше. Отдав приказ сниматься с лагеря и уничтожить следы стоянки, он стал отводить воинов на лесистые склоны. На востоке сгущались тучи: надвигалась еще одна из этих проклятых бурь.