Глава 14
Послание М’Хаэля
В миле к западу от кряжа начинался воинский лагерь: мешанина людей, коней, огни походных костров, разве-вающиеся знамена и островки палаток, сгруппированных по принадлежности к определенной стране или Дому. Вблизи палаток почва представляла собой грязное месиво, но отдельные лагеря разделяли полоски щетинистой травы. Когда присутствовали айильцы, все остальные устраивали один большой лагерь, ибо появлялось нечто, их объединявшее, – они айильцами не были. И айильцев боялись, хотя мало кто признал бы свой страх. Ранд не питал иллюзий насчет того, что вместе их удерживает верность ему или тревога о судьбе мира – они не ставили ее выше собственного стремления к богатству, славе и власти. За исключением, быть может, очень немногих. Остальные следовали за ним лишь потому, что боялись его больше, чем айильцев, а возможно, и больше, чем самого Темного, в существование которого или, во всяком случае, в то, что он способен коснуться – или уже касается! – мира, иные в глубине души просто не верили. Они верили своим глазам, а их глаза видели Ранда. Сейчас его это устраивало. Впереди ждали слишком много битв, чтобы тратить усилия на попытки добиться невозможного. Достаточно того, что они следуют за ним и повинуются ему.
Самым большим был его собственный лагерь, где иллианские Спутники в зеленых мундирах с желтыми обшлагами соседствовали с Защитниками Твердыни в черных кафтанах с золотыми полосами и пышными рукавами, и с тем же числом кайриэнцев в темных одеяниях, набранных из сорока с лишним Домов. Некоторых из кайриэнцев отличал трепещущий над головой кон. Все эти воины готовили еду на разных кострах, держали коней у разных коновязей и поглядывали друг на друга искоса, но службу несли вместе. Они отвечали за безопасность Возрожденного Дракона, к чему относились весьма серьезно. Возможно, каждый из них мог бы предать его, но лишь когда не видел других. Взаимная неприязнь и подозрительность делали невозможным любой заговор: он был бы раскрыт и уничтожен в зародыше.
Стальное кольцо стражи окружало высокий конический шатер из зеленого шелка, расшитый золотыми пчелами, – шатер Ранда, доставшийся ему, если можно так выразиться, в наследство от Маттина Степанеоса вместе с короной. Спутники в полированных островерхих шлемах стояли бок о бок с Защитниками Твердыни в ребристых шлемах с ободками и с кайриэнцами, чьи шлемы походили на колокола. Застывшие как статуи караульные словно не замечали ветра, их лица скрывали решетчатые забрала, алебарды были наклонены под одним, строго выверенным углом. Когда Ранд остановил коня, ни один из них не шелохнулся, но толпа слуг тут же выбежала навстречу, принять поводья у него и у Аша’манов. Костлявая женщина в желто-зеленом облачении конюших королевского дворца Иллиана взяла узду, тогда как стремя держал малый с мясистым носом в черно-золотой ливрее Твердыни Тира. Прислуживая ему, они не преминули обменяться колючими взглядами. Бореан Каривин, плотная, бледная, невысокая женщина в темном платье, предложила ему поднос с теплым полотенцем, от которого поднимался пар. Будучи кайриэнкой, она, однако, смотрела на двух других скорее с желанием убедиться, что те правильно делают свое дело, нежели с неприязнью, которую они едва скрывали. Но все же пытались скрывать. То, что срабатывало с солдатами, срабатывало и со слугами.
Ранд отмахнулся от подноса и стянул перчатки. Когда он спешился, с резной скамьи перед шатром поднялся Дамер Флинн. Лысый, если не считать клочковатого седого венчика вокруг макушки, он больше походил на деревенского дедка, чем на Аша’мана. Однако этот дед с выветренным лицом, дубленой кожей и негнущейся ногой видел в своей жизни не только ферму. Меч на его бедре смотрелся вполне уместно, что и не диво для бывшего солдата Гвардии Королевы. Ему Ранд доверял больше других. В конце концов, Флинн спас ему жизнь.
Флинн приветствовал Ранда, прижав сжатый кулак к сердцу, и когда тот ответил ему кивком, хромая подошел ближе, подождал, пока конюхи уведут лошадей, и, понизив голос, сказал:
– Здесь Торвал. Говорит, послан М’Хаэлем. Дожидается в шатре Совета. Я велел Наришме за ним приглядывать. – Таков был приказ Ранда, хотя тот и сам не знал, почему его отдал: никого, прибывшего из Черной Башни, не оставлять без присмотра. Помедлив, Флинн прикоснулся пальцем к дракону на черном воротнике. – Он не обрадовался, услышав, что вы всех нас возвысили.
– Вот как... – Ранд засунул перчатки за пояс и, заметив, что Флинн выглядит как-то неуверенно, добавил: – Вы это заслужили.
Он сам собирался отправить одного из Аша’манов к Таиму – Предводителю, М’Хаэлю, как называли его все в Черной Башне, – но теперь послание мог доставить Торвал.
– Он в шатре Совета? Пошли туда угощение, – приказал Ранд и подал Дашиве и Хопвилу знак следовать за собой.
Флинн снова прижал кулак к груди, но Ранд уже удалялся. Черная грязь хлюпала под его сапогами. Гул приветствий не возвышался над шумом ветра, а ведь он помнил время, когда было совсем иначе. Или тут опять замешались воспоминания Льюса Тэрина? Цветные вспышки за пределами зрения, ощущение, будто кто-то вот-вот прикоснется к тебе сзади... Усилием воли Ранд заставил себя сосредоточиться.
Большой, расцвеченный красными полосами шатер Совета, стоявший некогда на Равнине Маредо, высился сейчас в самом центре Рандова лагеря, окруженный кольцом голой земли шириной в тридцать шагов. Стражи не было – ее выставляли, лишь когда Ранд держал совет со знатью. Всякий, попытавшийся проскользнуть туда, был бы замечен тысячами подозрительных глаз. Вокруг шатра образовывали треугольник три установленных на высоких древках Восходящее Солнце Кайриэна, Три Полумесяца Тира и Золотые Пчелы Иллиана, а над ними, еще выше, над красной крышей, реяли Драконов Стяг и Знамя Света. Развернувшиеся на ветру знамена полоскались и хлопали, да и сам шатер подрагивал под сильными порывами. Пол шатра устилали узорчатые, многоцветные ковры, из мебели имелся только большой резной стол со вставками из поделочной кости и бирюзы. Столешница была почти полностью завалена ворохом карт.
Торвал поднял голову от одной из них с явным намерением дать окорот тому, кто вздумал его тревожить. Средних лет, уступавший ростом разве что Ранду или айильцам, этот остроносый мужчина выглядел на редкость высокомерно. Дракон и меч сияли в свете ламп на воротнике его мундира. Шелкового мундира, скроенного так, что и лорду не стыдно надеть. Меч был отделан золотом и серебром, на эфесе сиял красный самоцвет. Еще один драгоценный камень украшал кольцо на указательном пальце. Нельзя превратить человека в живое оружие, не придав ему при этом некоей толики самодовольства, но Торвал Ранду не нравился. В конце концов, ему не нужны были предостережения Льюса Тэрина, чтобы относиться с подозрением ко всякому мужчине в черном. Насколько он мог доверять даже Флинну? Так или иначе, ему надлежало вести их в бой. Они были его творением, и ответственность за них лежала на нем.
Завидев Ранда, Торвал невольно выпрямился и отсалютовал, прижав кулак к груди, но выражение его лица почти не изменилось. К губам словно приклеилась усмешка, как и тогда, когда Ранд впервые его увидел.
– Милорд Дракон! – произнес Торвал с сильным тарабонским акцентом, и слова его прозвучали так, словно он приветствовал равного. Или выказывал благоволение к низшему. Дашиву и Хопвила Торвал удостоил одним общим поклоном. – Поздравляю с покорением Иллиана. Великая победа, а? Надлежало бы поднять кубок вина в вашу честь, но этот молодой... Посвященный... кажется, не понимает приказов.
Стоявший в углу Наришма шевельнулся, и на кончиках его двух длинных, черных кос звякнули серебряные колокольчики. Под южным солнцем он загорел дочерна, но многое в нем так и не изменилось. Будучи старше Ранда, он выглядел моложе Хопвила, но сейчас его щеки побагровели не от смущения, а от гнева. Молодой человек искренне и глубоко гордился новообретенным знаком различия – серебряным мечом. Торвал смотрел на него с насмешливой улыбкой – насмешливой и опасной. Дашива хмыкнул, но ничего не сказал.
– Что ты здесь делаешь, Торвал? – резко спросил Ранд, положив Драконов Скипетр и свои перчатки на карты. Потом расстегнул пояс и положил на стол меч. Торвалу незачем заглядывать в карты – это ясно и без подсказок Льюса Тэрина.
Пожав плечами, Торвал достал из кармана письмо и вручил Ранду.
– М’Хаэль послал это вам.
Глядя на снежно-белую, плотную бумагу и отпечатавшегося на неровном круге голубого воска дракона, поблескивающего золотистыми чешуйками, впору подумать, будто держишь в руках послание самого Возрожденного Дракона. Таим много о себе возомнил.
– А на словах велел передать: те слухи, насчет Айз Седай и их армии в Муранди, правдивы. Толкуют, будто они восстали против Тар Валона, – усмешка Торвала сделалась тоньше, в знак недоверия к подобным россказням, – но их войско движется в сторону Черной Башни. Скоро они могут стать опасными, а?
– Они идут в Кэймлин, а не к Черной Башне, – откликнулся Ранд, в крошево ломая великолепную печать пальцами. – Нам они не угрожают, и мой приказ ясен: не трогать Айз Седай, пока они нас не тронут.
– Но как вы можете знать, что они нам не угрожают? – упорствовал Торвал. – Может, конечно, они и идут в Кэймлин, как вы говорите, но если вы ошиблись, мы узнаем об этом, только когда на нас нападут.
– Возможно, Торвал и прав, – задумчиво заметил Дашива. – Я бы не стал доверять женщинам, которые запихали меня в сундук, ведь эти Айз Седай не давали никаких клятв. Или давали?
– Я сказал – оставить в покое! – Ранд хлопнул ладонью по столешнице, и Хопвил от неожиданности вздрогнул. Дашива насупился и не сразу согнал с лица угрюмое выражение, но его настроение Ранда сейчас не заботило. Случайно – он надеялся, что случайно – его рука попала на древко Драконова Скипетра. И дрожала от желания схватить его и поразить Торвала в сердце. Без всяких подсказок Льюса Тэрина.
– Аша’ман, – сурово продолжал Ранд, – это оружие, нацеливаю которое я. Нечего устраивать переполох, как в курятнике, всякий раз, когда Таим испугается парочки Айз Седай, остановившихся на ближнем постоялом дворе. Если надо, я могу вернуться в Башню и растолковать вам, что к чему.
– В этом нет никакой надобности! – торопливо заверил Торвал. Наконец что-то согнало с его губ неизменную усмешку. Словно извиняясь, он растерянно развел руками и зачастил: – М’Хаэль просто хотел уведомить вас. Ваши приказы громко зачитываются на каждом утреннем построении, сразу после Символа Веры. – В напряженном взоре Аша’мана явно угадывался испуг.
– Вот и хорошо, – холодно произнес Ранд, стараясь не позволить ярости отразиться на лице. Этот малый боялся своего драгоценного М’Хаэля, а не Возрожденного Дракона. Боялся, что, если сказанное им навлечет гнев Ранда на Таимову голову, Таим будет им недоволен. – Хорошо, поскольку я убью любого, кто приблизится к тем женщинам в Муранди. Вы наносите удары туда, куда указываю я!
– Как будет угодно Лорду Дракону, – пробормотал Тор-вал, скованно поклонившись и ощерившись в попытке изобразить улыбку, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Дашива снова хмыкнул, Хопвил слегка улыбнулся.
А вот Наришма не выказал по поводу замешательства Торвала ни малейшего удовольствия, кажется, он вовсе не заметил этого, ибо не мигая смотрел на Ранда, словно видел нечто глубинное, недоступное прочим. Большинство женщин и немало мужчин считали Наришму просто очень красивым мальчиком, но в этих чересчур больших глазах порой проглядывало древнее знание.
Ранд убрал ладонь с Драконова Скипетра и развернул письмо. Рука перестала дрожать. Торвал кисло улыбнулся. Наришма, стоя у стенки шатра, пошевелился с явным облегчением.
В этот момент возглавляемая Бореан процессия иллианских, тайренских и кайриэнских слуг в различных ливреях внесла на серебряных подносах кувшины с винами и пуншами, серебряные чаши и тонкие дутые кубки. Розовощекий малый в желто-зеленом держал поднос для розлива напитков, а в качестве виночерпия присутствовала смуглая женщина в черном с золотом платье. Сыры и орехи, оливки и засахаренные фрукты – каждый вид угощения несли на отдельном подносе. Под началом Бореан слуги стали исполнять церемонный танец поклонов и реверансов, предлагая свои яства.
Приняв кубок подогретого, с пряностями вина, Ранд уселся на край стола, поставил рядом нетронутую чашу и занялся письмом. Там не было ни обращения, ни приветствия, ни чего-то еще в этом роде. Таим терпеть не мог титуловать Ранда как бы то ни было, хотя и пытался это скрыть.
Имею честь доложить, что в списки Черной Башни внесены двадцать пять Аша’манов, девяносто семь Посвященных и триста двадцать два солдата. К сожалению, нашлась горстка дезертиров, чьи имена уже вычеркнуты из списков, но потери при обучении остаются приемлемыми.
Группы вербовщиков – их у меня целых пять десятков – работают постоянно и в результате почти каждый день к списку добавляется три-четыре имени. Как я и говорил, через несколько месяцев Черная Башня сравняется в численности с Белой. Через год Тар Валон будет трепетать перед нами.
Я сам взрастил этот куст черной смородины. Небольшой куст и колючий, но с удивительным для его размеров урожаем ягод.
Мазрим Таим
М’Хаэль
Ранд поморщился, выбрасывая из головы этот... куст черной смородины... Что надлежит сделать, должно быть сделано. Весь мир платит свою цену за его существование. Он умрет за это, но платит весь мир.
В любом случае, имелись и другие причины поморщиться. Три-четыре человека в день? Таим настроен оптимистично. При таких темпах пополнения через несколько месяцев мужчин, способных направлять Силу, и вправду станет больше, чем Айз Седай, но ведь у каждой, даже только что получившей шаль сестры за плечами годы учения. И некоторых из них специально готовят иметь дело с мужчинами, способными направлять Силу. Ранду даже думать не хотелось о возможной встрече Аша’манов с Айз Седай, знающими, кому они противостоят. Горе и кровь станут ее неизбежным итогом. Аша’маны не были оружием, нацеленным против Белой Башни, что бы там ни воображал Таим. Ладно, пусть считают так – это принесет пользу и заставит Тар Валон действовать осторожнее. Аша’манам нужно только одно умение – убивать. Если их будет достаточно, чтобы выполнять это в нужное время и в нужном месте, если они проживут достаточно долго для этого, ничего другого от них не требуется. Для того они и сотворены.
– Сколько дезертиров, Торвал? – тихо спросил Ранд, подняв чашу и отпив глоток, словно ответ не имел значения. Вино должно было согревать, но имбирь и мускат оставляли на языке привкус горечи. – И каковы потери при обучении?
Торвал выбирал напитки и яства, изгибая брови, потирая руки и всячески стараясь выказать себя знатоком изысканных вин и кушаний. Дашива взял с подноса что подвернулось под руку, и стоял, уставясь на бокал с витой ножкой, словно туда налили помоев. Указав на один из подносов, Торвал задумчиво покачал головой, но ответил незамедлительно, с готовностью:
– Дезертиров всего девятнадцать. М’Хаэль приказал убивать каждого, кого поймают, и доставлять их головы в Башню, в назидание. – Взяв с подноса кусочек глазированной груши, Торвал отправил его в рот и широко улыбнулся. – В настоящий момент три головы уже висят, как плоды, на Древе Изменников.
– Хорошо, – одобрительно кивнул Ранд. Силой возвращать дезертиров на службу не имело смысла: сбежав раз, они могут сбежать снова, причем в тот момент, когда от их стойкости будут зависеть многие жизни. Нельзя и оставлять их на свободе: люди, скрывавшиеся в холмах, сумей они ускользнуть, представляли бы собой куда меньшую опасность, чем мужчины, обученные в Черной Башне. Древо Изменников? Таим любил придумывать звучные названия. В конце концов, эти маленькие ловушки – названия, символы, мундиры, знаки различия и прочее – необходимы, чтобы удерживать людей вместе. Пока им не придет время умереть. – К своему следующему посещению Черной Башни я желаю видеть головы всех дезертиров.
Второй кусок засахаренной груши выпал из пальцев Тор-вала на полпути ко рту, запачкав мундир.
– Это может помешать набору новобранцев, – медленно произнес он. – Беглецы, они же не кричат о себе на каждом углу.
Ранд смотрел Торвалу в глаза, пока тот не отвел взгляд, а потом требовательно спросил:
– Каковы потери при обучении?
Остроносый Аша’ман замялся, и Ранд повторил:
– Каковы потери? Сколь велики?
Наришма подался вперед, пристально глядя на Торвала. То же самое сделал и Хопвил. Слуги продолжали свой слаженный, безмолвный танец, предлагая подносы людям, больше не обращавшим на них внимания. Бореан воспользовалась представившейся возможностью, чтобы основательно разбавить пряное вино в чаше Наришмы горячей водой. Торвал невольно поежился.
– Пятьдесят один человек, – неохотно ответил он. – Тринадцать себя выжгли, двадцать восемь умерли на месте. Остальные... М’Хаэль добавляет им что-то в вино, они засыпают и не просыпаются. – Неожиданно он заговорил со злобой. – Это может случиться внезапно, в любой миг. Один человек стал кричать, что у него под кожей скребутся пауки, уже на второй день. – Он мрачно усмехнулся, переводя взгляд с Наришмы на Хопвила. – Видите? Не стоит бояться впасть в безумие. Вы не повредите себе, своим душам. Вы просто заснете... навеки. Это милосерднее, чем укрощение, даже если бы мы умели укрощать. Милосерднее, чем остаться безумным и отрезанным от Источника, а?
Наришма смотрел на него, натянутый как струна, позабыв о зажатой в руке чаше. Хмурый взгляд Хопвила был устремлен в пространство, на что-то, видимое лишь ему одному.
– Милосерднее, – невыразительным голосом подтвердил Ранд, ставя кубок рядом с собой на стол. Моя душа черна от крови и проклята. Мысль не пришла как угрызение совести, не легла камнем на сердце, ибо была лишь простым установлением факта. – Это милость, Торвал, о которой каждый может только мечтать.
Торвал тяжело дышал, жестокая усмешка пропала с его лица. Подсчитать нетрудно: один человек из десяти уничтожен, один из пятидесяти впал в безумие. И будет еще больше. Это только начало. До самого смертного часа нет уверенности в том, что одолел неизбежное, и ты лишь знаешь, что в конце концов, так или иначе, неизбежное одолеет тебя. Ну что ж, во всяком случае, та же угроза нависла и над Торвалом.
Неожиданно Ранд обратил внимание на Бореан. Ему не сразу удалось определить выражение ее лица, а когда он понял, то с трудом сдержал вспышку гнева. Как посмела она испытывать жалость?! Уж не думает ли, что в Тармон Гай’дон можно победить без крови? Пророчества о Драконе возвещают: кровь прольется дождем!
– Оставь нас, – приказал Ранд. Она покорно собрала слуг, но, когда выводила их из шатра, во взгляде ее угадывалось сострадание.
Ранд огляделся, тщетно пытаясь найти что-нибудь, способное изменить настроение. Жалость ослабляла так же, как и страх, а они должны быть сильными. Дабы противостоять тому, чему придется противостоять, им надлежит обратиться в сталь. Всем им. Его творения, и он за них в ответе.
Заплутавшийся в собственных раздумьях, Наришма отрешенно смотрел на поднимавшийся над чашей пар, в то время как Хопвил пытался проглядеть дыру в стенке шатра. Торвал то и дело косился на Ранда, пытаясь вернуть на уста язвительную улыбку. Казалось, услышанное не затронуло одного лишь Дашиву: тот стоял, сложив руки на груди и глядя на Торвала, как мог бы смотреть на выставленную на продажу лошадь.
Напряженная тишина затягивалась, но тут в шатер с порывом ветра влетел молодой человек в черном мундире, с мечом и драконом на воротнике. Ровесник Хопвила – во многих землях его сочли бы слишком юным, чтобы жениться, – Федвин Морр являл собой воплощенную настороженность, ставшую для него более привычной, чем его одежда: он передвигался на цыпочках, и взгляд его походил на взгляд охотящегося кота, знающего, что охотятся и за ним. Прежде, еще недавно, он был совсем другим.
– Шончан скоро выступят из Эбу Дар, – заявил юноша, отсалютовав Ранду. – Теперь они собираются напасть на Ил-лиан.
Хопвил охнул и удивленно поднял взгляд. Дашива снова хмыкнул, на сей раз невесело.
Кивнув, Ранд взял со стола Драконов Скипетр. В конце концов, он всегда предполагал такую возможность. Шончан танцевали под свою музыку, а вовсе не под его дудку.
Однако, если Ранд воспринял услышанное молча, Тор-вал не преминул высказаться. Обретя наконец свою обычную усмешку, он презрительно поднял бровь и насмешливо спросил:
– Они тебе сами это сказали, а? Или ты выучился читать мысли? Позволь мне кое-что напомнить тебе, паренек. Я сражался против войск Амадиции и Арад Домана и уж всяко знаю, что, захватив город, ни одна армия не выступит сразу же в поход на другой. На тысячу миль! Больше, чем на тысячу миль! Может, ты думаешь, они умеют Перемещаться?
Язвительную речь Торвала Морр выслушал спокойно. Если слова Торвала вообще задели юношу, то об этом говорило лишь быстрое прикосновение большим пальцем к рукояти меча.
– Я говорил с некоторыми из солдат. Главным образом, с тарабонцами, они прибывают на кораблях чуть ли не каждый день. – Пройдя мимо Торвала к столу, он смерил остроносого тарабонца невозмутимым взглядом. – Тарабонца за язык тянуть не надо, ему только дай рот раскрыть. – Торвал в ярости открыл свой рот, но Морр продолжал, обращаясь к Ранду. – Они размещают войска вдоль хребта Венир – где пятьсот человек, где тысячу. Их отряды уже растянулись до Мыса Арран. И еще – они скупили или реквизировали все подводы и фургоны в двадцати лигах окрест Эбу Дар. И всех годных под упряжь животных.
– Подводы! – воскликнул Торвал. – Фургоны! А может, они просто ярмарку затевают, как думаешь? Какой дурак станет вести войска через горы, когда есть превосходные дороги?
Заметив на себе взгляд Ранда, Торвал осекся и нахмурился, неожиданно растеряв уверенность.
– Я велел тебе держаться тише воды ниже травы, Морр. – Ранд позволил гневу коснуться его голоса. Юный Аша’ман отпрянул. – Я велел смотреть и не высовываться. Не расспрашивать Шончан об их планах.
– Я был осторожен, я снял значки... – И под взглядом Ранда глаза Морра оставались тем же, глазами охотника, за которым охотятся. Не знай Ранд лучше, он бы подумал, будто юноша удерживает Силу. – Если люди, с которыми я разговаривал, и знали, куда их направят, они не рассказывали, а я не расспрашивал. Но они сами были не прочь пожаловаться за кружкой пива на бесконечные марши, почти без отдыха. В Эбу Дар они набросились на пиво в тавернах и высосали его без остатка, потому как знали, что скоро им снова в поход. И, я уже говорил, они собирают обозы. – Все это юноша выпалил единым духом и стиснул зубы, словно перекрывая путь словам, так и рвавшимся с языка.
Неожиданно улыбнувшись, Ранд похлопал его по плечу.
– Ты хорошо поработал. Хватило бы одних только сведений о фургонах, но ты потрудился на славу. Подводы, фургоны – это очень важно, – добавил он, повернувшись к Торвалу. – Если армия кормится за счет страны, по которой идет, она ест то, что сможет раздобыть в пути. Или голодает, если ничего не раздобудет...
Торвал и глазом не моргнул, услышав про Шончан в Эбу Дар. Если это известие достигло Черной Башни, то почему Таим ни словом о нем не упомянул? Ранд надеялся, что его улыбка не похожа на звериный оскал.
– Гораздо труднее организовать обозы с провиантом, но Шончан поступают именно так. Они знают, где брать фураж для скота и бобы для солдат. Шончан во всем любят порядок, – заключил Ранд.
Переворошив карты и найдя нужную, он развернул ее на столе, придавив, чтобы не сворачивалась, один край мечом, а другой – Драконовым Скипетром. Между Иллианом и Эбу Дар тянулось изрезанное гористое побережье с кружками рыбацких селений и маленьких городков. Шончан всюду устанавливали порядок. Эбу Дар попал в их руки едва ли неделю назад, но доверенные люди купцов уже писали о идущем полным ходом восстановлении повреждений, нанесенных городу при захвате, о лечебницах для больных, о еде и работе, которую предоставляют всем неимущим, включая беженцев из охваченных волнениями земель. Окрестности патрулировались, так что разбойников не приходилось опасаться не только днем, но и ночью. Торговля поощрялась, но контрабанду свели до тоненькой струйки, да и та грозила иссякнуть. Последнее обстоятельство почему-то чрезвычайно печалило безупречно честных, законопослушных иллианских купцов. Так что же Шончан организуют сейчас?
Все собрались вокруг стола, где Ранд разглядывал карту. Дороги, тянувшиеся вдоль самого побережья, были узкими – двум телегам не разъехаться, – и по существу представляли собой обыкновенные тропы. Широкие торговые тракты пролегали в глубине страны, подальше от Моря Штормов, через более удобную местность.
– Оседлав горы, можно легко перекрыть эти внутренние дороги для чужаков, – указал Ранд, – или сделать их безопасными для себя, как городские улицы. Ты прав, Морр. Они идут в Иллиан.
Опершись кулаками о столешницу, Торвал смотрел на Морра, юнца, который оказался прав, тогда как он ошибался. Возможно, в его глазах это тяжкое преступление.
– Даже так, – угрюмо промолвил он, – пройдут месяцы, прежде чем они смогут потревожить вас здесь. Да и в чем угроза? Достаточно разместить в Иллиане сотню, даже полсотни Аша’манов, и любая армия будет уничтожена прежде, чем первый солдат пересечет дамбы.
– Сомневаюсь, что армию с дамани будет так же легко уничтожить, как айильцев, бросившихся в атаку и застигнутых врасплох, – тихо сказал Ранд, и Торвал оцепенел. – К тому же я намерен защищать весь Иллиан, а не только город.
Не обращая внимания на Торвала, Ранд водил пальцем по карте. Между Мысом Арран и городом лежало сто лиг воды – Бездна Кабал, где, как рассказывали иллианские капитаны, их самые длинные лоты не доставали до дна дальше мили от берега. При северном ветре валы высотой в пятнадцать шагов переворачивали корабли и с неистовой силой обрушивались на побережье, а нынешняя погода грозила сделать плавание еще опаснее. Чтобы достичь города в обход Бездны даже кратчайшим путем, следовало преодолеть две сотни лиг, но до иллианской границы Шончан, выступив от Мыса Арран, могли добраться за две недели, даже принимая во внимание дожди и распутицу. Если не быстрее. Предпочтительнее сражаться в том месте, которое выберет он, а не они. Ноготь Ранда прочертил линию вдоль южного побережья Алтары и вдоль хребта Венир, до того места, где близ Эбу Дар горы понижались, превращаясь в гряду холмов. Где пятьсот человек, где тысяча. Тонкая нитка бус, протянувшаяся вдоль гор. Быстрый удар может заставить Шончан откатиться назад к Эбу Дар, даже загнать их туда, прежде чем они сообразят, что происходит. Или...
– Есть кое-что еще, – внезапно промолвил Морр и снова зачастил. – Там ходили толки о каком-то оружии Айз Седай. Я побывал на месте, где оно было пущено в ход, в нескольких милях от города. Земля начисто выжжена на три сотни шагов в окружности, а дальше погорели сады. Песок оплавился. И саидин там была хуже, чем где бы то ни было.
– Выжженная земля, ну и что? – воскликнул Торвал, махнув рукой. – Это могли сделать Айз Седай, оказавшиеся близ города, когда он пал. Могли сделать сами Шончан. Одна сестра с ангриалом могла...
– Что ты имеешь в виду, говоря, что саидин там хуже? – прервав Торвала, спросил Ранд. Дашива подался вперед, но Ранд отстранил его. – Что ты имеешь в виду, Морр? – повторил он.
Юноша стоял, стиснув зубы, палец его скользил вверх и вниз по рукояти меча. На лбу проступил пот. Казалось, его сердце вот-вот выскочит из груди.
– Саидин была... странной, – хрипло произнес юный Аша’ман и отрывисто зачастил: – На том месте... хуже всего... Я... я... чувствовал это в воздухе, но... но странно всюду... всюду близ Эбу Дар. Мне приходилось... бороться. Да, бороться, но не так, как всегда. По-другому. Как будто саидин... живая. Иногда она... не делала, что я хотел. Иногда... делала что-то другое. Так было! Я не сошел с ума. Так было!
Стена шатра содрогнулась под сильным порывом ветра, и Морр умолк. Наришма качнул головой, звякнули колокольчики, и повисла тишина.
– Это невозможно, – едва слышно произнес Дашива. – Невозможно!
– Кому ведомо, что возможно, а что нет? – промолвил Ранд. – Во всяком случае, не мне. Может, тебе? – Дашива удивленно поднял глаза, но Ранд уже повернулся к Морру. – Не бойся, – промолвил он. Не ласково, на это его бы не хватило, но, как он надеялся, ободряюще. Он их сотворил, он за них в ответе. – Не бойся, ты будешь со мной до Последней Битвы. Я обещаю.
Юноша кивнул, провел ладонью по лбу, словно удивившись выступившему поту, но смотрел он на Торвала, который словно окаменел. Знал ли Морр про вино? То была милость. Маленькая, горькая милость.
Ранд взял со стола письмо Таима, сложил и засунул в карман. Один из пятидесяти уже обезумел, и таких будет еще больше. Кто следующий? Морр? Дашива, видимо, уже близок к этому. Подозрение вызывали и отрешенный взгляд Хопвила, и даже привычное спокойствие Наришмы. Сойти с ума – вовсе не обязательно кричать про пауков под кожей. Однажды, там, где ответ мог быть только правдивым, он спросил, как очистить саидин от порчи. И получил в ответ загадку. Герид Фил говорил, что она связана с «глубинными принципами как высшей, так и натуральной философии», но он не видит способа применить их на практике. Возможно, его убили потому, что он приблизился к разгадке? Ранд имел намек на ответ – во всяком случае, думал, что имеет, – но то была лишь смутная догадка, опасная, даже окажись она верной. Намеки и догадки – это еще не решение, однако следовало что-то предпринимать. Если порчу не устранить, мир может быть разрушен безумцами еще до Тармон Гай’дон. Что надлежит сделать, должно быть сделано.
– Это было бы чудесно, – почти прошептал Торвал, – но как может кто-либо, кроме Творца или... – Он осекся.
Ранд даже не заметил, что, по-видимому, размышлял вслух. Глаза Наришмы и Хопвила словно принадлежали одному человеку, они светились нежданно обретенной надеждой. Дашива выглядел ошеломленным. Ранд надеялся, что не сказал слишком много. Кое-что нужно хранить в тайне. Включая и следующий шаг.
Короткий приказ, и Хопвил уже бежал к своему коню, чтобы скакать на кряж с распоряжениями для знати, Морр с Дашивой отправились на поиски Флинна и других Аша’манов, а Торвал вышел из шатра, намереваясь Переместиться в Черную Башню с указаниями для Таима. Остался только Наришма. Размышляя о Шончан, Айз Седай и их новом оружии, Ранд отослал и его, снабдив тщательными инструкциями, которые заставили молодого человека поджать губы.
– Никому ни слова, – промолвил Ранд напоследок. Промолвил мягко, но при этом крепко держал Наришму за рукав. – Не подведи меня.
– Не подведу, – заверил Наришма, глядя на него немигающими глазами и, отдав быстрый салют, вышел вслед за другими.
Опасно, послышался шепот в голове Ранда. О да, очень опасно, может быть, слишком опасно. Но это может сработать, может. В любом случае ты должен сейчас же убить Торвала. Должен.
Вейрамон втиснулся в шатер, оттерев в сторону Грегорина и Толмерана, проталкиваясь между Росаной и Семарадридом. Все они спешили доложить Ранду, что люди на холмах пришли в конце концов к мудрому решению. Ранд смеялся, хотя по щекам его текли слезы. Льюс Тэрин вернулся. Или же он на самом деле сошел с ума. В любом случае, было от чего рассмеяться.